Текст книги "Великой тайной светится Любовь"

XXII

 
Чокнутый, – весь мир и его люди,
То молятся, то яростно грешат,
То ли еще с нами будет, —
Сладкий рай иль мерзкий ад…
 
 
Кнопочку нажмешь, – и наслажденье,
Другую давишь, – пропасть, мрак,
Город – лабиринт и наважденье,
Хитросплетение безумнейших атак…
 
 
Тьма голодных любопытных женщин,
Миллиарды опрокинутых в постель,
Исчезающие всюду деньги, вещи,
Обозначенная стрелкой манит цель…
 
 
Часы идут, но вряд ли кто-то видит,
Что они всегда для нас стоят,
Жизнь как океан для нежных мидий,
Рожденье – Смерть, рассвет, всегда, – закат…
 
 
Я видел всех, кто, проплывая мимо,
Вопил от страсти познанных чудес,
Но в наличии была лишь пантомима,
Над Тайной Вечною вздымался темный лес…
 
 
И все в нем таяли, и также растворялись,
Как в тьме Аида сонм героев и богов,
Орфея с Эвридикой светит жалость,
Но исчезает в дымке промелькнувших слов…
 
 
Любовь, любовь, – кусты, постель ли, лоно,
Ощущаемая ночью нежность чад,
До судорог сжимает всех влюбленных,
И вместе с ними растворяет светлый сад…
 
 
Ветер, ветер, – голос, жалобчонка
О том, что все сбежало без следа,
И ты, моя прелестная девчонка,
Сорвалась листочком, смылась навсегда…
 
 
Ау, Безумие, я очень много вижу
И ненавижу эти мертвые цветы,
На могилах ощущенье Смерти ближе,
Уже как ангелы парят вдали мечты…
 

XXIII

 
Когда раздался взрыв непослушанья
И люди все сошли с ума,
И стали вдруг крушить все Мирозданье,
Будто на прочность, проверяя и себя…
И область сна, где зарождение желанья
И видимость того, что нет тебя
Никак не сложится с движением сознанья,
Плывущего в безбрежные края
Из самой яркой вспышки обладанья,
Где существует радость лишь моя,
Обретшая безумное восстанье,
Истоки разума и токи бытия…
 
 
Я был невидим никому, я отрешился,
Я просто притворился мертвецом,
Чтоб разыскать в исчезновенье смысла
То, что связано с Началом и с Концом…
Возникновения Начало не имеет, —
Уже Платона голос прозвучал,
Рене Декарта странная идея, —
Человек – машина, сам себя создал…
Сбываются все мысли и желанья,
Но все смывается, и прошлые года
Отзываются лишь сном воспоминанья,
Чтоб растревожить нас во тьме хоть иногда…
 
 
О, женщина одна живая Тайна
Меня с тобой связала навсегда,
Пусть и почувствовал, что это все случайно,
И все в случайностях растает без следа…
Я целовал тебя в предчувствии несчастья,
Я ощущал потоки времени-пространств
И тихо бредил в сумерках ненастья
Забвением других пропавших Царств…
Так на песке развеянных скелетов
Мы обнимали сладостную плоть,
Едва ли ощущая тень портретов,
Лежащих с нами, чтоб рассудок побороть…
 
 
О, Бог, ты был невидим, но так близок,
Как нас зовущая в безмолвье пустота,
Самоубийце вдруг упавшему с карниза
К тебе прорваться хочется сюда…
К месту, что мы чувствуем, не видя,
Блуждая по теченью мертвых снов,
Мы в любом из всех предложенных развитий
Ощущаем сердцем вечную Любовь…
И это лишь надежду в нас вселяет,
И это лишь зовет опять туда,
В рисунок представляемого рая,
Где вместо нас журчит забвением вода…
 

XXIV

 
Я помню день в безумно яркой чаще,
Твой райский облик при закате на лугу,
Твои уста всех ягод летних слаще,
Из памяти как Вечность извлеку…
 
 
Как мы от счастья сладостно дрожали
И проливали друг на друга нежный свет,
Волшебный свет таинственный печали
Вместе с тобой храню я много лет…
 
 
Пусть мы давно друг друга мучить перестали
И с нами того счастья больше нет,
Я достаю из-под загадочной вуали
Твой единственный заоблачный портрет…
 
 
И провожу по небесам в слезах руками,
Словно по прелестным волосам,
Твой образ у меня уже украли
Года, в которых я растаял сам…
 

XXV

 
Мы очутились в брошенных пейзажах
Безумно откровенных звезд,
Взаимным стоном был мираж украшен,
Мы заблудились в окончанье грез…
Мир тоже нами кинут без сомнений
И мы едва ли ощущаем вход куда,
Ведет во тьму, в лихое царство тени,
Где из мгновений сотканы года?!…
 
 
Лежат уже обрывком преступлений,
Чей мотив не больше муравья,
В чьем теле поселился мудрый гений,
Чтобы подслушать в чаще соловья,
Когда он с девой уплывет из наслаждений,
Чтоб перестать уже допрашивать себя…
 

XXVI

 
Нас убивают каждый день и каждый час,
Нас много, – мы друг с другом в вечно споре
И очень часто чей-то спор нам дарит горе,
Вырываясь грозным пламенем из глаз…
 
 
Кресты на память возникают на просторе,
Чтоб мы помнили, что мы живем лишь раз,
Что бьемся мы волнами в страшном море,
Неся в себе свой разрушительный экстаз…
 

XXVII

 
Мир превращений не имеет ценности,
Мы превращаемся друг в друга без конца,
Словно пытаясь убежать от бренности,
Как от собственного странного лица…
 
 
Вглядишься в зеркало, а там твое воззрение
Зовет тебя уже во тьму назад,
В какой-то степени в иное превращение,
Где из нас готовят новый город-сад…
 
 
Я посещал уснувших в старом кладбище,
Я видел тех, с кем раньше близко жил,
Я окликал в душе ушедшего товарища,
Но лишь молчание бежало из души…
 
 
И только Бог один молчал таинственно,
Глубокий вздох отдав ночным ветрам,
А я пылал во тьме с одной единственной,
Все небо ощущая точно храм…
 

XXVIII

 
Свет от Любви твоей попал мне прямо в сердце,
Из сердца в землю, где цветок расцвел,
А из цветка на небо ринулось созвездье,
Окружая нежным лоном голый ствол…
 
 
И только тьма, где прячется возмездье,
Где я в предчувствии свой страх земной обрел,
Рисовала путь к другой безумной бездне,
Соединяя нас навеки в яркий дол…
 

XXIX

 
Нам не дано судьбы предугать… А сон не сон… Везде и плюс, и минус…
Добро и зло… Как свет и тьма… Как мудрость… глупость… Смерть… Бессмертье…
Везде одного с другим сплетает узел и обращает нас в людей или в зверей…
Ведя эксперимент – везде – по кругу… Как тьму связавшихся между собой задач…
Но кто связал, имеет ключ к Бессмертью… И к превращенью жизни в вечный сон…
Он развернул над нами небосклон… Направил луч светящийся Любовью…
Любовь перевернула нашу жизнь… Она ее в блаженство превратила…
И ослепила нас уже навек…  Дрожа в безумии и в сладостном безверье…
Обратно круг движенья не свернуть… Ведь в нем и заключается вся суть…
Вот отчего к творенью нет у нас доверья… Как, впрочем, и к самим себе…
Мы плывущие куда-то в Вечность тени… Замышляющие образ свой в судьбе… Рисующие светлые мгновенья… Хотя бы для того, чтобы уйти…
От осмысленья этой странной жизни… Достаточно лишь первый слог найти…
Как знак и символ одевающей нас выси… К которой улетает смертный голос…
Как отраженье, слепок, просто след… Теряющийся в безднах тонкий волос…
Сон жизни превращающийся в бред…
 

XXX

«Мир выскользнул из рук богов…»

Школа Эпикура

 
Мир выскользнул из рук богов,
Значит, Боги были не всесильны
И мы кружась в теченье странных снов,
Малюем хаоса безбрежные картины…
 
 
Герой всегда между добром и злом,
Как рождение из света, смерть из тьмы,
Весь мир приводится в движенье колесом,
А мы поем Богам хвалебные псалмы…
 
 
Хотя из рук их унеслись давно в Свободу
И стали с яростью менять свою природу,
Взирать на мир через экран одним глазком,
Бросая мысли часто кувырком…
 
 
Лишь Красота, наивность томной страсти
Нас как зверей приводит к дикой власти,
Кровь с ростбифом и сладостное лоно, —
Вот, фокус необъятного закона…
 
 
Бутылка водки, пива, шоколад
Ведут по кругу жаждущих ребят,
А вспомни, на доске кусочком мела
Был нарисован очень просто шар земной,
Такое же одно живое тело
По кругу движется, закрыт вход в мир иной…
 
 
И даже если космонавтом полетишь,
То врежешься в таинственную тишь,
Что делать с миром, – он почувствовал себя,
И в нем кипит безумная борьба…
 
 
У всех рождается громадный аппетит
И всякий смертный страшным голодом раскрыт…
Духовность обличает жизни власть,
Рождаемость упала, где же страсть?!…
 
 
Вместо любви какой-то суррогат,
Мужчин и женщин тешит сладкий аромат,
И куча ядовитых контрацепций
Мир умерщвляет просто без последствий…
 
 
Так с верой в Бога оторвавшись, спешит вдаль
Моя несчастная небесная печаль…
И только ты прекрасно и так ярко
Мне светишь вместо лучшего подарка…
 

XXXI

 
Чем больше ума, тем меньше надежды на счастье,
Но в нежной Любви тьма неизведанной страсти…
Бушует море и мы вдвоем под скалою
Друг друга слезами и звездным светом омоем…
 
 
Прибрежный песок поглощает и волны, и страсти,
Но чем больше ума, тем меньше надежды на счастье…
Мы любим друг друга, не объясняя причины
И просто рисуем безумье рассветной картины…
 
 
А что случится потом, нам с тобой неизвестно,
Вмиг обрывается каждая светлая песня…
Лишь миг подобный волне, нас связуя, несется,
Любовь превращая в одно лучезарное солнце…
 

XXXII

 
Увы, увы, помешанный поэт
На том, на сем, на Вечности и смысле,
Тетрадей сотни исписал как сотни лет,
Пересчитав в экстазе чувства будто числа,
Кому ты с того света шлешь привет,
Над кем сейчас печаль твоя повисла,
Обозначая словом пробужденный бред…
 
 
Давно ты призраком шныряешь по могилам,
Читаешь имя мертвых по складам
И трепеща, сливаясь в грезах с телом милым,
С таким же призраком ты таешь без следа,
Как будто время твою речь остановило,
Чтоб ты другим не причинил вреда
Своей безумною неукротимой силой…
 
 
Мечта плывет в волнах реки, молчит Ока,
У берегов лишь в шепоте с кустами,
Она как ты, поэт, зовет к себе века,
Целуясь с небом, чуя слезы с облаками,
И песнь ее волшебна, и легка,
И вся окутана заоблачными снами,
И вместе с нами брошена в снега…
 
 
Какой огонь нас нею вместе переплавит
И опрокинет снова в Вечность шар земной,
Кто будет мир опять крутить в лихой забаве,
Расставляя по местам и жар, и зной,
Превознося одних к грядущей славе,
Других вводя в смиряющий покой,
Кто нас своим могуществом раздавит,
Какой Царь-Гений и злодей какой?!….
 

XXXIII

 
Мир не загадка, а безумная причина
Того, как появляется картина,
Мы можем тоже рисовать будто Творец,
Лишь ощущая своей сказочке конец…
 
 
Мир обезумел от внезапных превращений,
В человеке пробудился странный гений,
О чем он не помыслит как-то вдруг, —
Все ему приносит тайный круг…
 
 
Предела знаньям нет, а Вечности конца,
Меняются лишь профили лица,
Но неизменной остается наша суть
В попытке этот мир перевернуть…
 
 
Так все бежит из Ниоткуда в Никуда,
Едва оттиснув впадину следа,
Ни человек, ни тля, ни таракан, —
Один бездонный тайный океан…
 
 
Из всех существ омытых нежным краем,
Внутри себя он ощущает близость рая
И тихо грезит, и в мечтах блажит,
Ниспровергая всякий смертный стыд…
 
 
Лишь в одиночестве перед своей кончиной
Тебе вдруг явится загадка без причины
И вновь рассматривая впадину следа,
Ты возвратишься в свои лучшие года…
 
 
Вот смысл того, что нет начала и конца,
И все давным-давно созвучно у Творца…
 

XXXIV

 
Не вернуть назад былые дни,
Я вспоминаю свет доверчивой Любви,
Как жался в темноте к твоим коленям,
Весь в придыханье наших чудных преступлений…
 
 
Промчался поезд, птица пролетела
И в неизвестность канули года,
Я вспоминаю твое сладостное тело,
Как все исчезло быстро без следа…
 
 
Стояла на коленях в тихом поле
Нам пели птицы песни без конца,
Тебя любил я с грустью и до боли,
Предчувствуя преграду от Творца…
 
 
Как он провел ее меж нами и лесами,
Закрыв наш самый лучший век,
Как ты  вчера меня безумными глазами
Бросала в царство cокровенных нег…
 

XXXV

 
Человек живет и умирает,
Исчезая сразу без следа,
Вмиг влюбляется и от любви страдает,
Пока с годами не исчезнет Красота…
 
 
В чем суть его живой мифологемы,
Зачем он крутится с Землей сто лет подряд,
Кто нас создал заранее с проблемой,
Не возвращая наше прошлое назад?!…
 
 
Быль или сказка, что ничто не возвратиться,
Что навеки с прахом слившись, пропадет,
В моей памяти кружатся словно птицы
Люди обретшие таинственный полет…
 
 
Не от того ли я с тоской гляжу на небо,
Словно вижу их прекрасные глаза
И ощущаю край, где никогда я не был,
И слышу в тьме ночной родные голоса…
 

XXXVI

 
Бывает время, когда жизнь внутри людей
Становится почти невыносимой,
Когда огонь неистовых страстей
Рисует в чувствах мрак несокрушимый…
 
 
И ты стоишь один среди ночи,
Ища намек на миг исчезновенья,
Как будто в небе звездные лучи
Даруют вдруг пощаду осмысленья…
 
 
А с ней дадут от Вечности ключи,
Где все скрывается без тени сожаленья
И сколько времени те тени не ищи,
Они лишь сложатся в безумные виденья…
 
 
Совокупления и женщин, и мужчин,
Весь мир случайностей до Смерти от Рожденья
Несет лишь хаос возникающих причин,
Пересеченье линий, как и совпаденья…
 
 
Срастающихся в сказочный трамплин,
Из лона женщины в само проникновенье,
Где ты наедине с собой один,
Захвачен в плен  умалишенных ощущений,
Но после чуешь, что ты – раб и господин,
И можешь сам его творить из вдохновенья
И жертвовать собой как Божий сын…
 

XXXVII

 
Смысл через глаз глядящий в небеса,
По местам расставил  чудеса,
Я вроде жить, как будто не хотел,
Но все раздумывал, ища повсюду цель…
 
 
Глаза закрыв, увидел в маске без лица
Производящего весь мир в тоске творца…
Он был, как я, почти разочарован
Тревожным сущим повторяющимся снова…
 
 
Так все, что было и что быстро сплыло,
Возвращала вдруг таинственная сила,
Она неслась, куда ни глянь, кругом,
Вводя рождающихся в беспроглядный сон…
 
 
Там смертные водили хоровод,
Считая каждый день и каждый год,
Безумным множеством сливаясь сквозь экстаз,
Тьмой неделимою глядели в один глаз…
 
 
Так заведенный механизм основ,
В себе таил громаду катастроф…
Цепь бесконечно фантастических преград
Слагала по частям страшенный ад…
 
 
Заранее припрятанный трагизм
Сводился здесь и там в единый катаклизм,
В нем жизнь врисованная в дивный небосклон
Летела призраком в загадочный эон…
 
 
Я был не там, не здесь, нигде, не тут,
Но ощущал в себе невидимый сосуд…
В нем было то, что было сердцем бытия,
Где Я и Ты – две части странного НеЯ…
 
 
Вдруг исключали право на ошибку,
Вращая мир вокруг себя как-будто рыбку,
Что, проплывая бесконечный океан,
Везде ловила сказочный обман…
 
 
И мы воссоздающиеся словом,
Неизвестно отчего опять в оковах…
Бредем за тем, что нас вмиг изничтожит,
И в свою Смерть кричим: О, вечный Боже!
 
 
Даруй нам всем Бессмертия ковчег!…
Но Бог молчит как странный человек…
Так все, что здесь заранее готово,
Вернет к себе несчастного слепого…
И человечества глухая колыбель
Вдруг обретет все ту же тающую цель…
 

XXXVIII

 
Околдованный благостным небом,
Занесенный в объятия тьмой,
Я приручен был сладостным телом
Взмывать в Вечность незримой волной…
 
 
Только тело быстро старело,
Привыкая лишь жалость просить,
Смысл теряло доброе дело
И тянулась безумная нить…
 
 
Собирая остатки тех мыслей,
Что могла еще ярость добыть,
Как запас еще бьющейся жизни,
Сберегающей давнюю прыть…
 
 
Все еще на что-то надеясь,
И не веря уже не во что,
Меня трогала юная прелесть,
Пропуская сквозь жизнь мою ток…
 

XXXIX

 
Когда ты на моей могиле
С девчонкой свалишься шутя
И будешь драть с безумной силой,
И тешить нежное дитя…
 
 
Замри хоть на одно мгновенье,
Послушай, как вздыхает прах,
Как из земли стихотворенья
Листвою шепчут на ветвях…
 
 
А после птицами на небо,
Крылом пронзая бытие,
Несут мою святую небыль
В любое чудное жилье…
 
 
Подумай грешник безучастный,
Откуда в мире волшебство
И почему так мало счастья
Твое же ловит естество?!…
 
 
И уходи скорей отсюда,
Пока тебя я не забрал,
И девку страстную от блуда
Дыханьем мертвым не объял…
 

XL

 
С того  момента, как я перестал
Глядеть на мир влюбленными глазами,
Когда мне явственно привиделся оскал
Человека с обезумевшими снами…
 
 
Будто земля с оси своей сошла
И полюса точно в бреду перемешались,
Остался я без твоего тепла
И сердцем овладела жалость…
 
 
В том месте, где любовь произошла,
Гулял огонь, и таяли сраженья,
Соединяясь, плыли в воздухе тела,
Отмечая тайный смысл происхожденья…
 
 
Так под лучами света билась тьма,
А зарожденье выражало откровенье
Той вечной власти необъятного ума,
Нас постепенно подводящего к крушенью…
 
 
Зачем я только выполз из тебя,
О, мать, сестра, любовница, подруга,
Я слышу, – уже ангелы трубят,
Нас выводя из замкнутого круга…
 
 
Здесь глубиной прошито существо
От точки и до точки изумленья,
Как будто ест тебя с блаженством естество,
Жизнь превращая в мимолетное растенье…
 

XLI

 
В безумстве моей правды есть тоска
Как даль уже померкнувшего неба…
Где ты своей сущностью близка…
Хоть я в тебе и был, как будто не был…
 
 
Так день, в котором спят давно века,
Укрыты тьмой ушедшего сраженья…
А наши лица прячут облака
Вместе со сладостью мелькнувшего мгновенья…
 
 
И только тени тех, кто был давно распят,
Еще гуляют в наших снах и в нежных мыслях…
И вечной тишиной горит закат…
В память о прекрасной юной жизни…
 

XLII

 
На фото ты пропит уже насквозь,
Истерзан и разбит, и склеен страстью,
Твой памятник хранит былую злость,
Хоть и завален весь могильною напастью…
Застыли кучкой древние венки,
От собутыльников гора пустых бутылок
Напоминают очень жаркие деньки
И на скамейке очень старенький обмылок…
Как будто кто-то мыть тебя пришел
Или устроить в одночасье баню,
Но памятник твой грязен, как и стол,
Заваленный какой-то гнусной дрянью…
Неужто яйца сотни прошлых пасх,
Перегнив, лежат здесь тягостным отребьем,
Разложившейся тоской безумных дрязг,
Укрытых с ветром тишиной забвенья…
Я бы тебя, возможно, помянул,
Но прежде я не знал тебя в лицо,
К тому же жизней наших полетевший гул
Превращается в пасхальное яйцо…
 

XLIII

Этой крошке досталась безумная мать,

 
Топор сверкнул вместе с бредом ужасной мамаши,
Спи детка в раю, теперь ты там можешь летать
Или птичкой искать червячков на распаханной пашне…
 

XLIV

 
Я словно жук, взвалив на спину пищу,
Иду домой с тоской и думаю о том,
Не чтоб жену свалив, с ней сотрястись раз тыщу,
А чтоб забыться сладко чудным сном…
 
 
Вот так, друзья мои, шатаемся мы вечно,
Жизнь превращая в сумасшедшее кино,
Я – не герой, и не страдалец безупречный,
Но попадаю часто в жуткое дерьмо…
 
 
Подумать даже страшно, – кто нас сделал
С такими муками, неужто без любви,
Или у Бога тоже благостное тело,
И он с Богинею слепил лицо Земли?!…
 
 
Мир с идеальною поверхностью листа,
Увы, сгодится для любого негодяя,
Но почему тогда сияет красота
И, нас сводя с ума, она вмиг исчезает?!…
 
 
Я точно жук, в семью принесший пищу,
Терзаюсь часто, думая о том,
С чего душе моей подругой нищей
Ненавидеть, обожая милый дом…
 
 
Как будто я другой взамен построю
Или свою планету новой заменю,
Чтоб в плен забрав Елену вместе с Троей,
Приобрести в подарок чудную страну…
 

XLV

 
Как ни странно, я вошел в грядущее,
Еще я в детстве видел свет его,
Но свет из детства с юностью поющею
Давно исчезли, и моря тревог
Омывают мое грешное сознание,
Мой чудный образ вдруг обрек меня
На бесконечное и жалкое скитание
По жизни выплывающей из сна…
 
 
Что видел я, кого любил в забвении,
Невероятность смертного пути
Со дня рождения до ночи погребения,
Куда она звала меня идти?!…
Любовь людей, ее волшебный срам
И ненависть с войной по воле божьей,
Огонь из свежеиспеченных драм,
О, нежность лон и гладкость юной кожи…
 
 
Творенье, магия столь совершенных рук,
Что толпы молятся незримому создателю,
Чтоб мир перевернув, он вырвал вдруг,
Связав родителей, любимых и приятелей…
Чтоб вновь вертелось это колесо,
Нас приручая к вечному стремлению, —
Качаться в чаше сладостных часов,
Вновь наслаждаясь тайною мгновения…
 

XLVI

 
Положен мне в вину мой смертный грех,
Но для чего тогда пришлось мне здесь родиться,
Чтоб проникать глазами как душой во всех,
До самой смерти изучая в свете лица…
И нежным телом ощущая сладость нег,
Чтоб мог не раз с тобой одною слиться,
Очерчивая страстью краткий век…
Или размножить боль как покаянье
И сбросив маску грешного стыда, —
В твой светлый образ, вырванный сияньем,
Уже мне не вернуться никогда…
Но память образа и эхо обладанья
Мне возвращает вместе с сумраком года
И наши страстные и юные гулянья
Кружатся над рекой как облака…
И освещенные луною на прощанье,
Мгновенья наши чувствуют века…
И мы уходим как на новое свиданье,
И наша Смерть привычна, и легка,
Как наше совершенное признанье
В том, что будем мы с тобой всегда…
 

XLVII

 
А есть ли смысл мне видеть это солнце,
Глядеть в глаза и проникать в тебя,
Что после нас с тобою остается,
Неужто так загадочна судьба
Или душа сама собою в рай несется,
Оставляя в прахе грешного раба?!…
 

XLVIII

 
Чем интересен я, как человек? —
Моей жизни странный промежуток,
Уже поименованный как век,
В моих воспоминаньях крайне жуток…
Ведь мысль теряется от самых сладких нег,
Я безрассуден был в любое время суток,
И с девой в лес сбежав от суеты людей,
Испарялся между двух прекрасных грудок,
В своих исканиях мечтательный злодей…
 
 
Вино, настоянное мною из малины
Красавицу сразило наповал,
В ее лоне я почуял образ дивный
И сам сиял, будто магический кристалл…
Тот лес пропал, и заросла дорога,
И той красавицы уж больше в мире нет,
Но и печали остается мне немного,
Ведь память часто возвращает нежность лет…
 
 
Сиянье глаз, безумные вершины
Мною познанных в блужданиях страстей
И крепость жизни как вина малины,
Раскрывшую мне бездну областей…
О, мой потомок, ты такой же безрассудный,
Теряешь голову, влюбляясь в близость счастья,
Не думая, что день настанет ссудный
И ты будешь над собою сам не властен,
И только в памяти очерчивая страсти,
Ты, как и я, вплывая в образ чудный,
Себя раскалывая медленно на части,
Узнаешь вдруг, что все мы сердцем юны
И даже в смерти им прошепчем нежно: здрасьте…
 

XLIX

 
День был темен, и тучи на небе
Рисовали грядущие смерти,
Только юностью выданный жребий
Мне давал удаляться от тверди…
На траве, за городом, в роще
На одном покрывале вдвоем
С девой мы относились вдруг проще
К своей жизни похожей на сон…
Мы друг в друге плавали нежно
Словно между березок жуки,
И одежду сбросив поспешно,
Мы творили живые стихи…
Светлый мир уста рисовали,
Ее лоно – само волшебство,
Дожди плакали, таяли дали,
Но нам вместе было тепло…
Будто холод нас не касался
И во тьме ощущаемых встреч,
Повторяя кружение вальса
Продолжал ветер солнце беречь…
Пусть луною, его отраженьем
Наша радость на небо взошла,
Мы из воздуха брали мгновенья,
И со страстью сжигали тела…
Наше пламя заря разливала,
Исцеляя блаженством людей,
Только, Боже, как же нам мало
Остается таких ярких дней….