Текст книги "Мажор-2. Возврата быть не может"

– Ну, то есть инсценировка? Зачем? – пожал плечами Аверьянов.

– Ради страховки, – подсказал Соколовский. – Потому что иначе он просто самоубийца, в таких случаях страховку не выплачивают.

– Любой эксперт определит, что руку оттяпали после смерти.

– Геращенко не криминалист, – сказала Вика. – Ему могло показаться, что все выглядит правдоподобно.

– Слушайте, – недовольно заявил Соколовский и демонстративно потянулся. – Может, у него и спросим? Или настоящим полицейским надо все по два круга обсудить?

Жену Геращенко, Ольгу, они нашли в больнице у мужа. Выглядела женщина плохо, намного старше своих лет. И самое главное, у нее были абсолютно потухшие глаза. После взаимных представлений Родионова предложила поговорить откровенно, пока Даня отвлекал троих детей играми в другом конце больничного коридора.

– Как вы оказались должны банку?

– Два года назад мы оба остались без работы. Федя все время искал, но в итоге… заложили квартиру в «Главстройбанке». А потом… Ваня… это младший… У него врожденный порок сердца. Врачи говорили, что с возрастом станет лучше, но стало хуже. И, кроме операции, выхода не было. А это дорого.

Вика кивала. Она видела, насколько женщине тяжело говорить, но не прерывала ее.

– Но вы же понимаете, в такие моменты никто не считает денег. И после… Когда Ваню спасли, стало ясно, что мы просто не в состоянии выплачивать так же, как выплачивали.

Ольга расплакалась, и Вика взяла женщину за руку, а Жека сбегал к кулеру и принес стакан воды.

– Продолжайте. Прошу вас.

– Так вот. Мы пошли в банк просить пересмотреть график платежей, – продолжила свой рассказ Ольга. – Может, увеличить срок кредита.

– Но Жуков не согласился, – вставил Соколовский.

– Хуже. Он передал долг коллекторам. Нам звонили, угрожали. Пару недель назад коллектор подстерег детей у дома. И сказал им: если не убедите родителей выплатить долг, дома у вас не будет. Не представляете, что с ними потом было. Они две ночи не спали. Подумайте только, как такое сказать детям!

Соколовский увидел врача и мгновенно перехватил его в коридоре. Вика видела, как Игорь старается что-то ему объяснить. Врач сначала упирался, потом все же кивнул и ушел.

– Геращенко очнулся, – поймав взгляд Вики, одними губами произнес Игорь и показал в сторону палаты: – У нас пять минут.

Выглядел он плохо. Крепкий зрелый мужчина сейчас лежал бледный, с запавшими щеками и темными кругами вокруг глаз. На Соколовского он не смотрел.

– У вас есть семья, молодой человек? – вдруг спросил Геращенко.

– Уже нет.

Геращенко посмотрел на Игоря, но комментировать не стал. Он снова отвел взгляд, еще немного полежал молча, потом снова заговорил:

– Я должен был спасти Олю. Детей…

– Федор Анатольевич, мотивы я понимаю. И предлагаю вам честный обмен. Если скажете правду, я вам помогу.

– Какую правду? – снова посмотрел на полицейского Геращенко.

– Я намекну. Несчастный случай с Прониным произошел позавчера. А вот жизнь вы застраховали две недели назад.

– И?

– Обмен. – Соколовский подвинул стул ближе к изголовью кровати Геращенко. – Ключевое слово – «честный».

– Ладно, – решился мужчина. – Я собирался сам его убить. Но не смог. Вместо этого снова стал просить, умолять, унижаться, он разозлился, потом…

– Да-да, что потом – мы в курсе. На стройке стояла камера.

Геращенко так резко повернул к нему голову, что Соколовский стал опасаться за его шейные позвонки.

– Светит вам, Федор Федорович, статья 244-я УК РФ. Надругательство над телами умерших. В вашем случае, думаю, обойдутся штрафом.

Игорь встал, и в этот момент в палату буквально ворвались дети, а следом вошла и Ольга. Соколовский посмотрел на семью и тихо вышел из палаты.

У Жукова было очень неприятное лицо. Полный, с вывернутыми влажными губами, он выглядел каким-то неопрятным, хотя на нем был дорогой костюм и свежая белая рубашка.

– Добрый вечер. Садитесь, – предложил он, показав рукой на кресло напротив его стола. – Вы, насколько я понял, сын Соколовского? Владимира Яковлевича?

– Да. Совершенно верно, – кивнул Игорь.

– Ясно. И что вы хотели?

– Хочу вас попросить о личном одолжении, – спокойно заговорил Соколовский, – сделать отсрочку по выплате кредита для некоего Геращенко. У него семейные обстоятельства.

– Геращенко, Геращенко… – наморщил лоб Жуков. – Помню. Приходил ко мне такой, было дело. Ничего сделать не могу – долг продан коллекторам.

– Перестаньте, – махнул Соколовский рукой. – Коллекторскому агентству «Гиацинт», которое вам же и принадлежит.

– Я не понимаю, о чем вообще речь, – после довольно длинной паузы сказал Жуков.

– Я даю вам шанс поступить по совести, – вглядываясь в лицо управляющего, сказал Игорь.

– У себя в банке, – самодовольно заявил Жуков, – я сам буду решать, как поступать. А ты – пошел вон.

– Хорошо. – Соколовский поднялся на ноги. – Только вы забыли, что это не ваш банк. А вашего тестя.

– Чего? – скривил рот Жуков.

– Он только что получил от меня одно видео. И я думаю, вы больше тут не работаете.

Жуков застыл, не зная, что сказать и как отреагировать. А Соколовский повернул свой телефон экраном к нему. Хорошо стал слышен голос Лизы:

– Малыш, поиграем?

Было интересно смотреть, как полные плечи Жукова стали медленно опускаться. Самодовольный и наглый человек вдруг сник.

Ольга Геращенко сидела в больничной палате возле мужа и осторожно, с ложечки, поила его отваром. Вошедшая медсестра улыбнулась больному, потом наклонилась к его жене и протянула конверт:

– Вам просили передать.

Ольга, не понимая, от кого это может быть, осторожно повернула конверт и увидела, что на нем размашисто и крупно написано: «Приз за честность». Она открыла конверт и увидела, что в нем деньги…

– Федя! Что же это?

Катя открыла дверь и улыбнулась.

– Привет, – сказал Игорь, продолжая торчать на пороге.

– Неожиданно.

– Неожиданность – мой метод, – заверил Игорь и кивком указал на квартиру: – Я зайду?

– Я уже собралась спать, – снова улыбнулась Катя.

– Отказ принят. Сладких снов, – сказал Игорь и сделал шаг в квартиру. Он притянул девушку к себе и поцеловал в мягкие теплые губы. – До завтра?

– Да, – прошептала Катя.

Не выпуская девушку из объятий и мягко касаясь губами ее губ, Игорь перемещался все дальше и дальше в комнату. В сторону постели. Но тут в его кармане зазвонил телефон. Отпустив Катю, он посмотрел на экран, едва удержавшись, чтобы не нахмуриться.

– Черт.

– Что? – с интересом спросила Катя.

– Земле нужно еще немного добра, – ответил Игорь и, поцеловав девушку, направился к двери.

– Псих, – с улыбкой констатировала Катя.

Уже подходя к своей машине, Соколовский снова набрал Яну:

– Я уже начал волноваться – вдруг с тобой что-то случилось?

– Это я начала волноваться! Ты не отвечаешь.

– Все в силе. Встретимся на стоянке около гостиницы, – предложил Игорь. – Там нас никто не увидит.

– А по моему вопросу?

– Деньги у меня с собой.

– Я буду через десять минут.

Улыбнувшись, Игорь отключился и завел машину. Ехать от дома Кати до гостиницы по ночному городу было не так уж и долго. И он очень удивился, когда телефон зазвонил снова. Или Яна что-то не поняла, или Катя расшалилась… Может, Вика? Но на экране высветилось «неизвестный номер».

– Алло?

– Здравствуй, Игорек. Как жизнь? – раздался в трубке знакомый голос, от которого внутри все сжалось и болью, и ненавистью одновременно.

– Стас?!

– А ты думал, я покойничек? – коротко засмеялся Стас. – Не-ет, я жив. И очень хочу с тобой пообщаться, просто время еще не пришло.

– Если ты считаешь, что я виноват… – начал было Соколовский.

– В смерти моей сестры? А как же мне еще считать, Игорек?

– Тогда давай встретимся и со всем разберемся.

– Но ты же полицейский! Ты притащишь на встречу большую пушку и компанию своих друзей. Нет, так не годится. И потом, я же сказал: время для встреч еще не пришло. А вот когда оно придет, мы непременно повидаемся. Но только на моих условиях. – Он снова коротко посмеялся таким хорошо знакомым хрипловатым смешком. – Впрочем, я готов тебе доказать, что я не просто голос в динамике. Тем более такой удачный момент подвернулся. На стоянку отеля только что заехала одна милая девушка. Думаю, она к тебе.

– Откуда ты знаешь? – опешил Соколовский. Он вдавил педаль газа до пола и погнал машину на бешеной скорости, лавируя в потоке автомобилей.

– Ты встречался с ней в ресторане. Разговор у вас был, правда скучный. Со мной будет веселее.

– Не смей ее трогать, слышишь? – не выдержал и закричал Игорь.

– Да брось, – небрежно отозвался Стас. – Кто она такая, в конце концов? Ты с ней даже не спишь. Видишь, я все про тебя знаю.

– Стас, я серьезно! Я готов на твои условия, только…

– Время пошло. Может, ты и успеешь, кто знает.

Игорь не успел ничего сказать, а в трубке послышались короткие гудки. Он гнал машину, чудом избегая столкновений. Потом Игорь снова схватил телефон и набрал Яну.

– Я уже тут, – почти сразу ответила девушка.

– Быстро! Уходи оттуда! – заорал Соколовский, и у него зазвенело в ушах от собственного крика.

– Но я все привезла…

– Беги! Все потом! – почти умоляя, а не приказывая, закричал Игорь.

– Но я не понимаю…

– Яна! Яна!

Девушка больше не отвечала. Игорь влетел на парковку возле гостиницы, увидел издалека машину Яны, свернул и резко затормозил рядом. Он выскочил на мокрый после дождя асфальт и тут же замер. Перед глазами – разбитое пулями боковое стекло и Яна с окровавленным лицом, повисшая на ремне безопасности. Салон внутри был весь забрызган кровью: Стас стрелял в нее несколько раз.

Телефон зазвонил в руке, и Соколовский заорал в трубку так, что его голос разнесся по ночной парковке:

– Где ты, сволочь?! Выйди!

– Ну что, опоздал? Опозда-ал… – хрипло засмеялся Стас. – Готовься к тому, что ты теперь будешь опаздывать всегда.

Соколовский со злостью ударил кулаком по простреленному стеклу. Он не чувствовал крови на своем кулаке. Ни своей, ни крови Яны.

Глава 5

«Давай без истерики», – остановил себя Соколовский. Перед глазами стали всплывать лица близких ему людей, которые погибли, и это, как ни странно, принесло успокоение и способность мыслить холодно и расчетливо: «Значит, так вот, Стасик? Раньше у нас с тобой была холодная война, а теперь горячая началась. Девочка тут при чем? А ты спятил, Стас! Окончательно спятил!»

Оглянувшись по сторонам, Соколовский убедился, что за ним никто не наблюдает. На коленях у Яны лежала открытка. Чистая, неокровавленная. Значит, этот урод бросил ее в машину через слегка опущенное стекло уже после убийства. Сунув открытку в карман, Соколовский осторожно, обернув руку платком, расстегнул сумочку Яны. Флешка с большим мохнатым розовым хвостом лежала в боковом кармашке. «Девочка», – с грустью подумал Игорь, взглянув на игрушку, пристегнутую к флешке.

– Прости, – тихо произнес он, глядя на мертвую Яну.

И уже отъехав от отеля, Соколовский понял, куда ему сейчас надо. Машина неслась по ночному городу, Игорь бездумно смотрел вперед, мыслей не было. «Нет, так нельзя, соберись, – велел он самому себе. – Еще ничего не кончилось, ты вообще еще ни с кем не разобрался. Ты на половине пути, а впереди только враги. Злобные, клыкастые». Руки машинально поворачивали руль, и вот уже узкая дорога привела его к особняку с хорошо знакомыми зелеными воротами и высоким забором.

Оставив машину в стороне, Соколовский подошел к воротам и нажал кнопку вызова. Он смотрел прямо в глазок камеры. Смотрел уверенно, с вызовом. Он снова был самим собой.

Наконец в динамике что-то прошелестело, и раздался голос матери Стаса:

– Уходи.

– Елена Викторовна, нам нужно поговорить.

– Мне совершенно не о чем с тобой разговаривать, – холодно ответила женщина.

– Я до последнего дня тоже так думал.

Ответа не последовало. В динамике была только тишина. Но предчувствие подсказало, что женщина все еще слушает и смотрит на него.

– Вы же понимаете, я могу прийти с постановлением, я ведь в полиции работаю. Особенно учитывая то, что я сегодня узнал.

Снова молчание. Потом в тишине щелкнул замок, и дверь открылась. Соколовский быстро вошел и поспешил по дорожке к дому. Елена Викторовна встретила его на ступенях дома в накинутой на плечи большой теплой шали.

– Даю тебе ровно минуту, – сказала она, глядя сквозь Соколовского.

– Где Стас, Елена Викторовна?

– И у тебя хватает наглости приходить сюда, задавать мне такие вопросы! – Женщина наконец посмотрела на Игоря.

– Давайте без эмоций. Где он?

– На кладбище! И минута – слишком долго для такого разговора! – ответила женщина, и в ее голосе было мало от убитой горем матери, не так давно похоронившей сына.

– Если Стас на кладбище, – перебил ее Соколовский, – то как он мог час назад убить человека?!

– Этого не может быть… – после паузы уже взволнованным голосом произнесла Елена Викторовна.

– Когда неделю назад мне показалось, что я его видел, я так и подумал: этого не может быть. Сегодня я говорил с ним. Как это может быть? – Соколовский говорил и все пытался заглянуть женщине в глаза. Ему хотелось понять, можно ей верить или нет. – В том, что Стас жив, я и не сомневаюсь. Я хочу узнать – как? И где его искать, пока он не надумал убить кого-то еще?

– Стас, – заговорила женщина неуверенным голосом, – не мог никого убить. Он в Черногории. В отеле, у надежных друзей.

– В этом отеле? – хмыкнул Игорь, сунув в руки Елене Викторовне открытку. – Как же так вышло, Елена Викторовна?

Женщина подняла на Игоря глаза. В них мелькнула невеселая усмешка.

– Дороже всего нам обошлось вскрытие.

Соколовский каким-то чутьем понял, что Елене Викторовне нужно выговориться. И он не стал мешать, только внимательно смотрел в ее лицо, пытаясь уловить признаки лжи или искренности уставшей женщины.

– Когда мне сообщили, – медленно заговорила Елена Викторовна, – что сын не умер, я сразу поняла, что он получил шанс начать новую жизнь! Я знала: для этого раз и навсегда нужно было покончить со старой. Я убедила мужа, что все должно было быть по-настоящему. Настоящее вскрытие. Настоящее прощание. Настоящие похороны.

– Вы пережили его смерть при жизни, – тихо сказал Соколовский.

– Воскрешение возможно только после смерти. Своей первой жизнью сын разочаровал меня. Мне выпал шанс дать ему вторую, и я позаботилась о том, чтобы она была устроена по моим правилам.

– Кажется, у вас ничего не получилось. Он снова прежний, за ним снова тянется череда несчастий для других людей, череда горя. Даже смерти. И мне кажется, что именно теперь Стас стал относиться к смерти по-другому, проще. Особенно если это – смерть другого человека.

– Я все равно не понимаю, как это возможно? За ним присматривают, сообщают о его состоянии каждый день, шлют фото.

– Полагаю, вас обманывают, – сказал Соколовский, забирая из рук женщины открытку.

– Если все так, как ты говоришь, Игорь, значит, у меня действительно ничего не получилось.

– Сложно сделать из черта ангела.

– Как ни назови – я тебе не завидую, – вдруг сказала Елена Викторовна. – Да и себе тоже.

– Посмотрим. – Глаза Соколовского недобро прищурились. – Если объявится, можете мне позвонить?

– Что? Да, да, конечно, я позвоню…

Вложив в руку женщине свою визитку с номером телефона, Соколовский медленно пошел к воротам. Он дважды оборачивался на мать Стаса, но женщина, кажется, так глубоко ушла в себя, что уже не воспринимала окружающий мир.

Для встречи с Константином Соколовский решил выбрать место, с которым лично у него ничего не связано. Просто аптека, просто улица, и никакой предварительной договоренности. Когда Соколовский подъехал, Константин топтался возле своей машины, посматривая на часы. Было три часа ночи.

– Спасибо, что подъехали. – Соколовский пожал юристу руку.

– Я надеюсь, это достаточно важно, чтобы встречаться в такое время? Вчера был день рождения у моего сына, и, честно сказать, я пока не очень отличаю сон от реальности.

Игорь протянул флешку, которую он забрал из сумки Яны.

– Здесь – информация о нарушениях в отношении миноритариев. Дальше – на ваш выбор.

– Неплохо, – забирая флешку и пряча ее в карман, сказал Константин. – Как удалось достать?

– Не важно. Но человек, который достал мне эту информацию, погиб.

– Погиб из-за этой информации? – внимательно посмотрел на Соколовского Константин.

– Погиб из-за того, что приехал на встречу со мной.

– Зачем вы мне это рассказываете, Игорь Владимирович?

– Я не сомневаюсь в вашей осторожности и лояльности, но… скажем так – возник некий не учтенный нами фактор. Поэтому я очень прошу вас быть аккуратнее и сделать все как можно быстрее.

– К завтрашнему вечеру – вас устроит?

– Вполне.

– В таком случае до завтра, – сказал Константин, сдерживая позевоту.

Игорь смотрел вслед его машине и снова удивлялся Константину. Странный он какой-то. Нет, профессионал он, конечно, от Бога, но есть в нем что-то, что отличает Константина от других людей. Может быть, это характерная черта профессионала-наемника. Он ни на чьей стороне, он никому не предан, он выполняет только ту работу, за которую ему платят. Сделал, получил деньги и забыл. Нет, такого у него наверняка не бывает. Такие люди никогда ничего и никого не забывают. И работают они не со всеми.

Радио «Европа-Плюс» гоняло музыку для тех, кто уже не спит и, возможно, едет на работу. Соколовскому очень хотелось кофе. Самым большим желанием было остановиться возле какого-нибудь кафе и… но в такую рань никто еще не работает. А пить в отделе растворимую бурду, которой злоупотребляли коллеги, не хотелось.

Женщина, стоявшая на мосту, мгновенно привлекла внимание Соколовского. Тем более что стояла она уже по другую сторону перил. То, что она собралась броситься с моста, не вызывало сомнений. А еще она никак не могла решиться. Соколовский резко затормозил и задним ходом вернулся к женщине. Выйдя из машины, он с неудовольствием отметил, что рядом ни прохожих, ни автомобилей. А тут все решают секунды. Черт, надо как-то самому выкручиваться, а то ведь она и правда прыгнет. Женщина дернулась при приближении незнакомца и сильнее вцепилась в перила. Это было хорошим знаком. Подойдя к перилам и облокотившись на них, Соколовский спросил почти равнодушно:

– Проблемы?

– Не подходите! – дрожащим голосом заговорила женщина. – Я прыгну!

– А, сколько угодно, – разочарованно махнул рукой Соколовский. – Мне тоже все это надоело.

И он стал деловито перелезать через ограждение моста в паре метров от женщины. Посмотрев вниз, он покачал головой и вздохнул.

– Вы что, серьезно? – Совершенно растерявшаяся женщина уставилась на незнакомца.

– А вы – нет? – не поворачивая к ней головы, спросил Игорь.

– Но… – замялась она, с беспокойством глядя на Соколовского.

– Не отвлекайте, – попросил Игорь и закрыл глаза, как будто и в самом деле собирался с духом, чтобы прыгнуть вниз.

Женщина посмотрела на Соколовского, потом оглянулась на его дорогую машину и стала перелезать через ограждение обратно на тротуар. Подойдя к странному мужчине, который тоже пытался спрыгнуть с моста, она крепко вцепилась в воротник пальто.

– Ну и зачем? – поинтересовался Соколовский. – Я же вам не мешал!

– Слушайте, – взволнованно заговорила она, – ну так же нельзя, давайте поговорим!

– Давайте, – охотно согласился Соколовский и полез назад на мост. – Садитесь в машину.

– Я думаю, мы можем и здесь, – то ли с опаской, то ли просто не понимая, что происходит, сказала женщина.

– Садитесь, не бойтесь. Я из полиции. – Соколовский показал удостоверение.

– Я что, арестована?

– Да нет… Вы меня спасли, я – вас. Вдруг еще чем-то помогу? Да садитесь уже, не стойте! Тут ветер, холодно. Простудиться еще не хватало.

Женщина слушала его голос и при каждом слове как-то грустно кивала. Потом она опустила голову и послушно пошла к машине.

Когда они подъехали к отделению полиции, Соколовский сразу увидел Вику. Развернувшись от самого входа, она быстро подошла к его машине и распахнула переднюю дверь:

– Почему не отвечаешь на звонки?

– Извини. Я с утра пораньше взялся за работу, – развел Соколовский руками, думая, рассказывать ли Вике, что он не мог взять трубку, потому что пытался спрыгнуть с моста.

– Возле гостиницы, где ты живешь, произошло убийство! – с нажимом сказала Родионова.

– Я никого не убивал. Меня тоже никто не убивал, как видишь. И у меня тут человек, у которого горе.

И только теперь Вика обратила внимание, что рядом с Соколовским в машине сидит незнакомая женщина. Игорь подал руку и помог женщине выйти из машины. У входа стоял Королев и, прищурившись, с явным неодобрением смотрел на Соколовского и его спутницу.

– Ну а ты? Тоже обо мне волновался? – поинтересовался Игорь.

– Не дождешься! – буркнул Даня.

Юрасова сидела на стуле перед Викой и терзала свой носовой платок. Слезы то ручьем лились из ее глаз, то переставали течь, и тогда женщина снова говорила, постукивая себя кулачком в грудь, будто во всем виня только себя. Хотя так, наверное, и было на самом деле. Даня сидел за своим столом и делал вид, что совсем не слушает.

– Бабушка из-за меня умерла! Она меня растила, столько для меня сделала, а я…

– Вы продолжайте, продолжайте. – Вика подала женщине стакан воды и снова села на место.

– Я сама в Кирове живу, а бабушка тут одна. Я к себе звала, а она ни в какую. Сама старенькая уже, здоровье плохое. А я часто ездить не могу. Ну, я и уговорила бабушку подписать договор пожизненной ренты квартиры.

– То есть я правильно вас поняла, – уточнила Родионова, – специальные люди за бабушкой ухаживают, кормят, лечат, а квартира после ее смерти достается им?

– Да. Многие так делают. Нашла фирму, которая этим занимается, «Дорогая моя Москва», очень приятные люди, бабушке тоже понравились. – Женщина говорила, а ее глаза снова стали наполняться слезами. – А потом… потом…

И тут она не выдержала и заплакала. Соколовский снова взял стакан и подал женщине:

– Вот попейте, а я дальше сам расскажу. Короче, бабушка подписала все бумаги, а через неделю вышла погулять и не вернулась. Ее нашли на лавочке во дворе дома, мертвую. Врач сказал, что смерть наступила в результате инсульта. Восемьдесят три года старушке, ничего удивительного, в принципе.

– И зачем же ты нам это рассказал? – неприязненно спросил Королев.

– Затем, что из квартиры за эту неделю пропали две старинные иконы. А это уже второе странное совпадение после такого своевременного подписания бумаг, вам не кажется?

– Ценность пропавших икон подтверждена? – спросил Вика, строго глянув на Даню.

– Пока нет, но у гражданки Юрасовой есть фотография, на которой покойная бабушка стоит рядом с иконами.

– Фотография не поможет, – снова подал голос Королев.

– Хорошо. – Вика протянула Юрасовой ручку и лист бумаги: – Пишите заявление, постараемся вам помочь.

– Зачем мне это? – Женщина посмотрела на лист бумаги. – Бабушку я уже все равно не верну, а вы ничего не сделаете. В самом деле, у меня никаких доказательств нет, кроме этой фотографии.

– Ну, нет так нет. – Соколовский поднялся со стула и подошел к Юрасовой: – Давайте я тогда вас до мостика подвезу хотя бы.

Женщина посмотрела на Игоря с удивлением и даже со страхом, вжавшись в спинку стула. Вике эта интермедия не понравилась, и она бросила строгий взгляд на Соколовского:

– До какого еще мостика?

– Да я гражданку Юрасову с моста снял, – пояснил Игорь. – Она прыгать с него собиралась. Теперь вижу, что зря старался. Пусть прыгает. А эти уроды еще кого-то обманут. Чтобы еще чья-то бабушка умерла. – Игорь наклонился к женщине: – Вы же этого хотите?

– Нет, конечно, – тихо ответила Юрасова.

– Тогда пишите, а мы разберемся.

Женщина взяла ручку и, чего-то стыдясь, стала писать, все время уточняя, так она пишет или не так. Создавалось впечатление, что она стыдится навязываться, отнимать чужое время, создавать сложности другим людям. Соколовский смотрел на нее и покусывал от досады губу.

– Вы в Москве где живете? – спросил он.

– У подруги.

– Когда напишете, отвезу вас к подруге. Буду знать, где вас искать в случае чего. А фотография бабушки с иконами где?

– Тоже там.

– Заодно и заберу. Утром привезу, и будем действовать. Вы пишите, пишите.

Фотография, которую Соколовский наутро привез в отдел, была удачной во всех отношениях. И благообразная улыбающаяся старушка на переднем плане во всей красе, и две большие иконы на стене позади нее тоже были видны довольно хорошо. Вика стояла рядом с Соколовским у доски, на которой он укрепил фото, и рассматривала иконы.

– И как ты собираешься установить по фотографии ценность этих икон? – с сомнением спросила она.

– Есть одна мысль… – начал было Соколовский, но тут, споткнувшись о порог, в дверь вошел Аверьянов. Выглядел он возбужденно, но как-то отстраненно. Хотя, поздоровавшись, он сразу заговорил о делах:

– Извините, опоздал. Что у нас?

– Мажор только что повесил нам на отдел глухаря, – хмыкнул со своего стола Королев, чистивший там пистолет.

– Пытаюсь помочь человеку, который едва не покончил с собой, – поправил Даню Соколовский.

Аверьянов прошел к своему столу и стал перекладывать бумаги с места на место. Как казалось – бесцельно. Королев отложил пистолет и подошел к доске.

– А если это всего лишь цепочка совпадений? – скептически спросил он. – Бабка старая, диагноз – «на том свете заждались». Она могла и через месяц умереть, и сразу после подписания договора по ренте.

– Но ведь иконы пропали, – напомнила Родионова, продолжая смотреть на фотографию.

– Может, это просто доски крашеные. Стоят сто рублей пара. А старуха их на помойку выбросила, или в соседнюю церковь отнесла, или продала возле метро.

– Если ты прав – с меня «поляна», договорились? – Соколовский посмотрел на Даню.

– Отказываться не стану. Только насчет глухаря с Пряниковым сам будешь объясняться.

Вика вернулась к своему столу, взяла тонкую папку и протянула Королеву:

– Здесь копия договора на пожизненную ренту. Проверь, пожалуйста, саму контору – нет ли за ней чего.

Жека засуетился, явно привлекая к себе внимание Соколовского, стал покашливать и многозначительно кивать на дверь. Игорь удивленно пожал плечами и, выждав паузу, вышел из кабинета следом. Жеку он догнал возле окна, где тот возбужденно топтался, не зная, куда деть руки. Он то складывал их на груди, то засовывал в карманы брюк.

– Ты чего? – спросил Соколовский, с интересом наблюдая за Аверьяновым.

– Это же список «Форбса», фигура! – громко зашептал Жека, то и дело озираясь по сторонам и замолкая, когда мимо проходил кто-то из сотрудников. – Такие дела проворачивает! Кто он и кто я? Что я ему скажу, если он спросит, какие у меня виды на его дочь?

– Правду скажи, – усмехнулся Соколовский.

– Да я сам еще не решил, какая она – правда! – снова начал расхаживать по коридору Жека.

– Тут уж я не виноват. Да стой ты, – попытался Соколовский поймать Жеку за рукав. – Я свою часть договора выполнил – с Ниной тебя познакомил. Она, как я понимаю, от тебя без ума.

– А я на ней боюсь жениться!

– Жека, – Соколовский сделал серьезное лицо, – я на шутки и прибаутки сейчас не настроен. Хочешь – женись, не хочешь – не женись. Большой уже мальчик. Старше меня по званию.

– Да как ты не понимаешь, я с людьми такого калибра никогда в жизни не общался! Для меня потолок – полковник из управления!

– Жека, почему такая низкая самооценка? Ты полицейский. Представитель закона. Гордость нации.

– Думаешь, отец Нины тоже так считает? – с вызовом спросил Жека.

– Хм. – Соколовский помолчал, потом ответил честно: – Нет.

– Ну вот, – сразу сник Жека, явно надеявшийся услышать иной ответ.

– Зато Нинель тебя любит. А для отца это важно.

Вика выглянула в коридор и удивленно посмотрела на своих подчиненных:

– Куда вы пропали? Что вы тут секретничаете? У Дани интересные новости.

Королев стоял у принтера, когда они вошли. Он протянул Соколовскому распечатку:

– Контора оказалась мутная. Оказывается, ею уже занимались. Ты почитай, почитай.

Соколовский взял лист и присел на стул возле стола Родионовой. Жека пристроился сбоку, заглядывая в текст через его плечо.

– Борисова Аглая Михайловна, – читал Игорь, – семьдесят девять лет… договор заключен… скончалась… Та-ак, это, получается, через три месяца.

– Всего четыре мертвые старушки, включая нашу, – сказал Даня. – Все заключали договор с агентством «Дорогая моя Москва».

– И кому же принадлежит это сердобольное агентство? – спросила Вика.

– Господа Винокуров и Кислицын. Но на четырех умерших старушек – шесть вполне довольных клиентов. И это по-прежнему может быть совпадением. Старшей из четырех – девяносто шесть. И проверка ничего не дала, все смерти наступили в результате естественных причин.

– Ну, с чего начнем? – спросила Вика.

– С одного благообразного старичка, – предложил Соколовский.

Моисей Борисович Шерман был одним из немногих истинных знатоков старинного искусства иконописи. Существовали, конечно, целые школы, дающие миру экспертов, художников иконографики, но антиквар Шерман имел буквально энциклопедические познания в этой области. К нему редко обращались за советами и консультациями, потому что Моисей Борисович не любил заниматься ерундой. А серьезные работы были все известны, описаны и аккуратно лежали в хранилищах или выставлялись в музеях. Покупалось и продавалось нечто стоящее довольно редко.

Звонок застал антиквара за просмотром каталога. Шерман расположился в кресле в бархатном халате с большой лупой. Подняв голову и оторвавшись от созерцания великолепия старины, он проворчал нечто не очень лестное в адрес гостей, которые приходят без предупреждения, и нехотя поднялся.

– Здравствуйте, Моисей Борисович! – широко улыбнулся Соколовский. – Как здоровье?

– Не дождутся, Игоречек! – пожимая ему руку, ответил старик.

Заперев дверь на все замки и цепочку, Моисей Борисович пригласил гостя в комнату.

– Что-то угодно продать, купить, поискать? И да, приношу соболезнования по поводу батюшки. Раньше не имел возможности тебя видеть.

Снова водрузив свое старческое тело в кресло, он сложил сухие руки на колене и вопросительно стал смотреть на Соколовского.

– Спасибо, Моисей Борисович. – Игорь достал фотографию и протянул антиквару: – Поискать надо. Вот, посмотрите, тут на заднем плане иконы. Что можете про них сказать?

Шерман снова вооружился лупой и принялся рассматривать фотографию. Потом придвинул к себе настольную лампу. Игорь уселся в кресло напротив и стал терпеливо ждать.

– Мнэ-э… Любопытно, любопытно. Это, похоже, Прокопий Чирин, пятнадцатый век, надо же. А это, осмелюсь предположить, кто-то из жалованных иконописцев Оружейной палаты.

– Дорогие вещи? Я в иконах ничего не смыслю.

– Дорогие, Игорек. Очень дорогие. Если это подлинники, разумеется.

– Моисей Борисович, – Соколовский перешел на вкрадчивый тон и наклонился вперед, – вы знаете все – и черный рынок, и белый. Поспрашивайте. Никто эти иконы не продает?