Текст книги "Наблюдатель"

7. Новое дело

В понедельник 26 марта майор ФСБ Владимир Иванович Плешаков прибыл на службу в здание на Лубянской площади, как всегда, в 7:30 утра, за полчаса до начала рабочего дня. В 8:00 должна была начаться ежедневная оперативка в кабинете генерала Романа Григорьевича Кузьмина. Едва Плешаков переступил порог своего кабинета, как зазвонил телефон. Он снял трубку.

– Майор Плешаков.

– Генерал Кузьмин. Майор, зайдите ко мне!

– Есть, товарищ генерал!

Плешаков знал, что обычно в это время генерал сам готовился к оперативке, просматривая текущие дела, чтобы потом поражать подчиненных своей осведомленностью, а при случае и «повозить мордой по столу», если вдруг окажется, что подчиненный по своему делу что-то не знает, что знает он. Если генерал нарушил привычный распорядок дня, значит, что-то случилось.

– Майор Плешаков по вашему приказанию прибыл, – отчеканил Плешаков, встав перед генералом по стойке «смирно» в его кабинете.

– Майор, у нас мало времени, – начал Кузьмин, не предложив ему сесть, – в прошлую пятницу 23 марта в городе Дубне был жестоко убит крупный российский ученый-генетик академик Мансур Султанович Сафиуллин, сотрудник «Роснанотеха». Формально он скончался от сердечного приступа вечером в пятницу в городской больнице. Однако, поскольку Сафиуллин находился в списке особо важных для государства персон, в субботу на вскрытие прибыл наш патологоанатом. Сегодня утром мне доложили, что в организме Сафиуллина обнаружены остатки тетраэфирбензола – очень опасного яда, ведущего к нарушению сердечной деятельности примерно через 15 минут после приема вовнутрь. Яд действует постепенно и обычно не позже чем через 4 часа ведет к полной остановке сердца при полной имитации смерти больного от инфаркта миокарда. Если бы мы не провели расширенный химический анализ внутренностей погибшего, то так бы и считалось, что Сафиуллин умер своей естественной смертью. Вот отчет патологоанатома, – генерал протянул Плешакову два листа. – Известно также, что Сафиуллин был доставлен в больницу из ресторана «Белая лошадь». Вот справка по этому яду из нашей лаборатории, – он протянул Плешакову еще один лист. – Яд представляет собой порошок без цвета и запаха, очень быстро растворяется в воде, не изменяя ее вкуса. Для наступления смерти достаточно принять внутрь всего 5 миллиграммов. В справке этого конечно не написано, но напрашивается вывод, что, вероятно, кто-то подсыпал щепотку этого вещества в пищу или напитки, которые Сафиуллин употреблял в ресторане. Еще для сведения: в «Белой лошади» кормят только искусственными продуктами с опытного производства «Роснанотеха», сертификаты качества на все продукты у ресторана имеются. Наш эксперт не видит связи между отравлением и продуктами искусственного происхождения, но тем не менее… Майор Плешаков, – генерал повысил голос, отдавая приказ, – вы назначаетесь ведущим следователем по этому уголовному делу.

– Есть!

Они встретились глазами и поняли друг друга. Должность ведущего следователя по уголовным делам граждан из списка особо важных для государства была подполковничьей. Это означало, что если Плешаков в разумные сроки сумеет раскрыть это дело, то в 30 лет он сможет стать подполковником – очень не плохой результат для служебной карьеры молодого офицера ФСБ. Но этот приказ имел и оборотную сторону медали – в случае неудачи Плешаков мог проходить майором и до самой пенсии или пока сам Кузьмин не уйдет на пенсию или на повышение. Таковы были правила игры в этой конторе.

– От участия в сегодняшней оперативке освобождаетесь, – свинцовым голосом продолжал генерал, – немедленно приступайте к делу. Свободны.

– Есть!

Плешаков по-военному развернулся и вышел из кабинета. Через десять минут он со своим помощником капитаном Таскаевым уже мчался на служебном «Мерседесе» с мигалками в сторону Дубны.

Плешакову нравилась его служба, и он умел заставить полностью выкладываться своих подчиненных. Пять лет назад он добился своего перевода из Рязани в Москву и с тех пор весьма успешно доказывал своим сослуживцам, что он достоин жить в этом городе. Он был среднего роста, плотного телосложения, не имел вредных привычек и обладал огромной физической силой и отличным здоровьем, которое старался поддерживать регулярными посещениями служебного спортивного зала и бассейна. В детстве и юности он занимался боксом и теперь старался не реже раза в неделю боксировать со спарринг-партнером. Правда, природа не наградила его тонким аналитическим умом, но это не мешало ему уверенно продвигаться по служебной лестнице, в военизированных структурах надо не думать, а исполнять приказы, а служебного рвения Плешакову было не занимать. С подчиненными майор был строг и даже жесток. Поскольку Устав не позволял ему наказывать их материально, то он наказывал их дополнительными служебными заданиями. Нерадивым подчиненным приходилось сутками быть на службе, ночуя на койках в воняющей носками комнате отдыха. Случались и необоснованные наказания. По отчетам из электронной системы контроля доступа в помещения майор Плешаков ежемесячно выявлял опаздывающих подчиненных. Провинившиеся тут же получали он него наряды на работы. Правда, потом могло оказаться, что его подчиненный вовсе не опоздал, а был на другом задании по приказу самого Плешакова, о котором майор уже не помнил, но в воспитательных целях Плешаков никогда не отменял своих приказов. В случае своей ошибки перед исполнением подчиненным очередного штрафного задания, он, дружески хлопая его по плечу, говорил: «Лучше тебя это ведь все равно никто не сделает!» Он верил в свои силы и в то, что сумеет всего добиться, и пока его уверенные шаги по служебной лестнице как будто бы это подтверждали. Получив это задание, майор Плешаков только обрадовался, теперь он четко понимал, что надо сделать, чтобы получить вторую звезду на погоны и что теперь это зависит только от него самого.

Правда, первый день расследования никаких особых успехов не принес. В 09:00 утра они уже были в Дубне. Плешаков занялся «Роснанотехом», а капитана Таскаева отправил в «Белую лошадь» просмотреть и изъять запись с камер видеонаблюдения и допросить сотрудников ресторана.

Президента «Роснанотеха» Мещерякова Плешаков допрашивать под протокол не решился – слишком много было у того покровителей в администрации президента России в Кремле. С Мещеряковым он провел неформальный разговор, из которого узнал, что в прошлый четверг Сафиуллин получил задание на встречу с журналистом газеты The Wall Street Journal именно от Мещерякова.

– Андрей Сергеевич, почему дать интервью журналисту вы попросили именно Сафиуллина?

– Потому что он вел самую социально значимую разработку нашего предприятия.

– И что же это за разработка?

– Работа направлена на улучшение человеческого генофонда, она произведет революцию в медицине, позволив искоренить все передаваемые наследственным путем болезни.

– А почему эту научную тему вы решили представить именно в газете The Wall Street Journal, а не в каком-нибудь профильном медицинском журнале? – продолжал свои вопросы Плешаков.

Этот вопрос был неудобен Мещерякову, потому что ставил его в позицию оправдывающегося.

– Во-первых, я не выбирал именно The Wall Street Journal, просто журналист этой газеты проявил инициативу и обратился в наш отдел маркетинга с предложением написать о нашем роботе-советнике развернутую статью, – уже с нотками раздражения отвечал Мещеряков. – Во-вторых, нам нужна статья не научного характера, а популярное изложение потребительских свойств нашей новой технологии, которая, я повторяю, имеет огромное социальное и, соответственно, политическое значение, а этим критериям The Wall Street Journal полностью соответствует. Кроме того, эта газета имеет влияние на аудиторию намного большее, чем любые научные издания.

«Зачем я все это объясняю этому молокососу, – думал Мещеряков, – все равно ведь ничего не поймет или поймет извращенно. Не буду же я ему объяснять, что на самом деле The Wall Street Journal полностью устроила меня потому, что именно ее читают финансовые магнаты, которые принимают решение, какие акции покупать на фондовой бирже, и что от стоимости акций “Роснанотеха” зависят доходы всего менеджмента предприятия, в том числе и мои».

– Вы знакомы с Марком Спурлоком? – последовал следующий вопрос Плешакова.

– Ммм… Не припоминаю такого.

– Это корреспондент The Wall Street Journal, с которым по вашему заданию Мансур Сафиуллин встречался в ресторане «Белая лошадь».

– Не надо передергивать, майор, – уже с явным раздражением отвечал Мещеряков, – я просил Сафиуллина только дать интервью, место встречи определял он сам, а что касается журналиста, то лично я с ним не знаком.

– Нет, нет, я ничего такого не имел в виду. Еще один вопрос. В интересах следствия мне надо ознакомиться с подробностями научной работы Сафиуллина, – не унимался Плешаков.

– Подробности научной работы Сафиуллина являются государственной тайной. Вы можете быть ознакомлены с ней только после того, как я получу на то письменное указание своего руководства, – отрезал Мещеряков.

– Хорошо, тогда последний вопрос. Как вы думаете, кому могла быть выгодна смерть Сафиуллина?

– Это первый правильный вопрос, который я сегодня слышу от вас, – съязвил Мещеряков и, немного смягчившись, продолжал. – Конкуренты. Возможно, с помощью иностранных спецслужб. Цель – затормозить передовые российские научные разработки, они чувствуют, что отстают, а сделать ничего не могут. Параллельно рассчитывают создать обстановку нервозности в нашем коллективе, неуверенности в завтрашнем дне, пытаются дискредитировать наш имидж в глазах мировой общественности. Но мы на эти провокации не поддадимся, будем работать еще больше и лучше. В общем, попробуйте покопать в этом направлении…

На том они и расстались. Плешаков Мещерякову не понравился. «Шустрый, как вода в унитазе, все вопросы с подковырками, лезет не в свои дела. Поставили тебя вести расследование, ну и веди, а в нашу производственно-хозяйственную деятельность не лезь и не мешай людям работать», – думал он.

Плешаков же за высокий рост, худобу и сутулость Мещерякова для себя прозвал его «Аистом». «Темнит Аист, не хочет сотрудничать со следствием, – думал он, – ладно, ты хоть птица и важная, но смотри, как бы и тебе не попасть в мои силки. Моя работа – подозревать всех».

* * *

Вскоре после ухода Плешакова в кабинете Мещерякова раздался звонок. Звонила Маргарита Панферова.

– Андрей Сергеевич, в воскресенье я вам выслала статью, которую написал и прислал нам на согласование корреспондент газеты The Wall Street Journal. Вы успели ее посмотреть?

– Да, на мой взгляд, очень хорошая, и именно теперь нужная нам статья, – ответил Мещеряков, который в совершенстве владел английским языком. – И название «Новая генетика» – не в бровь, а в глаз! Мансур все изложил ему очень дозированно, но достаточно для новой сенсации о наших успехах. Жаль его, беднягу, погиб прямо на работе. Значит, корреспондент утверждает, что Мансур не успел ему рассказать еще что-то важное о Мише?

– Да.

– Я, кажется, догадываюсь, что он имел в виду, – это о Мишиных чувствах, тема действительно достойная, чтобы об этом мир узнал подробнее. Знаете, я, пожалуй, попрошу Леонида Ефременко принять этого журналиста, ведь лучше его Мишины чувства пока никто не может использовать для дела. Только одна просьба – вы или Каролина обязательно поприсутствуйте на этой встрече, так мне будет спокойнее…

– Конечно, конечно Андрей Сергеевич.

* * *

Всех остальных Плешаков допрашивал под протоколы в небольшой переговорной комнате, выделенной ему для этих целей Мещеряковым. Секретарша президента «Роснанотеха» помогала майору вызывать туда подследственных и свидетелей. В первой половине дня в переговорной побывали: Маргарита Панферова, Каролина Соловьева, Давид Минасян, непосредственный начальник Сафиуллина и Минасяна – Алексей Истокин, начальник отдела кадров и еще пятеро сотрудников «Роснанотеха» из тех, которые в пятницу вечером отдыхали в «Белой лошади». В два часа дня Плешакову из ресторана позвонил капитан Таскаев и сообщил очень плохую новость, которая могла сильно затруднить расследование:

– Товарищ майор, несколько минут назад в ресторан пришел вызванный мной инженер компании, которая обслуживает их систему видеонаблюдения, он говорит, что в зале ресторана видеонаблюдение не ведется.

– Капитан, без видеонаблюдения в зале они не могли получить лицензию на работу.

– Лицензию проверил, она в порядке, здесь установлены только наружные камеры на главном и служебном входах.

Настроение Плешакова немного поднялось – по крайней мере, есть хоть еще одна зацепка.

– Ладно, конфискуй лицензию как вещественное доказательство, ее происхождением займемся завтра, а пока продолжай допрос всех, кто работал в пятницу. Кстати, там был какой-то маскарад ряженого с баянистом, найди его.

– Уже нашел, ряженый – это один из официантов, а баянист – местный пенсионер, они подрабатывают на этих шоу. Допрошу обоих.

– Встречаемся для оперативного совещания в 19:00 в машине, – отдал приказ Плешаков, – я тоже продолжаю допросы.

– Есть!

Вечером в машине майор Плешаков с капитаном Таскаевым подводили предварительные итоги дня. Картинка складывалась примерно такая. В 19:0 °Cафиуллин встречается со Спурлоком в «Белой лошади», за соседним столиком сидят Соловьева с Минасяном. Всего в ресторане в девять часов вечера было около шестидесяти человек, около сорока из них – сотрудники «Роснанотеха», а остальные или члены их семей, или просто люди с улицы. Без пяти минут девять Сафиуллин с Минасяном вышли на улицу курить – это подтверждает запись с камеры, установленной у главного входа в ресторан. Каролина Соловьева села на место Сафиуллина, в этот момент официанты приносят заказ. Шоу с ряженым начинается всегда ровно в 21:00 и длится всего пять минут, администрация «Белой лошади» и сами артисты утверждают, что в пятницу все было как обычно. Сафиуллин и Спурлок начали трапезу сразу после окончания шоу, чтобы еда окончательно не остыла. Минут через пятнадцать Сафиуллину стало плохо, еще через пятнадцать минут приехала «скорая помощь».

Получалось, что яд в блюдо или напиток Сафиуллина подсыпать могли: повар ресторана Жерар Килли, официант, журналист Спурлок, менеджер отдела маркетинга Каролина Соловьева, ряженый в синего медведя или люди, которые стояли у стола Сафиуллина во время представления. Что касается последних, то сотрудников «Роснанотеха» среди них установить, видимо, можно; если же там были случайные посетители, то Плешаков чувствовал, что найти их теперь будет очень сложно. «Как это убийство может быть связано с отсутствием в зале ресторана камер видеонаблюдения и с «липовой» лицензией ресторана на работу?» – думал он.

С мотивом убийства пока тоже не было никакой ясности. Первую гипотезу, связанную с профессиональной деятельностью покойного, уже выдвинул президент «Роснанотеха» Аист-Мещеряков – провокация конкурентов, направленная на задержку получения предприятием результатов научных исследований. По ней получалось, что Плешакову противостоит хорошо организованная преступная группа профессионалов, которая финансируется из-за рубежа и, возможно, действует при помощи иностранных спецслужб. Если по горячим следам не получится задержать исполнителя отравления, то раскрыть такое преступление будет практически невозможно, потому что пока больше нет ни одной ниточки, за которую могло бы потянуть следствие, ни к этой группе, ни к заказчику убийства. Другим ужасным следствием такого мотива преступления было то, что убийства ученых могли продолжиться, и противостоять им Плешакову тоже было очень сложно. Ученых здесь работает много, ко всем телохранителей не приставишь, а по кому и каким образом будет нанесен следующий удар, не известно. Конечно, можно хотя бы предупредить коллектив «Роснанотеха» о грозящей опасности и дать сотрудникам инструкцию по снижению рисков стать следующей жертвой, но тогда многим из них уже точно будет не до работы. Не этого ли и добивался заказчик убийства?

Следующий связанный с профессиональной деятельностью покойного мотив убийства мог быть связан с попыткой присвоения себе результатов научных достижений Сафиуллина и занятие освободившейся должности руководителя отделения биологии. Среди ученых такое бывает. Версия требовала проверки, для этого надо было вникать в суть работы убитого и разбираться с его подчиненными. По крайней мере, этот мотив оставлял шансы на относительно скорое раскрытие преступления и, скорее всего, исключал попытки следующих убийств.

В процессе сегодняшних допросов Плешаков выяснил, что Сафиуллин работал над некой технологией искусственного оплодотворения, которая должна была улучшить человеческий генофонд, но при этом полностью исключала традиционный половой акт с целью зачатия. Это натолкнуло его на мысль, что третьим мотивом преступления, связанным с профессиональной деятельностью покойного, могла быть месть религиозного фанатика, который считал смертельным грехом вмешательство Сафиуллина в естественный процесс зачатия, данный нам Всевышним. Конечно, технология, которую разрабатывал Сафиуллин, была засекреченной, но открытой была сама тематика, то есть цели и задачи, над которыми работало отделение биологии, были известны многим другим ученым, а через них наверняка проникли и за стены предприятия. Эта третья гипотеза не исключала продолжения преступлений, ведь никто не мог сказать, как далеко собирался зайти этот фанатик.

Все мотивы преступления, связанные с личностью самого Сафиуллина, пока казались маловероятными. Ограбление исключалось, убийство из ревности или из-за женщины было возможно разве что теоретически – Сафиуллин никогда не был женат, о его возможных детях на стороне тоже ничего не было известно, в Дубне у него была скромная двухкомнатная квартира, в которой он жил холостяком. В основном он жил даже не в ней, а на своей работе, появляясь дома эпизодически. Убийство с целью получения наследства было маловероятно по тем же причинам, если только сам Сафиуллин не являлся наследником чьего-то крупного состояния. «Надо отработать эту версию», – отметил про себя Плешаков. Конечно, теоретически оставалось еще множество других мало подходивших к этому случаю мотивов преступлений, например убийство из мести и т. д., но Плешаков чувствовал, что уже устал, чтобы перебирать их все и обсуждать с капитаном Таскаевым. Хуже того, интуиция сыщика ему подсказывала, что здесь он мог столкнуться с каким-то совершенно новым, не изложенным в учебниках по криминалистике мотивом.

Только лично Плешакова никакой новый мотив устроить не мог. Во-первых, попробуй его найди! Во-вторых, попробуй его объясни совершенно шаблонно мыслящим судьям, в головах которых никакого места для новых мотивов просто нет, тем более что большинство из них были женщинами! Нет, новые мотивы были для теоретиков, а Плешаков был практиком, и ему для второй звезды на погоны требовалось быстрое и уверенное раскрытие этого дела. Из сегодняшнего допроса Панферовой и Соловьевой он знал, что инициативу написать статью о «Роснанотехе» проявил на пресс-конференции Спурлок. Панферова доложила об этом Аисту-Мещерякову, тот тут же назначил жертву, которая должна была дать материал для статьи, и жертвой оказался отравленный Сафиуллин. Отравленный, возможно, Спурлоком или Соловьевой.

«Аист, Спурлок, Соловьева и, возможно, Панферова – между ними может быть какая-то неформальная связь, – думал Плешаков. – Не это ли члены организованной преступной группы? Зачем президенту “Роснанотеха” Аисту может быть нужно убийство одного из своих ключевых сотрудников? Он и так достиг почти самой вершины служебной лестницы, выше может быть только политика. Измена родине за деньги – это старый добрый мотив! Сколько ему могли пообещать иностранные конкуренты или спецслужбы за замедление научно-исследовательских работ “Роснанотеха”? Миллионы, миллиарды долларов! Хорошая прибавка к его теперешней зарплате, – думал Плешаков. – Но то, что Аист куплен, – пока слишком смелая версия, фактов нет, значит, ее нельзя озвучивать даже моему начальству. Слежку за ним все равно не разрешат, слишком уж высоко этот Аист сидит, а за его спиной и вовсе хищные кремлевские птицы, могут и по башке дать». И все-таки для самого себя этот мотив Плешаков определил пока как наиболее вероятный. Мотив, который сам Аист ему и озвучил и посоветовал покопать в этом направлении. «Вот я и покопаю, и посмотрим, чем для тебя, Аист, все это закончится», – решил он.

А пока, в условиях полного отсутствия ясности, которое из наиболее вероятных направлений должно было отрабатывать следствие, ключевым фактором успеха становилась качественная отработка всех подозреваемых. «Кто-нибудь да проговорится, за что-нибудь да зацеплюсь, – думал Плешаков, – вода камень точит». Основные усилия он решил пока сосредоточить на двух главных фигурантах этого дела, которые сидели за столом Сафиуллина, когда тот выходил на улицу курить, и которые поэтому имели наилучшие условия подсыпать ему яд, – на Марке Спурлоке и Каролине Соловьевой.

Отсюда по результатам оперативного совещания с капитаном Таскаевым в «Мерседесе», возник следующий план дальнейших действий.

– Сегодня остаешься здесь, – отдал он приказ капитану Таскаеву, – обратись в местное отделение полиции, они помогут тебе устроиться в гостиницу. Вот тебе протоколы допросов подозреваемых и свидетелей. В показаниях указано, кого еще из сотрудников видели допрошенные в ресторане в пятницу вечером. Найди их и допроси, всем задавай точно такие же вопросы, как я. Всех, кого они вспомнят, тоже вызывай на допрос, кроме, конечно, тех, которых я уже допросил. Присутствовавших в ресторане членов семей сотрудников тоже допроси. Всего осталось допросить, наверное, человек сорок. Прямо сейчас я подгоню тебе на помощь еще двоих оперов из Москвы, им тоже забронируй койки в гостинице. Когда опросите всех, будем искать несоответствия в показаниях, за что-нибудь да зацепимся. Вот еще что: завтра возьми абсолютно со всех бывших в тот вечер в ресторане подписки о невыезде сроком на неделю, возможно, проведем следственный эксперимент в «Белой лошади». Соберем всех, кто там был вечером в день убийства, рассадим по местам и будем поминутно восстанавливать события. И самое главное – я сейчас с помощью Кузьмина буду получать ордера на обыск на квартирах Спурлока и Соловьевой. Как получу, я работаю на квартире Спурлока в Москве, а ты с нашими ребятами сразу задерживайте Соловьеву и проведите на ее квартире «обыск с пристрастием». Что делать, знаешь?

– Так точно! – отвечал Таскаев.

«Обыск с пристрастием» в их терминологии означал не просто тщательный обыск, а обыск с элементами провокаций с целью оказания на подозреваемого человека психологического давления в виде шантажа. Подозреваемый от этого мог начать нервничать, выйти из равновесия и, в конце концов, сболтнуть что-нибудь против себя. Делалось это примерно так. Во время обыска оперативник в присутствии понятых и подозреваемого демонстративно вытаскивал из любого места в квартире небольшой незнакомый подозреваемому пузырек, наполненный каким-то порошком или жидкостью. Пузырек оперативник уже заранее держал в своей ладони, просто раскрывал он ее тогда, когда уже вытаскивал руку из какого-нибудь ящика.

– Что это такое? – спрашивал оперативник подозреваемого.

– Не знаю, это не мое, – например, отвечал подозреваемый.

Оперативник открывал крышку, многозначительно нюхал содержимое, затем обращался к понятым.

– Господа понятые, прошу обратить внимание на этот предмет, он изымается следствием для проведения экспертизы его содержимого и будет внесен в опись изъятых вещественных доказательств, прошу убедиться в этом перед подписанием протокола.

У подозреваемого создавалась полная иллюзия, что следствие умышленно подкинуло ему пузырек с порошком, который на 100 % обеспечит его «посадку». Порошок мог оказаться наркотиками, отравляющим веществом или еще чем-нибудь похуже. Если подозреваемый действительно был в чем-нибудь виновен, то после этого трюка он намного легче шел на сотрудничество со следствием. Порошок действительно отправлялся на экспертизу в криминалистическую лабораторию ФСБ, откуда через несколько дней приходило официальное заключение, что это пищевая сода, или сахарная пудра, или тальк, в общем, что-то совершенно безобидное. Если у подозреваемого оказывались сильные адвокаты или влиятельные покровители, то после такого заключения экспертизы все их атаки на следователя, занимающегося фальсификацией вещественных доказательств, оказывались лишенными всякого смысла. А за эти несколько дней подозреваемый мог не выдержать и «расколоться».

– Я возвращаюсь в Москву на доклад к Кузьмину и, если получится, проведу у Спурлока обыск сегодня. Завтра провожу его допрос. Потом еду в Дмитровское ГОВД разбираться с их лицензией на работу ресторану «Белая лошадь» без камер в зале. Вечером я здесь принимаю ваши доклады о проделанной работе. В мое отсутствие назначаю тебя старшим оперативной бригады в Дубне.

– Есть!