Электронная библиотека » Игорь Пресняков » » онлайн чтение - страница 6

Текст книги "Роковая награда"


  • Текст добавлен: 4 ноября 2013, 16:47


Автор книги: Игорь Пресняков


Жанр: Историческая фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Глава XII

Минут за пятнадцать до конца рабочего дня в кабинет Рябинина постучали. В ответ на его разрешающий возглас в проем протиснулся пожилой человек в черном костюме. В руке – тонкая трость, на голове – буржуазный котелок.

– Личность мою припоминаете, уважаемый товарищ? – улыбнулся посетитель. – Шульц я, Иван Михайлович, биржевой маклер. Мы в порту встречались.

– Проходите, – кивнул Андрей.

– Накладные бы подмахнуть, товарищ Рябинин, – пояснил Шульц и выложил на стол бумаги.

Андрей просмотрел их и подписал. Шульц между тем не торопился уходить.

– У меня еще один вопросик.

– Слушаю.

– Знаете ли, вы изволили высказаться за разрыв отношений с нашей биржей, содействовали отстранению от дел Невзорова. Осмелюсь спросить: не чересчур ли скоропалительное решение? Предлагаю обсудить проблему. Уверен, что придем к компромиссу, – Шульц поглядывал укоризненно, но вместе с тем почти по-отечески.

Андрей холодно посмотрел в его добрые хитрые глаза.

– Решения останутся в силе, – после минутной паузы проговорил он. – Мы разрываем отношения и с биржей, и с артелью «Освобожденный труд». К тому же дирекцией создана комиссия по расследованию деятельности Невзорова, и, я думаю, он не удержится в должности.

– Да бог с ним, с Невзоровым! – махнул рукой Шульц. – Раз виноват – судите. Речь не о нем, – о вас. Я слышал, директор поддержал вашу инициативу, и впредь лично вы будете заключать договоры с поставщиками и подрядчиками. Плевать на «Освобожденный труд», на это крестьянское жулье! Но мы-то, мы – надежные партнеры, честные деловые люди! Ведь цех может поддерживать выгодное сотрудничество с нашей биржей…

– Выгодное для кого? – жестко спросил Андрей.

– Для всех! – широко улыбнулся Шульц. – Цех будет обеспечен сырьем, а мы благодарны вам.

– Я сам найду поставщиков, – покачал головой Рябинин.

– Не горячитесь, а послушайте, – понизил голос Шульц. – Что вы имеете на «Ленинце»? Вы молоды, но уже потеряли здоровье на фронтах; карьера в армии завершилась, на заводе перспективы туманные… Необходимо устраивать личную жизнь, а что вам дали? Семьдесят рублей зарплаты? Немало, но и немного. Мы предлагаем вам дружбу сильнейшей биржи в губернии! Вы станете нашим партнером с окладом, скажем… в двести рублей!

Рябинин поднялся:

– Я понял вас. Извольте выйти вон.

– Как, простите? – Шульц повернул ухо в сторону Андрея.

– Подите прочь, гражданин.

– Вы отказываетесь бесповоротно? – серьезно переспросил маклер.

– Окончательно.

* * *

Андрей закрыл папки и поставил их в шкаф. Дела были завершены, предстояли первые выходные.

Дверь неслышно отворилась – на пороге стояла улыбающаяся Виракова.

– Ну, здравствуй! А я жду-поджидаю – ты не заходишь, решила вот сама забежать, – проворковала она.

– Привет, Надя… Дела, заботы. Некогда, – развел руками Рябинин.

– Слыхали про твои дела. Лихо в порту разобрался! – запальчиво произнесла Виракова.

Андрей почесал затылок карандашом:

– М-да, погорячился…

– Вечерок как думаешь провести? – дыхание ее было горячим. Андрей повернулся к столу и опустил карандаш в металлический стаканчик.

– Лягу пораньше, почитаю прессу. Устал, – ответил он.

– Может, погуляем, сходим на танцы? – Виракова искала его глаза.

Рябинин пожал плечами.

– Видишь ли, я сказала родителям, что пойду на танцы и заночую у подруги. Всю ноченьку буду свободная, – ласково пояснила Надежда.

«Прицепилась-таки! Сам виноват – не нужно было привечать. Что теперь с ней поделаешь?» – размышлял Андрей.

– Давай, Надюша, вот как поступим: ты отправляйся на танцы, повеселись на славу, а потом приходи ко мне. Когда танцы заканчиваются?

– В десять.

– Вот и приходи после десяти! Договорились? – улыбнулся Андрей.

Виракова похлопала ресницами, чмокнула его в щеку и, бросив «До встречи!», убежала.

«Кто знает, как там сложится? Может, и не придет… А ежели придет – невелика беда, сама напросилась… Посмотреть, так девка она горячая, соблазнительная».

* * *

В девять вечера в завалящих «Номерах Привалова», что недалеко от порта, за столом сидели два человека. Один был Фрол, другой – наглого вида фиксатый[15]15
  «Фиксатый» – т. е. с «фиксой», вставным зубом (жарг.).


[Закрыть]
тип, облаченный в песочного цвета пиджак и черную рубашку. Говорил фиксатый четко выговаривая слова и гримасничая, отчего лицо его, и без того неприятное, принимало еще более мерзкое выражение:

– Пошел слушок, будто ваша чистоплюйская кодла хочет притянуть нас к ответу? Зря стараетесь! Я – жиган авторитетный, а что ваш Гимназист? Долдоните который год: «Гимназист! Гимназист!» А где он хоть нарисовался-то? «Иваном» понтуется, а может, его и нет, такого урки? Представьте его на сходняк, там ему влику и устроим, нутро пощупаем, чтобы кажный знал: есть такой жиган! [16]16
  «Пошёл слушок, будто ваша чистоплюйская банда хочет привлечь нас к ответу? Зря стараетесь! Я – преступник авторитетный, а что ваш Гимназист? Твердите который год: „Гимназист! Гимназист!“ А кто его видел-то? Представляет себя главарем, скрывающим имя, а может, его и нет, такого уголовника? Устройте свидание, там, лицом к лицу, его и распознаем, чтобы каждый знал: есть такой налетчик!»


[Закрыть]

– Пахан [17]17
  Пахан (жарг.) – уголовник, хорошо знающий обычаи и пользующийся авторитетом в преступной среде. В ряде случаев пахан разрешал конфликты, содержал общую кассу. Нередко пахан – главарь крупной и весомой группировки.


[Закрыть]
его знает, – глядя в пол, лениво отозвался Фрол.

– Плевал я на пахана! Что с ним за сила? – нетерпеливо махнул рукой фиксатый.

– Не уважаешь ты Закон [18]18
  Закон (жарг.) – совокупность обычаев, нравов, традиций преступной среды, соблюдение которых являлось обязательным для всех, считающих себя «урками». Сложился в годы гражданской войны под влиянием главарей банд из дворянско-буржуазной среды, стремившихся полностью подчинить себе рядовых членов преступных группировок.


[Закрыть]
, Осадчий, – покачал головой Фрол.

– Я сам себе Закон и пахан, – сквозь зубы процедил Осадчий.

Помолчав с минуту, он подвинулся ближе к Фролу и спросил:

– Федя, ты уркаган [19]19
  Уркаган (жарг.) – уважаемый преступник, часто – главарь.


[Закрыть]
законный [20]20
  Законный (жарг.) – авторитетный, известный.


[Закрыть]
, царской закваски, скажи: как ты мог встать под граковатого [21]21
  Граковатый (жарг.) – здесь: никому не известный.


[Закрыть]
бондаря? [22]22
  Бондарь (жарг.) – так в царской России именовали главарей банд.


[Закрыть]

– Вот потому-то и встал, что я – царской закваски, а не лощенок [23]23
  Лощёнок (жарг.) – молодой, неопытный вор.


[Закрыть]
, за которого пушка [24]24
  Пушка (жарг.) – пистолет.


[Закрыть]
тумкает [25]25
  Тумкает или тумакает (жарг.) – думает.


[Закрыть]
, – усмехнулся Фрол.

– Эге!.. Просвети хотя бы, какой он окраски [26]26
  Окраска (жарг.) – уголовная специальность. Здесь: «Что он представляет собой на самом деле?»


[Закрыть]
, ваш Гимназист?

– Ты не раз промышлял на гастроле [27]27
  Гастроль (жарг.) – выезд на преступление в другой город.


[Закрыть]
, – вздохнул Федька, – так, верно, слышал о Черном Поручике, авторитетном в Москве, Киеве и даже Ростове?

– Как же, слыхал.

– А Гимназист и есть Черный Поручик, – понизив голос, проговорил Фрол.

– Не гони лажова[28]28
  Гнать лажова (жарг.) – говорить ерунду.


[Закрыть]
, Федя! Я тебя уважаю, но не мог такой князь [29]29
  Князь (жарг.) – авторитетнейший преступник.


[Закрыть]
в наших местах безвестно захериться! [30]30
  Захериться (жарг.) – затеряться, спрятаться.


[Закрыть]
– лицо Осадчего задергалось.

– Ша, фонарный треп, былиш! [31]31
  Ша, фонарный треп, былиш (жарг.) – Хватит! Запретная тема, приятель.


[Закрыть]
– отрезал Фрол. – Так что передать Гимназисту?

Осадчий побагровел:

– Передай: назначаю ему сходку завтра ввечеру. Там и покумекаем. Мы будем на малине [32]32
  Малина (жарг.) – притон, конспиративная квартира.


[Закрыть]
Гнутого, на хуторе в роще. И запомни, Федя: кем бы он ни был, ваш «иван», нынче я – первый авторитет в городе, и я заставлю уважать мое слово.

Фрол пожал плечами:

– Слово – не воробей, заметано! Передам своим. Бывай!

* * *

Лежа на диване, Андрей проглядывал губернские газеты. Передовицы рапортовали о подготовке к XIII съезду партии – печатались письма рядовых коммунистов, отчеты о партсобраниях и приуроченных к событию местных мероприятиях.

Зевнув, он отбросил ворох официозной прессы, развернул литературный еженедельник «Слово» и нашел стихотворение под псевдонимом Н.Меллер. Оно называлось «Время»:

 
Мы идем размашистым шагом,
Низвергая заветов столпы,
Называют нас забияками
Костенелые узкие лбы.
А мы рвемся поступью верной,
Невзирая на ропот и свист, —
Молодая армия героев
И талантов безумных вихрь.
Мы поставим перо и молот
На служенье свободы борцам;
Каждый, кто в душе своей молод, —
Встань в ряды и готовься к боям!
 

Андрей представил худосочную фигурку Меллера, его веснушчатый нос, доверчивые серые глаза и рассмеялся. «Кого напоминают его вирши? Греховно, но если у Есенина начисто отнять разум и у Маяковского выкачать некую „извилин мускулистость“, то получится Меллер. Забавно! И все же он симпатичный, этот Зипфельбаум-Меллер. Интересно, что он за фильму накропал? Надо бы взглянуть».

В дверь постучали.

«А-а, пришла Надежда, свет Вираковна! Ох, говаривала старая няня: „Не делайся груздем – в кузовок лезть и не придется!“» – с усмешкой подумал Андрей и впустил гостью.

Была она нарядна – в сатиновом зеленом платьице, шелковых чулках и желтых туфельках.

– Тебе к лицу зеленое, – отметил Андрей, тронув губами ее щеку.

Надежда кокетливо улыбнулась и передернула плечиками:

– Холодно на воле!.. А что это у тебя?

На столе стояла бутылка красного вина, высокие фужеры и вазочка с конфетами.

– Купил для тебя, Надя. Присаживайся! – пригласил Рябинин.

Она села и пристально оглядела его. Андрей был в исподней рубахе, стареньких армейских шароварах и домашних туфлях на босу ногу.

– Извини, я лежал. Сейчас! – Он отошел к шкафу и, отгородившись дверцей, переоделся в брюки и приличную сорочку.

– Готово! – Андрей вернулся к столу. – Давай-ка, Надюша, немного выпьем – для теплоты!

Он наполнил бокалы.

– За что будем пить? – подала голос Виракова.

– За тебя выпьем, за твои красивые глаза, светлую улыбку, чистое сердце. За тебя, Надя!

Они выпили.

– Что делается на танцах? – поинтересовался Рябинин.

– Обыкновенно: танцуют, болтают, – жуя конфету, сказала Виракова.

– И что же танцуют?

– Все модное: чарльстон и уанстеп, кто во что горазд.

– Ну а ты?

– Танцевала тур вальса с Сережкой Серебряковым с кожевенной фабрики, он мой ухажер, представляешь?! Затем исполняли падекатр с Филимоновым, сыном рыботорговца, он ловко танцует; лясы точили с девчатами, – загибала пальчики Надежда.

– А чарльстон? – перебил Андрей.

– Фу! Не люблю. Кривлянье, да и только, – она поморщилась.

Надежда согрелась, щечки ее порозовели. Рябинин слушал, уперев подбородок в ладонь.

– …Девчата наши про тебя всем растрезвонили: прибыл, мол, новенький на завод. Красавчиком тебя называют!

– Это кто же? – рисуясь, спросил Андрей.

– Да Машукова! Опять же Зеленина, ну та, что была на диспуте, с косой.

– Помню, помню, – кивнул Рябинин.

– А я-то, как дура, краснею, думаю: не выдать бы! – прыснула Надежда.

– Так ты бы рассказала.

– С ума сошел! Издевками да сплетнями затюкают, а я как-никак член бюро!

– Получается, членам бюро и влюбиться нельзя? – с ехидством спросил Андрей.

Надежда стала пунцовой, опустила глаза:

– Не знаю я, Андрюша. Они такие смешливые… Сами втихушку по кустам с парнями шастают, а на собраниях, знаешь, какие суровые! Про устав да революционные ценности твердят.

– Тайна – так тайна. Договорились, – с легким сердцем согласился Рябинин и вновь наполнил бокалы.

– Андрюша, я пьяная буду.

– Ничуть. Винцо слабенькое, дамское. На фронте мы первач [33]33
  Первач – самогон.


[Закрыть]
шестидесятиградусный пили для силы духа.

– Вы – мужчины…

– А вы – наши боевые пролетарские подруги, девушки крепкие, верно? – словно для иллюстрации своих слов, он погладил Надежду по крутым бедрам.

Надежда залпом выпила вино, закусила конфеткой и кокетливо поглядела на Андрея:

– Нравлюсь я тебе, Андрюша?

– Нравишься, Наденька, – в тон ответил Рябинин и потянул ее к себе. Она послушно уселась теплым упругим задом на его колени. Андрей крепко обнял Надежду и поцеловал в губы. Она не сопротивлялась, перебирала его волосы и тихонечко постанывала. Андрею становилось трудно сидеть – брюки казались тесными и горячими. Он подхватил Надежду на руки и перенес на диван. Она прикрыла глаза рукой. Андрей погасил свет и лег рядом. Он целовал ее губы, лицо и шею, боролся с затянутым узлом поясом и подвязками чулок. Наконец укрыл ее, обнаженную, одеялом и сбросил свою одежду.

От прикосновения его горячего тела Надежда застонала и изогнулась в объятиях. Безумное желание охватило Андрея, взвело его тело, как тугую пружину. Он повалил Надежду на спину.

– Миленький мой, хорошенький Андрюшенька, не так, давай, любименький мой, по-другому, я вот как хочу, – заговорила она быстрым шепотком, перевернулась, подобрала колени и подняла к его лицу ослепительный зад. Андрей с радостью согласился.

Надежда оказалась резвой и чувствительной особой. Прикрывая ладошкой рот, она то и дело вскрикивала, восхищая исходившего потом Андрея.

Наконец они устало повалились на диван, смеясь и обдувая жаркие лица друг друга.

– Прелестненький мой Андрюшечка, уж как мне хорошо с тобой, аж сердечко заходится, миленочек, – нежно целуя его плечи и грудь, ворковала Надежда.

Андрей вспомнил о предстоящей поездке на дачу, взглянул на Виракову: «Пустая рабоче-крестьянская лошадка, крепкозадая и грудастая. Ах, Полина – совсем другое дело!»

Он погладил Надежду по голове, мягко поднялся и нашел на столе будильник.

– Я, Надюша, поднимаюсь в половине восьмого.

– Отчего в такую рань? У тебя дела? – спросила она с капризной хрипотцой.

– Вроде того, – поскрипывая пружиной, отозвался Андрей. – Я утром пойду, а ты спи, не тревожься. Ключ оставишь в почтовом ящике.

* * *

У Старой заставы среди цветущих деревьев стоял просторный дом. В нем, будто в сказке, жили старик со старухой. Они, конечно же, были не очень древними, в добром здравии. Степан Сергеевич в прежние времена служил в суде, но было это так давно, что вряд ли кто-либо мог это вспомнить, кроме его старушки, Марьи Петровны. Жили старики одиноко – любимый сыночек погиб геройской смертью в 1915 году. Сожрала Алешеньку ненасытная война, не вернула даже мертвого тела.

За домом, в обширном саду, был флигель. Когда-то в нем жила прислуга, однако в новые времена на прислугу средств не хватало. Флигель сдавался двум постояльцам, молодым людям.

Первый был высок и тонок в кости, почти хрупок. Лицо его изящно выписала матушка-природа: породистое, бледное, с огромными темными глазами. Лет ему было не больше девятнадцати, но облик вызывал ощущение крайней усталости от жизни.

Второй постоялец представлял собой широко распространенный народный тип: среднего роста, темно-русый и светлоглазый, крепкий, с закаленным крестьянским телом.

Первого звали Аркадием, второго – Никитой. Никита был домовит: готовил еду, содержал дом и стирал белье. Аркадий спал до полудня и пропадал ночами. Разговаривали они редко, а если и случалось, беседа выходила натянутой и мучительной для обоих. В свободное время Никита рукодельничал, мастерил фигурки из дерева и глины, помогал хозяевам в саду. Аркадий на досуге предавался чтению. Читал он книги на иностранных языках, недоступные для Никиты. А сближало постояльцев наличие некоей скрытой силы, ощутимой посторонними даже при мимолетном знакомстве.

Поздним майским вечером, в пятницу, девятого числа у Аркадия и Никиты собрались гости – пятеро мужчин. Они не пили вина и не веселились, чинно сидели за освещенным керосиновой лампой столом и негромко беседовали. На дальнем конце стола помещался Аркадий, как всегда, нарочито безучастный ко всему. По правую руку от него расположился пожилой человек с аккуратной бородкой.

Многим горожанам эта личность была знакома – живая легенда воровского мира, Аполлон Григорьевич Шеин, когда-то – признанный авторитет-медвежатник [34]34
  Медвежатник (жарг.) – вор, специализирующийся на взломе сейфов с помощью отмычек.


[Закрыть]
и лихой шнифер [35]35
  Шнифер (жарг.) – вор, взламывающий сейфы с помощью отвёрток, ломов и динамита.


[Закрыть]
. За славные достижения в деле взлома урки окрестили Шеина «Профессором», подчеркивая тем самым его высокий воровской уровень.

В 1917 году Шеин вернулся из последней отсидки и с тех пор считался «не у дел». Поговаривали, что хитрый Профессор наверняка успел перед арестом припрятать часть награбленного.

Накануне Октябрьской революции Шеин женился на столь же немолодой состоятельной вдове-мещанке. Жили они на посаде тихо, и, казалось, город забыл «громителя сейфов». Вспомнили о Профессоре большевики. После взятия власти они национализировали губернский банк, но служащие объявили саботаж и спрятали ключи от хранилищ. А новые хозяева крайне остро нуждались в наличности! Тут-то и помог медвежатник «на пенсии». Когда же Ленин провозгласил нэп, Шеина частенько приглашали к милым сердцу сейфам – чинить и давать консультации. И в банках города снова появлялась приземистая фигура в черной жилетке и сапогах с «бутылочными» голенищами. «Что было, то прошло», – говаривал Аполлон Григорьевич соседям. Однако старики, помнившие Профессора молодым, в глубине души не верили: «Горбатого могила исправит».

Справа от Профессора сидел Фрол, задумчивый и напряженный. Он тянул папиросу, по обыкновению, не вынимая ее изо рта.

Напротив Федьки восседал светловолосый крепыш двадцати с небольшим, кареглазый и бесшабашный на вид – Геня Степченко, в недалеком прошлом – залихватский пулеметчик в армии батьки Махно. Именно он был гостем Степана Митрофановича Звонцова и возницей Фрола в день встречи у театра.

Рядом со Степченко, подперев голову рукой, развалился высокий курчавый юноша с шальными глазами – Яшка Агранович, сын сапожника из еврейского предместья, личность веселая и гулящая, о которой в городе ходили весьма противоречивые слухи.

По левую Яшкину руку примостился Никита. Он хмуро и сосредоточенно катал хлебный шарик по столешнице.

Все, кроме Никиты, занятого своим катышком, смотрели на человека во главе стола. Ему не исполнилось и тридцати, но вид у него был серьезный и повелительный. Одет в дорогой костюм, каштановые волосы аккуратно уложены репейным маслом, под красиво изогнутыми бровями сверкали умные светло-карие глаза. Портил его нос – чуть вздернутый, с широкими чувствительными ноздрями. Этого человека с 1922 года разыскивала губернская «уголовка», ЧК, а затем и ОГПУ. Чужие знали его только по прозвищу, данному обывателями, – легендарный и таинственный, страшный и неуловимый Гимназист держал совет со своими подручными.

– …Чертова рота [36]36
  Чертова рота (жарг.) – уголовный розыск.


[Закрыть]
списала дело на нас, слухи ползут по городу, и фраера туда же – свистят о «налете Гимназиста». Федор рассказал вам о пугачах [37]37
  Пугачи (жарг.) – здесь: угрозы.


[Закрыть]
Осадчего. Ваше слово, господа хорошие! – он посмотрел на Профессора.

– Времена пошли лихие – законы не чтят, авторитетов не признают. Я завсегда был за «мировую», но что поделаешь? Подпишусь за общее мнение, – сказал Шеин и поглядел на Фрола.

– Коли не притянем Осадчих к ответу – хана, всю мокруху [38]38
  Мокруха (жарг.) – убийство.


[Закрыть]
и плевый гоп-стоп[39]39
  Гоп-стоп (жарг.) – ограбление.


[Закрыть]
будут на нас вешать. По варнацкой чести [40]40
  «По варнацкой чести» (жарг.) – здесь: «по совести», «по законам преступной среды». Варнаками в царской России называли профессиональных преступников. До создания «Закона» действовал обычай «варнацкой чести».


[Закрыть]
следует их уделать вглухую [41]41
  «Уделать вглухую» (жарг.) – убить.


[Закрыть]
. Мое слово! – Фрол хлопнул ладонью по столу.

– Кадет! – обратился к Аркадию Гимназист.

– Выбора нет, господа, – скривив тонкие губы, ответил Кадет. – По Закону мы должны притащить Осадчего на законную плаху [42]42
  «Притащить на законную плаху» (жарг.) – призвать на суд по правилам криминальной среды.


[Закрыть]
и объявить его порчем [43]43
  «Объявить порчем» (жарг.) – признать изгоем из преступной среды.


[Закрыть]
, но он не уважает Закон! Выходит – быть нам колунами по чести [44]44
  Колун (жарг.) – исполнитель приговора суда преступников. «Быть колунами по чести» – стать исполнителями приговора не по суду, а ввиду сложившихся обстоятельств.


[Закрыть]
.

Кадет повернулся к Аграновичу.

– Дело ясное: берет нас Осадчий на шарап, хочет заделать форшмак и разыграть пахана. И тянуть его под венец – много чести, порядочнее Осадчего смарать вместе с кодлой, шлепнуть псар поганых – и все! [45]45
  «Дело ясное: Осадчий ведет себя дерзко, хочет нас запугать, опозорить и стать главарем. И привлекать его к суду – много чести, порядочнее Осадчего убить вместе с шайкой, убить поганых собак, не соблюдающих правила и обычаи, – и всё!»


[Закрыть]
– не меняя позы, отозвался Яшка.

– Геня, ты? – спросил Гимназист.

– Любо, батько, пора косточки размять, – усмехнувшись, проговорил Степченко.

Последним был Никита. Он пожал плечами и кивнул.

– Значит, решено! – в голосе Гимназиста зазвучал металл. – Собираемся завтра в десять вечера у мельницы. Подскочим на двух паничах [46]46
  Подскочить на двух паничах» (жарг.) – поехать в двух экипажах.


[Закрыть]
, Геня и Никита – на козлах. Профессор на дело не пойдет. Прилатайтесь посермяжистей, лучше мукарями. Стволы и пики захерьте, а будет дзет – не палите без приказа, Яшка, слышал? [47]47
  «Оденьтесь победнее, лучше крестьянами. Пистолеты и ножи спрячьте, а будет тревога – не стреляйте без приказа, Яшка, слышал?»


[Закрыть]

Гимназист поднялся и надел соломенную шляпу-канотье:

– Все, растуриваемся по одному [48]48
  Растуриваться (жарг.) – расходиться.


[Закрыть]
.

Глава XIII

Ровно в девять утра Андрей стоял у заветных ворот. Появилась Полина в облегающей блузке, на голове – летняя шляпа.

– Доброго вам утра, – поклонился Рябинин.

– Привет! Вы уже здесь? Редкая в наши дни пунктуальность! – Она благоухала утренней свежестью. – Сейчас придет машина… Ага, вот и она!

Полина указала на приближающийся к дому черный открытый «бенц». Шофер в военной форме, строгий и деловитый, поприветствовал Полину. Они уселись и поехали в сторону вокзала. На привокзальной площади свернули налево и, миновав вереницу пакгаузов и домики железнодорожников, оказались за городом. Машина катила по широкому, плотно убитому тракту.

«Вот она, техника! – думал Андрей, прислушиваясь к тихому ходу „бенца“. – Не то, что заводская развалина „гочкисс“!»

Минут через двадцать повернули на проселок, и автомобиль запрыгал по пыльным ухабам. К слову, он и здесь чувствовал себя уверенно – лишь урчал и поскрипывал рессорами.

– Скоро приедем, – проговорила Полина. – Проедем лесочек, а там и наша дача.

За ржаным полем показался светлый смешанный лес. Они поехали по просеке; легкие пугливые тени берез пробегали по лицам.

Дорога закончилась высоким забором красного кирпича с глухими металлическими воротами. Водитель нажал на клаксон. Через минуту створки распахнулись, и машина въехала во двор. Андрей увидел бревенчатый двухэтажный дом и беседку под липами: «Бога-ато живут местные коммунисты!»

– Идемте, мои еще завтракают, – бросила Полина и побежала вперед.

Андрей не спеша последовал за ней.

В тени беседки, за сервированным серебряной посудой столом расположились двое – худенькая миловидная женщина и высокий стройный мужчина. Им было за сорок, но он выглядел моложе, энергичнее. «А у папы с Полиной одинаковые глаза – темные, жгучие», – отметил Андрей. Мама выглядела усталой, хотя ее увядшее лицо носило черты былой тонкой красоты.

– Знакомьтесь – Андрей Рябинин, мой приятель! – провозгласила Полина. – А это – Кирилл Петрович и Анастасия Леонидовна, мои папа и мама.

Мама с улыбкой кивнула, отец поднялся и протянул руку:

– Прошу к столу.

– Чаю хотите, Андрей? – спросила Анастасия Леонидовна.

– Хочет, хочет, – опередила деликатный отказ Рябинина Полина. – Умоляю, Андрей, не ломайтесь. Посмотрите, какие вкусные пирожные! Садитесь, я сама налью вам чаю.

Анастасия Леонидовна благодушно наблюдала за хлопотами дочери.

– Полиночка рассказывала мне о вас, Андрей.

Я очень рада, что у нее появляются приятные знакомства. Она, видите ли, девочка замкнутая.

– Интересно, и что вам рассказывали? – Андрей удивленно посмотрел на Полину. Она сморщила ему гримаску и положила на блюдечко кремовое пирожное.

– Поведала, какой вы скромный, – мама, знаете, любит скромных, – Полина уселась в плетеное кресло.

– Полюшка говорила, вы воевали. Наш папа тоже был на фронтах, – поддерживала разговор Анастасия Леонидовна.

– Где приходилось сражаться? – спросил папа.

– В Сибири, в армии Блюхера, – ответил Андрей.

– А-а! – уважительно протянул Кирилл Петрович.

– Да у него орден, папа! Только не рассказывает, за какие подвиги, – вставила Полина.

– Что вы говорите? – удивился Кирилл Петрович. – Очень приятно встретиться с заслуженным человеком. Не знал, что у нас в губернии есть кавалеры ордена Красного Знамени! – он посмотрел на жену, припоминая. – У Багрова – наградная шашка с орденом, у Ворщагина – наган от Реввоенсовета, кто еще?

– У тебя, папа, «маузер» от Троцкого, – добавила Полина.

– Ах да, у меня, – спохватился Кирилл Петрович, – так что вы, молодой человек, единственный кавалер ордена Красного Знамени! Где же вы скрывались до сей поры?

– Товарищ Андрей недавно в городе, он прибыл с Дальнего Востока, – пояснила Полина.

– Вот оно что! – улыбнулся Кирилл Петрович.

– Да, папочка, я больше тебя знаю, – съехидничала Полина и посмотрела на мать. – Представляешь, я знаю больше, чем папа! Жуть!

Анастасия Леонидовна вздохнула:

– Думаю, это ненадолго, доченька.

– Чем, простите, изволите заниматься? Где устроились? – расспрашивал гостя Кирилл Петрович.

– Определили начальником цеха на «Ленинец». Осваиваюсь, – рассказывал Андрей. Он уже привык к своей обязательной повести.

– На «Красный ленинец»? К Трофимову? – переспросил Кирилл Петрович и задумался.

Вдруг он хлопнул себя по лбу, звонко рассмеялся и обратился к дочери:

– Неправда, Полина, знаю я твоего друга! – Он повернулся к Рябинину: – Это вы устроили знаменитую разгрузку дров в порту?

– Не дров, а пиломатериала, – осторожно поправил Андрей.

Полина оживилась:

– Ну-ка, ну-ка! Что за «знаменитая разгрузка»? Папа, расскажи!

Кирилл Петрович, прищурившись, смотрел на Андрея:

– Это только с его позволения можно сделать.

– Ежели вы знаете суть дела, так и расскажите, мне стесняться нечего, – пожал плечами Андрей.

– Вы нас заинтриговали, – улыбнулась Анастасия Леонидовна.

– Значит, сами не хотите раскрыться?

– Вопрос касается моей работы, но тайны в нем не вижу, – невозмутимо ответил Андрей. – Расскажите вы, Кирилл Петрович. Интересно узнать, что говорят в городе.

– Видишь, папа, какой он хитрющий! – смеясь, проговорила Полина.

– Хм, ну как хотите, – кивнул Кирилл Петрович. – В нашем порту сложилась группа жуликов – обманывали, мерзавцы, «Красный ленинец». Появился новый начальник цеха, выявил мошенников и разогнал их с помощью пистолета.

– Пистолета?! – охнула Полина.

– Товарищ Рябинин – серьезный человек! – развел руками Кирилл Петрович.

– А я-то думала, только наш папочка любит «маузером» размахивать. Ну, скромник вы, однако!

– Погорячился немного, дело для меня новое, – объяснил Андрей.

– Ладно вам, – хмыкнул Кирилл Петрович. – Правильно поступили. А Невзорова вашего нужно было к стенке поставить!.. – Его глаза бешено сверкнули.

– Кирилл! – оборвала мужа Анастасия Леонидовна.

– Прости, Настенька, – утихомирился Кирилл Петрович.

Полина погрозила Андрею пальчиком и, наклонившись ближе, добавила:

– Мы еще поговорим об этом, гусар вы наш!

– Где вы устроились, Андрей? – сменила тему Анастасия Леонидовна.

Рябинин рассказал о заботливом председателе губисполкома, об оперативном выделении ему квартиры; отметил, что комната хороша и соседи – люди порядочные и дружелюбные.

Кирилл Петрович хвалил Платонова, тепло отзывался о Трофимове. Андрей поддакивал и поглядывал на Полину, делавшую ему знаки. Наконец она поднялась:

– Милые родители, вы еще успеете поболтать об этой скукотище. Спасибо за чай, но нам пора прогуляться.

* * *

– Идемте к реке, – предложила Полина.

Они обогнули дом и вышли на пологий берег небольшой речушки. У берега на цепочной привязи покачивались на волнах две зеленые шлюпки.

– Посидим в лодке? – сказала Полина.

Они забрались на банки. Полина опустила руку за борт и побарахтала пальцами.

– О, вода почти теплая! Через недельку можно будет купаться. У вас есть купальный костюм?

Андрей думал о своем.

– Купальный костюм? Не знаю… Нет.

– Непременно купите, лучше у Беренса, у него превосходные.

Андрей поймал ее взгляд и понял, что Полина не знает, о чем говорить.

– Любите купаться? – бестолково спросил он.

– Конечно. А вы что, водоненавистник?

– Да нет.

– На Дальнем Востоке какая была река? Амур?

– Верно, Амур. Однако я служил на Аргуни. Строптивая река, да и места там суровые, хотя есть в этом своеобразная красота.

Начинало припекать. Андрей разомлел на солнце.

– А вы, я вижу, романтик, – задумчиво сказала Полина. Она сидела спиной к реке, свежий ветер трепал ее волосы, – Полина поглядывала на Андрея из-за паутины спутанных, падающих на лицо прядей. Он залюбовался ею.

– Не то чтобы романтик, просто я устал от гарнизонной жизни. Я вырос в большом городе, люблю шум улиц, звонки трамваев по утрам, свет вечерних фонарей. И чтобы люди жили не по уставам…

– Знаете, Андрей, с виду вы – человек энергичный, боевой, а приглядеться – усталый, меланхоличный даже, – тихо проговорила Полина.

– Хочется остановиться, попытаться создать собственную судьбу. Надоедает, когда за тебя думают другие.

Полина вздохнула:

– Такие времена! Они думают за нас. Не подчиняешься времени – выбиваешься из колеи…

– И погибаешь, – добавил Андрей.

Она пожала плечами и откинула волосы с лица:

– Переходная эпоха делит все очень резко, меньше становится личного – почти все подчинено общественным интересам.

– А это хорошо или как? – осторожно спросил Рябинин.

Полина подняла брови, сморщила лобик тремя смешными складочками:

– Не знаю. Утверждают, что так правильно, но стало скучно, серо. Вот у нас в школе твердят на собраниях одно и то же: оппозиция, линия партии, отношение к середняку, продналогу. А я, Андрей, – женщина, как ни странно. Мне неинтересно. Если бы я была, к примеру, товарищем Коллонтай или Розой Люксембург – они более сознательны, это для них.

У меня свой «фронт» – учить детей, воспитывать их большевиками, и, заметьте, грамотными большевиками! Помнится, в гражданскую в Петрограде ходила я в школу политграмоты, вела курс марксизма. Занятия посещали именитые товарищи – знатные пролетарии, командиры Красной армии, и что? Они же марксиста от анархиста не отличали, любили твердить одно: «Грабь награбленное!»

Рябинин отогнал дремотную лень.

– А как же вы хотели, Полина? Они были ничем, а стали всем. Сумели пролетарии взять власть – теперь извольте, учите их управлять! – мягко парировал он.

– Надоело, – махнула рукой Полина. – Знаю, что неправа, но мне надоело. У нас папа идейный, у него заряд на всю жизнь. А мой порох уже сгорел. Папа меня ругает, считает аполитичной, говорит, что именно поэтому у меня мало друзей. Не скрою: мне одинаково неинтересно и со старорежимными бабками, и с пролетарскими девушками.

– Позвольте, но есть же молодые люди вашего круга – дочери видных партийцев, таких, как ваш отец, образованные и … большевички по убеждениям, – предположил Андрей.

– «Вашего круга»! – фыркнула Полина. – В том-то и дело, что «вашего круга». Замкнулись в круг, отъелись, завели собак и дорогие гардеробы. Да и папаши с мамашами не лучше. Мои – редкое исключение, хотя бы тем, что не кичатся своим положением. – Она подвинулась ближе к Андрею. – Знаете, чем живут дочери «видных партийцев»?

– Не представляю.

– Спят до полудня, потом на папиных авто – в университет. Там посплетничают с себе подобными и – по магазинам. К вечеру соберутся кучкой, обсуждают модные журналы, мужчин и скучают. Да-да, хандра опять в моде! Вечером – на танцы или в ресторан с плавным переходом к кокаину и разврату.

И так далее. Круговорот морального разложения в советской природе, – запальчиво проговорила Полина.

– Думаю, вы преувеличиваете, – неуверенно протянул Андрей.

– Бросьте! Прошлым летом одна «партийная дочка» связалась с карточным шулером – был такой Женька-Бобрик, застрелили его по осени. Так скандал был космический – папаша, важный чин, чуть места не лишился. Вы поймите, эти девушки пользуются тем, что родители боятся огласки. Ругают их тихо, дома, на кухне, а денег все равно дают. Моя соседка, например, грозит уйти в комсомольское общежитие, – губы Полины презрительно кривились.

– Но ведь такая жизнь – на виду. В ресторанах их видят служащие, милиция. Разве нельзя доложить в ячейку, на работу или место учебы? – продолжал недоумевать Андрей.

– Докладывают, – согласилась Полина. – А у милицейского начальника свой такой «красавец»-сыночек или дочурка непутевая. Инцидент заминают… Замкнутый круг, или опять же круговорот лжи, все держат пальчики у губ: «Тс-с!». И потом: где учатся или работают эти детишки? Уж не на «Красном ленинце»! В вашей пролетарской ячейке о таких бы не смолчали. Вашим комсомольцам нечего терять. «Детишки» же непутевые работают в госучреждениях, где все держатся за «теплые места» и молчат.

– М-да, отсталый я человек, – резюмировал Андрей.

– Вы – нормальный человек, я сразу заметила, – рассмеялась Полина.

– Вы мне льстите.

– Ничуть. Я, если хотите, по-большевистски прямолинейна. Однако… – она понизила голос, – есть в вас некая двойственность, не могу понять отчего. Наверное, как у всех думающих людей, от интеллекта. Только ваше знакомство со мной – поступок необдуманный, хотя и решительный. Я люблю решительность. И все же почему вы подошли ко мне?

– Начистоту? – Андрей улыбнулся.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 | Следующая
  • 4.6 Оценок: 5

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации