Текст книги "Джек Уайт. Загадки разума"

За последнее время я видел слишком много хороших и плохих снов. Но они вообще перестали мне сниться, и меня это устраивало.

Как-то раз, одним ничем не примечательным днем, я находился в своей каюте, в сотый раз изучая список заказанных купцом товаров, которые перевозила «Мария». Все шло точно по плану. В дверь каюты постучали, и я разрешил войти.

Томас заглянул ко мне и доложил, что все работы по починке грот-мачты завершены, и пригласил меня подняться ко всем. Я ответил, что буду через десять минут. И действительно, матросы поработали на славу, приведя в порядок грот-мачту1313
  Грот-мачта – обычно вторая судовая мачта, считая от носа судна.


[Закрыть], подлатав ее в тех местах, где это необходимо было сделать.

Я остался доволен работой и поблагодарил ребят. Мы стояли с Томасом и беседовали, когда мимо проходили матросы и живо обсуждали долгожданное прибытие на Барбадос. Они начали обмениваться информацией о дате прибытия, и невольно я уловил обрывок их разговора:

– Ладно тебе, Ларри, – произнес другой моряк. – Потерпи немного, и скоро юные английские леди будут восседать у тебя на коленях в каком-нибудь дешевом трактире!

Они посмеялись так громко, что мы с Томасом обернулись. Затем Ларри ответил своему товарищу:

– Легко сказать «потерпи», Дотсон! Сегодня только двадцатое сентября…

Тут меня словно молнией поразило. Двадцатое сентября? Где я уже это слышал? Я вспоминал эту дату, эту сцену так, будто раньше уже это происходило. И тут мне все стало ясно. Боже, да, в ночь на двадцать первое сентября шхуна вошла в зону шторма, и мы потерпели крушение. В ночь, это случилось сегодня…

Я как оглушенный ринулся к правому борту шхуны и взглянул на небо, затем на море. Все казалось таким спокойным и безмятежным. Но теперь это выглядело слишком подозрительным.

Пока я обдумывал все происходящее, ко мне уже несколько раз обратился мой старпом. Но я будто не слышал его и продолжал прокручивать в голове все мыслимые и немыслимые варианты.

Наконец, я отреагировал на знаки Томаса.

– Сэр? Мистер Уайт! – повысил голос старпом. – Вы в порядке?

– Что? Да, да, все тип-топ, Том, – заикаясь, ответил я, неотрывно глядя на небо.

Но у меня вдруг появилось странное предчувствие. И оно скорее было скверным, нежели благоприятным.

– Как думаешь, – вдруг обратился я к Томасу. – Нам не следует изменить курс?

– Зачем, сэр? – недоуменно спросил парень. Он искоса глядел на меня, пытаясь угадать, что у меня на уме.

– Тебе не кажется, что ветер переменился? – спросил я.

Томас посмотрел в небо.

– Нет, сэр, – спокойно ответил тот. – Небо гладкое и чистое как шелк. Думаю, дождя не будет.

– Почему ты так уверен в этом? – не отставал я. – Тебе известно, как образуются штормовые ветра?

Томас кивнул. В моих глазах он увидел волнение.

– Сэр, бояться шторма бесполезно. Избежать невозможно, если ты попал в его зону, его можно лишь пережить. И понять, что ты в зоне штормовых ветров также практически невозможно. От резкой перемены ветра до образования штормовой воронки может пройти менее часа. Уж кто-кто, а вы-то наверняка это знаете лучше других.

Томас выдохнул, затем, заметив мое беспокойство, продолжил:

– Но, глядя на небо, могу вас заверить, что никакого шторма не предвидится. Небо ясное, на море полный штиль. В случае возникновения опасности приближения к штормовой зоне, я вас сразу же предупрежу, будьте уверены.

Слова старпома немного успокоили меня. Но все же я терялся в догадках. Мне кажется, я нашел связующее звено, между тем, что происходило со мной до и после крушения шхуны. По мере развития событий ко мне начала возвращаться память. После диалога матросов у меня возникло чувство, что я уже где-то его слышал. Сейчас все начало происходить в точности так же, как и в день гибели «Марии». Вот только я никак не мог вспомнить, что я приказал Томасу… Или мы переменили курс, или я доверился своему старпому. В одном из случаев мы погибнем, в другом есть вероятность избежать попадания в зону шторма. Хотя, может, и такой вероятности тоже нет.

Я принял безоговорочное решение и приказал Томасу проложить новый курс. Томас решил со мной не спорить и пообещал выполнить приказ. Что же происходило дальше? Я никак не мог вспомнить. И как же это я мог забыть эту злосчастную дату? А вдруг другого исхода для моего судна нет и нам в любом случае суждено сгинуть в морской пучине? Эти мысли я гнал от себя прочь.

Меня снова посетил неотвратимый страх. На этот раз все казалось таким необыкновенным, даже почти фантастическим. Это странное чувство, будто ты здесь когда-то находился и беседовал со всеми этими людьми. Я даже знал судьбу каждого из них, равно как и свою.

Тем не менее собрание офицеров я решил не отменять, и в назначенное время мы с моими ближайшими помощниками собрались в кают-компании. Томасу, который должен был присутствовать со мной на собрании, я приказал остаться на верхней палубе и следить за погодой.

Совещание длилось около двух часов. Все порядком подустали, и я предложил продолжить обсуждение дел завтра после обеда. Мы решили расслабиться и выпить по стакану французского вина, а также просто побеседовать о морской жизни.

Скажу вам, беседа длилась еще дольше, чем наше собрание. Все порядком напились и развеселились. Я глядел на счастливые лица своих людей и не видел в них ни тени тревоги. Может, мы уже избежали предназначенной для нас гибели? Может, никакого шторма вовсе и не было, и мне всего лишь приснился дурной сон? По крайней мере у меня никак не возникало того странного чувства, будто со мной это уже происходило.

Матросы общались, рассказывали о своих семьях. Я же погрузился в раздумья. Мне хотелось вспомнить все, что происходило в тот день. Но как я ни старался, мне это не удалось.

Мой помощник Ларри заметил, что я погрустнел, и чтобы хоть как-то поднять мне настроение, громко произнес:

– Братцы! А не рассказать ли вам анекдот про диких амазонок? Мне о нем поведал один мой приятель с Тортуги!

Он только начал рассказывать, как вдруг мне стало нехорошо. Вот оно! То самое чувство! Я как будто снова был поражен молнией. От испуга я выронил из рук стакан с вином, тот вдребезги разбился. Матросы переглянулись. Никто не промолвил ни слова, всем казалось, что я просто много выпил. Но я-то знал, что сейчас должно было произойти. Я вспомнил это. Как раз тогда, когда Ларри начал рассказывать свой анекдот, в каюту влетел Томас и сообщил о шторме.

Я вскочил с места и уставился на дверь. Вокруг воцарилось молчание. Взгляды матросов были устремлены лишь на меня. Все будто вмиг протрезвели. Мое сердце бешено колотилось и казалось, что все слышали его стук. Дыхание стало учащенным, струйка пота стекала по лбу и почти коснулась ресниц.

Я замер в ожидании. Но ничего не происходило. Томас все не появлялся. Очевидно, я что-то напутал. Быть может, все вообще происходило иначе? Я даже забыл о том, что в каюте находился не один. Люди ждали объяснений, пронзая меня любопытными взглядами.

Я посмотрел на них и решил, что не стоит рассказывать о своих опасениях. Они решат, что я спятил.

Вместо этого я произнес:

– Я слишком много выпил, да и здесь ужасно душно.

Все же, не дождавшись Томаса, я немного успокоился. Выходит, пронесло. Томас не сообщил о шторме, значит, мне удалось его избежать.

Выходит, я принял верное решение об изменении курса? Хотелось бы, чтобы это было так.

Но вдруг Ларри произнес:

– Сэр, вы неважно выглядите. Вам нужно на воздух…

Он не успел договорить, так как именно в эту секунду дверь в каюту распахнулась, и на пороге я увидел испуганное лицо Томаса. Кровь застыла в жилах. Что он сейчас скажет?..

– Сэр! Мистер Уайт! – кричал старпом. Я смерил его испуганным взглядом. – Шторм, сэр! Я не знаю, как это произошло…

Теперь Томас не смог закончить свою фразу, так как в мгновение судно так резко накренилось, что и я, и все члены моей команды, включая старпома, попадали со своих мест. Вся посуда слетела со стола. Кто-то вскрикнул от боли. Это был матрос Джим. Он ударился головой о деревянную переборку.

Теперь-то память вернулась ко мне. События начали развиваться настолько стремительно, что я уже никак не мог повлиять на печальный исход. Теперь мне оставалось вновь пережить это страшное крушение и постараться спасти хоть кого-нибудь из членов своей команды.

Томас поднялся первым, затем помог встать на ноги мне. Матросы уже выбежали наверх и принялись за работу. Мы с Томасом поспешили за ними.

Вы бы знали, что творилось на палубе – картина была ужасающей. Еще несколько часов назад на небе не было ни облачка, вовсю светило солнце. Но сейчас все выглядело таким зловещим. Вокруг все почернело, небо было хмурым и изливало на нас все свои соки. Волны поднимались так высоко и так резко ударялись о палубу, что я понял одно: трагический конец неизбежен.

Корабль постоянно кренился с одного бока на другой, не давая матросам возможности выровнять паруса. Рулевой Терри и вовсе не справлялся с управлением. Прежде чем мы с Томасом успели вступить на палубу, хлесткая волна подхватила нас и с силой отнесла к противоположному борту, об который мы одновременно ударились и вскрикнули от боли.

Томас был проворен и уже мелкими перебежками двигался в сторону штурвала. Я же увидел картину, от которой по телу пробежала ледяная дрожь. Когда я с трудом поднялся на ноги и весь промокший до нитки пытался добраться до рулевого, то увидел, как Ларри и матрос по имени Дотсон, пробежав несколько метров, мгновенно были смыты волной и выброшены за борт. Последнее, что я смог услышать, это их истошный, наполненный болью, крик.

Ко мне продолжила возвращаться память, и я понял, что уже видел этот эпизод раньше. Тем не менее скорбеть о погибших товарищах было некогда. Нужно было срочно разыскать Томаса и спустить шлюпку на воду, а также разыскать остальных членов команды. Внезапно за спиной я услышал треск, будто что-то разломилось на куски. Вспыхнуло воспоминание о том, что в разгар шторма одна из мачт сломалась пополам из-за могучего ветра. Но на этот раз я услышал лишь треск корпуса судна. Это было плохое предзнаменование…

Я продолжал выкрикивать во весь голос имя старпома. Дождь лил с такой силой, что видимость на корабле была равна нулю. Все превратилось в сплошное месиво из множественных капель дождя и волн, то и дело поражавших судно.

Я, шатаясь, направился к штурвалу в надежде разыскать хоть кого-нибудь. Шел почти вслепую. Крики матросов неожиданно стихли. Мне казалось, что я вообще остался один на борту моей бедной шхуны. Уже второй раз она терпит крушение. Или первый?..

И действительно, на пути к штурвалу я не встретил ни одной живой души. Я все звал Томаса. Наконец, мне удалось добраться до места рулевого и встать за штурвал. Но самого рулевого не было на месте. Куда же подевался Терри? Неужели ему удалось покинуть корабль?

У меня промелькнула безнадежная и бредовая идея, что я мог бы самостоятельно вывести «Марию» из шторма, но я вовремя отказался от этой затеи. Необходимо было спешно покинуть сокрушаемую морем шхуну.

У места рулевого я не обнаружил и Томаса. Лишь когда я уже направился к шлюпкам, он неожиданно налетел на меня сзади, и мы кубарем покатились по палубе. Во всем была виновата сильнейшая качка. Я был так рад, когда увидел Томаса, живого и невредимого. Быть может, вместе нам удастся спастись. Нам приходилось орать во всю глотку, чтобы слышать друг друга.

– Сэр! – кричал Томас. – Терри смыло волной! У нас больше нет штурмана!

– Ларри тоже погиб! – в ответ прокричал я. – Я видел, как их с Дотсоном вышвырнуло за борт. В таком водовороте никому не выжить!

– Похоже, что остались только мы, сэр, – мой старпом все сильнее надрывал глотку. – Нам надо убираться с этого судна, или с нами тоже будет покончено!

– Двигаемся к шлюпкам! Будь рядом…

Но после очередной волны нас раскидало в разные стороны. Повезло, что, пролетая над палубой, мне под руку попался конец каната, привязанного к грот-мачте, за который я смог ухватиться. Я видел, как несколько шлюпок просто сорвало с креплений, и они сгинули в море. Я молился, чтобы осталась хотя бы одна.

Как раз в тот момент, когда я боролся с качкой, небо раскатисто взревело, затем его озарила яркая вспышка, потом еще одна! Я насчитал около четырех таких вспышек. Молния разрезала мертвенно-серое небо пополам. Затем раздалась еще одна вспышка, куда более яркая, чем все предыдущие. Я увидел, как молния ударила точно по центру бизань-мачты, раздробив и ее. И зачем я только взглянул на молнию? Она была настолько яркой, что я тут же ослеп и полностью потерял ориентацию.

С сильным треском мачта начала крениться в ту сторону, где лежал я, еще не оправившись от очередного морского всплеска. В глазах все искрило. У меня не было сил подняться, а мачта медленно склонялась надо мной. Я уже приготовился к смерти, как вдруг Томас сильным толчком сдвинул меня с места. Как раз в это мгновение бизань-мачта рухнула прямо на палубу. Прямо на то место, где секунду назад лежал я. Но сейчас на моем месте оказался Томас.

Я обернулся и сквозь разноцветные пятна, которые оставила в моих глазах вспышка, увидел, как он неподвижно лежал лицом вниз на промокшей палубе. Мачта намертво прижала его к настилу, по которому уже стремительно бежала кровь вперемешку с водой.

Дождь барабанил без устали. Кровь, вытекавшая из-под тела Томаса, была смыта мгновенно. Я подбежал к нему, пытаясь приподнять мачту. Но, черт возьми, я понимал, что ничем помочь ему уже не могу. От отчаяния мне хотелось кричать. В ушах звенело от постоянного шума, смешанного с дождем, громом и мощнейшими всплесками волн. От этой какофонии разболелась голова и вновь судорожно запульсировали виски.

Медлить было нельзя. Я последний раз взглянул на тело бедняги Тома, который ценой своей жизни спас меня. После трогательного прощания я поспешил к шлюпкам. Теперь я действительно остался один. Как я рассказывал вам в самом начале, шлюпку на воду я спустил довольно быстро, несмотря на то, что был совсем один. Дальше все происходило еще быстрее.

Как только шлюпка коснулась поверхности бушующего моря, огромная волна, высотой примерно с грот-мачту галеона, накрыла меня, а заодно и мою шхуну, которая с треском медленно начала уходить ко дну.

Когда «Мария» наполовину скрылась под водой, на месте крушения образовалась зловещая воронка, которая стала затягивать меня все глубже. Я же греб веслами с такой силой, на какую вообще был способен. Казалось, что я работал руками несколько часов, хотя, в сущности, прошло не больше десяти минут.

Истратив все силы, я выбрался из зоны образовавшейся воронки и замертво упал на дне своей шлюпки. К тому времени моя шхуна окончательно скрылась из виду. Но мои страдания на этом закончены не были. Отдых мгновенно пришлось прервать.

Шторм утих не сразу. Еще несколько часов между нами проходила жестокая борьба. Я боролся изо всех сил. Каждая новая волна внушала такой страх, что я напрочь забывал обо всем, а лишь судорожно греб вперед.

Ветер, казалось, не утихал, а наоборот усиливался. Про себя я молился, чтобы все это прекратилось. Почему-то сейчас мне вспомнились слова Блэйка о том, что меня обнаружили, когда я без сознания дрейфовал на обломке своего затонувшего судна. Но в данный момент я находился в шлюпке – что из этого является правдой?

Я все продолжал грести и кричать – так, мне казалось, было легче воспринимать физическую боль от непрерывной работы руками. Обернувшись назад, я обнаружил, что едва отплыл от места затонувшего судна. Я увидел, как множество обломков корпуса «Марии» плавали в беспорядке то тут, то там. На поверхность стали всплывать бочки, ящики со снастями и товарами, которые мы везли на Барбадос. Но моей главной задачей было оставаться в шлюпке.

Борьба с морем, казалось, длилась вечность. Вы не поверите, но все это время волны не давали мне возможности передохнуть ни на минуту. В какой-то момент этому противостоянию пришел конец. Очередной могучий всплеск опрокинул шлюпку, и я оказался в воде. В голове проносились мысли о том, что я ни в коем случае не должен паниковать.

Оказавшись под водой и почти без сил, я все-таки вынырнул и, к своему ужасу, обнаружил, что мою шлюпку отнесло от меня на порядочное расстояние. Добраться до нее вплавь уже не представлялось возможным. Вот тут меня действительно сковал страх.

Но все же желание выжить победило. Гребя руками, я поплыл к тому месту, где дрейфовали обломки моего корабля. Их было превеликое множество. Повезло, что в этот момент очередная волна не настигла меня. Она бы точно покончила с моим существованием.

Наконец, я взобрался-таки на огромный обломок корпуса «Марии» и лег на живот, обхватив обломок руками. В таком положении я и уснул. Но прежде, чем сознание покинуло меня, закрыв глаза, я прокручивал в голове самые яркие воспоминания моей жизни.

Я думал о своей матери, о том, как сильно ее любил. В воздухе витали ее слова о том, чтобы я никогда не сдавался и был сильным. Разум воспроизвел и образ моего отца, который научил меня всему, что я теперь знал. Перед собой я видел лица своих матросов, их голоса эхом раздавались в голове. Они были счастливы и так ждали родных английских берегов, но я не смог их спасти…

Дождь по-прежнему бил по лицу с нарастающей силой, но я уже не реагировал на него. Море должно было поглотить меня, но, как я и говорил, провидению почему-то угодно сохранить мою жизнь. О том, кто и как меня спас, я не знаю, да и плевать мне было на то, спасут ли меня вообще.

Глава 5
Побег

В который раз я с трудом разлепил глаза. В ушах еще стоял звон, напоминавший о кораблекрушении. Я с горестью вспоминал последние минуты своей шхуны, вспоминал бледно-мертвенного цвета лицо своего старпома, который спас мне жизнь. Зачем он это сделал? Я должен был погибнуть вместе со всеми. И даже море отказалось принять мою душу.

Наконец я вспомнил все, что происходило тогда. И не скажу, что был рад еще раз это пережить.

Тем не менее где-то глубоко таилась надежда, что, открыв глаза, я вновь увижу радостное лицо Томаса, который поинтересуется моим здоровьем, увижу трезвые лица своих матросов. Но этого не произошло. Я мог даже не открывать глаза, а лишь учуяв запах плесени, понять, где нахожусь. Я вернулся на «Неприкосновенный».

Но глаза открыть пришлось. В каюте я находился один. Мне необходимо было понять: неужели все будет происходить заново? Меня только что обнаружили после случившегося кораблекрушения или я вновь вернулся в то время, когда меня заперли в каюте?

Как раз после того кошмарного сна о своем родном доме я очнулся как в бреду и оказался там, где уже и не мечтал оказаться – на своей шхуне.

Я вспомнил, что в первый день пробуждения на судне Блэйка голова у меня была перебинтована от полученных травм во время шторма. Я ощупал рукой голову, но никакой повязки не обнаружил, придя к выводу, что мои приключения на судне капитана Блэйка продолжаются.

Оставался лишь главный вопрос: я по-прежнему был заперт или же нет? Аккуратно встав с койки, я побрел к двери.

Коснувшись ее, я обнаружил, что та не заперта. Распахнув дверь, в глаза сразу же ударило ослепительно яркое солнце. Пришлось прищурить глаза.

Я поднялся на верхнюю палубу, и моему взору предстала до боли знакомая картина. Матросы Блэйка тут и там сновали, бранясь на ходу, выполняя поручения капитана. Поодаль, на шкафуте1414
  Шкафут – широкие доски, уложенные горизонтально вдоль бортов для прохода с бака на шканцы


[Закрыть], я заметил Хэнка, то и дело вскидывающего свои костлявые руки от постоянного негодования. Работа кипела. Но капитана на палубе я не увидел. Он-то как раз был мне нужен.

Я прошелся по палубе, стараясь не привлекать внимания, а затем направился к каюте капитана. Слава богу, что Хэнк меня не заметил, иначе тотчас бы отправил на камбуз1515
  Камбуз – кухня на судне.


[Закрыть]. А мне нужны были ответы. Прежде всего хотелось узнать, зачем меня заперли в каюте. Но главный вопрос – это пребывание на моей шхуне. Что это было: сон или явь?

Я постучал несколько раз и, не дождавшись ответа, открыл дверь каюты Блэйка. Капитан восседал в своем могучем кресле. Судя по всему, он был сильно занят, склонившись над своим столом и что-то записывая в судовой журнал. Не поднимая головы, он произнес:

– Присаживайтесь, мистер Уайт.

Я послушно сел. Блэйк еще минуту что-то записывал, затем захлопнул журнал и отложил в сторону. Потом он посмотрел на меня, словно гадая, с какой новостью я к нему пожаловал.

Немного помолчав, он спросил:

– Ну, как вам спалось, Джек? – капитан слегка приподнял уголок рта, выдавливая улыбку. – Шторм вас не сильно беспокоил?

– Смотря о каком шторме идет речь, капитан, – ответил я. Я безразлично смотрел ему в глаза. – Вы наверняка все и так знаете, и нам незачем играть в эти бестолковые отгадки. Что это было?

– Скажем, я лишь догадываюсь, что с вами произошло, – без тени лжи сказал Блэйк. – Знать наверняка я не могу, я же не пророк.

После этих слов капитан громко засмеялся.

Я не мог понять, врет он или нет. Одно я знал точно: Блэйк вновь решил надо мной поиздеваться, задавая вопросы, ответы на которые прекрасно знал.

– Может, расскажете, в чем дело? – спросил капитан.

Я достаточно подробно описал все произошедшее со мной, не упустив ни одну деталь. Все это время Блэйк внимательно слушал меня, не перебивая.

Как только мой рассказ был завершен, капитан встал и принялся расхаживать по каюте. По его виду можно было понять, что он о чем-то размышлял.

– Я ведь говорил вам, мистер Уайт, что это судно проклято. Вероятно, это проклятие коснулось и вас, – подытожил Блэйк.

– И это все? Больше никаких объяснений? – возмутился я. – Что со мной произошло? Что это за судно?

– Я не могу вам сказать больше того, что вы сами видели, – произнес капитан. – После крушения вы частично потеряли память, но хотели вспомнить все, что произошло с вами на вашей шхуне. С вами случилась некая вспышка, которая перенесла вас на несколько лун назад и заставила заново пережить гибель судна. Только после этого память окончательно вернулась к вам, и сейчас вы помните все.

Его объяснение было похоже на правду. Но то, о чем рассказал Блэйк, я и сам прекрасно знал. Мне нужны были факты.

– Так это был сон? – я все допытывал Блэйка. – Или все происходило наяву?

– Об этом можно лишь догадываться, мистер Уайт, – произнес капитан и вновь грузно опустился в свое кресло. – Зато теперь вы знаете правду. Вам спасли жизнь, а море не поглотило вас, оставив в живых. Вам чертовски повезло, что мы обнаружили вас.

– Это шутка? – резко спросил я. – Уж лучше сгинуть в пучине морской, чем вечно плавать с вами на этом проклятом корабле.

– Спасибо за комплимент, – улыбнулся Блэйк. – Однако вам следовало меня поблагодарить, ведь я тоже спас вашу шкуру, а мог бы бросить вас на съедение акулам.

Я молча встал и пошел прочь. Уже у выхода я задал Блэйку последний вопрос.

– Зачем вы заперли меня?

– Ах, это! – воскликнул Блэйк. – Для вашей же безопасности.

Он уловил мой недоумевающий взгляд.

– На судне у вас появились враги, мистер Уайт, – глаза капитана заблестели. – Враги, которые могут убить вас даже во сне. Поэтому я приказал Питу запереть вашу каюту, чтобы вы спокойно смогли вспомнить то, что вас так долго беспокоило. И можете меня за это не благодарить, вы свободны.

Я удивился его словам, но вида не подал и покинул каюту Блэйка, отправившись на верхнюю палубу. Неужели Блэйк правда запер меня, чтобы дать мне возможность вспомнить минувшие события? Но я совсем забыл рассказать ему о том, что вновь повстречал призрак своей матери во сне. Или это был не сон? Я, похоже, совсем запутался и перестал отличать реальность от сновидений. Одно мне стало ясно: я действительно вспомнил все.

Я много раз говорил, как мне было жаль юнгу Пита, которого гоняли, не давая возможности передохнуть. Хотя капитан Блэйк сдержал свое слово, Хэнк в этом плане был своеволен, и ни в какую не поддавался уговорам капитана не трогать парнишку. Я договорился с Блэйком, что в случае благополучного исхода дела выкуплю у него Пита. Капитан нехотя согласился. По его словам, Пит был неплохим пареньком, может, немного надоедливым, но, в целом, довольно смышленым.

Прошла уже почти половина моего путешествия на «Неприкосновенном», и за такой короткий срок я успел пообщаться с духом моей матери, еще раз пережить крушение своего судна. Что же еще ждало меня?

В последнее время мой сон стал беспокоить меня – часто и подолгу снились кошмары, и все ночи напролет я или глядел в потолок своей темной каюты, или же бродил по палубе, глядя на лунную гладь моря.

Беседы с капитаном порой так утомляли меня, что хотелось броситься за борт, лишь бы не слышать, как он то и дело отчитывает меня за бездействие. Но, надо признаться, отношения у нас с ним заметно окрепли со дня первой встречи, мы в чем-то стали больше доверять друг другу. Не знаю почему, но мне он казался симпатичным. Блэйк был суров, но к этому его подготовила жизнь в вечном странствии по морям и океанам.

Шел девятнадцатый день моего «отбывания» на «Неприкосновенном». Этой ночью со мной случилось происшествие, которое я забуду никогда. По своему характеру оно вообще не имело никакого сравнения с предыдущими. Трагедия оставила в моей душе горький отпечаток, и я вспоминал о ней, как о самом великом несчастии до конца своих дней.

В моей памяти навсегда останутся тяжкие воспоминания о пребывании на «Неприкосновенном». Каждый день я думал о том, как же мне спастись, но никаких мудрых решений на этот счет не приходило в мою и без того забитую бредовыми мыслями голову…

Капитан Блэйк ежедневно подкидывал мне работенку потруднее, чтобы узнать, сколько еще терпения у меня осталось. Я был бы рад его разочаровать, ведь чаша была лишь наполовину заполнена. За эти девятнадцать дней сущего ада я приспособился к порядкам поведения на судне, которые выдумал капитан. Я так же все время думал над его словами о том, что судно постигло некое проклятье, от которого им никогда не избавиться. В таком случае, я тоже часть этого проклятья? Как еще можно объяснить, что в бесконечности этих вод именно мне было суждено попасть на этот корабль, потеряв при этом свой?

И, кстати, проведя наблюдение, я действительно пришел к выводу о том, что оно проклято. За все время путешествия мы не встретили ни одного судна на своем пути. Даже чайки не кружили высоко в небе. Погода сменялась часто, но чаще всего лил проливной дождь.

Блэйк порой увиливал от ответа на вопросы об этом проклятье. Говорил, что уже устал от дурацких расспросов. Однако я не отступал, а наоборот напирал все с большей силой. Как-то раз, одним ничем не примечательным днем, я отдыхал в своей каюте после тяжелой работы на камбузе. Капитану один раз понравилось, как я приготовил солонину, что каждую неделю по несколько раз я заступал на дежурство вместе с корабельным коком Дикинсоном. Кстати, на вопрос о том, откуда же, черт возьми, на судне столько припасов, капитан ответил, что поскольку проклятье длится вечно, то, стало быть, и запасы провизии на корабле находятся в неисчерпаемом количестве.

Я все же попытался покинуть корабль. Каким образом? Я задумал угнать одну из четырех шлюпок, расположенных на судне, повредив перед побегом три из них. Мне было плевать, что я уйду в отрытое море и, может быть, не доберусь до берега. Мысль о том, что мне придется до самой смерти, если она соблаговолит меня посетить, плавать с капитаном Блейком, сводила с ума.

Так вот, обычно мысли человека о побеге посещают его как раз в тот момент, когда положение становится настолько опасным и невыносимым, что сил терпеть больше нет. В этот день, именуемый пятницей, капитан Блэйк, выжил из меня все силы, какие только оставались. Кстати, я писал о том, что мои отношения с капитаном слегка окрепли. Но я ошибался. Если вы думаете, что после прошедших событий мы с ним примирились, то это не так.

Блэйк будто сошел с ума. Каждый раз, выходя на палубу, он смотрел на меня, как бык на красное полотно. При этом мне казалось, что он восхищался, как я справлялся с трудностями, которые он преподносил.

На судне у меня было лишь одно доверенное лицо – Пит.

Я всячески старался защищать его, если кто-то, к примеру Хэнк, норовили то и дело обидеть его. За это я расплачивался очередным нарядом или же драил трюмный отсек. Хотя, после недавних событий, связанных с призраком в лице бывшей возлюбленной капитана, спускаться в трюм для меня было большим испытанием. Однако я был не из трусливых.

В ту ночь, когда я попытался совершить свой первый и последний побег, луна над тихой гладью карибского моря стояла полная. Я закончил работу по уборке кают старших матросов из числа приближенных капитана и отправился на палубу – подышать свежим морским воздухом.

Забыл упомянуть, что после уборки Хэнк дал мне задание от капитана Блэйка. Я вместе с Питом был назначен на суточное дежурство и отвечал за порядок на палубе в ночное время. Пока я стоял в одиночестве и ждал Пита, то вспоминал отца.

Почему-то в эту минуту мне не хватало его нравоучений, рассказов о том, как он ходил за моря в дальние страны в поисках приключений. Он учил меня быть осторожным во всех делах. Кстати, он сам однажды попал в плен к пиратам, занимавшихся каперством, и бороздившим просторы карибского архипелага.

Случилось это в тот момент, когда его каравелла «Святая Санторина» проходила вблизи острова Ларго-Дель Сур, расположенного у юго-западного побережья Кубы. Каперы во главе с самим Генри Морганом напали на «Святую Санторину», сначала расстреляв ее в упор из палубных орудий, а затем взяв судно на абордаж. Команда моего отца не была готова к нападению. Сопротивляться Моргану было бесполезно.

Около месяца мой отец был заперт в тюрьме на Порт-Ройал, а ранее был продан капитаном Морганом местным ямайским властям вместе с остальными членами команды. В итоге ямайские власти не нашли подтверждения в высказанных словах Моргана о том, что мой отец грабил местные суда, однако отпускать его они не стали, а отправили добывать тростник на одну из мексиканских плантаций.

Сбежал мой отец спустя полгода каторжных работ. Тогда он устроился на судно простым матросом под вымышленным именем Оскара Сименса, и пересадками добрался до английских берегов, где уже позже поступил на службу к его величеству. Прежде чем сколотить состояние и купить дом в Портсмуте, отец прошел довольно трудный морской путь.

Вернемся к моему плану о побеге с этого злосчастного судна. Нет, правда, по-другому его я назвать не могу. Я задумал сбежать с корабля и прихватить с собой юнгу Пита, который то и дело терпел издевательства от первого помощника капитана – Мортимера, а также от многих других членов команды. Этот громила с лицом гориллы был высокого роста, на голову выше меня, шире в плечах самого капитана Блэйка. Лицо его усыпано множественными шрамами, а левый глаз всегда прищурен – туда попал осколок от книпельного1616
  Снаряд корабельной артиллерии.


[Закрыть] снаряда после давнего морского сражения. Мортимер не знал жалости.