Текст книги "Фабрика ужаса. Страшные рассказы"

Встречаться нам было негде!

Мы вечно сидели на каких-то лестницах… ходили в кино и там целовались.

Посещали театры, часами бродили по Пушкинскому музею…

Провожать вечером, после кино, Олечку на Лосинку было не только не безопасно, но и физически трудно.

Единственное место, где мы – изредка – могли остаться наедине, было, да, да, от судьбы не убежишь, общежитие рядом с Главным зданием МГУ. В Зоне А или Б, не помню. Комната, в которой жила умница Зурочка, когда та уезжала на каникулы в Дагестан, пустовала.

Хотя мне исполнилось восемнадцать, родители не позволяли мне ночевать вне дома. Послать их к черту я не мог, потому что жил за их счет… и любил их. И не хотел расстраивать. Но иногда…

Олечка тоже могла отсутствовать дома по ночам только в виде исключения…

После долгой и мучительной воспитательной работы с родителями, мы наконец встретились в комнате Зурочки.

Было это под Новый год.

Из окна открывался потрясающий вид на вечернюю предновогоднюю Москву, припорошенную свежим снегом.

Мы выпили легкого вина, пощебетали с полчасика, разделись и легли в кроватку.

Моя любимая заснула у меня в объятьях.

И начала легонько похрапывать…

Я встал… приоткрыл окошко… закурил сигарету.

Машинально посмотрел вниз. Мы были, кажется, на семнадцатом этаже…

Невольно подумал о том, что лететь вниз придется долго. Даже попытался рассчитать по школьной формуле сколько. Запутался. Плюнул на формулу.

Посмотрел еще раз вниз. И тут мне стало не до формул. Потому что я увидел то, что, надеюсь, больше никогда не увижу.

Знаю, что вы, господа, мне не поверите. Может быть даже скажете, а получше он ничего не мог придумать?

Где-то на уровне шестого этажа по вертикальной университетской стене шел человек. Фигура его была строго горизонтальна. Шел, наплевав на все законы механики, которые я, несмотря на лень и хроническое нежелание учиться, знал назубок. Так идти человек не может, тут же упадет и разобьется.

Но ОН шел. Большой, худой, черный.

Черный аспирант.

Шагал себе так, как будто университет осторожно положили на бок.

Шел он – прямо ко мне. Лица его и глаз видно не было, но я точно знал, что он смотрит мне в глаза. В его правой руке что-то блестело. Опасная бритва! Та самая.

Я не мог оторвать от него глаз… а он все шагал и шагал…

Легко-легко. Размахивая длинными бедрами.

Когда он был метрах в десяти от меня, я узнал в этой темной фигуре Кипа и приготовился к смерти.

Но он прошел мимо меня!

Почему – не знаю.

Прежде чем окончательно скрыться на крыше, еще раз пристально посмотрел мне в глаза и погрозил пальцем. Указательным пальцем левой руки.

Я закрыл окошко и осторожно лег рядом с Олечкой.

…

О «черном аспиранте» рассказывали еще какое-то время всякие небылицы.

Когда я заканчивал мехмат, о нем уже никто не помнил. Забыли.

* * *

Прошло много-много лет. Я давно оставил родину. Потерял связь со всеми, кого когда-то знал или любил… Рассказ «Черный аспирант» опубликовал года полтора назад…

А около двух месяцев назад получил неожиданно электронное письмо от профессора К. из Санкт-Петербурга… да, да, от Сани-Масяни.

Он писал:

«Дорогой Димыч, сколько лет, сколько зим… я не стал бы тебя беспокоить по пустякам. Со мной произошло что-то жуткое. Хотел тебя предупредить… Не знал, как с тобой связаться, а потом случайно нашел твой электронный адрес в интернете, там, где ты рассказы публикуешь. Прочитал рассказ «Черный аспирант», вспомнил все…

Спасибо, что ты изменил мое имя и кафедру, а не то меня наверняка кто-нибудь бы вычислил, пошли бы слухи, мои студенты смеяться бы начали… Я ведь еще преподаю, несмотря на возраст и болезни… В членкоры меня так и не выбрали, зато заслуженного дали…

Так вот, читал я лекцию в МГУ, на мехмате, как приглашенный профессор… на шестнадцатом этаже, помнишь, в большой аудитории. Материал был трудный… я на публику и не смотрел, все внимание сосредоточил на доске, боялся ошибку сделать в вычислениях. И только когда последнюю формулу написал, ради которой и мучился – взглянул в зал. Слушай сюда – аудитория была пуста! Только один человек сидел в последнем ряду!

Только один!

И это был ОН. Кип. Точь-в-точь такой, как тогда, в «Ломоносове». В шортах… Только почерневший весь, как мумия. В правой руке держал – опасную бритву.

Кип влез на стол… и по столам… по столам… неправдоподобно большими шагами… зашагал ко мне.

Мне стало плохо, я потерял сознание.

Потом мне рассказали, что я читал, читал лекцию, а когда вывел последнюю, искомую формулу, вдруг замолчал, уставился куда-то… а затем упал и начал хрипеть и биться. Вызвали скорую. В больнице диагностировали микроинсульт, только я им не верю, шарлатанам…

Вот что со мной произошло, друг. Никогда не верил в мистику… Прав был придуманный тобой Семеныч, не все, что в жизни происходит, изучают в университетах… В упомянутой тобой многолистной вселенной возможно все.

Не смейся надо мной, старым маразматиком, черкни, если будет что…

Такой-то и такой-то, профессор того-сего…»

Я ему ответил, но переписка наша заглохла. Как суп прошлого половником не перемешивай, а все равно прошлое настоящим становиться не хочет. Тянет назад… и ускользает в трясине времени.

А вчера получил я еще один имейл:

«Милый, милый Димыч, это я… та, которую ты назвал Олечкой. Как же забавно и необычно тебе писать… Мы не виделись сорок лет или больше, зареклась считать. Случайно натолкнулась на твой рассказ в мировой сети. «Черный аспирант». Прочитала и все вспомнила. Ты конечно слукавил, некоторые вещи специально пропустил и кое-что придумал… Но ничего, главное, дух тогдашнего времени точно описал… А-то сейчас пишут про наш родной Совок какой-то бред… вообще, у всех крыша поехала. С портретами Сталина ходят… боготворят плешивую крысу. Тебе трудно из-за бугра понять, куда тут все приехало… как безнадежно все и жутко… да что я… ладно. Так вот я хотела тебе написать, что ту, которую ты назвал Зурочкой, убили лет десять назад в Москве. Я была на похоронах. Бандиты… при ограблении. Ее ударили два раз в сердце… видимо заточкой. Бедняжка. Вспомнила я об этих двух ударах после того, как твой рассказ прочитала. Ножницы…

И та, которую ты назвал Леночкой, погибла при загадочных обстоятельствах еще в середине девяностых. Такая страшная у нас жизнь. Трудно это писать, ей перерезали бритвой горло.

Не хочу острить, но напрашивается сравнение – по России бродят миллионы твоих «черных аспирантов», и на службе и нет, и они готовы нас, простых законопослушных граждан, как это у тебя написано, «кромсать», превратить в «кровавые лохмотья». Очень боюсь революции или чего-нибудь подобного. У меня взрослые дети и шесть внучек. Что с ними будет? Сын в Канаде… а все остальные здесь».

Поцелуй Клеопатры

Мы занимались любовью часа два. Или три. На часы не смотрели. У нее.

Засыпая, я слышал, как она прошептала мне на ухо: «Милый, я сбегаю в Эдеку, надо купить еду, у меня холодильник пустой, дети слопали все перед отправкой в лагерь. Спи спокойно. Разбужу тебя к ужину…»

Что-то она еще сказала, но я не услышал… меня уже нес поток сна, как поезд в метро. Только не в центр или из центра нес меня поезд, а по искривленной, как поверхность Земли, бесконечной голубой дали неизвестного океана… на остров с павлинами.

Проснулся я… все в той же «розовой» спальне, все на той же, застеленной розовым бельем, кровати из магазина ИКЕА, стоящей как египетский саркофаг в ее середине. Среди благовонных свечей, горшков с розами и орхидеями и разной высоты стеклянных шкафчиков, похожих на небоскребы, с пестрыми фарфоровыми фигурками, драпированными зачем-то голландскими кружевами.

С трудом разлепил веки… заставил себя приподнять голову, чтобы посмотреть под дверь… проверить, видна ли полоска оранжевого света из коридора. Не видна. Значит Магдалена еще не пришла из магазина… и можно еще немного понежиться на шелковой простыне, под легким, ласкающим тело как морская пена, одеялом.

Закрыл глаза и попробовал отключиться. Не вышло. Мешала какая-то мысль.

Пришлось встать. Ноги не шли, еле до туалета доплелся.

Уронил шесть янтарных капелек…

Забрался в душ. Брр… холодная вода никак не хотела становиться горячей. Мыть себя – не было сил. Решил отмокать под боковыми струями…

Вышел из душа, заглянул в кухню. Никого.

С трудом справился с кофейной машиной. Сел с чашечкой эспрессо в руках в кресло, посмотрел на черную волнующуюся жидкость. Вспомнил кошмар, приснившийся мне перед первой поездкой на море: я сижу на песчаной дюне, а в море поднимаются вертикальные темные волны высотой с двенадцатиэтажный дом… они грозят раздавить меня.

Долго наблюдал настенные часы без стрелок, но с вращающимися циферблатами и со знаками Зодиака вместо цифр. Не мог понять, что они показывают. Понял. Около восьми вечера в доме Сатурна. Венера в Водолее.

Смог наконец сформулировать мучающую меня мысль.

– Магдалены уже три часа нет дома. Куда она делась? На Венеру улетела? Пропала?

Позвонил ей по мобильному телефону. Не ответила.

Выглянул в окно – машина на месте.

Начал размышлять.

Магазин Эдека – в пятидесяти метрах от входа в подъезд. Магдалена должна была вернуться домой через четверть часа. Или через двадцать минут. Эдека не музей, а дискаунтер. Смотреть там не на что, гулять по нему бессмысленно. Заходим мы туда редко, только если соль кончилась. Продукты мы обычно покупаем в био-супермаркете, но он от нас далеко, надо на машине ехать… ветровое стекло от наледи чистить… колесо менять. Но машина… вон… как стояла, так и стоит на стоянке, значит…

Знакомых повстречала, пошла с ними в кафе? Тогда бы позвонила. Магдалена добра и заботлива, не то, что я.

На обратном пути, с сумкой, остановилась с соседкой поболтать?

На улице холодно. Дождь со снегом. В квартиру к соседке она ни за что бы не пошла с тяжелой сумкой, я ее знаю. Значит болтает в подъезде… Проверим.

Открыл входную дверь и навострил уши. Тихо в подъезде. Только ветер воет, и дождь стучит по стеклу.

Где ее лешие носят?

Пропала?

Мысль эта почему-то принесла с собой не только беспокойство и тревогу, но и наслаждение… Надежду на что-то несбыточное, прекрасное. Даже образ этой новой, чудесной жизни без Магдалены пронесся перед глазами, помахивая кудряшками и длинными фланелевыми рукавами.

За пять лет знакомства Магдалена ничего кроме радости мне не принесла… почти ничего…почему же ты… что мы такое…

…

Позвонил ее родителям в Чопау. Мать Магдалены проворчала: «У нас ее не было уже недели три. Вечно занята… а мы с отцом стареем, скоро на погост… Нет, и не звонила».

Куда еще позвонить?

Нашел в записной книжке Магдалены телефон зимнего лагеря, куда сегодня утром уехали два ее сына-оболтуса. Дозвонился, поговорил с замначальника. Тот не поленился, сходил в спортзал, к сыновьям… нет, они маму не видели, по телефону с ней говорили еще днем, сообщили о приезде. Нет, больше не звонила.

Попросил об исчезновении Магдалены ее сыновьям пока не говорить. Мало ли что. Вдруг она появится через пять минут… Возникнет из ничего как элементарная частица.

Куда еще обратиться? Ну да, на ее работу, в адвокатскую контору. На всякий случай. Возможно, ее срочно вызвали какой-нибудь конфликт улаживать… Магдалена – человек обязательный, и ее шеф любит спихивать на нее сложные дела. Несколько раз ночью будил.

– Любезная госпожа Ц., прошу вас срочно вмешаться… вы, с вашим тактом и умом…

Ответил автоответчик: «Вы позвонили не в наши рабочие часы… прошу вас связаться с нами завтра с одиннадцати до часу».

Хорошо устроились. Шефа беспокоить не стал, постеснялся. Старый, мстительный и трусливый… Ответит вежливо, а потом исподтишка отомстит Магдалене. Бывало уже.

Начать подружек обзванивать? Всех?

Одной все-таки позвонил. Той, которую хорошо знал.

– Что тебе надо?

– Ничего. Магдалена случайно не у тебя? У тебя вечно сборища… по вечерам.

– Раньше тебе это нравилось.

– Раньше было раньше. Магдалена не у тебя?

– Какие мы заботливые! Не узнаю тебя… Что ты в ней нашел? Она что, тебя купила?

– Ах ты дрянь!

– А ты – похотливый, лживый и гнусный кобель. Готовый лечь хоть на прокаженную, лишь бы дала.

– Именно такой… если на тебя ложился. Магдалены нет у тебя?

– Нет. Ищи свою суку на помойке, у Томаса. У него кажется свежая отрава из Амстердама.

Позвонил Томасу.

– Магдалена у тебя?

– Это кто, твоя адвокатесса? Какая у нее фигура? Не могу различать лица, прости… Приезжай, у меня тут полгорода… завинтим по полной…

Чертов торчок!

…

В одиннадцать ночи позвонил в полицию. Хоть и полагал, что они мой звонок серьезно не воспримут…

Так и вышло. Усталый мент заявил, что не понимает, что мне от него нужно… Скотина! Ужасно неохота было идти в полицию под дождем и снегом. Но я пошел. Город наш не большой, около половины двенадцатого был на месте.

Саксонская полиция – место негостеприимное, а для бывшего иностранца – даже опасное. Могут унизить, оскорбить или засадить на несколько дней, если в чем-нибудь заподозрят. Мне долго не открывали. Затем все-таки смилостивились, впустили…

Сказал дежурному на входе, что женщина около пяти ушла в магазин рядом с домом и до сих пор ее нет. Он посмотрел на меня как на дохлую собаку и отправил в комнату 34…

Поднялся по широкой лестнице на третий этаж (где-то был лифт, но я его и искать не стал), нашел комнату 34. Постучал. Никто мне не ответил. Дверь была заперта. Сел на длинную деревянную скамью, стоящую тут видимо еще со времен кайзера Вильгельма. Погрустил. Мысли как капельки падали на клокочущее дно сознания и не могли подняться оттуда даже паром. Минут через пять появилась полицейская дама в униформе.

Пригласила в кабинет. Предложила сесть.

Я, как мог просто и кратко, изложил дело. Полицейская слушала меня без энтузиазма. Попросила показать паспорт. Сделала с него фотокопию. Что-то на ней написала.

Спросила: «Эта Магдалена Ц., она что, ваша жена?»

– Нет, но мы встречаемся уже больше пяти лет.

– Она ваша сожительница?

– Нет, только любовница, но мне не хотелось бы так ее называть.

– Госпожа Ц. замужем?

– Насколько я знаю, в разводе.

– У госпожи Ц. есть автомобиль? Где он? Номер помните?

– Стоит там, где и стоял, на платной парковке рядом полгорода с домом. Меган. Я проверил. У него уже неделя как спущена шина. Номер такой…

– Ее мобильник не отвечает? Позвоните для контроля прямо сейчас.

Позвонил. Никто не ответил.

– Госпожа Ц. трудоустроена?

– Да, она адвокат…

– На работу ей звонили?

– Никто не подходит.

– Номер ее мобильного телефона продиктуйте пожалуйста. И ваш тоже. И номер телефона ее начальника, если знаете.

Я продиктовал ей все, что она просила, она записала и ушла из комнаты. Через десять минут появилась.

– Мы вас проверили. Вы действительно находились последние девять часов на Глокенштрассе, а затем пришли сюда. А ваша дама около пяти покинула квартиру… Хм… Мы установили, где находится ее мобильник. Но сообщать вам подобную информацию не имеем права. Кто кроме нее живет в квартире?

– Два сына-подростка, но они в зимнем лагере. Я туда звонил около восьми, проверил, не поехала ли она туда. Она очень беспокоится.

– Где находится этот лагерь?

– В зоне отдыха, недалеко от замка Грабштайн, на озере.

– Ага… А где вы сами живете? По месту прописки?

– Да, в своей квартире, в доме на той же улице, мы соседи.

– Очень удобно. Почему вы собственно решили, что госпожа Ц. пропала? Ей что, грозили? Она склонна к суициду? Тяжело больна? У нее провалы в памяти? Может быть, кто-то ее шантажировал? Вы полагаете, ее похитили? Или она просто к подруге поехала? На такси. К другому мужчине? Или у нее есть какое-то, требующее абсолютной дискретности дело, она же адвокат… пришлось срочно вмешаться или… Мало ли что еще могло произойти? Вы ей не муж, она перед вами отчитываться не должна. Зачем вы пришли к нам?

– Моя интуиция подсказывает мне, что она попала в беду… нуждается в помощи.

– Интуиция? Хорошо. Но мне нужны факты. Хоть что-нибудь… А у нас кроме вашей интуиции ничего нет. Вы родителям ее звонили?

– Разумеется. Ни слуху, ни духу. Понимаете, ее нет нигде уже шесть часов… Она хотела купить поесть и ужин приготовить… и пропала.

– Как это «нет нигде»? Не на Венеру же она улетела! Где-то она есть… Ну ладно, я верю, что у вас добрые намерения… Поэтому я вас и выслушиваю, трачу на вас свое время. Давайте поступим по закону. Вот бланк заявления. Вы его заполните и мне отдадите. Но если вы это сделаете, то первое, что мы сделаем – оповестим о пропаже госпожи Ц. ее родителей, детей, ее шефа, затем придем к госпоже Ц. в квартиру с обыском. А потом и к вам. Может быть, вы как-то причастны к ее исчезновению…

– Что вы говорите… Я беспокоюсь, пришел к вам за помощью, а вы меня уже подозреваете в чем-то нехорошем…

– Если бы я вас подозревала, вы бы уже в камере предварительного заключения сидели!

Полицейская посмотрела на меня почти с негодованием.

Тут я проявил слабость… сказал, что заявления подавать пока не буду, что приду завтра, если Магдалена не объявится.

А про себя решил, что больше сюда – ни ногой. Чтобы ни случилось. Пока не посадили.

Посещение полиции оставило у меня в животе такое ощущение, как будто я отравился шпротами.

…

Переночевал у себя. Всю ночь меня мучил кошмар.

Мне снилась Магдалена, тонущая в луже с розовой пеной. Я подаю ей руку, чтобы ее из трясины вытащить… а она вместо того, чтобы схватить меня за руку… кусает меня за палец и говорит: «Если бы ты знал, как ты мне противен… я люблю другого…»

А на ее голове – заячьи плейбойские уши, и она ими гадко поводит.

Я кричу: «Ты сука!»

А она скрывается в розовой пене.

Навсегда.

Утром зашел в квартиру Магдалены. Убрался в спальне. Вымыл посуду и подмел на кухне. Погрустил…

Позвонил в ее контору.

– Нет, госпожу Ц. вечером не вызывали. Сегодня ее нет, она взяла отпуск на неделю. Что-нибудь случилось? Соединить вас с шефом?

– Спасибо, все нормально. Не заслуживающее внимания недоразумение.

Странно, об отпуске этом она мне ничего не сказала.

Поплелся в полицию.

Ну да, да, зарекался не ходить… но пошел. А куда еще идти, если человек пропал? Пусть и с заячьими ушами. Может быть, они что-то выяснили. Или несчастная Магдалена в морге лежит…

И опять… вместо страха и траура – надежда в сердце.

Попросил дежурного направить меня в комнату 34. Не хотел все заново объяснять.

В комнате 34 меня ожидал незнакомый мне толстый полицейский. В руках он мусолил копию моего паспорта, нерезкую фотографию Магдалены и еще какие-то бумаги…

Уже дело завели.

Полицейский проговорил торжественно: «Хотите подать официальное заявление об исчезновении человека? Нет? Так я и думал. Час назад мы говорили с шефом адвокатской конторы, в которой работает ваша… знакомая. Она взяла отпуск… Затем мы еще раз проверили, где находится мобильный телефон госпожи Ц.. Хотя это и против наших правил, мы решили сообщить вам, где, если появитесь. В Чехии, в городке под названием «Гора святого Непомука, утопленника». Со вчерашнего дня. Вероятность того, что и госпожа Ц. где-то там – не велика, но есть. Если бы ее мобильник был украден, она бы возможно его уже заблокировала. Съездите туда. Захватите фотографию. И деньги. Если столкнетесь с трудностями – обратитесь в тамошнюю полицию. В критическом случае – звоните оттуда нам. Пока у нас нет оснований объявлять госпожу Ц. в официальный розыск. Да, кстати, согласно нашим данным, ни вчера, ни сегодня на территории Германии не был обнаружен женский труп, который хотя бы отдаленно напоминал вашу знакомую. И в больницы она не поступала. Это конечно ничего не значит, но для вас это должно быть важно».

Важно, важно…

…

Гора святого Непомука, утопленника? Поганый городок…

Всех немцев оттуда после войны мстительные чехи поганой метлой вымели. Проезжал это место несколько раз по пути в Прагу… средневековье… Одни бордели для восточных немцев.

И чего ее туда понесло?

На поезде туда не доедешь. Значит, ее кто-то туда отвез.

Похитил и увез? Не верится.

Но если она сама, добровольно… туда с кем-нибудь поехала, отдохнуть недельку от меня, от конторы, от города К., то зачем ты беспокоишься… не в свое дело лезешь? Есть у тебя на это право, вечно лезть в чужие дела?

Надо было узнать в полиции, не арендовала ли Магдалена вчера машину. Наверняка они проверили. Сказали бы… или нет?

Или они уже начали со мной какую-то гнусную игру?

У подруги машину попросила? Прокатиться. Поесть ее любимые кнедлики с тушеной говядиной… попить Праздроя…

Или с какой-нибудь подругой и покатила… или с другом…

В Прагу… а по дороге мобильник выкинула… она на такое способна.

Чувствительная, игривая и романтичная, в интимной сфере – не без фортелей и выкрутасов… ненасытная… а там, в этой опущенной Чехии, наверняка есть и мужчины-проститутки… и юноши… и все, что пожелаешь.

О чем мы с ней вместе мечтали… в постели… вчера, перед ее пропажей? О мальчике? Девочке? Зловещем японце? О жестокой игре с пленницами? Или о веселой забаве с собачками и лошадками?

Кажется, я обвязал синей бельевой веревкой ее большие груди… и ездил на ней верхом…

Забыл… в голове – одна розовая пена.

…

Машины у меня нет.

Пришлось просить моего друга Петера, компьютерного дизайнера, работавшего дома, свозить меня в Чехию. Выслушав мою историю, добрый Петер сразу согласился поехать.

– У меня запарка, но денек-два выкрою для хорошего дела.

Года три назад он, кажется, и сам был влюблен в Магдалену… Но получил отказ. Так, по крайней мере, она мне рассказывала… А на самом деле… кто его знает, что у них там было. Не стал тогда копаться-разбираться. Мерзко. Хоть в этом проявил великодушие. Первый и последний раз в жизни.

Часов в одиннадцать тронулись.

Маршрут простой. Из города К. по дороге 174, через Чопау и Мариенберг.

Красивая дорога, почти до самой границы – подъем. Только из-за тумана не видно ни зги.

Петеров лексус с шестицилиндровым мотором, басовито урча, развивал на некоторых участках скорость в 240 километров в час. По заснеженной дороге, в гололед!

Я просил Петера ехать помедленнее. Он кивал, тащился мне назло со скоростью 30 километров в час, посмеивался в козлиную бородку, собирал за собой хвост разгневанных водителей, а потом, беззвучно хохоча, уходил от них на жуткой скорости…

Несколько раз нас, впрочем, догоняли и обгоняли богачи на БМВ и порше… И делали нам ручкой. Петер бесился…

На границе – никакого контроля. Объединенная Европа.

…

Спустились с Рудных Гор.

Климат сразу изменился – потеплело. Снега тут не было.

На обочине дороги стали появляться проститутки. В цветастых шмотках и в красных сапогах до бедер.

Петер называл их вишенками…

И вот, въехали мы в эту самую Гору святого Непомука. Никаких гор там кстати нет.

Ну и местечко! Как будто Мамай прошел. И не раз.

Большинство домов – в аварийном состоянии, многие оставлены жителями. Стены как будто ободраны… Окна забиты досками, входные двери – замурованы, крыши провалились. Отремонтированы были только несколько борделей и ресторанов.

Людей на улицах нет… машин на парковках тоже.

Внутренний голос сразу шепнул мне: «Нет, ее тут нету. Уматывай отсюда…»

Петер видимо тоже что-то почувствовал. Сказал: «Дааа… городок… найти тут кого-нибудь невозможно, а вот потерять можно… или потеряться… как бы мой лексус не угнали… бывшие товарищи».

– Давай зайдем в ресторан… вон, видишь вывеску… как он называется? «На диком Западе». С красным фонарем и интимным клубом на втором этаже. Там спросим… я покажу фотографию…

– Если ее похитила мафия… для борделя… то нам несдобровать.

– Куда хватил! Кто будет пятидесятилетнюю тетку похищать, когда у них тут целый вишневый сад из молодых красавиц… в очереди стоят за клиентами.

– Дело вкуса… Магдалена сексапильнее любой молодой дуры… Или… все это как-то связано с делом, которая она ведет?

– Ты, что в курсе ее дел?

– Катись ты… конечно нет.

…

Вошли в ресторан.

У бармена, выряженного ковбоем, было неприятное, изъеденное оспой лицо. Швейк… только уродливый, циничный и озлобленный. И в штанах из кожи.

У трех или четырех посетителей ресторана… очевидно аборигенов… лиц вообще не было. Только огромные руки шахтеров и скулы древних ящеров.

Бармен посмотрел на нас хмуро… предложил выпить…

Я показал ему фотографию Магдалены. Спросил по-немецки, не видел ли он ее тут, в городке, вчера или сегодня. Рассказал про мобильный телефон.

Бармен ответил по-чешски. Говорил громко и язвительно. Отмочил, видимо, скабрезную шутку о пропавшей женщине. Аборигены глухо смеялись в кулаки.

Я еще раз показал ему фото и спросил его по-английски:

– Видел ее?

– Сходи в «Поцелуй Клеопатры», может быть, там найдешь свою старуху.

Молчащий до сих пор, обычно миролюбивый, Петер внезапно прорычал:

– Отвечай на вопрос, чешская скотина, видел или нет!

Я заметил в его правой руке монтировку с раздвоенным концом, которую Петер начал грозно поднимать. Бармен осклабился грязно и выхватил из кобуры на поясе огромный револьвер. Направил его на Петера.

Я взял моего дружка за плечи и попытался подтолкнуть его к выходу. В это время прогрохотал выстрел… Как будто в черепе граната взорвалась.

Представил себе Петера, истекающего кровью. Бьющегося в агонии.

Но Петер кровью не истекал, в агонии не бился.

Он стоял и недоуменно глядел на бармена. Нервно поглаживал монтировку.

А бармен неожиданного превратился из злого Швейка в Швейка доброго, но юродивого, и начал противно хохотать, обнажив нездоровые десны… показал нам свой револьвер… он был игрушечным, и стрелял пистонами.

Как мило!

Петер хотел врезать бармену по роже монтировкой, но я мягко его остановил… Потому что не хотел начинать поиски Магдалены с драки… да и аборигены многозначительно приподнялись со своих мест и угрюмо смотрели на нас глазами енотов.

– Не надо… не стоит мстить этому мудаку. Сам видишь, они тут в провинции поросли мхом и одичали… развлекаются как умеют.

Петер успокоился, позволил отобрать у себя свое оружие.

Мы выпили по стопочке холодной Бехеровки, запили ее светлым пивом, закусили ломтиками ананаса.

Швейк сказал на плохом немецком:

– Зайдите, зайдите в «Поцелуй Клеопатры». Там шеф – Марек, мой кузен, он хороший парень… с ним можно говорить… Он знает все, что происходит в городке. Если Марек скажет, что она сюда не приезжала, то не трудитесь и искать…

По выражению лица Петера я понял, что он не верит ни одному слову бармена.

Сам я не знал, что думать, что чувствовать. В голове у меня шумело от Бехеровки, а на душе полегчало. Даже искать Магдалену расхотелось. Может быть, она уже – безгласный труп. Зачем же хлопотать, людей тревожить?

Ужасно хотелось выпить. Долго уговаривать Петера не пришлось. Мы выпили еще по четыре стопки Бехеровки и съели целый ананас. Ликер запивали пивом. Петер заказал местный грибной суп с картофелем.

Бармен, лыбясь и жестикулируя, уговаривал нас пойти «наверх, к девочкам, в сауну».

Скабрезно улыбался, внушал, что «настоящие ковбои должны вовремя менять лошадей»…

Показывал нам свой товар. Вишенки его в черных чулочках застенчиво улыбались и просили оплатить им выпивку. Некоторым из них явно не исполнилось шестнадцать.

Я еще контролировал себя… дал четырем или пяти девушкам по десятке и показал им фотографию Магдалены.

– Нет, мы не видели эту женщину. Зачем тебе эта выдра, посмотри на нас…

Петер денег девушкам не давал, но я видел, как сверкали его маленькие серые глазки, когда он на них смотрел… иногда он поднимался со стула, подходил к окну, отдергивал тяжелую занавеску и проверял, не угнали ли «эти скоты» его автомобиль.

После восьмой стопки мир вдруг прояснился.

Искать никого не надо было, все были на месте. Я забыл, как выглядит лицо моей любимой. Любил ли я ее? Понимал ли?

Что за инфантильная постановка вопроса. Любил, не любил, понимал, не понимал…

Никто никого не понимает.

Я не подросток… отстаньте…

Магдалена – я чувствую это – холодный труп, а я еще живой. И вообще, зачем мне эта мертвая выдра?

У меня на коленях прочно обосновалась худенькая красавица… как же звали? Не помню…

Я целовал ее смуглое ушко с серебряной сережкой, изображавшей бабочку, а она все повторяла: «Пойдем наверх, папочка, я покажу тебе Луну и звезды в мой телескоп. Знаешь, где у меня телескоп?»

Она брала меня за руку и совала мой указательный палец себе в…

Волосы на ее лобке еще не выросли.

Хотел было подняться с ней наверх… но тут кто-то дал мне пощечину…

Я дернулся… смуглая красавица соскочила у меня с колен и убежала. Кто-то грубо плеснул холодным пивом мне в лицо. Это был Петер.

Он сказал: «Извини, старина, но иначе тебя было невозможно оторвать от этой маленькой шлюшки… Да, проверь-ка портмоне… На месте? ОК, пойдем… Сходим в этот херов “Поцелуй”, поговорим там, а потом делай, что хочешь… Проклятая Бехеровка… Что-то этот гондон в нее намешал».

…

Вышли на улицу. Помочились на стену ресторана. Под холодной Луной. При свете звезд…

Потащились в «Поцелуй».

Хозяин борделя, маленький, чернявый, в немыслимом лапсердаке и черной ермолке с нитками, падающими на виски… то ли цыган, то ли еврей, встретил нас на улице. Видимо, бармен позвонил ему, предупредил о нашем приходе.

Радушно пригласил нас войти в дом через потайную дверку, провел узеньким коридором с цветными лампочками и непристойными фотографиями на стенах в крохотный кабинет с большим портретом Элвиса Пресли в сверкающем фальшивыми бриллиантами белом костюме на стене.

Расселись. Я показал Мареку фотографию Магдалены…

Он повертел ее в руках, а затем начал быстро-быстро говорить, кивать головой и отчаянно жестикулировать. Ниточки на его ермолке мотались туда-сюда.

Его английский был ужасен. Я плохо его понимал…

Петер хмурился…

Минут через десять Петер прошептал мне: «Он Магдалену тут не видел и гарантирует, что ее в городке нет и не было… настаивает на том, чтобы мы заплатили ему 100 евро… не понял, за что. Темнит и путает… все время упоминает какой-то взрыв…»

– Черт с ним, заплатим. Если мы этого не сделаем, будем после думать, что не все сделали, чтобы Магдалену найти.

Петер подумал, кивнул.

Я вынул из бумажника новенькую зелененькую сотню и подал ее Мареку. Тот принял деньги так, как принимают причастие истово верующие неофиты. И тут же ушел куда-то.

Вернулся через минуту и положил на стол… Магдаленов мобильник.

Небольшой, овальный, изящный. Сиреневый. Я его тут же узнал.

Марек пояснил: «Проезжие цыгане продали мне вчера эту игрушку. Говорили, что нашли ее по эту сторону границы. Но где, когда не сказали. Клянусь Богом, это очень-очень горячо!»

Больше ничего мы из Марека не выпытали, как ни пытались.

Марек божился, что Магдалены в городке нет, жестикулировал и бил себя худеньким кулачком по впалой груди. На прощание предложил нам выпить по стопочке какой-то особой, красной как томатной сок Бехеровки. Подмигивал, уверял, что эта жидкость – душа Чехии.