Текст книги "Возраст нормальной температуры"

Игорь Сухий
Возраст нормальной температуры

© И. Сухий, текст, 2022

© Т. Филатова, дизайн обложки, 2022

© Формаслов, 2022

«в банке консервной тесно бывает очень…»

 
в банке консервной тесно бывает очень
если лежишь спиною к спине с другими
вот и настали снова красные ночи
вот и затихли напрочь мнимые гимны
вот и лежим мы в банке в братской могиле
красные килька к кильке в томатном иле
если лежать на спине то увидишь небо
словно через аквариум в искривлённом пространстве
помнишь ты так любила лепить из хлеба
рыбок слегка изогнутых словно в танце
помнишь ты так боялась любых метафор
слёзы ты говорила удел эпифор
капала «Називин» в глаза и съедала сахар
два или три кусочка да кто считал их
только теперь мы оба лежим бок о бок
в братской могиле в банке в томатном иле
знаешь я тут подумал а что есть время
время как ноль в математике позиционно
было ли время раньше в саду Эдема
помнишь как плыли мы не спеша по Дону
правый плавник вперёд поворот налево
помнишь как дети крошками нас кормили
что же теперь скажи нам с тобою делать
если мы оба в банке в томатном иле
 

«впереди ещё целая смерть…»

 
впереди ещё целая смерть
ну а это немало пожалуй
и в душе не потушишь пожара
пока есть в ней чему ещё тлеть
если прочерком выстроишь дождь
то получишь такую прямую
по которой всю жизнь и идёшь
между капель шагая всухую
эти звёзды намокшие вдруг
на мгновенье становятся ближе
это линия нет это круг
это за морем нет это выше
 

«я шёл за шайбой в Леруа…»

 
я шёл за шайбой в Леруа
Марлен сказала что течёт
внизу несвежая вода
а скоро новый год
всё как обычно в Леруа
беременные тащат воз
обоев клеев провода
ну и конечно пылесос
огромный жёлтый будто слон
и чёрный хобот у него
он может высосать газон
с землёю до грунтовых вод
а у меня был детский страх
мой друг включил сказал фигня
и чёрный хобот вертопрах
вдруг отнял майку у меня
и я как Добби по углам
таращился искал где сесть
я шёл уже из Леруа
у нас назначено на шесть
 

«смерть прожить не поле перейти…»

 
смерть прожить не поле перейти
фарисейство свойственно живому
время счёт ведёт до десяти
кто не спрятался того несут из дома
в целлофане или простынях
разве важно то что очень важно
жизнь проходит словно в трёх словах
камень ножницы и всё кругом бумажно
словно заключённого дилемма
трёхходовка прячется в таблице
пепел распадается как время
камень ножницы на площади блудница
 

«завести машину или моль…»

 
завести машину или моль
нафталин купить или бензин
ну возьми же ре-бемоль мажор
вечер закрывает магазин
отведи свои деревья в лес
и оставь их там на пмж
лес только потом тяжеловес
травы легкоступные уже
что дано то нужно пережить
лишнего нам просто не дадут
это на ветвях играет жизнь
в землю опустив диджериду
мне сегодня в утреннем лесу
повстречался старый боровик
я в ладонь собрал с травы росу
и умыл его древесный лик
а потом ушёл в свои дела
по оврагам лесополосы
утро словно сонная пчела
поднимало вверх свои усы
 

«кусая время словно локоть…»

 
кусая время словно локоть
снимаешь шляпы желудям
как только мимо сразу охать
коль молоток то по гвоздям
гипсокартоновая сущность
холстообразный потолок
лица червивая наружность
и смеха грустного глоток
пройдёшь налево околоток
возможно будут колотить
направо восемьдесят соток
и в них так хочется пожить
но там живут меня не зная
не собирают желудей
а жизнь хорошая такая
и всё у нас как у людей
 

«у тебя такой бутербродный рот…»

 
у тебя такой бутербродный рот
что в него провалятся все мечты
ты глядишь на суетность с высоты
что в твоих глазах кто поймёт
кто осмелился туда заглянуть
тех на свете этом и не сыскать
это с градусником играет ртуть
нагревайся если не хочешь спать
эти дети порою сведут с ума
то снежок в лицо то в затылок мат
эй солдат смотри на посту зима
на посту зима третий день подряд
это значит что и не надо вверх
среду перегнал бешеный четверг
то кидает в жар то вступает в бой
ну и бог с тобой ну и бог с тобой
 

«поэт лошадник…»

 
поэт лошадник
поэт народник
а этот вроде
на шаре модник
а этот словно
в штаны наделал
и полетело
и полетело
комар однажды
как в мыльном шаре
закрылся в слове
покинув щавель
и так летает
от строчки к строчке
влететь мечтая
к вам под сорочку
 

«если жизнь написана с ошибкой…»

 
если жизнь написана с ошибкой
значит смерть отправлена в письме
прошлое зашито тонкой ниткой
будущее словно буриме
на стене торчит согнутый гвоздик
плащ овеществляет табурет
гнёт метлу внизу негнутый дворник
пластиковый синий туалет
дверью хлопает ну да опять не заперт
дрель скрипит сверлом коловорот
дырка в дереве высвобождает запах
древесины лучшего чем тот
нефти нефть а Кесарю пожалуй
ферзю ферзь плита сковорода
вот пойду и драники пожарю
смерть она же ведь не навсегда
 

«пропустить темноту и разлиться в свет…»

 
пропустить темноту и разлиться в свет
низкий берег по ту а по эту нет
если помолчишь то услышишь туман
рыбы тоже поют но поют не нам
шарит спиннингом по карманам вод рыбачок
вдруг там будет щучка иль окунёк
а другой нахлыстом ловит на хруща
стройного язя или леща
а в моём садке лишь разлив Оки
лишь туман в реке в банке червяки
 

«дворник листья разметает…»

 
дворник листья разметает
во дворе уже светло
птиц невыключенных стая
вновь поёт в моё окно
мысли тоже словно листья
разметались в голове
ходит детство гуманистом
по взрослеющей земле
время схлопываясь в точке
словно чёрная дыра
пожирает эти строчки
ничего не говоря
 

«сумчатые мысли скачут как кенгуру…»

 
сумчатые мысли скачут как кенгуру
не угнаться выйдет себе дороже
но однажды я в них пробил дыру
и увидел увидел что же
ничего что тут скажешь дыра дырой
сквозь которую может уходят души
то ли море там плещется синевой
то ли небо закладывает мне уши
 

«жила-была парабола…»

 
жила-была парабола
жила бесчеловекторно
на крышах на фонариках
на уличных прожекторах
то что-то сфокусировав
вдруг сразу параллелила
однажды мама Ленина
параболу измерила
вот это да парабола
ого ну ничего себе
хорошая пора была
тогда у летней осени
 

«близорукой картошке нужны очки…»

 
близорукой картошке нужны очки
чтобы лучше видеть колорадских жуков
приходили с тяпками мужики
и боролись с армией сорняков
по травяному давлению можно понять
будет клевать или у рыбы мигрень
весь карась в пруду отправился вспять
и зарылся в тростниковую тень
если выпить без остановок весь пруд
то икота должна пройти
время заколдованный круг
на твоём и моём пути
друг звонит говорит ты где
отвечаю ему на дне
заходи если что говорю ко мне
нетушки лучше ты ко мне
 

«осознание того что могло бы…»

 
осознание того что могло бы
хоть немного быть по-другому
не даёт мне возможности чтобы
я однажды не вышел из дома
было не было жили да были
кольца дыма на безымянных носили
и катили судьбы обручальность
иногда примеряя печальность
всё ушло осталась лишь вера
вера в то что было всё не напрасно
я открыл эти двери первым
чтоб последним войти в твоё царство
 

«позавчера я шёл…»

 
позавчера я шёл
как будто не спеша
через калитку выброшенных мыслей
была жара а может не была
был дождь и
черви все наружу вышли
я шёл и нехотя давил червей
пытался обходить но было много
червей и не до мелочей
мне было
мокрая дорога
вела в такой же мокрый лес
как жаль что не на озеро
а впрочем
и удочки-то нет
и я исчез в зелёном мраморе
и там гулял до ночи
когда взошла полярная звезда
случился гром
он был как страх огромен
вокзал многоголосый поезда
и путь назад публично монотонен
 

«а здесь леса опятами кишат…»

 
а здесь леса опятами кишат
что и срывать их как-то неудобно
я приседаю молча чуть дыша
и в корень их ножом поочерёдно
а здесь леса кишмя кишат клещами
они отпугивают лишних городских
приходят в снах тягучими ночами
вонзая в тушки их энцефалит
а я проснусь с утра пораньше выйду
возьму с собой корзину или две
и встречу по пути соседку Лиду
она боровиком помашет мне
и дабы не прослыть грибным невежей
я словно дикий зверь сорвусь с дорожки
в руках кинжал в глазах дрожит надежда
а всюду только ножки ножки ножки
 

«И день был короток, как запись на листе…»

 
И день был короток, как запись на листе
в линейку с муравьиными полями.
С улыбкой на растерянном лице
и детскими кисельными словами.
И женщина склонилась над холстом,
где глина под водой лежит незримо.
А ты с закрытым солнечным зонтом
проходишь мимо.
 

«Утро снимает тени, разводит слякоть…»

 
Утро снимает тени, разводит слякоть,
определяет по сторонам квадрат.
Ниточная собака не станет лаять,
даже вышитая сто крат.
Розничное детство, взвешенное руками
уличной торговки на ржавых весах,
вытянулось по небу облаками,
иногда всплывающими в словах.
Вспоминается зеркало, стол кухонный,
преломлённое облако за окном.
Золото заутреннее иконное,
медленно вливающееся в дом.
Шёпотом разбуженное, как будто чудо
шорохом магических детских фраз.
Жук, возникший из ниоткуда, —
с тучами вместо глаз.
 

«Подсолнух, подсолнух!…»

 
Подсолнух, подсолнух!
Не называй своего имени вслух.
Я и так его знаю.
Я искал рифму к словам «лопух», «Винни-Пух»,
«пастух». Нашёл тебя. Знаешь?
Если бы Винни-Пуху приделать
к спине два лопуха, то он,
наверное, смог бы летать.
И даже смог бы долететь до поля,
на котором ты провёл своё детство.
Там же я встретил и пастуха:
он выгуливал грязных и тощих овец,
что-то напевал монотонно.
Может, заклинания от дождя?
Знаешь, в моём детстве
я сшибал палкой консервные банки,
выставленные в ряд.
Иногда мог просидеть полдня под кроватью,
чтобы не пойти в школу.
Видишь, у нас с тобой разное детство,
разные дороги, которые завели нас
в одно и то же место – это завод,
на котором делают подсолнечное масло.
 

«В наш город вчера заходило приблудное солнце…»

 
В наш город вчера заходило приблудное солнце.
И дети его расстреляли шарами из мыла.
И сгрудились тучи, и градом по крышам забило.
И прятались дети в пустые с утра магазины.