Текст книги "Роковая награда"
Автор книги: Игорь Пресняков
Жанр: Историческая фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
Игорь ПРЕСНЯКОВ
РОКОВАЯ НАГРАДА
Глава I
Поезд остановился, и в открытые двери вагона ворвался шум вокзала.
Андрей посмотрел на часы – литерный прибыл вовремя. Он застегнул верхнюю пуговицу кителя и поднялся.
В купе вошел пожилой подтянутый проводник:
– Конечная станция! Давайте-ка, товарищ, я вам помогу.
Андрей кивнул.
С трудом поднимая огромный чемодан, проводник беспомощно поглядел на походный сундучок.
– Не беспокойтесь, – перехватил его взгляд Андрей, – с этим я справлюсь сам.
На перроне он пожал проводнику сухую крепкую ладонь и поблагодарил. «Сунуть ему монету? Не стоит, железнодорожник, похоже, сознательный, не шкурник какой-нибудь», – подумал Андрей.
Рядом вырос бородатый носильщик со сверкающей бляхой на белом переднике. Взглядом знатока окинул хромовые сапоги, заметил и орден Красного Знамени. Тут же сделав унтер-офицерские глаза, гаркнул:
– Куда прикажете, товарищ?
– К извозчику.
На вокзале – обыкновенная суета: потоки пассажиров, зазывалы-лоточники, темные личности в надвинутых на глаза кепи, и юркие беспризорники в фантастических одеждах. Там и сям – ошарашенные сутолокой крестьяне. Мерной походкой разрезали людское море милиционеры.
Андрей старался не упустить из виду своего вожатого. Тот, нагруженный вещами, привычно пробивался сквозь толпу:
– Дорогу! Дорогу, граждане-товарищи-трудящиеся!
Наконец вышли на площадь, забитую до отказа ломовиками и лихачами. Изредка попадались крестьянские подводы и автомобили. Пахло свежим навозом и пирогами (очевидно, рядом была пекарня).
Носильщик остановился возле рыжего рысака, впряженного в свежевыкрашенную пролетку. На козлах восседал усатый молодец в заломленном на ухо картузе.
– Доброго здоровьичка, товарищ комиссар! – поприветствовал Андрея извозчик, спрыгивая на землю и принимаясь за вещи. – Куда поедем? Много не запрошу: комиссарам нынче – по льготной цене.
Андрей расплатился с носильщиком, уселся в экипаж и, усмехнувшись, спросил:
– Так уж комиссар?
– Да, чай, не нэпман! Орден у вас – похлеще мандата будет, ясное дело – комиссар, – взбираясь на облучок, рассмеялся извозчик. – Френч опять же аглицкий, я их на деникинцах видал. Сейчас такового покроя не найти… Н-но! Пошел, кормилец!.. Издалека прибыли?
– Бойкий ты мужик, – Андрей глядел в его голубую бумазейную спину. – Отвези меня в гостиницу, поближе к центру, в недорогую, но и не дрянную.
– Сделаем, дорогой товарищ, в ажуре. Апартаменты вам предоставим сносные и без клопов.
* * *
Пролетка выехала на привокзальную площадь. Экипажи и автомобили двигались по кругу, огибая небольшую часовню с барельефом над входом. Андрей с интересом разглядывал лепнину, на которой были изображены русские солдаты, попиравшие ногами огромный полумесяц. Пониже барельефа помещалась надпись: «Свhтлой памяти губернскихъ ополченцевъ, погибшихъ в турецкой кампанiи 1877—1878 гг.»
«Хорошо еще этих не тронули, не соскоблили вместе с часовенкой», – подумал Андрей. Вспомнился смотр войск зимой девятнадцатого. Застывшие на плацу полки укутывал непрерывно идущий снег – точно благословляя белое воинство на последний бой. Вдоль строя медленно шел адмирал Колчак: с бледным, будто выбитым из мрамора лицом – уже обреченный герой…
Извозчик подстегнул рысака и повернул на узенькую улицу, мощенную позеленевшим от времени булыжником. Движение здесь было оживленным. То и дело случались заторы. Возница Андрея тем не менее оказался весьма ловким и лихо обгонял телеги с поклажей и даже нерасторопные автомобили.
По обе стороны высились обшарпанные здания с давно не мытыми окнами.
– Скажи-ка, милейший! – возобновил разговор Андрей. – Что это за строения?
– Эн-то? – лихач ткнул кнутовищем влево. – Депо. А справа – завод «Красный ленинец», бывший «Бехметьев металлургический».
– Ты, братец, рассказывай о своем городе, я в долгу не останусь, – предложил Андрей.
Извозчик заметно оживился:
– С удовольствием, дорогой товарищ!.. М-м.
К примеру, улица эта завсегда в народе звалась Свинячьей, хотя властями именовалась Привокзальным трактом. Сейчас – Рабочая улица. Так вот, грязи, скажу я вам, тут было – во! – Возница провел большим пальцем по горлу. – По весне такого намесят! Аж лошади тонут.
– Эка ты, братец, хватил! – рассмеялся Андрей.
– Да чтоб мне сдохнуть, – заверил извозчик. – У съезда-то с Каменного моста в распутицу – трясина, прямо как на болоте. Года три назад там лошадь и потонула. Власти, конечно, субботник организовали, согнали активистов с тачками да лопатами.
Пролетка проехала каменный мост, и дорогу обступили безликие фабричные бараки. Во дворах – разноцветные бельевые паруса и детвора.
Извозчик продолжал рассказ:
– Мост, что перевалили, и есть Каменный. За ним – слобода, рабочий квартал, прямо – Старая застава, посад и городской базар. Налево дорога идет к реке, там – порт и пристань.
Мимо проплывали мещанские домики посада – деревянные и кирпичные, с глухими заборами и зелеными палисадами. Тротуарных панелей на посаде не было – прохожие брели по пыльной обочине. Водопровода, похоже, тоже не знали – хозяйки толпились у колодцев. С гиканьем проносились стайки босоногих мальчишек. Кое-где из открытых окон гнусавил граммофон. Там и сям торчали над заборами голубятни. Откуда-то возникла баба с ведром и без церемоний выплеснула под колеса пролетки густые помои.
Улица стала шире, показались церковные купола за монастырской стеной. У ворот обители шумел рынок.
– Во, базар! – объявил извозчик и потянул носом. – Ворочается, муравейник-то!
Вокруг островков прилавков, будок и возов бурлило и перекатывалось людское море. Все было заставлено разного рода трактирами, закусочными и харчевнями под открытым небом. Приграничным валом возвышались безобразные кучи мусора.
– А сейчас мы вкатимся аккурат на Губернскую, нынче Советскую улицу, – пояснил возница.
Колеса застучали по булыжной мостовой, показались добротные купеческие особнячки и общественные здания.
– Вона Госбанк, а супротив него – Совет, бывшее Земское собрание, – продолжал экскурс лихач. Размерами и колоннадой банк напомнил Андрею питерскую Биржу.
Здесь пришлось пропустить трамвай – рельсы пересекали дорогу. В двух вагонах – страдающие от тесноты люди с воздетыми к поручням руками.
Поскрипывая рессорами и покачиваясь, пролетка переехала линию и покатила вдоль длинных одноэтажных рядов с многочисленными арочками. Под каждой – вход в лавку, над дверями – аляповатые вывески: «Хомуты», «Гардеробы на любой вкус», «Скобяные товары», «Москательня», «Мука и крупы».
– Нерытьевские магазины,– объяснил извозчик. – Почитай, лет сто торгуют. Зажиточная семья…
Народ у рядов переходил от арочки к арочке, от лавки к лавке, прикидывая, где бы не обидно оставить красненькие советские червонцы.
– …Обедали они, Нерытьевы-то, завсегда в «Лондоне», лучшей ресторации. А вон она, за углом виднеется!.. Справа – театра старая, через три дома, в особняке бывшего градоначальства – Губком.
Несомненно, театр был творением земщины шестидесятых годов прошлого века – низенький, с забавными полукружиями фронтона, типично провинциальный.
Выше магазинов, выше вывесок и рекламы, где-то между окон верхних этажей – власть кумача. Различные лозунги напоминали, что это все же Советская Россия.
Над парадными учреждений – портреты, – в основном Ленина и Троцкого, попадались и незнакомые, очевидно местных вождей.
Незаметно строения расступились – и открылось обширное пространство с постаментом без памятника на нем.
– Главная площадь! – оповестил извозчик.
– Кого убрали? – спросил Андрей.
– С камня-то? Императора Александра, который Освободителем был. Скоро, говорят, Ленина поставят. Как зимою преставился вождь, так власти и решили его изваять и сюда водрузить, завместо старого царя. Прости, Господи! – лихач перекрестился на храм без креста в глубине площади.
У собора – традиционные старушки-монашки, как символ бренности всех социальных перемен. Наверное, они так же не удивлялись шествию по городу ватаги Ивана Болотникова лет триста назад, как не удивились и недавнему маршу бравых красноармейских эскадронов.
На перекрестках Андрей читал обновленные названия улиц. Ах, любой город имеет улицы Ленина, Рыкова и Маркса! Большевики – признанные знатоки переименований, – у улиц не должно быть случайных названий. Желательно, чтобы у улицы было лицо. И не какое-нибудь, а знаменитое и ответственное за судьбы народа и, конечно, за эту маленькую улицу тоже. Логично! Привычные Каретные переулки, Живодерные тупики и Зеленые вражки теперь получили персональных патронов.
Пролетка повернула на некую Красногвардейскую, проехала сажен полтораста и остановилась у чистенького двухэтажного домика с крохотными балкончиками. Над парадным синими буквами возвещалось: «Гостиница товарищества Барановых».
– Приехали, – объявил извозчик. – Изволите осмотреть апартаменты?
Андрей вышел из пролетки:
– Пойдем, посмотрим твои апартаменты.
* * *
За гостиничной конторкой их встретил хозяин – полноватый человек в поддевке, лет сорока пяти.
«Бороду бы ему на расчес да проборчик – вылитый купчина», – подумал Андрей.
– Мое почтенье, Василья Палыч! – приветствовал хозяина извозчик. – Вот, постояльца привез, благоволите!
– Здравствуй, Терентий, – улыбчиво поклонился Василий Павлович и посмотрел на прибывшего. – Номерочек?
– Хотелось бы взглянуть, – кивнул Андрей.
– Извольте, товарищ, на втором этаже – лучшие комнаты. Прошу!
Номер оказался вполне приличный, однако и стоил полтора рубля.
Поблагодарив извозчика за экскурсию, Андрей выделил ему полтинник. Возница поклонился и отправился восвояси.
Андрей вернулся к конторке для регистрации. Покуда Василий Павлович старательно переписывал из документов анкетные данные, Андрей раздумывал о том, что бы ему предпринять дальше. Наконец поинтересовался, есть ли в гостинице телефон.
– Непременно. Пожалуйста! – оторвался от записей хозяин и вытащил из стола английский аппарат с золочеными рожками.
– Мне надобно позвонить в приемную губисполкома. Можете дать номер? – спросил Андрей.
– Попытаюсь. Момент!
Хозяин пошарил в ящике стола и извлек телефонную книгу серенького цвета.
– Губ-ис-пол-ком… – бормотал Василий Павлович, перелистывая страницы. – Так! Есть приемная, извольте.
Андрей проследил за его пальцем и снял трубку:
– Барышня, два-одиннадцать, будьте любезны.
В трубке заскрипело, и молодой голос отчеканил:
– Помощник предгубисполкома Свищов слушает!
Глубоко вздохнув, Андрей твердо произнес:
– Говорит комэск Рябинин. Я прибыл из Забайкалья, с китайской границы. Необходимо встретиться с товарищем предгубисполкома. Как мне оформить пропуск?
Андрей решил, что начал неплохо. На другом конце провода помолчали.
– С границы?.. – проговорил наконец голос. – Вы сегодня хотели бы увидеться с товарищем Платоновым?
– Да.
Трубка размышляла:
– На сегодня запланировано много дел. Могу найти вам пять минут перед хозактивом. На без десяти три вас устроит?
– Вполне.
– Повторите вашу фамилию.
– Рябинин Андрей Николаевич.
– Принято! Получите разрешение в «Пропускном отделе» и, прошу вас, – не опаздывайте!
Трубка щелкнула и зазвенела короткими гудками.
Андрей посмотрел на часы – до встречи с предгубисполкома оставалось почти два часа. Было время не спеша пообедать.
Глава II
Губисполком располагался во внушительном сером здании бывшего Дворянского собрания на Главной площади. У парадного подъезда – десяток автомобилей, пара мотоциклеток и вереница экипажей. Разомлевший на майском солнцепеке милиционер прохаживался по тротуару. Заметив человека в военной форме с боевым орденом, он подобрался и отдал честь.
В полутемном прохладном вестибюле Андрей без труда отыскал табличку «Пропускной отдел» и подошел к зарешеченному окну.
За полукруглым проемом – молоденькая круглолицая девушка: подстриженные по последней моде волосы, темно-синее суконное платье, похожее на платье гимназисток, и КИМовский значок на груди.
– Мне заказан пропуск к товарищу Платонову, – сказал Андрей и протянул документы.
Девушка взглянула на фамилию, проверила свои записи и вернула документ вместе с пропуском:
– Приемная на втором этаже. Найдете Свищова, он проводит к товарищу предгубисполкома.
У широкой мраморной лестницы Андрей предъявил пропуск красноармейцу с винтовкой и начал подниматься на второй этаж.
Лестница напоминала о монументальности архитектурного стиля былой эпохи и наплевательском отношении к этой монументальности и стилю во времена новые. Гордый и величественный когда-то мрамор имел жалкий вид по причине крайней загрязненности.
Отыскать приемную не составило труда – в нее вели распахнутые настежь двери красного дерева.
В огромной комнате стоял подобающий стол, за которым сидел худощавый молодой человек в светлом клетчатом костюме. Вид он имел деловитый, на лице – излишнее усердие. Молодой человек то и дело отвечал на звонки четырех телефонных аппаратов, делал записи в конторской книге и давал указания машинисткам и рассыльным. Машинистки стучали на расхлябанных «Ундервудах» и, казалось, не обращали внимания на распоряжения молодого человека. Рассыльные, ожидавшие приказа на кожаных диванах, получив указание, вскакивали и уносились прочь. Кроме того, в приемной находилось еще несколько посетителей, обреченно сидевших на стульях и в креслах. Они то и дело бросали усталые взгляды на плотно прикрытую дверь справа от молодого человека, где на куске картона красными буквами было выведено:
Предгубисполкома
тов. Платонов Н.И.
Андрей приблизился к столу «повелителя приемной», дождался, когда очередная телефонная трубка опустится на рычаги, и строго спросил:
– Товарищ Свищов?
Молодой человек поднял на Андрея скорбные светло-зеленые глаза, перевел их на орден Красного Знамени и участливо ответил:
– Да?
– Я телефонировал вам часа два назад. Моя фамилия Рябинин.
Свищов углубился в гроссбух.
– Есть Рябинин! Записаны на четырнадцать пятьдесят пять. Подождите.
Он сорвался с места и исчез за заветной дверью. Появившись через минуту, Свищов оповестил:
– Заходите – не более пяти минут!
* * *
В просторном кабинете, за двухтумбовым бегемотоподобным столом Андрея ждал предгубисполкома Платонов – лысоватый человек средних лет, в белой летней гимнастерке.
Андрей щелкнул каблуками, отдал честь и отрапортовал:
– Командир эскадрона Рябинин, прибыл в ваше распоряжение.
Платонов в удивлении поднял брови. Андрей подошел к столу, достал из кармана пачку документов и положил их перед председателем губисполкома. Внимательно рассмотрев каждую бумагу, Платонов проговорил:
– Та-ак! Следовательно, вы командовали эскадроном, награждены орденом, уволены медкомиссией из армии по ранению и направлены к нам… Хм. А я-то думал – у вас деловая командировка…
Платонов помолчал.
– Прошу прощения за то, что оторвал вас от забот по личному делу, – немного смутился Андрей.
– Почему же! – усмехнулся Платонов. – Сразу видно напористого кавалериста! В нашей стране пока безработица, мест не хватает, но вы – орденоносец… – он заглянул в бумаги, – … комсомолец с восемнадцатого года. Опять же, рекомендация командарма Блюхера имеется… Только почему наш город?
– Видите ли, все мои родственники погибли в гражданскую, здесь проживала тетка, сестра матери; думал, найду, но и о ней, как оказалось, нет вестей, – пояснил Андрей.
Председатель покивал головой:
– Да-а, нелегко складываются судьбы… А что за ранение у вас? Тяжелое?
– Получил ранение головы в бою на границе. Но работать смогу.
Платонов полистал документы:
– Что сказать? Опытных, преданных партии кадров не хватает. Дел невпроворот – индустрию поднимать нужно… Как вы отнесетесь к идее – послать вас командовать одним из цехов машиностроительного комбината?
– Что ж? Будет указание – попробую.
Платонов поднялся из-за стола и подошел к Андрею:
– Мы возрождаем завод «Красный ленинец», у них там нет начальника столярного производства. Рискнете?
– Так точно.
– Вот это по-большевистски! – обрадовался Платонов. – Сейчас же на хозактиве согласую ваше назначение с Трофимовым – это директор завода.
«„По-большевистски!“ Достойный белогвардейского офицера комплимент!» – подумал Андрей.
Предгубисполкома обратился к телефону, поднял трубку и приказал:
– Свищов! Выпиши-ка мандат на имя Рябинина Андрея Николаевича о назначении его начальником столярного цеха к Трофимову, да, на «Красный ленинец», – он оторвался от трубки. – Вы где остановились?
– В гостинице.
– Нэпманскую мошну пополняете? Не дело! Свищов! Отпиши Лаптеву, пусть подыщет товарищу Рябинину квартиру, и – срочно!.. Да, я иду на хозактив, а ты с Рябининым – на завод, покажешь там, что и как, с людьми познакомишь. А за себя Миронову оставь, давай! – Платонов повесил трубку. – Свищов все организует, он парень шустрый. Вечером познакомитесь с Трофимовым – дельный мужик, из старых партийцев.
Он подал Андрею руку:
– Удачи, Рябинин! Придет время – спросим об успехах.
* * *
Свищов и вправду оказался шустрым малым – молниеносно оформил бумаги и отдал распоряжение насчет квартиры.
– Теперь идемте на завод, – объявил он, натягивая картуз.
Они вышли из здания и направились вниз по Губернской. По улице двигался поток совработников – мужчин в толстовках с портфелями в руках и строго одетых женщин с папками под мышкой. Они спешили по делам службы – на собрания, заседания, в комиссии и на встречи с начальством. Они пребывали в привычном, вполне рабочем настроении: на ходу перебрасывались фразами со знакомыми, закусывали бутербродами и покупали у мальчишек-разносчиков газеты.
Устроенные, знающие свое место люди… Андрей подумал, что и у него жизнь налаживается – получена работа, обещали дать квартиру. На душе стало радостно, он улыбнулся и ускорил шаг.
Подобное настроение было летом шестнадцатого, перед отправкой на фронт.
…Последнее лето и последние радости. Новенькая форма, хрустящая пахучая портупея. Уголком глаза видится сверкающая звездочка на золотом погоне.
А в голове еще шумит после выпускной юнкерской попойки… Эх, какое горделивое светлое счастье распирало грудь! Впереди – сражения и подвиги во имя Отечества, славная победа (а как же иначе?), мундир в орденах и карьера!..
Кстати, о мундире. Поначалу грубый фельдфебель повалил его, своего командира, в грязную воронку и, тыча пальцем в заляпанный китель, кричал: «Снарядам и пулям, ваш-бродие, кланяться не зазорно!»; а года полтора спустя он сам швырнул в канаву зеленые, пропахшие порохом боевые погоны. Снарядам и пулям он теперь не кланялся – поклониться пришлось его величеству народу русскому…
Свищов отвлек Андрея от воспоминаний:
– Вы не устали с дороги, товарищ Рябинин? Можно поехать на трамвае.
Андрей посмотрел на серьезное, но простодушное лицо Свищова, на конопатый нос и выбивающиеся из-под картуза рыжеватые пряди.
– Свищов, вас как зовут?
– Коля, Николай.
– Вот что, Коля, давай-ка на «ты». Зови меня Андреем. А на трамвае мы не поедем – пойдем пешком, погода сегодня чудная, да и трамваи у вас в городе слишком переполнены, я видел.
Свищов улыбнулся и кивнул:
– Пешком так пешком, товарищ Андрей! Трамваи у нас, точно, битком набиты, мало у нас пока трамваев. Скоро будет побольше – принято постановление о покупке целых трех штук!
– Коля, расскажи лучше о заводе «Красный ленинец», – прервал его Рябинин.
Свищов запальчиво взмахнул рукой:
– О-о! «Ленинец» – это флагман!
– Флагман?
– Ну, флагман индустрии, самый большой завод в городе. На нем до революции, почитай, человек пятьсот работало. Там была большая разруха, запустение, многое оборудование разграбили во время войны. Но работа возобновилась, начали восстановление. Партсекретарь, товарищ Михеев, – крепкий большевик. Как начнет говорить – заслушаешься! Он был делегатом Восьмого съезда партии, встречался с Лениным! Комса [1]1
Комса – разговорное название комсомольцев в 20-е годы.
[Закрыть] тоже на «Ленинце» мощная – пятьдесят человек. Рулит ячейкой Санька Самыгин, ох, веселый парень, фронтовик, воевал с Врангелем. Девчонок на заводе мало – ячейка мужицкая. Тебе там хорошо будет. Они недавно знаешь, какой диспут с оппозицией устроили? Сражение! Ванька Лабутный как вышел, как начал троцкистов клеймить! И все ленинскими цитатами по памяти! Они – слово, а он – цитату; они опять за свое, а Ванька их цитатой – хрясь! Вот голова, не смотри, что только вчера читать научился. Зато в школе политграмоты был лучшим…
Андрей обреченно поглядывал по сторонам. Дослушав про Лабутного, быстро спросил:
– Коля, нам далеко еще?
– Пришли уже, сейчас срежем по улице товарища Луцкого, пять минут – и на заводе! – поспешил заверить Свищов.
– Кто такой Луцкий? – поинтересовался Рябинин.
– О-о! Товарищ Луцкий – наш секретарь губкома. В гражданскую…
Вполуха слушая рассказ Свищова, Андрей вспомнил, что где-то читал о Луцком.
Они перешли Каменный мост и свернули налево, в сторону мрачных бараков. Одно из строений носило следы недавнего пожара. Рябинин прервал монолог «о товарище Луцком»:
– Коля, давно пожар случился?
Свищов забыл о секретаре губкома и ответил:
– Намедни. У жиганов [2]2
Жиганы (жарг.) – бандиты.
[Закрыть] в этом доме склад награбленного был. Как выследили их угрозыск и ГПУ, налетчики и давай стрелять, не захотели добром сдаться. И уж не знаю как, но только загорелся дом во время перестрелки. Так все вещички и сгорели.
– А люди?
– Какие люди? Жиганье? Поубивали их чекисты.
Они помолчали. Глядя на пепелище, Андрей спросил:
– Много бандитов в городе?
– Хватает, – вздохнул Свищов. – И налетчиков, и воров, и жулья всякого предостаточно.
Впереди показались металлические ворота с вывеской:
МАШИНОСТРОИТЕЛЬНЫЙ ЗАВОД
«КРАСНЫЙ ЛЕНИНЕЦ»
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?