Текст книги "Всадник смерти"

Глава III
Игорь Верстаков

В понедельник я проснулся на рассвете с больной головой, пересохшей глоткой, весь мокрый от пота. Дыхание со свистом вырывалось из груди, по коже ползали мурашки озноба. Усевшись на постели, я затравленно огляделся, убедился, что нахожусь дома, в своей комнате, с облегчением перекрестился, схватил графин с водой и надолго припал губами к узкому горлышку. Ночной кошмар быстро терял очертания, проваливался в небытие. Спустя мгновение я напрочь забыл виденное во сне. Осталось лишь ощущение глубокого внутреннего дискомфорта. А также – щемящее предчувствие надвигающейся беды.

«С перепоя вечно разная пакость мерещится! Не стоит придавать значения!» – мысленно утешил я себя. Однако не помогло. Ледяная паутина страха продолжала опутывать сердце. Тяжело вздохнув, я встал с кровати, отыскал в ящике письменного стола упаковку феназепама, проглотил три таблетки, запил водой, опустился обратно на скомканную простыню и прикурил сигарету.

Из распахнутого настежь окна тянуло утренней свежестью. Во дворе, в зеленых кронах деревьев, хрустальными голосками переговаривались птицы. Над горизонтом медленно поднимался золотой диск солнца. На соседней улице прогромыхал по асфальту ранний грузовик… По мере того как транквилизатор впитывался в кровь, я успокаивался. Озноб постепенно исчез, дыхание выровнялось. Нервное напряжение сменилось умиротворяющей сонливостью. «Сегодня нужно провести две тренировки. Одну в двенадцать, другую в три часа. Особо разлеживаться нельзя», – с ленивой досадой вспомнил я, завел будильник на девять утра, затушил окурок в пепельнице, закрыл глаза и… неожиданно очутился посреди безжизненной равнины, покрытой обломками черных скал. В низком, сумрачном небе часто вспыхивали сиреневые молнии.

Над самой землей плавали ошметки призрачного, голубоватого тумана. Вдалеке, на краю равнины, виднелся ярко-красный горный хребет, а рядом, буквально в двух шагах, стоял омерзительный демон с собачьей мордой. На макушке адского создания торчали осклизлые рога, из мохнатой пасти текла густая, бурая слюна. Шелудивый хвост выписывал в воздухе причудливые вензеля. При виде меня урод злобно оскалился. «Думаешь, отделался от нас, ничтожный человечишко?! – оглушительно проревел он. – Думаешь, забыл недавний сон, и все?! Ну не-е-ет, смертный! Ни черта не получится! Ща-а-ас мы тебе напомним кой-чего!!!»

Демон взмахнул безобразной лапой. Грянул гром, горный хребет изогнулся, словно живой, обрывки тумана закружились в сумасшедшем танце. Почва под ногами затряслась, затем разверзлась, и я провалился в громадную пещеру, залитую мерцающим фиолетовым светом. Пол покрывал толстый слой свернувшейся крови, по стенам ползали гигантские пауки с человеческими головами. Под потолком, пронзительно пища, носилась стая летучих мышей. Удушливо пахло сероводородом. Неподалеку, с утробным рыком, вновь материализовался рогатый урод.

– Ты, мальчишка, стал плохо себя вести! – клацая желтыми клыками, продолжил он. – Добровольно покинул Бригаду, начал регулярно ходить в церковь да еще дружка – Петьку от самоубийства отговариваешь. Ух, тварь двуногая!!! – Рожа беса страшно исказилась, а рев трансформировался в змеиное шипение. – Не оболь-ща-а-а-йся! Мы тебя-я-я не вы-ы-ыпу-у-ус-с-стим! Ты на-а-аш!!! Поклони-и-ись-сь-сь мне! Не-ме-е-е-едленно!

– Ну уж нет! – преодолев мистический страх, решительно возразил я. – Перебьешься, нечисть!

– Ах, так?! Перечить посмел?! Сопротивляешься?! – взвилось на дыбы исчадие ада. – Ну ладненько! Значит, будешь принесен в жертву!!!

От ближайшей стены отделились несколько фигур в темных одеждах и, не касаясь пола, поплыли в мою сторону. Каждая сжимала в руке острый, окровавленный нож.

– Взять его! – повелительно рявкнул демон.

С душераздирающим визгом дьявольские отродья набросились на меня и усердно замахали ножами. Тело сразу во многих местах пронзила мучительная боль.

– Господи Иисусе! Помоги!!! – отчаянно закричал я. Фигуры дрогнули, заколебались и растаяли в смрадном воздухе. Вслед за ним исчез рогатый урод.

Визг, однако, не прекратился.

– Окаянный пьяница! Поспать нормально не даст! – добавился к нему сердитый женский голос.

С натугой разлепив веки, я понял, что визг исходит от будильника, а ругань – от моей жены Татьяны: заспанной, недовольной, облаченной в полупрозрачную комбинацию с рюшечками.

– Чего разорался как резаный? – протирая глаза ладошкой, недружелюбно осведомилась она.

– Сон… плохой… привиделся, – морщась, просипел я.

– Оно неудивительно. Скоро вообще до белой горячки допьешься. Чертей по квартире гонять начнешь! – нравоучительно выдала супруга и удалилась, покачивая бедрами.

Переведя дыхание, я отхлебнул глоток воды, спустил ноги на пол и на минуту задумался. Как ни странно, но попреки жены в определенной степени меня успокоили. Наверное, Таня права. И первый кошмар, не запомнившийся, и второй, до жути реалистичный, – заурядные последствия злоупотребления алкоголем, а отнюдь не вещие сны! Сколько мы с Петькой вчера вылакали? Гм! Если считать вместе с пивом, то не менее ведра на брата. В сорок лет подобные загулы даром не проходят! Здоровьице-то того, изрядно растранжиренное…

«Пора завязывать с пьянкой!» – в конце концов решил я, с кряхтением поднялся и направился в ванную. Приводить себя в порядок…

* * *

– Саша, не лезь на рожон… А ты, Витя, наоборот! Будь активнее! Доставай противника!.. Армен, не убегай от него как заяц. Смотреть тошно! Отходить исключительно вбок, по кругу, и тут же контратака. Во-от! Другое дело!.. Сеня, Валера, чего вы размахались ногами по воздуху? Дурацких фильмов насмотрелись? Руки подключайте! Без них бой не выиграть. Я кому сказал?! То-то же!.. Что, Санек, схлопотал по носу? Тебя же предупреждали – «не забывай о защите»! Ладно, впредь будешь умнее…

Пацаны работали парами (в боксерских перчатках и войлочных путах (Путы – специальные «накладки» на ноги.)), а я, прохаживаясь вдоль зала, делал им замечания. Наручные часы показывали половину шестого вечера. Тренировка второй юношеской группы близилась к завершению. «Слава Богу, заканчиваем! – устало думал я. – После спаррингов поотрабатываем приемы против ножа, и все! Отдых!!! Отмокну дома в горячей ванне, потаращусь в телевизор, да на боковую. А завтра – снова сюда. С утра пораньше. Н-да уж! Не потопаешь, не полопаешь!»

Мой еженедельный рабочий график был уплотнен до предела. Две юношеские группы (понедельник – среда – пятница), три взрослые (вторник – четверг – суббота). Кроме того, по средам и четвергам индивидуальные занятия за особую плату. В общей сложности около ста учеников. Только так удавалось сводить концы с концами. Вопреки заверениям Правительства, цены в магазинах неуклонно росли, да и аренда спортивного помещения обходилась в кругленькую сумму. Снизится количество занимающихся хотя бы на треть, и амба! Моментально вылетишь в трубу. Правда, в ближайшей перспективе это мне не грозило. От желающих записаться в секцию буквально отбоя не было. Я преподавал профессиональный вариант кикбоксинга с добавлением элементов тайбокса (удары коленями, локтями), а также обучал подопечных некоторым приемам боевого самбо: против ножа, палки, удушающих захватов и т. д. После ухода из ОПГ во мне неожиданно прорезалась педагогическая жилка, и дело быстро пошло на лад. Я ухитрялся выковывать неплохих бойцов даже из самых на первый взгляд безнадежных увальней. А после того, как двое моих семнадцатилетних воспитанников в легкую расправились с агрессивной сворой рыночных джигитов, слухи о «крутом тренере» разнеслись далеко за пределы города. В результате, кроме местных, к нам в зал потянулись ребята из Москвы и Московской области…

– Закончили спарринг, сняли перчатки, разобрали деревянные ножи, – покосившись на часы, скомандовал я. – Переходим к прикладному разделу. Сегодня будем отрабатывать…

Мою речь прервали вялые, насмешливые аплодисменты. В дверях зала стоял шифу (Шифу – в переводе с китайского означает Учитель.) ушуистов Лев Радзинский – тридцатипятилетний, абсолютно лысый субъект с жидкой, остроконечной бороденкой на подбородке. Как водится, в сопровождении почетного эскорта. Свиту «Учителя» составляли: смазливая, но чем-то неприятная брюнетка и два здоровенных бугая с мертвыми глазами зомби.

– Чего приперся? – хмуро спросил я. – Тебя в гости не приглашали! Или ты настолько «продвинут», что позабыл о приличиях?!

С Радзинским мы познакомились случайно, примерно полтора года назад, и с тех пор шифу Лева вызывал у меня глубокую, устойчивую неприязнь. Но отнюдь не в качестве конкурента! Просто в своей секции он пудрил мозги учеников различной оккультной дрянью, активно практиковал медитацию, выходы в астрал и т. д. и т. п.

Естественно, я как православный человек не мог относиться с симпатией к подобным вещам…

Моя реплика явно обозлила Радзинского. Физиономия шифу покраснела, глаза сузились, бороденка затряслась. Тем не менее Лева попытался сохранить имидж невозмутимого восточного мастера.

– Ты грубый, неотесанный тип, – павлиньим голосом произнес он. – Тебе никогда не постигнуть сущность ки[1]1
  Ки – в переводе с японского означает Универсальная Жизненная Сила.


[Закрыть], не осознать процессы Вселенной…

– Где уж нам уж! – иронически прищурился я. – Мы люди темные, от сохи! А не выдаем японские термины за китайские исключительно по скудоумию!

На сей раз Радзинский аж задохнулся в бешеной ярости. Благовоспитанная личина бесследно исчезла. В блеклых глазах вспыхнула животная злоба.

– Я пришел к тебе с деловым предложением, но теперь нам вряд ли удастся найти общий язык! – перекосившись, прошипел он.

– Ну и проваливай отсюда, – равнодушно ответил я.

Внезапно неприятная брюнетка, склонившись к уху наставника, шепнула несколько слов. Лева заметно приободрился, выпятил грудь и изрек с пафосом:

– Хамов надо учить уму-разуму. Мы готовы наглядно продемонстрировать подавляющее превосходство духовно-утонченного стиля «Саньда» над вашим быдловским мордобоем. Выставляй любого из своих учеников против этой хрупкой девушки. И она, уверяю, разделается с ним играючи. Максимум за один раунд! Ставлю на кон пятьсот долларов!!!

– Перебьешься, – лаконично отрезал я.

– Ага-а! Испугался! – возликовал Радзинский. – Опасаешься сокрушительного провала!!!

– Ничего подобного! – фыркнул я. – Проблема в другом. Ты, конечно, не в курсе, но в отличие от вас, «доблестных» ушуистов, мои парни с бабами на ринг не выходят. Не то воспитание. Впрочем… Если ты жаждешь денежной ставки, то сделай ее! На самого себя. Против меня. Или слабо?

– Не-е-ет!!! – хищно ощерился Лева, сбрасывая пиджак. – Не слабо! Я с величайшим наслаждением вышибу из тебя дух!!!

Ребята взволнованно загалдели, отодвигаясь к стенам и освобождая место для поединка.

– По каким правилам будем биться? – выйдя на середину зала, поинтересовался я.

Ничего не ответив, Радзинский попытался провести удар ногой в пах. «Значит, без правил», – защитившись подставкой колена, мысленно констатировал я, отбил в сторону нацеленный в переносицу кулак и, шагнув вперед, влепил ему раскрытой ладонью по барабанной перепонке. Лева отпрянул назад, ошалело тряся головой. Не давая опомниться, я «достал» противника носком кроссовки в ребра, сорвал дистанцию, схватил за бороденку и специальным приемом впечатал затылком в пол. Радзинский потерял сознание.

– Забирайте своего «Учителя», – обратился я к поразевавшим рты ушуистам. – Сопельки ему утрите, памперсы поменяйте…

Мои пацаны дружно расхохотались. Оба «зомби» продолжали стоять истуканами. А брюнетка подбежала к поверженному наставнику, пощипала за щеки и поднесла к его носу пузырек с нашатырным спиртом. Шифу громко чихнул, зашевелился, захлопал ресницами и, наконец, медленно сел.

– Вторую попытку не желаете, сударь? – учтиво спросил я.

Радзинский промычал нечто отрицательное.

А девушка смерила меня безумным, налитым кровью взглядом! Неожиданно я обратил внимание на мочку ее левого уха, старательно заклеенную дезинфицирующим пластырем. Судя по размерам «заплаты» (местами запачканной просочившейся кровью) – рана там была нешуточная и вроде как рваная! По крайней мере, так мне показалось. «Неужто наставник Лева их на тренировках за уши таскает?» – мелькнула в голове дурацкая мысль. Между тем незадачливый спорщик осторожно поднялся на ноги. Вся спесь Радзинского куда-то пропала. Блеклые глаза трусливо бегали по сторонам. Бороденка торчала набекрень. Плечи обвисли.

– Ну-с, господа незваные гости, убирайтесь к чертовой бабушке! – громко сказал я. – Да, кстати, проигранные пятьсот баксов выложить не забудьте!..

Глава IV

23 часа 15 минут

Высадив пожилую разряженную и раскрашенную пассажирку у входа в ночной клуб «Содом», Петр проехал немного вперед, припарковался у пункта обмена валюты, откинулся на спинку сиденья и, в ожидании звонка от диспетчера, закурил сигарету. Уже полностью стемнело. Машин на улицах было немного. На противоположной стороне светилась неоновая вывеска круглосуточно торгующего гастронома. Неподалеку, в парке Победы, расселись на скамейках любители «зеленого змия», ежеминутно выясняли отношения, по-лошадиному ржали и горланили песни. К гастроному косяком тянулись страждущие, толкали вращающуюся дверь, ныряли вовнутрь и вскоре возвращались обратно, нагруженные разнокалиберными бутылками. Глядя на них, Петр вдруг ощутил страстный позыв выпить, судорожно сглотнул, плюнул в приспущенное окошко и выматерился сквозь зубы. Сегодня он работал во вторую смену (с восьми вечера до восьми утра) и, в отличие от Игоря, сумел вдоволь выспаться. Тем не менее настроение Агафонова оставляло желать лучшего. А если точнее – ему аж волком выть хотелось! Причиной являлась «любимая супруга». Едва Петр пробудился и собрался сварить себе кофе, как примчавшаяся на кухню Валентина начала осыпать мужа сварливыми попреками по поводу «низкого» заработка – «Жалких тридцать тысяч в месяц!», пристрастия к спиртному – «Опять нажрался вчера с дружком!», недостаточного внимания к ней, драгоценной – «Второй год в одной и той же шубе проходила!», бесхозяйственности – «Давно пора ремонт делать, а ты никак не просохнешь, сволочь!» и т. д. и т. п. Излив на гудящую с похмелья голову Петра избыток яда, Валентина забрала у него последние восемьсот рублей, напудрилась, подвела ресницы, подмазала губы и вместе с двенадцатилетней дочерью Светланой отправилась в гости к теще. Он, помнится, еле-еле удержался от искушения проводить благоверную смачным пинком под зад, проглотил голодный комок в горле и в безумной надежде посмотрел на плиту. Однако приготовить обед жена, как обычно, запамятовала. Тогда Агафонов схватил со стола фарфоровое блюдо и в сердцах шарахнул об пол. А потом, случайно наступив ногой на осколки, глубоко поранил ступню. Короче, день был испорчен с самого начала!!!

«Наверное, я все же застрелюсь! Невзирая на предостережения Игоря, – выплюнув окурок на асфальт, мрачно подумал Петр. – Тетешка-то осталась от прежней жизни. Лежит себе в укромном месте! Е-мое! До чего же паршиво на сердце!.. Или… малость обождать? Напиться вусмерть, а там видно будет?! Да, пожалуй, именно так и поступим!» Вынув из кармана бумажник, он пересчитал заработанные с начала смены деньги. Не особенно много, но на выпивку хватит с лихвой! Агафонов потянулся к мобильнику (позвонить диспетчеру и соврать, что заболел), как вдруг в боковую дверцу деликатно постучали. На тротуаре стояла стройная девушка в полупрозрачной блузке без лифчика, в мини-юбке, с ярко накрашенным ртом и рыжими волосами до плеч.

– К Ярославскому вокзалу, – состроив глазки, мурлыкнула она. – На поезд опаздываю!

– Да неужели? – недоверчиво проворчал Петр. – И где же твои вещи?!

– За чемоданом надо заскочить домой, на Лобачевское шоссе, – просто ответила девушка. – Мы успеем. Если поторопиться! Поезд отходит в половине первого.

Агафонов замялся в нерешительности. С одной стороны, исходя из расстояния и срочности, заказ довольно заманчивый. Ради такого можно отложить пьянку на пару часов. Но с другой – чем, интересно, красотка собирается рассчитываться?! Видок у нее, прямо скажем, не внушает доверия. Вылитая потаскушка с дискотеки! Причем – дешевая! Подобные девицы либо норовят проскочить на халяву, либо предлагают расплатиться «натурой», в машине, по-быстрому…

– Даю тысячу! – словно прочитав его мысли, улыбнулась рыжеволосая. – Половину авансом, остальные – по приезде. Вот, возьмите! – в руке девушки появилась розовая пятисотрублевая купюра.

– Ну хорошо, – сдался Петр. – Садись!

Пассажирка немедля устроилась на переднем сиденье. Куцая юбчонка задралась выше трусов. В салоне заблагоухало изысканными французскими духами.

– С вашего позволения! – вновь улыбнулась она, доставая из кожаной сумочки пачку «Парламента» и золотую зажигалку с витиеватой монограммой из латинских букв. «Не такая уж и дешевка! – подумал Агафонов, поворачивая ключ зажигания. – Если шлюха, то высокого полета!» Заурчав мотором, машина сорвалась с места. За окнами замелькали малолюдные ночные улицы. Спустя пять с половиной минут «девятка» выехала из Долговодска на Лобачевское шоссе и еще более увеличила скорость.

– Стоп! – вдруг звонко скомандовала девушка.

Петр машинально нажал тормоз.

– Нам нужно зайти сюда, – рыжеволосая указала пальчиком на приземистый, ветхий домишко, одиноко притулившийся на краю заброшенного деревенского кладбища.

– На-а-ам?! – удивился Агафонов.

– Конечно! Чемодан очень тяжелый! Разве вы не поможете донести? – юное личико сморщилось в обиженной гримаске.

– Вообще-то я не носильщик, – насупился Петр. – И не джентльмен! Давай-ка без меня, потихонечку, волоком…

– Но тогда мы обязательно опоздаем! – эмоционально воскликнула девушка.

Агафонов посмотрел на часы: «Половина двенадцатого. Действительно, время поджимает!»

– Ладно уж, пошли! – со вздохом согласился он.

К крыльцу вела неровная, заросшая тропинка. Судя по внешнему виду, ею пользовались крайне редко. Да и сам дом выглядел явно не жилым: подслеповатые темные окна, покосившиеся ставни, прохудившаяся крыша с вороньим гнездом на вершине трубы…

Однако ни то ни другое Петра почему-то не насторожило. Шагнув вслед за рыжеволосой в неосвещенные сени, он зацепился штаниной за что-то торчащее, досадливо ругнулся и… потерял сознание…

* * *

Первыми ощущениями были: ломящая боль в затылке, озноб, тошнота, головокружение. Затем Агафонов услышал негромкие голоса.

– Пора начинать, – произнес один.

– Верно! – подтвердил второй. – Ночи сейчас короткие.

– Давайте свяжем ему конечности! – озабоченно предложил третий, смутно знакомый. – Бычара здоровущий. Способен дров наломать!

– Не боись! – рассмеялся второй. – Хмырь не скоро очухается. Я его утюгом с размаху огрел! Вон кровища до сих пор не утихнет!

– Того, вчерашнего, ты тоже конкретно «приложил», да не помогло! – возразил «смутно знакомый». – Гаденыш очнулся слишком быстро. Невзирая на вспоротое брюхо, ухитрился вырваться, удрать и вдобавок ушко Анюте повредил!

Петр осторожно открыл глаза. Раздетый догола, он лежал на холодной каменной плите лицом вверх. Далеко в небе тускло светила луна.

По сторонам от него виднелись неухоженные могильные холмики, а прямо напротив стояли четверо: трое мужчин в остроконечных, скрывающих лица капюшонах и давешняя рыжеволосая пассажирка, укутанная в белый саван до пят. Мужчины держали в руках длинные ножи. Девица – железную кочергу. У их ног валялись перепачканные свежей глиной лопаты, а ближайшая из могил была разрыта. «Для моего трупа предназначена!» – подумал Агафонов, стискивая кулаки. Заметив его движение, кто-то из присутствующих изумленно ойкнул. Остальные угрожающе придвинулись. Поняв, что тянуть дальше нельзя, Петр скатился с плиты, схватил подвернувшийся под руку камень, швырнул в ближайшего из убийц и, преодолевая слабость, поднялся. Его шатало как пьяного, в глазах рябило. Окружающие предметы раскачивались, норовили раздвоиться. Тем не менее Агафонов не собирался сдаваться без боя. Сделав обманный финт левой рукой, он поворотом корпуса ушел от нацеленного в грудь ножа, шагнул вперед и хлестнул хуком[2]2
  Хук – короткий боковой удар в боксе.


[Закрыть] справа по первому «капюшону». Сдавленно хрюкнув, тот упал на четвереньки. «А силенки уже не те, – мысленно отметил Петр. – Ублюдку полагалось наглухо отрубиться!» В следующий миг острое как бритва лезвие глубоко вспороло левое плечо, которым Агафонов в последний миг успел прикрыть шею. Нанесший удар убийца с хохотом отпрыгнул назад и демонстративно слизал с ножа кровь.

– Перекройте дорогу! Не дайте «мясу» уйти! – гиеной взвыла рыжеволосая, перехватывая кочергу обеими руками. Зловещий саван свалился на землю. В настоящий момент она, как две капли воды, походила на вырвавшуюся из ада фурию. Пухлые губы уродливо перекосились. В глазах пылало агрессивное безумие. Рыжие волосы развевались по ветру.

– Й-й-я! – девица произвела стремительный выпад, целя концом кочерги Петру в висок.

Агафонов инстинктивно заслонился левым предплечьем. Противно хрустнула сломанная кость.

– Й-я-я-я!!! – высоко подпрыгнув, дьявольская красотка нанесла ему страшный удар в грудь обеими ногами. Петр отлетел назад, стукнувшись спиной о надгробный памятник. «Капюшоны» издевательски загоготали и дружно отсалютовали ножами своей подельнице.

– Ну чо, крутой, попался? – пролаял смутно знакомый голос. – Отольются кошке мышкины слезы!

– И-й-я! – подбежавшая девица попыталась всадить другой конец кочерги в нижние ребра Агафонова, однако он успел вовремя отпрянуть в сторону. Железо гадко проскрежетало по могильной плите. Рыча как раненый зверь, Петр вцепился здоровой рукой в середину кочерги, резким движением вырвал, отбросил подальше, пнул чертову фурию босой ногой в живот и яростно ухватил ее за волосы. Та отскочила с матерной бранью. В ладони у Петра остался лохматый рыжик парик.

– Получай, ведьма! – рявкнул он, нанеся новый удар – пяткой, с подскоком в грудь. Мерзкая девка с хрипом рухнула в заросли засохшего, прошлогоднего кустарника. Загораживавшие дорогу «капюшоны» растерянно зашептались.

– Ух, твари ряженые, загрызу!!! – заорал Агафонов, бросаясь на них.

Убийцы шарахнулись в стороны. Проход освободился. Не искушая больше судьбу, Петр собрал остатки сил и ринулся наутек. Дальнейшие события запомнились смутно, будто в тумане. Каким-то чудом он выбрал правильное направление, на одном дыхании миновал кладбище и, опередив сквернословящих позади преследователей, выбежал прямиком к своей машине, стоящей все там же, на обочине шоссе. Каким-то чудом сумел самостоятельно доехать до больницы. Последним ярким впечатлением были расширенные в ужасе глаза сторожа у ворот…

* * *

Реанимационное отделение

Долговодской городской больницы.

Последний предрассветный час.

– Обалдеть как человеку досталось! – стоя у койки жертвы «капюшонов», сказал дежурный врач Курочкин сопровождающей его девятнадцатилетней медсестре. – Эк изуродовали, злодеи! Воистину – времена нынче дикие. Новое средневековье!

– Жаль! – сочувственно вздохнула девушка. – Видный был мужчина!

– Ну почему же был?! – усмехнулся в густую бороду врач. – Ты судишь эмоционально, поверхностно. Я же, напротив, хладнокровно, с сугубо медицинской точки зрения! Операция прошла успешно, основные показатели в норме, сердце работает почти как у здорового, головной мозг не поврежден. Правда, у него огромная потеря крови, но… если до сих пор не умер, значит, выкарабкается! Крепкий мужик. Спортсмен небось! В ближайшие день-два, думаю, восстановится сознание, и он сможет внятно общаться с окружающими! То-то оперативникам радости будет!

– Вы уверены, Пал Палыч? – недоверчиво приподняла бровки медсестра.

– Процентов на девяносто! – твердо заявил Курочкин и, немного помолчав, поправился: – Ну, может, на семьдесят пять!.. Ладно, с ним вроде порядок! Идем проведаем остальных пациентов…

Когда плановый обход[3]3
  Обход больных в реанимации ночью совершается каждые два часа.


[Закрыть] завершился, Пал Палыч отправился в комнату отдыха, с наслаждением улегся обратно на кожаный диванчик и спустя короткий промежуток времени басовито захрапел.

Тогда молоденькая медсестра осторожно вернулась к кровати потерпевшего. Мужчина ровно дышал во сне. Подсоединенная к мускулистой руке капельница исправно перекачивала в вены назначенные докторами препараты. Никаких угрожающих жизни симптомов действительно не наблюдалось. «И впрямь выкарабкается, бугай!» Миловидное девичье личико внезапно превратилось в отвратительную злобную маску.

– Ну не-е-ет! – щерясь, прошипела она. – Ошибается, наш уважаемый эскулап! Не будешь ты, голубок, «внятно общаться с окружающими»! Не станешь радовать ментов откровениями!

Медсестра вынула из кармана халатика пять ампул клофелина, по очереди вскрыла и аккуратно влила их содержимое в капельницу. Больной тревожно забормотал во сне. Девушка ехидно усмехнулась: «Ага! Чувствуешь угрозу, но сделать-то ни черта не способен! Ути-пуси. Ну сдыхай, сдыхай, спортсменчик!!!»…

Клофелин начал действовать примерно через десять минут. Лицо прикованного к койке человека стало постепенно бледнеть, а спустя полчаса сделалось уже белее подушной наволочки. Все это время стоящая рядом медсестра наблюдала за несчастным с сатанинским злорадством.

– Прощай, красавчик! – в конце концов шепнула она и бесшумно удалилась…

При следующем обходе заспанный Пал Палыч с удивлением констатировал смерть «крепкого мужика» от острой сердечно-сосудистой недостаточности. «Н-да уж! – растерянно подумал Курочкин. – Не стоило мне давеча выпендриваться со скоропалительными прогнозами! Натурально опозорился перед девчонкой, олух самоуверенный!.. А вообще-то, если честно, человеческий организм – штука на редкость непредсказуемая!!!»