Текст книги "Психологические отношения человека в социальной системе"

Социально-психологические отношения человека – это его психологические отношения, опосредованные социальным качеством. Это психологические отношения личности или группы как оценка изменения событий той социальной системы, идентичность с которой они приобрели.

Наиболее распространенный подход к понятию социально-психологических отношений использует В.П. Позняков: «Классификация психологических отношений с точки зрения специфики их субъектов может быть представлена следующим образом: психологические отношения личности, межличностные отношения, внутригрупповые отношения, межгрупповые отношения» [195, с. 22].

Автор, развивая свою концепцию, приходит к выводу: «Применительно к социально-психологическим межгрупповым отношениям речь идет о субъективных психологических отношениях, складывающихся между людьми как представителями различных групп, обладающих внутренней психологической общностью» [там же, с. 33]. С позиций межличностных отношений мы вполне можем согласиться с таким определением. Но в этом случае подход к классификации социально-психологических отношений может быть, на наш взгляд, вполне определенным. Социально-психологические отношения реализуются конкретными личностями, составляющими сообщество. В любом случае, когда они направлены личностями друг на друга, они выступают как межличностные независимо от того, проявляются ли они в интимных связях или в общественных процессах, в том числе и в процессе профессиональной деятельности.

Классификация межличностных отношений содержательного характера может быть очень детальной. Но принципиально важно, что личность может организовывать свое поведение и как внутрисистемное (взаимодействие людей идентифицированных с одной социальной группой), и как межсистемное (взаимодействие людей идентифицированных с разными социальными группами). Тогда в первом случае оно может быть определено как межиндивидуальное, а во втором – как межгрупповое и межличностное.

Подобный спектр отношений захватывает практически все поле социально-психологических исследований взаимоотношений личности и общества, что отражено С. Московиси при определении области социальной психологии: «Это заставляет нас уточнить способы рассмотрения «другого» – индивида или группы,– чтобы проанализировать отношение к действительности, к объекту, социальному или несоциальному, реальному или символическому. В самом деле, мы имеем дело либо с подобным нам «другим» – «вторым я» (Alter ego), либо с отличающимся от нас «другим», просто Alter» [244, с. 22]. В нашей проблеме подобный нам «другой» определяет поле межиндивидуальных отношений, а отличающийся от нас «другой» – поле межгрупповых отношений.

Общественные отношения становятся материализованной проекцией социально-психологических отношений личностей и приобретают способность физической вещи, с одной стороны, и символические, ценностные характеристики, с другой. В результате они делают доступными обмену социально-психологические отношения, воплощенные в них, и придают этим отношениям практически неограниченную устойчивость во времени. К сожалению, это часто ускользает от внимания исследователей идеологов, экономистов, историков, и перед нами представляются лишь капитал, класс, прослойка, производительные силы, рента и прочие символы, лишенные жизненной силы. «…Но если мы за цифрою не воспринимаем, хотя бы смутно, человека, цифра для нас совершенно бесполезна» [103, с. 30].

Появление коллективного субъекта и, соответственно, межличностных и межгрупповых отношений изменило характер воздействия элементов систем, отличая социальную систему от всех прочих.

Таким образом, возникла основа для развития взаимодействия, которое регулируется межличностными отношениями, имеющими социально-психологическую природу и проявляющимися как межиндивидуальные или межгрупповые в зависимости от уровня организации этого взаимодействия.

В ходе психологических дискуссий нередко возникает вопрос о соотношении психологических и социально-психологических отношений в жизни человека. По нашему убеждению, все психологическое отношения, регулирующие субъект-объектные и субъект-субъектные взаимодействия человека, преобразуются в процессе его социализации в социально-психологические. Достаточно вспомнить, какую реакцию вызывает, казалось бы, самый элементарный безусловный рефлекс – ожег о горячий чайник: как мы характеризуем сам чайник и того, кто его поставил!

Как отмечал В.Н. Мясищев, главная характеристика структуры личности – это ее «отношения к людям, являющиеся одновременно и взаимоотношениями» [171]. Взаимная природа как межиндивидуальных, так и межгрупповых отношений становится их ключевым свойством и, как показали наши исследования, именно это свойство создает целостность социальной системы, т.е. обеспечивает достижение цели социальной системы [258].

Обобщая предыдущее, мы можем сказать, что, взаимоотношения личностей и групп – это социально-психологические отношения субъектов друг к другу как к элементам социальной системы, в которую они входят. Другими словами, это оценка субъектами социально-психологических отношений в соответствии с восприятием ими меры вклада в сохранение и развитие единства социальной системы, идентичность с которой эти субъекты испытывают.

Глава 3
Социальная система и человеческие отношения в процессе социального обмена

Возникновение социальной системы означает, что человек начинает развиваться под влиянием не одной, а двух, часто встречно действующих сил: силы биологического приспосабливания и силы социального развития. Появляются элементы социального множества. Конечно, они появляются не на пустом месте. Они трансформируются из биологической природы человека и задачи сохранения человека как биологического вида.

Социальные системы являются историческими, но кажущаяся их произвольность, свойственная всем человеческим действиям, не избавляет их от системных законов, пронизывающих мир на всех уровнях его организации. «Всемирная история есть вообще проявление духа во времени…» [59].

В мире природы само солнце – источник тепла – вызывает движение частиц, приводящее к упорядочению мира, с одной стороны, и созданию беспорядка, с другой. Так и состояние напряжения в совокупности людей должно создать порядок в одном аспекте и беспорядок в другом. Чем сильнее напряжение, тем сильнее поляризация и упорядоченность по направлению к одному вектору и беспорядочность по отношению к другому вектору жизнедеятельности. Но в ходе истории мы все же наблюдаем не колебательные движения от порядка к хаосу, а некоторое движение к постоянному усложнению организационных человеческих структур, пересечению межгрупповых границ и распространению чувства сообщества (т.е. качества социальности) на все большие по своим масштабам совокупности людей, причем это движение стремится к охвату всего человечества.

Социальная система рассматривается при этом не как нечто противопоставленное материальному миру, но как материальный мир на новом уровне своей организации, когда на смену биологическим детерминантам взаимодействия приходят социальные детерминанты. При этом социальность, обладая чертами идеальности, порождается объективным взаимодействием людей и призвана, в конечном счете, регулировать это взаимодействие.

Социальные факты не являются внешними по отношению к индивидам и не являются принудительной силой для них. Они создаются самими индивидами и становятся внутриличностными мотивирующими факторами, придающими жизнедеятельности людей смысл их индивидуального существования66
  В этом содержится принципиальное отличие данного подхода от концепций социальности Э. Дюркгейма, Т. Парсонса, П. Сорокина.


[Закрыть].

Любое изменение социального множества – следствие взаимодействий как составляющих деятельности или общения человека. Сам корень слова изменение – «мен» говорит о том, что в процессе деятельности и общения происходит обмен, т.е. взаимопереход элементов из одного множества в другое.

Этот взаимопереход мы не рассматриваем как обмен физических объектов. Поскольку речь идет о социально-психологическом уровне организации взаимодействия, он связан с социально-психологическими явлениями, носителями которых служат личности, включенные в общественное движение. И, следовательно, обмен здесь может заключаться только во взаимопереходе психических моделей реальности, строящихся в системе социальных координат конкретных сообществ, к которым данные личности принадлежат.

Но «…индивид с индивидом не могут обмениваться непосредственно и прямо психическими переживаниями. Это замкнутые психические машины, из которых психика может быть сообщена другой машине не непосредственно, а только через те или иные проводники…» [240].

В реальной жизни это выглядит как интерпретация субъектом воспринятых действий и поступков другого субъекта. Например, православный человек, видя соблюдение другим православных обрядов, предполагает, что другой принадлежит православному сообществу и ожидает определенного уровня согласия и позитивной оценки при взаимодействии с ним не только в вопросах веры, что, само собой разумеется, но и в ряде других, частных вопросов.

Образ действия индивида и является таким проводником. Образ интерпретируется каждой другой личностью как наличие у действующего индивида или группы соответствующей модели реальности, отражающей восприятие ими соотношения субъективных качеств и качеств объективно существующего мира. Эта модель как социально-психологическое отношение индивида или группы учитывается личностью при построении отношений к окружающему миру и, далее, при организации своих действий.

В итоге межиндивидуальная, межгрупповая связь в ходе обмена социально-психологическими отношениями порождает взаимоотношения, регулирующие конкретные акты взаимодействия. Эти акты объективируют и делают очевидными те социально-психологические свойства, которые превращают индивидов и группы в элементы соответствующей социальной системы и, следовательно, подтверждают или изменяют существующую между ними связь.

Связь социальных субъектов делает возможной факт обмена социально-психологическими отношениями. Свойство определяет содержание (направление), по которому будет происходить обмен. А взаимоотношения делают обмен реальным, определяя его цену и создавая мотивирующую силу, заставляющую группы вступать в обмен и, далее, изменяться, приобретая новые свойства и создавая новые социальные множества.

Обмен социально-психологическими отношениями, в конечном итоге, становится необходимым условием существования субъектов, в социальной системе, так как в ней каждый элемент «…есть сразу и цель, и продукт, и средство: каждый создается и утверждается другим и, питая себя, питает своего «сочлена» [94, с. 153].

Такой обмен происходит потому, что превращение групп, а вслед за этим и личностей в субъектов активности делает их особенно чувствительными к психологическим отношениям участников взаимодействия, затрагивающим группообразующие факторы. В психологическое обеспечение успешности совокупного действия даже элементарной диады включается процесс, который не заложен биологической природой: отражение и оценивание психологических отношений участников потенциального или реального взаимодействия, особенно отношения к своей группе.

Таким образом, члены сообществ получили возможность за счет интерпретации психологических отношений партнера к будущему взаимодействию представлять не только желаемое изменение объекта сотрудничества, но и предвидеть – как будет действовать партнер по отношению к группе членства в процессе этого сотрудничества.

Факт признания субъектом существования психологических отношений другого равносилен тому событию, когда Петр, по выражению К. Маркса, начинает относиться «к человеку Павлу как к себе подобному», и «человек Петр начинает относиться к самому себе как к человеку» [155, с. 62].

Благодаря полученным преимуществам субъекты начинают строить свои отношения с партнером на основе интерпретации его отношений, т.е. взаимные отношения.

Развивается сфера новых психологических отношений, но уже не к предметам и явлениям действительности (объекту взаимодействия), а между равносущностными «формами проявления рода «человек» [там же]. Иными словами, развиваются социально-психологические отношения, отражающие позиции, избранные субъектами в структуре их взаимодействия.

Теперь уже не природная безальтернативность, а чувства и воля людей, выраженные в их взаимоотношениях, принимают на себя обязанность создавать «географию» человеческих популяций, то объединяя их в общности, то проводя между ними границу вражды и непонимания.

Эти границы не создаются ни физически, ни биологически. Они могут быть только гибкими и нематериальными, как того требует многомерность развития общества, дающая ему возможность неограниченной самоорганизации и организации своего окружения.

Эти психологические границы непосредственно формируются в процессе взаимодействия индивидов в зависимости от степени переживания общего социально-психологического отношения. Это переживание делается очевидным в ходе взаимообмена психологическими отношениями. Внутри границ идут процессы интеграции индивидов, обладающих сходными психологическими отношениями к важным для данной совокупности предметам и явлениям, и, следовательно, обладающих сходными моделями поведения, ассоциированными с этими предметами и явлениями.

В отличие от материального обмена, который заключен во взаимопереходе материальных объектов и процессов из системы в систему, обмен социально-психологическими отношениями заключен во взаимопереходе идеальных, психологических моделей взаимодействия с реальностью, которые присущи субъектам как носителям отношений.

В результате совместной жизнедеятельности индивидов появляется солидарность чувств и переживание человеческого единства внутри границ совокупности и увеличивается ощущение «дистанции» от всех прочих, не входящих в данную совокупность.

Переживание единства превращается в меру всех психических явлений.

История Российского государства показывает, что даже в самые тяжелые времена княжеской раздробленности после смерти Ярослава Мудрого (1054), когда Русь, казалось, должна была по законам индивидуальной воли распасться на ряд «отчин», она сохранила некоторое единство политического – не владельческого – целого» [206, с. 41]. Один за другим следуют съезды князей: в Любече, в Витичеве, на Долобском озере. Александр Пресняков отмечает: «Для своего времени съезды были собранием «всей бра-тьи» или нескольких князей для принятия общих решений, часто вытекавших не из положения князей как носителей власти в той или иной волости, а из присущего им сознания, что они – группа князей, Ярославлей внуков, призванная блюсти Русскую землю…» [206, с. 60].

Переживание единства задает межгрупповым отношениям главную для человеческого общества роль. «…Психологические отношения индивидов являются вторичными, производными по отношению к социальным отношениям между группами, и сходство базовых психологических отношений индивидов, принадлежащих к одной социальной общности, является следствием социального единства группового субъекта» [195,с. 28].

Такое отражение и оценивание, ориентиром, точкой опоры которых становится общность, делает психологические отношения индивида социально-психологическими отношениями, формируя из природной, биологически организованной особи личность – носителя данных отношений.

В итоге, помимо материального обмена, обязательного условия существования любых материальных систем, появляется обмен социально-психологическими отношениями. Он формирует взаимоотношения и необходим для поддержания и развития социального уровня организации жизни, т.е. социальных групп как групповых субъектов, реализующих материальный обмен.

С этого момента для системы появляется возможность: 1) быть изолированной, такой, в которой невозможно включение элементов и отношений других систем; 2) быть закрытой, допускающей проникновение психологических отношений других систем, но не допускает включение элементов других систем; 3) быть открытой, допускающей как миграцию элементов, так и конвекцию идей и символов, отражающих иные психологические отношения.

Конечно, полностью закрытых систем в человеческом обществе не бывает, но близким примером может служить жизнь бушменов в пустыне Калахари, которые практически не имеют ни физических, ни психологических контактов с другими сообществами. Другим примером могут быть раскольники, уходившие в скиты и избегавшие общения с внешним миром. Достаточно закрытые системы представляли собой страны социалистического лагеря и США в период холодной войны, что полностью исключало свободную миграцию элементов системы, но происходил достаточно интенсивный обмен социально-психологическими отношениями, как на официальном, так и неофициальном уровнях. Другим примером закрытой системы является кастовая система Индии. Но большинство нормально развивающихся социальных систем открыты для обоих видов обмена.

В физическом мире развиваться могут только открытые системы. Согласно второму началу термодинамики, изолированная система способна только к возрастанию энтропии до максимальной величины [215]. Чтобы не превратить обмен социально-психологическими отношениями в «тепловую энергию» социального хаоса, человеческая система также должна быть открыта. Именно для того и наделяли первые общности природу человеческими символами и мифами, чтобы существовать в качестве открытой системы и развиваться. В случае социальной системы ее изоляция теоретически означала бы полное разрушение социальности и возврат на уровень поведения индивида при условии сохранения открытости живой системы.

Человеческие системы в своем оптимальном состоянии открыты. Но в процессе становления или напряженных отношений они могут переходить и к закрытым формам. И даже благоприятное для исторического развития состояние открытости требует определенной степени проницаемости границ, не нарушающей требований самосохранения групп и не разрушающей чувства социальной идентичности индивидов.

Исторические системы не только открыты как любые живые системы, но и выведены из равновесия с природой [53]. Они не могут воспроизводиться на протяжении длительного периода в одних и тех же формах, приспособленных к практически неизменным природным условиям, действующим на основе естественных закономерностей.

Если на любом уровне живого сущность адаптации заключается в экономизации энергии, с развитием социального свойства на общественном уровне проявляется принцип максимизации энергии, показывающий, что социальная система продолжает развиваться. Поэтому по иному складывается история взаимоотношений людей.

Социоэволюция поставила перед ними новые цели. Если живые системы способны к самоорганизации как ответной реакции на требования природы, то принцип максимизации энергии требует от человека, преодоления природы и способности к самопреобразованию, т.е. реакции, продолжающей прошлое и направленной в будущее.

Гомеорез человеческого сообщества обеспечен бесконечным процессом формообразования, который в отличие от гомеостатических систем, направлен не на адаптацию к внешним требованиям, а на все больший контроль внешнего внутренним, т.е. на придание социальным объединениям все большей субъективности во взаимодействии с другими.

Появляясь на свет, конкретные социальные группы и конкретные личности, обладая определенной степенью субъективной свободы, направляют свои главные цели на приобретение максимального контроля над внешними, противостоящими им факторами и организуют их в удовлетворяющие субъекта структуры. Эта заложенная эволюцией сила самодвижения приводит к появлению все новых и новых форм общественной жизнедеятельности, т.е. к тому, что мы называем процессом развития общества.

Таким образом, факт развития социального свойства позволил начаться формообразованию общественных систем, каждая из которых, проходя свой этап развития, позволяет появляться и изменяться социальным группами и личностям, которыми наполнена конкретная социальная система. Но, несмотря на все разнообразие существующих и существовавших когда-либо общественных форм, психологические механизмы, лежащие в основе процесса формообразования, всеобщи, так как подчинены одной цели – сохранению социального свойства, целостности и изменению по направлению к приобретению новых возможностей взаимодействия со средой.

Развитие современных форм обмена социально-психологическими отношениями определено историческим процессом.

Содержательно первые отношения были продиктованы единственно семейными основами жизни. Труд был достаточно примитивен и не требовал символизации. Вероятно, в основном эти отношения касались межплеменного взаимодействия, проявляющегося в процессе образования семейных связей. «…Реализация отношения брака не просто реализация соотношения двух изолированных индивидов, но одновременно установление соотношений между многими индивидами как членами групп» [199, с. 33].

Система взаимодействия внутри семьи не требовала обмена социально-психологическими отношениями в той форме, в какой она существует сейчас. Стабильность ситуации, регулирование поведения обычаями позволяют эффективно регулировать взаимодействие внутри семьи только знаками-сигналами и указательным полем праречи первобытного сообщества. В современном обществе некоторые супружеские пары, прожившие многие годы совместно, могут большую часть времени обходиться подобными упрощенными грамматическими структурами, понимая все остальное с полуслова.

Другое дело, когда возникают семейные связи на почве межродовых отношений. Жизнь заставляла создавать согласованное поле символических значений для организации эффективного взаимодействия. В единой семье встречаются две социальные системы, которые вступают в полосу обмена социально-психологическими отношениями, питая друг друга и приводя к интенсивному развитию символического поля общения людей.

Так же как в процессе обмена товаром возникает социально-практическая система знаков, в процессе обмена социально-психологическими отношениями между родовыми общностями возникает система символов, т.е. общедоступных и сделавшихся видимыми выражений сопряженных свойств этих общностей, которые закладывают возможность новой общности, объемлющей предыдущие.

Как уже отмечалось, Питирим Сорокин нашел удачный метафорический образ индивидов как «абсолютно замкнутых психических машин». Поэтому необходимость символического выражения взаимоотношений групп для преодоления этой замкнутости очевидна. «С психологической точки зрения (“внутренней”) это взаимодействие (психологическое взаимодействие индивидов) сводится к обмену различными представлениями, восприятиями, чувствами, хотениями и вообще всем тем, что известно под именем психических переживаний» [240, с. 47]. Поэтому воссоздавать внутри себя эти переживания других люди могут, только имея общих посредников – знаки социально-психологических отношений, вызывающие соответствующие переживания, в первую очередь, речевые. Это формирует общие ценностные владения социальных объединений и развивает единую систему ценностей, создающих необходимую социальную мотивацию и эффективное взаимодействие, которое превращает отдельных индивидов в групповой субъект деятельности и общения.

Концепция К. Маркса исходит из того, что в первобытном обществе отношения родства были единственными социальными отношениями. Исследования славянских общин, таких, как семейные (задруги)77
  Понятие «задруга» или «семейная община», впервые введенное Ф.И. Леонтовичем для объяснения древнерусского быта, очень образно и тонко, на мой взгляд, подчеркивает социальность первых человеческих объединений [206].


[Закрыть], соседские (верви), родовые (братства) подтверждают это и позволяют говорить об общих основаниях первых межгрупповых отношений, построенных исходя из задачи целостности популяции.

Как свидетельствовал Прокопий Кесарийский, славяне «с древнейших времен живут в народоправстве» (курсив мой.– И.С.) [206, с. 399]. Род служил первоначальной и исключительно значимой единицей человеческих общностей, когда и физические, и биологические границы групп совпадали и являлись закономерным продолжением развития биологических популяций. Другой свидетель первых шагов развития социальных чувств, монах Киево-Печерского монастыря, летописец Нестор писал, что «…они (славяне), как и другие, не знали единовластия, наблюдая закон отцов своих, древние обычаи и предания…» [99, с. 54].

Становление социальности сопровождается постепенной дифференциацией структуры социальной системы с тенденцией индивидуализации семей, доводя их к настоящему времени нередко до критически минимальной структуры, состоящей из двух человек (особи мужского и женского пола) в западных культурах и все еще сохраняя относительно устойчивые родовые черты в восточных. С.М. Соловьев отмечает: «…Общественная жизнь, получая все большее развитие, условливала распадение родов на отдельные семьи, причем прежнее представительное значение старшин в целом роде должно было мало-помалу исчезать» [237, с. 167].

Сам факт количественного роста родоплеменных объединений оказывается существенным для принципиальных изменений социальной структуры. Территориальный союз в связи с этим существенно важен для существования такой структуры.

После смерти главы неразделенной семьи (старейшины, старосты, домачина, большака, главаря и т.д.) нередко, но не всегда возникали случаи выдела владения отдельным семейным группам с созданием вервей, разделенных семей и т.д. Несколько родов, поселившись вместе, начинали испытывать тяготы усобиц. Поэтому они, по сведениям летописца, пытаются воспроизвести структуру единого рода, объединяясь и подчиняясь общему родоначальнику. Племенной быт постепенно сменяется «строем городовых земель-областей» [206, с. 306].

Преемство власти приобретает многовариантность. Применяется и номинация предшественником, и узурпация, и избрание, при котором старшинство признается за младшим как за наиболее способным. Но старейшины, несмотря на разнопринципность избрания, всегда те, кто может управлять, «держит землю». «Принцип рода» в сознании социальных групп начинает постепенно замещаться «принципом территории». А.Е. Пресняков приходит к выводу, что первые города «…городские волости-земли чужды этнографического основания, а построены на ином: на властвовании и господстве главного города над землей…» [206, с. 306]. Самоуправляющиеся территориальные союзы-верви, видимо, как социальные группы на первых порах механически объединены в волости, которые управляются вече. Но в природе волостей мы уже отчетливо видим сложную социальную систему, состоящую из некоторого количества первичных социальных групп слитых, сплоченных на основе родства и сцепленных межгрупповыми отношениями на основе территориального единства.

Количественный рост элементов родотерриториальных множеств, хотя мы и можем их, вероятно, считать первыми внешними детерминантами создания социальной системы88
  К внутренним детерминантам возникновения социальных систем мы относим новые формы психического отражения, приводящие к возникновению соответствующих социально-психологических отношений.


[Закрыть], далеко не исчерпывает возможностей ее саморазвития. И даже, строго говоря, останавливает ее развитие на определенном, достаточно простом уровне.

Далее очень интенсивную роль начинают принимать на себя факторы трудовой деятельности, которые до недавнего времени считались главными и единственно заслуживающими внимания в отечественной социологии и социальной психологии.

Наиболее распространенная точка зрения заключалась в соотнесении факта формирования социальных групп со степенью сложности труда. Примитивный труд не требовал объединения [98, с. 133]. Развитие труда ведет к объединению людей. И лишь к капиталистическому обществу, когда универсальная связь индивидов осуществляется по преимуществу посредством вещей, возникает обмен деятельностью, «а значит, и процесс, обеспечивающий интеграцию всего социального коллектива именно как человеческого» [199, с. 27].

К этому мы можем добавить, что обмен деятельностью существовал и ранее, если только не отождествлять понятия деятельности и труда. Но, бесспорно, и мы вынуждены с этим согласиться, развитие специализации деятельности (и одновременно количественный рост специализированного труда) приводит к появлению новых социальных множеств неограниченно (как не ограничены и аспекты труда) и ведет к усложнению социальной системы.

Процесс развития социальной системы параллельно вел к отмиранию народовластия и замене его специализированными административными функциями, выполняемыми особой социальной группой (администрацией князя у славян: сотскими, тысяцкими и другими казенными людьми).

Таким образом, мы видим складывающуюся со временем иерархическую упорядоченность социальных множеств при организации взаимодействия элементов: старейшины → администрация + глава администрации и упорядоченность по способу организации взаимодействия элементов (специализация труда между отдельными социальными группами).

Одновременно с развитием структуры элементов социальной системы изменялась роль психологических механизмов, регулирующих взаимодействия между ними. В.М. Кайтуков в монографии «Эволюция диктата» предлагает вниманию читателя типы систем диктата в порядке их появления на социальной сцене. К основным типам систем диктата (в порядке их появления) В.М. Кайтуков относит: (1) тривиально-силовой; (2) интенсивно-силовой; (3) внушенно-силовой; (4) внушенно-интроспективный; (5) тотальный; (6) интроспективный [98, с. 18].

Не давая никаких оценок общей концепции автора, можно отметить, что идея постепенного смещения основных причин социального поведения с внешних источников на внутренние (социально-психологические) кажется очень привлекательной и верной.

С развитием структуры социальной системы идет переход к внутренним регуляторам поведения социальных групп, образно говоря, к «повышению субъектности» социальных групп. Это, в свою очередь, связано, с одной стороны, с развитием символической картины мира в «совокупном сознании» общества, а с другой – с превращением социально-психологических отношений в самостоятельный аспект человеческой активности.

Если бы мы говорили о социальной группе как о простом собрании людей, обладающих каким-либо общим признаком, нам было бы достаточно говорить о пространственном единстве (целостности), но социальные группы обладают активностью, а сверх того и субъектностью (в принятом здесь понимании этого термина).

В связи с этим будет справедливо говорить не только о пространственном единстве в рамках какого-либо периода, но и непосредственно о временном единстве социальных систем. Проблема последнего со всей очевидностью раскрывается при анализе процесса развития социальных систем.