Текст книги "Володя, Вася и другие. Истории старых китайских интеллигентов, рассказанные ими самими"

В 1987 году Министерство образования отобрало одиннадцать преподавателей японского языка для поездки в Японию, в этой группе я был единственным из провинции Гуандун. Это была моя первая поездка в Японию. Я был в шоке. Я понял, что в Японии построено то самое социалистическое общество, о котором в юности нам рассказывали советские специалисты. Нет разницы между деревней и городом. Выглядят одинаково. Нет разницы между интеллигентами, рабочими и крестьянами. Одеваются одинаково. Уровень жизни одинаковый. Хотя 40 лет назад Япония проиграла войну, за эти 40 лет она обошла нас. Благодаря чему? Благодаря образованию. А Китай упустил эти 40 лет. Потому что у нас не было системы образования. Университетов очень мало. Поступить в них практически невозможно. Нужно дать молодым людям шанс учиться. Я понял, что страна так и останется отсталой, если не будет развитой системы образования. Моя младшая дочь тоже поступила только с третьего раза. Она сильно переживала и плакала. А когда сын поступал, ему советовали поступать в Высшую партийную школу. Но я посоветовал ему учиться в Цзинаньском университете, в конце концов он поступил, окончил там аспирантуру, стал магистром и, получив стипендию, уехал в Америку.

Я решил, что, вернувшись в Китай, открою свой университет. Меня выбирали председателем профсоюза Педагогического института на три срока по три года. Но в последний срок я уже хотел уволиться. Поехал в Америку к дочери и сыну. То, что там увидел, было ещё бо́льшим шоком для меня. Там учились несколько моих студентов из Китая. Они показали мне американские университеты – Нью-Йоркский и Вашингтонский.

Дочь с сыном боялись, что мне станет скучно просто так без дела сидеть, поэтому предложили мне набрать небольшой класс для обучения японскому языку. Набрал трёх-четырёх учеников, китайцев. Платили мне сразу после урока. Один раз кто-то из них заплатил больше. У меня зрение плохое, я не сразу понял. Долго мял бумажку. Потом говорю: «Вы мне дали больше». А ученик говорит: «Нет, это не больше. Это дополнительная плата за то, что вы хорошо преподаёте». Я работал три месяца. Заработал четыре тысячи долларов. По тем временам немало. За это время я достиг пенсионного возраста. Так что, вернувшись в Китай, вышел на пенсию и занялся созданием собственного университета на основе своих курсов. Это было в 1992 году.

Когда я уезжал в Америку, все говорили, что я больше не вернусь: во-первых, двое детей в Америке, во-вторых, меня так мучили во время «культурной революции». Но я сказал, что обязательно приеду.

Побывав в Японии и Америке, я увидел, как образование меняет судьбу человека. Не только твою, но и твоих детей. Я видел, что в Китае много людей, которым недоступно образование. Я решил создать университет с такой же программой, как и в государственных университетах, и выдавать свой диплом. Пусть наш диплом не признаётся в Китае, но мы дадим людям шанс учиться. Будем преподавать ту же программу, что и на первых трёх курсах госуниверситета, учить людей английскому, японскому языкам, чтобы они могли найти работу.

Тогда мы занимались на территории Хуаши. Я, будучи председателем профсоюза, построил там здание клуба для преподавателей. Вот в этом клубе и проходили занятия. Там собирались многие преподаватели, которые уже вышли на пенсию. Я сказал им: «Вам нечего делать, у вас много свободного времени! Давайте вы будете преподавать для моих студентов». Так я набрал первых преподавателей. Мой нынешний проректор, господин Ся, помог мне заработать первые деньги. Группе специалистов нужно было изучить японскую электронную технику. Чтобы понять, как что работает, им понадобилось знание японского языка. Тогда Ся работал переводчиком у них в компании в городе Сиань. Они собрались здесь в Гуандуне открыть филиал. Ся привёз ко мне этих специалистов, сто человек. Три месяца я преподавал им японский язык по своему учебнику. Так я заработал первые сто тысяч юаней.

В шестьдесят лет люди ещё здоровые, сильные. Можно дальше работать. Поэтому, когда я отправился оформлять регистрацию университета, я сказал чиновникам: «Шестидесятилетний возраст – это богатство. Богатство – знаниями. Не надо отказываться от таких людей, пусть они продолжают работать, обучать других людей». Правительство согласилось со мной и разрешило зарегистрировать университет.

Когда мы получили регистрацию и повесили табличку «Частный университет», это сильно повлияло на Гонконг, Макао и т. д. Все комментировали, что в Китае разрешили не только частный бизнес, но и частное образование.

Тогда в Китае изменилась государственная политика. Когда университет уже открылся, на XIV съезде КПК сказали, что надо развивать образование. Благодаря этой политике на меня обратили внимание. Секретарь компартии провинции Гуандун услышал, что есть такой частный университет, и приехал ко мне. Он спросил меня, зачем я создал университет. Я рассказал. Тогда он спросил, что мне требуется. Я сказал, что, во-первых, мне нужна земля, а, во-вторых, чтобы мы вошли в план ЕГЭ.

Нам выделили место недалеко от нынешнего Олимпийского комплекса, но земля там стоила очень дорого. У меня не было таких денег. Нашёл землю в другом месте, рядом с парком Тяньхэ, и арендовал её за все свои сто тысяч юаней. Территория бывшей фабрики размером в два баскетбольных поля. Мы провели там семь лет. В 1999 году сменился губернатор провинции. Новый губернатор сказал, что университет сильно развился. Уже 1 800 студентов, нужно построить общежитие.

Я катался на велосипеде вокруг Гуанчжоу, искал место. Увидел эти дома, где мы теперь находимся. Они были заброшены. Стояли недостроенные. Посоветовался со своими сотрудниками: «Нормальное место?». – «Нормальное». Снял эти дома. Зарентовал четыре автобуса, и мы переехали сюда со всеми студентами. За два месяца мы провели воду, электричество. Построили одноэтажные здания с аудиториями. Тут ещё были два ангара: один мы перестроили в концертный зал, а другой – в хозяйственный корпус.

Деловая палата ЦК КПК попросила меня сделать доклад: зачем я открыл университет, какие у меня сложности и пожелания. Мы поехали с председателем одного комитета в правительственную резиденцию Чжуннаньхай. Ему было 78 лет, мне 68. Я провёл в Пекине семь дней. Рассказал, что у меня всё в порядке, только не хватает земли. Но за территорией университета есть свободная земля. Они сказали: «Хорошо, мы вас поняли. Можете возвращаться домой». А потом раздался звонок. Мне позвонили из Чжуннаньхая и посоветовали познакомиться с Чэн Сыюанем. Сказали, что он очень влиятелен. Он приятель Чжоу Эньлая, заместитель председателя НПКСК, когда-то был секретарем руководителя Гоминьдана Ли Цзунжэня. Мы с этим председателем поехали к нему в гости. Он сказал, что охотно нам поможет. Спросил: «Сколько вам лет?». Председатель говорит, что ему 78. Я: «А мне 68». Чэн рассмеялся: «Вы ещё молодые. Мне уже за девяносто». После этого он написал письмо руководителю провинции с просьбой продать мне эту землю. Я заплатил двести двадцать юаней за му, а сейчас му даже за два миллиона не купишь.

И вот как-то мне звонит человек из американской компании «Морган Стэнли» и говорит, что мы не можем здесь находиться. Они уже купили эти дома. И хотят их продавать. Я говорю: «Я не могу уехать. Здесь уже живут мои студенты. Их три тысячи». Это было 4 июня, как раз в годовщину выступления на площади Тяньаньмэнь. Я говорю: «Вы хотите, чтобы студенты вам устроили новую Тяньаньмэнь?». Предложил: «Приезжайте, посмотрите, сколько я здесь всего сделал. Провёл воду, электричество, посадил деревья». Он говорит: «У меня нет времени. Но у меня есть представитель в Шэньчжэне, он может с вами встретиться». Я встретился с ним в районе Тяньхэ. Вместе пили чай. Я рассказал ему, как организовал университет, как всё здесь обустроил, как на мою деятельность обратило внимание правительство. Сказал, что Чэн Сыюань – почётный ректор моего университета. Чэн просил меня развивать университет, чтобы университет вошёл в государственную образовательную программу. Он растрогался. Говорит: «Чэн Сыюань? Я его знаю. Он преподаватель моего преподавателя». Потом он спросил: «Вы сможете со мной съездить в Пекин? Прямо завтра». Я сказал: «Хорошо». И поехал в Пекин.

Это было в 2003 году, в разгар птичьего гриппа. Я взял с собой двоих сотрудников. В аэропорту всем измеряли температуру. Жара. Вошли в самолет, он полупустой. Все в масках сидят. Прилетели в Пекин, а там на улицах ни одного человека. Утром в ресторане на завтраке тоже только мы, больше никого.

Поехали в головной офис «Морган Стэнли» на встречу. Я думал, что там будут одни американцы. А там пятнадцать китайцев, все молодые. Обменялись визитками. Они звонят в Гуанчжоу, спрашивают у покупателя, за сколько возьмёт эту землю. Один говорит: «850 юаней за квадратный метр, за всё – 85 миллионов». Другой предложил 75 миллионов, третий – 72. А мы были готовы купить только за 65. В кредит. Они говорят: «Мы её сами купили за 70. Может, дадите ровно 70?». Я согласился. Сказал им: «Мы занимаемся образованием. А те, другие, – рыночные спекулянты». Они закивали. Я говорю: «Расскажу вам одну историю. В 2002 году я тоже хотел купить эту недвижимость. Но нужно было оформлять сделку через Промышленный коммерческий банк. Денег не хватало. Кредит можно было взять только в том же банке. Главный офис у них, как и у вас, тоже в Пекине. Пришлось лететь в Пекин, чтобы ужинать вместе с их руководством. Как раз в это время мой сын прилетел из Америки в Китай. И я попросил его не лететь в Гуанчжоу, а остаться и ждать меня в Пекине. В то время банковских карточек не было. Я взял с собой десять тысяч юаней наличными, чтобы их угощать. А там пятнадцать человек. Покупал и еду, и выпивку. Потратил восемь с половиной тысяч. Когда приехал в гостиницу к сыну, рассказал ему об этом. Он возмутился: «Отец, зачем ты так соришь деньгами? Это же тысяча долларов. В Америке такое невозможно». А я ещё у своего студента взял деньги в долг, чтобы оплатить ужин. Потратился ведь на жильё, дорогу. Денег на ужин не хватило. Говорю сыну: «На самолёт уже нет денег. Давай поедем в Гуанчжоу на поезде. К тому же мы уже давно так не ездили».

В этот момент один человек из «Морган Стэнли» прервал мой рассказ. Спрашивает: «А как зовут вашего сына?». Я называю его имя. Он: «Да вы что? Быть не может!». Очень удивился. Говорит: «Дайте мне просто залог 10 миллионов и берите эту землю. У вас есть сейчас хотя бы 10 миллионов?». Я говорю: «Нет. У меня только два». Он говорит: «Хорошо, берите». Теперь настал мой черед удивляться. Когда вернулся в гостиницу, позвонил сыну. Оказалось, что эти люди – участники событий на Тяньаньмэнь. Они из-за этого убежали в Америку. А мой сын – адвокат. Это он помогал им оформлять грин-карты.

Так я купил эту землю. Нельзя создавать университет, не имея своей земли. Сейчас у меня в Цинъюань пятьсот му земли, а здесь – двести. Так что я создавал университет в три шага. Сначала снимал территорию, потом покупал её, потом строил. Знаете, сколько лет я строил здания учебного корпуса и столовой? Восемь. Знаете, сколько мне пришлось получить печатей? Тридцать тысяч. Почему? Потому что у нас в государстве слишком много чиновников и слишком большая коррупция. Я не платил им деньги, вот и пришлось от всех получать эти печати. Но хорошо, что я не давал им взяток. Иначе сегодня не сидел бы на этом месте. Давать взятки и получать их – одно и то же. Посмотрите, сколько сегодня чиновников посадили. Я не такой человек, чтобы давать взятки, слишком честный. Мог бы сейчас быть очень богатым, но я не так устроен.

Исполнилась моя мечта – давать образование бедным людям. Для четырех тысяч студентов обучение стало дешевле на десять тысяч юаней. Двадцать три года назад я купил в городе Цинъюань пятьсот му земли. Построил там четыре здания учебных корпусов. Начиная с 2004 года отправлял туда учиться тех студентов, кто победнее. И сейчас каждый год отправляем туда несколько сотен студентов. Учиться там вдвое дешевле, чем в Гуанчжоу: если здесь обучение стоит, скажем, 9 600 юаней в год, то там – всего 4 800. На третий год эти студенты возвращаются сюда доучиваться. Многие из них уже окончили учёбу и нашли неплохую работу. Во-вторых, мы учредили стипендии для тех, кто хорошо учится. В-третьих, мы учим бесплатно тех студентов, кто на госэкзамене набрал баллы на учёбу в университете более высокого уровня, но пошёл к нам. Ещё оплачиваем половину денег за учёбу тем нашим студентам, кто получает второе высшее образование в государственных вузах, а потом остается у нас работать. Уже потратил один-два миллиона на эти программы. Другой способ помощи студентам – платим им небольшие деньги за то, что они помогают убирать аудитории, территорию университета, дежурят в библиотеке и т. д.

Я уже говорил, что считаю, образование меняет судьбу человека. Я использовал образование, чтобы менять судьбы других. Эту идею я тоже реализовал.

Вот что я сделал за первые двадцать лет.

На шестидесятишестилетний юбилей освобождения КНР я всю ночь танцевал со студентами, отмечал этот день. И вспоминал, что случилось в моей жизни за эти 66 лет. В 1949 году окончил школу, в 1959-м – аспирантуру, в 1969-м – сидел в тюрьме, в 1979-м – вернулся из ссылки, в 1989-м – основал наш университет, в 1999-м – переехал сюда, в 2009-м – начал строить учебный корпус.

В 2009 году у меня возник план на следующие двадцать лет. Надеюсь, к 2030 году осуществится моя главная мечта – закончится строительство университета. В следующем году начнем дальше строить. Сначала построим пять новых корпусов общежития для студентов. Пока денег хватает только на них. Потом собираемся строить отдельное здание для практических занятий. Потом спортивный зал.

Ректор Вася в наше время

Ещё одна моя мечта до сих пор не исполнилась – чтобы зарплата преподавателей повысилась в два раза. Хочу, чтобы она выросла в ближайшие пять лет. В последующие десять лет хотелось бы, чтобы университет вышел на международный уровень, чтобы наладилось сотрудничество с Россией, Америкой, Японией. Сейчас уже сорок наших студентов находятся в Японии. Пусть университет не станет топовым, но хотя бы займет высокий уровень среди других частных университетов.

Я сталкивался со многими трудностями. Правительство только один раз наградило нас, выделив недавно три миллиона двести тысяч юаней на закупку оборудования. Но за эти годы больше никак не поддерживало. Не давало ни одного юаня. Обидно. Мы развивались только на сэкономленные нами средства. Мой вывод такой: я могу быть ректором только благодаря своим студентам. И я буду служить им.

Сейчас я чувствую себя счастливым человеком, несмотря на все трудности, с которыми я столкнулся. Сидел в тюрьме, трудился в деревне. Над моими детьми издевались, из-за того что их отец – контрреволюционер. Их вместе со мной выгнали из квартиры. Но образование изменило мою судьбу. Из ничего не понимающего мальчика я превратился в студента университета, аспиранта. Особенно на меня повлияли советские специалисты – благодаря им я научился писать книги. Попав в тяжёлую ситуацию, я продолжал самостоятельно учиться, выучил японский язык. Я благодарен «культурной революции» – если бы её не было, не было бы меня сегодняшнего. Во-первых, трудясь в деревне, я приобрёл хорошее здоровье. Пока пас коров, обошёл все тамошние горы. Когда-нибудь я привезу вас в Шаогуань и покажу эти места. Во-вторых, научился отличать хороших людей от плохих. В-третьих, выучил японский язык. Если бы я тогда его не изучил, кем бы я был сейчас? В-четвертых, не изменил своим принципам. Меня заставляли, но я не оговорил других людей. Когда я вернулся из деревни, они стали директорами департаментов, заместителями декана и деканами и ответно помогали мне. Две тысячи преподавателей и студентов выбрали меня председателем профсоюза.

Неважно, что люди думают о моих поступках, считают ли их достойными или недостойными. Важно, что я шёл своей дорогой, поступал так, как считал нужным. Важно, что я не делал ничего плохого студентам. Все студенты знают мой номер телефона, могут в любой момент мне позвонить или написать.

Мне довелось жить в три эпохи: во время правления Гоминьдана, потом японского владычества, и нынешнюю, после освобождения. Она – самая хорошая. Но она тоже делится на три периода – до «культурной революции», «культурная революция» и после неё.

Самый тяжёлый – период «культурной революции». Многие мои знакомые и друзья умерли тогда. Но я выжил. У меня трое детей. Если бы я погиб, что бы с ними стало? А самое счастливое время – сразу же после освобождения, период восстановления и развития, 1949 по 1956 годы. В эти годы я получил образование.

«Идиот»

Моя студентка назвала меня идиотом.

Дело было так.

Я учил студентов новым словам. Играл с ними в коммуникативную игру: зима, лето, осень, весна. Спрашивал, кому что нравится.

Кому-то нравилось лето, кому-то зима, кому-то осень, кому-то весна.

А одна студентка – её русское имя Нина – всё время молчала.

– Тебе что, ничего не нравится? – спросил я.

– Нет.

– Ни зима, ни лето?

– Ни зима, ни лето.

– Но почему?

– Потому что летом жарко, а зимой холодно.

– Но ведь Китай не Россия, – запротестовал я. – Зимой здесь не холодно.

– Нет, холодно.

– Нет, не холодно.

– Холодно.

– Не холодно.

– Ты идиот.

Её слова прозвучали, как увесистая оплеуха. На моё счастье, загремел звонок. Стараясь не показывать смущения, я собрал портфель и вышел из аудитории.

По пути домой я сталася убедить себя, что ослышался.

Откуда она может знать слово «идиот»?

Ведь студенты даже не знают ни «зима», ни «лето».

Ну и потом, я же серьёзный преподаватель, а не идиот.

А если даже и идиот, то как она догадалась об этом?

Внешне я вроде ничем не проявил своего идиотизма.

Да и кто осмелится называть преподавателя идиотом?

Наверное, она сказала что-то по-китайски, что звучит похоже на «идиот».

Может быть, какое-то «ти-и-ти-йо».

А я не разобрал. Я успокоился и даже развеселился.

Придя домой, рассказал жене о случившемся.

– Знаешь, – сказал я, – Нина назвала меня идиотом. Но ведь этого не может быть. Она же не знает почти никаких русских слов. Не знает даже «зима» или «лето». Я просто ослышался. Скажи, какие слова в китайском звучат похоже на «идиот»?

И тут я заметил, что жена как-то странно отворачивается. Прячет от меня лицо.

Потом она вскочила и побежала на кухню готовить.

Я почуял неладное.

Проследовал за ней на кухню.

– Ну-ка, говори, в чём дело.

И она во всём призналась.

Моя жена тоже преподаёт. За день до меня у неё был урок. Оказалось, она зачем-то научила студентов нехорошим русским словам, ругательствам: «дурак, козел, скотина, сука, идиот». Они старательно записали их в тетради. И решили на мне апробировать новые знания. Но они же не понимают контекста. То, что им кажется вполне нормальным, по-русски прозвучало неожиданно грубо.

На следующий день я надел красивый костюм. Чисто побрился.

Войдя в аудиторию, я сказал:

– Не надо слушать мою жену. Давайте учить другие русские слова. Хорошие, приятные и милые.

Сегодня мы будем учить слова «дружить» и «любить». И ещё запомните: в России вежливым обращением к старшим считается не «ты», а «Вы». Так что не стоит обращаться ко мне на «ты».

И мы снова стали играть.

Я спрашивал, кто кого любит. Кто-то любил маму, кто-то папу, кто-то брата, кто-то сестру.

А одна студентка – на этот раз другая; как и мою жену, её зовут Зоя – снова сидела молча.

– Что с тобой, Зоя, – спросил я, – ты почему молчишь? Ты что, никого не любишь?

Она подняла на меня глаза.

– Нет, – ответила она, – я Вас люблю.

Из огня да в полымя.

То идиотом назовут, а то в любви признаются.

Опять зазвучал звонок.

Я побежал домой.

Рассказал жене.

Та бросилась кричать на меня.

– Бабник! – орала она. – Чем ты там занимаешься? Тебя уволят, как француза!

Надо сказать, что первый пункт моего контракта – «нельзя приударять за студентками». Наверняка, неспроста. Обычно, у кого что болит, тот о том и говорит. Небось, здесь все только и делают, что за студентками волочатся?

А французского профессора действительно на днях уволили.

Он якобы каждый день появлялся за ручку с новой студенткой.

Но я не такой. Я же не идиот, чтобы меня выгнали с работы и лишили зарплаты.

Когда я уехал домой на зимние каникулы, разгневанная жена прислала мне новую фотку из профиля студентки Зои.

Та как раз в день святого Валентина вывесила у себя мою с ней совместную фотографию.

С подписью: «Я не могу тебя забыть».