Текст книги "Чародей из Дубравки"

Откуда города берут свои названия? Ведь, бывает, так назовут, что не только тяжело выговорить, но и даже понять, как такое можно было выдумать. С городом Дубравка всё было проще. Когда-то, очень давно, у небольшой речушки, под раскидистыми дубами, поселились люди. Место было хорошее, тенистое, да и земля плодородная. И назвали люди своё поселение ласково – Дубравка. Шли годы, посёлок разрастался и мог уже с гордостью называть себя городом. А вскоре уже не он располагался в дубраве, а наоборот – могучие деревья росли по извилистым улицам, площадям и во дворах города. В те неспокойные времена было принято города обносить каменными стенами. И вот, некогда простая дубрава теперь горделиво возвышалась за городской оградой. Но время не стоит на месте. И бурливая жизнь города Дубравка уже не могла умещаться за городскими стенами и вместе с молодой дубовой порослью выплеснулась наружу. Вокруг белокаменных стен, которые теперь почтительно называли Старой Дубравкой, вырос ещё один город.

Наверное, как и многие другие города, Дубравка известен своими героями или людьми, которые его прославили. Тем более Дубравка являлся столицей Великого Дубравского царства. Велико это царство было не размерами. Совсем нет. У Дубравского царства не было чётких границ. Оно раскинулось от бескрайних степей, пахнущих полынью, до речной болотистой долины. Ну, как раскинулось? Всадник на добром скакуне дня за два царство поперёк перескачет, а то и того меньше. Так вот, – одной стороной Дубравское царство примыкало к лесу. Непростому лесу – Тёмному. Нехороший это лес, страшный и таинственный. И любой ребёнок знает, что Тёмный лес – пристанище всякой нечисти из сказок, в большинстве случаев – страшных. Видимо, поэтому соседние государства и не зарились на такие доступные дубравские границы. Кому захочется вечно быть на страже чего-то колдовского и неизведанного.

А велико Дубравское царство было событиями, которые здесь произошли восемь лет тому назад, во времена правления царя Афанасия, который правит и поныне. Войной на мирных дубравчан со стороны Тёмного леса двинулось войско, во главе с самим Кощеем. И вот тут речь как раз о героях. Все поднялись на бой, никто не испугался. Ну, так говорят. Ведь не бояться совсем – это хорошо, а идти на бой вопреки страху – это и есть геройство. Больше всех отличился, конечно, Антон богатырь. Он-то и одолел злодея бессмертного, прославив своё имя, а заодно и Дубравку.

Хороший городок Дубравка: шумный – на рынках, трудолюбивый – в ремесленных улицах. И всё это тоже люди. Может, не такие герои, как Антон богатырь, но они тоже своим трудом славят своё небольшое Великое Дубравское царство.

Живёт в Дубравке мальчик Егор, двенадцати лет отроду. Обычный мальчик, темноволосый и черноглазый – в отца, худенький и любознательный – это в маму. Ничего великого Егор совершить не успел, поэтому – просто обычный мальчик. Ну, почти. Есть у него одна особенность. В народе её называют чародейство. Если посмотрит Егор кому в глаза, то может говорить всё, что угодно. Всему поверят. Вот такие чары мог он наводить. Но об этой особенности знали почти все и в глаза старались не смотреть. Наверное, поэтому друзей у Егора не было.

Не каждый город, да и не каждое царство может похвастать тем, что имеют школу. Школу для детей простого сословия. Казалось бы, зачем? Родители своему ремеслу, если таковое имеется, и так научат. Так испокон веку и было. У мельника сын – мельник, у рыбака – рыбак, у плотника – плотник. Зачем уклад-то менять? Но царь Афанасий мудро решил, что знания в жизни и в любом деле не помешают. И теперь дети ремесленников и торговцев, поваров и стражников учатся все вместе разным умным мудростям. Егор, как бы ему это не нравилось, тоже был учеником этой школы. Мальчик он не глупый и понимал, что знания – это хорошо. Но вот давались они ему с трудом. Но учитель старался каждому вложить в голову, казалось, такую непостижимую науку. Может, конечно, что не так объяснял, но выбирать не приходилось. Учитель был всего один – Степан Мудрый. Это он сам себя так называет. И не поспоришь, других-то учителей нет. Так что мудрейший из мудрых. И за то, что он у царя выпросил разрешения обучать премудростям дубравских чад, родители этих чад были очень благодарны. Чего не скажешь об учениках. Да и царю Афанасию эта затея понравилась. Теперь всем заезжим гостям свою городскую школу показывает.

Каникул Егор ждал с нетерпением. Впрочем, как и другие ученики, которые больше сильны в обучении. Ведь, как бы ни нравилась школа, а отдыхать всё равно веселее. И, только солнце стало пригревать по-летнему, Степан Мудрый сложил свои учебные свитки в котомку, объявил отдых до жёлтых осенних листьев и подался в соседние тёплые государства. Ещё мудрости набраться в дальних краях, чтобы было чего рассказывать своим ученикам. Да и море, говорят, там есть.

А что делать ребёнку дома в каникулы? Уж Егор бы нашёл занятие. Но его отец приказал дома следить за порядком. Отец у Егора кузнец. На всю округу славятся кованые изделия Ивана кузнеца и его отца Егора Тимофеевича. Егорку, кстати, в честь деда назвали. А слово отца твёрже стали. Но мама Егора знает – после такой слежки порядка в доме точно не будет. И твёрдое слово отца крошится под суровым взглядом мамы, чему несказанно рад сам Егор. Родители заняты целыми днями. У них-то каникул не бывает. Можно, конечно, им помогать. Но мама Егора швея, шьёт платья местным красавицам. В Дубравке её называют Марья Искусница. И она говорит, что это дело тонкое и не мужское. А в кузню отец был бы и рад Егора взять в помощь, да тот не потянет. Там молот тяжелее мальчишки. Не дорос он ещё. Правда как-то раз Егор взялся отцу мелкие железяки подносить и подкову горячую деду на ногу уронил. Дед Егор не ругался, но долго по пустой наковальне молотом колотил. Так мама с тех пор строго приказала – в кузню не ногой. Папа Егора её вообще всегда слушается. И мальчику кажется, иногда, даже боится, когда мама не в настроении. А у него рука толще мамы!

Не для того Егор учится, говорит его мама, чтобы в кузне целыми днями гарью дышать. Пусть лучше в деревне летом отдохнёт. Там свежий воздух и бабуле, какая-никакая, а помощь. Вот тут Егор с мамой полностью согласен. Наверное, была бы его воля он бы насовсем в деревню переехал. Любил он бабулю. Мама Егора говорит, что он маленьким её Буля называл, а вторую бабушку, маму отца, называл – Бабука. Почти – бука какая-то. Баба Куля обижалась, хотя и понимала, что Егор это просто не выговаривает так. Ну, и ревновала, наверное. Баба Куля всегда рядом, по хозяйству хлопочет, снохе на рынке помогает. Оттого, и не успевает Егор по ней соскучиться. А бабуля гостит в городе редко, и поэтому внук всегда счастлив её видеть. Хоть она и не родная…. Но про это стараются в семье не упоминать. Да, бабуля нашла маму Егора в лесу, совсем ещё грудным ребёнком, ну, и воспитала, как свою дочь.

Имя у Егоровой бабули сладкое – Ягодка. Она добрая и травами всякими людей и зверей лечит. Так целыми днями ходит по деревням, врачует и исцеляет. Любят её люди, но побаиваются. И, по старой привычке, детей её именем пугают. Ведь когда-то давно её звали немного по-другому – Баба Яга. Но Егор-то знает, что сказки всё это. Послушать, так столько царевичей со свету она сжила. Не сосчитать. Да не могла она! Но всё равно, почему-то все побаиваются. Вот такая у него бабушка. И пока она людей по деревням лечит, Егора на время каникул послали за её хозяйством присматривать. А ему и не трудно. Какое там хозяйство? Коза, да куры и ещё седой ворон на дереве. Присматривай – не хочу.

Но не только из-за вольной жизни тянуло Егора к бабуле. Его привлекал лес. Не Тёмный лес, конечно. Туда проход запрещён. А простой лес, что за бабулиной избушкой начинается. Сколько там интересного! Не всякий мальчишка в городе может похвастаться, что видел Лешего, а, тем более – что с ним знаком. А вот Егор с Лешим хорошие приятели. Не друзья, потому как Леший – очень скрытный, и друзей себе не заводит. Трусоват он, проще говоря. А с Егором он водится из-за бабули Ягодки. Обидеть её боится. Но мальчика это вполне устраивает.

Ещё в лесном озере водятся русалки. С ними-то из городских точно никто не купался. Каких только чудес нет в лесу. Оттого и рвётся Егор к бабуле в гости.

***

Телега тихо поскрипывала и медленно катилась за дремлющей лошадкой. Порой казалось, что это не лошадь её тащит, а наоборот – телега подталкивает засыпающую животину.

– Но-о, пшла, – сказал дед Тимофей и зевнул.

Лошадка тряхнула ушами, вздохнула, но шагу не прибавила. Егор, лёжа в телеге, сладко потянулся и вдохнул аромат леса. Можно было и пешком дойти до лесной поляны, где бабушкина избушка стоит. Даже, наверное, быстрей получилось, но было лень. Каникулы всё-таки, куда торопиться. А так лежишь себе, травинку жуёшь, да облака рассматриваешь, которые тоже никуда не спешат.

– Значит, к бабуле в гости едешь? – уже в какой раз спросил дед Тимофей.

– Ага, – протянул Егор, отмахиваясь от назойливой мухи.

– Это хорошо. Вон, какой помощник вымахал. Поклон Ягодке от меня передавай.

– Так вы ж недалеко друг от друга живёте, – усмехнулся Егор. – Неужто не видитесь?

– И что? Выказать уважение всегда приятно. Да и вижу я твою бабулю редко. Всё в делах она.

– Ладно, передам. Ты бы сам, дед, в гости зашёл.

– Не, – дед замялся. – Занятая она. Вот… ежели захвораю, так подойду.

– Побаиваешься? – вздохнул Егор.

– Ага, – после небольшой паузы сказал дед Тимофей и тут же встрепенулся. – Чего плетёшь? Кого побаиваюсь? Некогда ей, да и мне тоже.

– Скажи, дед Тимофей. – Егор приподнялся на локте и посмотрел на старика. – Вот ты уже старый. Что, неужели моя бабуля раньше такая злая была? Чего вы от неё все шарахаетесь?

Дед съёжился.

– Что ты.… Мы её любим. Говорят всякое,… но это так – придумки. А молодой я её и не видел. Вот, как ты – возрастом был, или младше, а она такая же была. Не состарилась ни на день. А зла я от неё не помню. – Дед Тимофей тряхнул поводья и вздохнул. – Только, как посмотрит в глаза и, будто, насквозь видит. Ты, Егорка, поклон передавай. Ладно?

– Ладно, – махнул рукой мальчик и снова лёг.

– Я ведь, это – отца твоего в городе видел, – повеселев, сказал дед. – Помнит меня, здоровается, уважает. Я в том годе у него свою сивку подковывал. Вот, сноса подковам нет! Знатный кузнец он. А силён-то как. Вот помню….

Ну, началось. Конечно, приятно когда отца хвалят. Но выслушивать одно и то же от взрослых надоедает. Каждый старается именно Егору рассказать эти истории, будто он их ни разу не слышал. Историю о том, как отец по молодости бычка трёхгодовалого на спор, на плечах через весь город пронёс. Или, как у часовни стена просела, брёвна покатились, а отец выскочил и часовню руками держал, пока все люди не выбежали. Силы в нём не меряно. Природной силы. А вот Егор этим как-то не наделён. Это ничего, говорит мама, сила не главное. Ум намного сильнее силы. Вот, хотелось бы в это Егору поверить, но на его опыте выходит всё наоборот. Хоть он и умнее городского задиры Яшки, но вот никак не сильней. А тот задевает постоянно. Ватагу таких же озорников вокруг себя собрал. Проходу не дают, и пожаловаться нельзя. Отец Егора никогда бы не жаловался. И ведь знают, что в глаза Егорке нельзя глядеть, враз их чем-нибудь запугает. Поэтому сзади, да исподтишка нападают. Ну, ничего. Егор-то в деревне на свежем воздухе, да на парном молоке за лето сил наберётся. Тогда увидят. Мальчик горестно вздохнул, сам себе не особо веря.

– Ага, значит. Часовня накренилась, трясётся. – Вырвал из раздумий голос деда Тимофея. – Колокол звонит. Бабы врассыпную, голосят. А Ванька как клещ вцепился в стену, покраснел от натуги. Держит, значит.

Егор тряхнул головой и сел на телеге, свесив ноги. Лапти касались высоких трав, сгоняя недовольных кузнечиков.

– Дед, я, наверное, напрямки через опушку пройду. Ноги разомну.

– И то правильно. Я в твои годы ух, непоседливый был! Бывало.…

– Спасибо, что подвёз, – крикнул мальчик, спрыгивая с телеги, и припустил к лесу.

– Поклон передавай, – донёсся вслед голос деда Тимофея.

***

Бабуля Ягодка суетилась, накрывая на стол. А Егорка ведь даже и не предупреждал, что приедет, а она наготовила, как на именины.

– Ой, милай, хорошо, что приехал, – улыбалась, бабуля разламывала свежеиспечённый каравай. – Ты чего сидишь? Ешь, давай. Вон мясо бери, а то худющий какой. Машка не кормит тебя, что ли?

– Ба, да я не хочу.

– Это чего это? Что за – не хочу? Блинов, блинов с молочком.…

– Ба, – Егорка улыбнулся. – Я соскучился.

Бабуля присела на табурет, теребя пальцами узелок повязанного платка, и шмыгнула крючковатым носом. Ну, кто глупости болтает, что она раньше злая была? Милейшая старушка.

– Ох, милай… а уж я, как истосковалась. Вон вымахал-то как, а я всё не вижу.

– Бабуль, ты бы в гости приезжала.

– Да, куда там, – Бабуля Ягодка махнула рукой. – Столько хворых в лесу, да по деревням… ты ешь, ешь.

Мальчик взял со стола калач и укусил, чтобы бабушку успокоить, и она удовлетворённо кивнула.

– Медок– то, – всплеснула руками бабуля. – Медок-то забыла!

Она бросилась к полке и поставила на стол туесок из берёзовой коры.

– Давай налегай, богатырь. Цветочный медок. Ефимка пасечник угощал.

– Ага, богатырь, – улыбнулся Егор, макая в мёд калач. – Вот отец – то да, сильный.

– Тю-ю, – удивлённо подняла брови бабуля. – Это что – сила? Дурь одна. Богатырь умом силён. А лапами большими, да лбом дубовым у нас в лесу много, кто похвалиться может.

Да, бабуля Ягодка, наверное, единственный человек, который не восхищается удалью Ивана кузнеца. Причём, при каждой встрече не забывает ему об этом напоминать. А он скромно молчит и кивает. Видать, его тоже в детстве сказками про Бабу Ягу пугали. А тут, на тебе – в зятьях у неё.

За окном избушки застрекотала сорока, и бабушка повела носом, будто чего почуяв.

– Ишь ты! – сказала она.

– Чего там? – спросил Егор, тоже прислушиваясь.

– Да лось ногу повредил о дерево поваленное. Застрял, через овраг перебраться не может.

– Это сорока что ли на хвосте принесла?

– Она, родная. Она мне все новости лесные рассказывает. Бежать мне надо, Егорка. Пока волки не прознали. Надо помочь сохатому.

– Ба, можно я с тобой? – засобирался мальчик.

– Не, не, что ты. Я через болото, с кочки на кочку, – затараторила бабушка, снимая подвешенные к потолку у печки вязанки трав. – Путь неблизкий. Ты не серчай, Егорушка. Боюсь, с тобой долго выйдет.

Бабуля собрала котомку и повесила через плечо.

– Ну, милай… бежать надо, – как бы отпрашиваясь у внука, сказала она.

– Конечно, ба, – Егор натянуто улыбнулся.

– Ты, это. Отдохни с дороги, да на озеро сбегай – рыбки полови. А кто придёт, скажи, что к вечеру буду. За козлёночком Иванушкой приглядывай. А то тут два сорванца деревенских грозились его со двора свести. Говорят, балбесы рыжие, что я вашего городского Ваньку Дурачка в козлёнка обратила. Ишь, выдумали. На кой мне городские? Тут своих дурней полный лес.

– Не переживай, ба. Справлюсь.

Бабуля кивнула, и, схватив с полки ещё какой-то узелок, выскочила наружу и припустила по извилистой тропинке к лесу. Егор вздохнул, но тут же мысленно отругал себя. Понятно, что соскучился, и поглядеть хотелось, как бабуля врачует. Но, вдруг, из-за него и правда она раньше волков не успеет. Нет, лето большое. Наглядится ещё Егор.

Скучновато, конечно. Мальчик походил по избушке, грызя крендель. Крошки упали на пол, и тут же из угла выбежала мышка и, подхватив их, скрылась обратно. Вот ведь, какая учёная. Вообще бабуля любит порядок. Избушка старая, а нигде не пылинки, не паутинки. Только за печкой паучок Проша живёт. Его бабуля не трогает.

Егор прогулялся вдоль полок, читая надписи на мешочках с травами. Чего тут только не было, от каких только заковыристых недугов снадобей не водилось. И травы от “почесуна неуёмного”, и корневой сбор “для косматости”. Трава “дергзуб”, и мешочек с “орлиным глазом” (то ли трава так называется, то ли правда, – глаза орлиные), большой кулёк “ум-да-разум” и поменьше – трава “посвистулька”. Надписи на многих мешочках полустёрты, но бабуля и так их по памяти знает. Сама, как-никак, по лесу собирала.

Ниже на полках стояли мази в глиняных горшочках. Егор ещё в прошлом году попытался нос сунуть в один из них. Ох, и чихал потом! Среди мазей от известных болезней: от сглаза, хромушки и горлочиха, была ещё одна со страшным названием “мазь от спиногрыза”. Аж мурашки между лопаток забегали. Даже представить страшно, что это за недуг такой.

Побродив вдоль полок, Егор вышел на улицу. Увидев его, из сарайчика выскочил молодой козлёнок и, резво подпрыгивая, норовил боднуть мальчика.

– Ну, Иванушка, отстань, – засмеялся Егорка, отмахиваясь от озорника.

Это бабуля в шутку так козлёнка назвала, как в той истории, что про неё придумывают. Шутка – шуткой, а, видишь, местные поверили. Да, ещё и увести обещали. Это у бабули-то! Глупые, что ли? А ещё Егорка, наверное, догадывался, в чью честь козлёнка-то бабуля назвала. Ну, вот она не то, чтобы не любила Егорова отца, а всегда старалась подковырнуть его.

Козлёнок извернулся, и всё же боднул мальчика в ногу. Он ойкнул, а Иванушка виновато присел. Из сарая мекнула Искорка – мама Иванушки и козлёнок, свесив голову, побрёл в сарай. Егор, потирая ногу, подошёл к старому дубу, растущему у края поляны. Огромный, древний исполин, толщиной больше избушки. Половина ветвей у дуба были сухими и похожими на корни. Бабуля Ягодка говорит, что он всегда такой был – старый и полусухой. И Егор в детстве представлял, что он держит небо, чтобы оно не улетело. Схватился корнями за землю и за синеву небесную, держит их рядом, не отпускает. Бабуля Ягодка посмеивалась над внуком, но не отрицала ничего.

Крона дуба стала пристанищем и домом для многих птиц и животных. Они, в отличие от людей, бабули не сторонились. Дятел в сухих ветках дуба надолбил много норок – коморок для жителей дерева. Тут и белки, и сойки шустрые, воробьи, голосистые соловьи. И каким бы старым не был дуб, он, из-за своих жильцов, казался очень шумным и оживлённым.

Ещё на дубе жил ворон. Старая седая птица. Степан Мудрый на уроках рассказывал, что иногда рождаются такие животные, белые, как снег. Но ворон был бел, потому что очень стар. И дремал всё время, по этой же причине. И с памятью была беда у ворона….

– Здравствуй, дедушка ворон! – крикнул Егорка спящей птице.– Слышишь, чего говорю. Привет тебе.

Ворон встрепенулся, приоткрыл один глаз и вздохнул.

– Чего кар-ричишь? – буркнул ворон.

– Здоровья желаю.

– Да какое там здор-ровье…, – вновь вздохнула птица и добавила. – А ты кто?

Ну, вот опять. Никогда не узнаёт старик.

– Я внук бабули Ягодки. Егорка. Не помнишь что ли?

Ворон задумался. Долго думал и захрапел. Егор никогда не слышал и не знал, что птицы храпеть могут. А этот захрапел. Но ему простительно – он старый и волшебный, наверное. Знает много, но не помнит ничего.

– Дедушка ворон! – вновь крикнул Егор. – Ты не знаешь, в какую сторону бабуля ушла?

Ворон вздрогнул и, подозрительно склонив голову на бок, поглядел на мальчика.

– Кар. А ты кто? – вновь спросила птица.

Вот и поговорили. Егор махнул рукой и побрёл по ухоженному двору. Трава, так буйно разросшаяся вокруг владений бабули, как будто боялась прокрасться на её подворье. Одуванчики и какая-то трава несмело выглядывала из-за курятника. Лишь грядка со свеклой, да репой горделиво красовалась посреди двора, посаженная самой бабулей. Бабуля Ягодка вообще считает, что от любого растения должен быть прок. И если растение съесть нельзя, то ему и делать нечего на огороде. А лечебные травы и цветы нужно собирать на воле в лесу или в полях, потому что если цветок растёт дома, то он сам изнеженный и больной. Кого он такой сможет вылечить?

Так, прохаживаясь по двору, Егор вдруг почувствовал, что на него кто-то смотрит. Иногда бывает так, будто мурашки по спине, или зачесалось. Обернёшься, а тебя рассматривают. Вот и сейчас словно мураши промеж лопаток пробежали. Мальчик резко обернулся. Никого. Только за яблонями лес зеленью качнул и затих. Показалось, наверное. А может и правда – мураши.

– М-е, бе-е, мне бы бабулю Ягодку, – вдруг раздался позади Егора блеющий голос.

Мальчик аж подпрыгнул от неожиданности. Подумал, что Иванушка человеческим голосом заговорил. Но нет – это был чёрт. Обычный, болотный. Вроде, и на козла серого похож, вставшего на задние ноги, а нос, как у поросёнка – пяточком. Ох и не любил чертей Егорка, хотя они ему ничего плохого и не делали. Черти торговали в городе на рынке всякой болотной мелочью. Так бы ничего, но под видом очень необходимых вещей продавали всякую ерунду. И могли же так задурить голову людям. Ну, прямо, как Егор, когда в глаза посмотрит. То икру лягушачью, как средство от похудения продадут, то грязь болотную, чтобы красавицы лица себе отбеливали. Или камыш вместо чая всучат. И вроде безобидно, но и пользы никакой – одни расходы. А недавно один чёрт Егоровой маме краску порченую продал. Она ткань покрасила, раскроила, платья сшила. А те через неделю пятнами радужными пошли. Кто ж такую жуть носить будет? Ох, и ругалась мама. Всё грозилась тому чёрту лысину этой краской покрасить.

– А вам по какому вопросу? – важно спросил Егор у чёрта.

– У ме-еня вот.… – Чёрт стянул с головы картуз.

Мальчик едва сдержал смешок. Промеж мелких рожек красовалась, словно вытоптанная поляна, розовая лысина, обрамлённая серой шерстью.

– Вот, ме-е. Черти смеются.

Егорка сжал губы, чтобы не засмеяться. Вот так удача! Сам обидчик мамин пришёл. Вообще-то черти целиком серой шерстью покрыты. Даже лицо, или рыло, – мальчик не знал, как правильно. И одежды не носят, будто звери какие-то. А то, что они под шерстью розового цвета, не знал, наверное, и Степан Мудрый.

– Мне – ме бабулю Ягодку бы-бе, – вновь проблеял чёрт.

– Я за неё, – напустив на себя важный вид, ответил мальчик.

Чёрт засомневался было, но Егор посмотрел ему в глаза и тот обречённо вздохнул. Откуда ему было знать, что в глаза мальчишке смотреть не рекомендуется.

– Обзываются ме… все. А какая торговля ме, когда смеются вокруг.

Чёрт склонил голову, и солнце отразилось от блестящей розовой макушки.

– Что ж, я думаю, что смогу вам помочь. – Егор сделал вид, что о чём-то усиленно думает. – Посидите-ка пока на скамейке, а я снадобье приготовлю.

Чёрт, перестукивая копытцами, побрёл в тенёк на скамейку, а мальчик отправился в избушку. Дойдя до полок с травами и зельями, он задумался. Ну, Егор Иванович, спросил он себя, чем чёрта лечить – поучать будем. Мальчик взял плошку и начал по щепотке насыпать из разных баночек. Немного травы “вошки” – чтоб чесалось, чуточку “сирень зелени кудрявой”, малость “туман – репейника”, ”в-ухо-в-горло-в-носовой” сбор, “разлюли полынь” травы, и, немного подумав, добавил мази, по-вонючей которая. Всё это, зажимая нос, перемешал ложечкой деревянной, которая тут же стала ярко фиолетовой и дала росток с маленьким листочком. Может не стоит – подумал Егор, но, вспомнив самодовольные физиономии чертей – торгашей, махнул на жалость рукой. В конце концов, бабуля, если что, исправит.

Мальчик вынес на двор благоухающую мазь и замер. Чёрт стоял на коленках и бодался с Иванушкой. Козлёнок в восторге прыгал вокруг, да и чёрт был счастлив. Увидев Егора, больной встал, стряхнув пыль с лохматых колен.

– Ну, что там, ме? – с дрожью в голосе, спросил чёрт.

– Вот, – сказал Егорка, протягивая плошку. – Втирай те в лысину на восходе солнца. Картуз не носить – мазь должна на воле быть. Будет чесаться – не чесать. Терпеть. Понятно?

– Понятно, – кивнул лысиной чёрт и, нюхнув приготовленное зелье, задохнулся. Он потряс пятачком и поглядел на мальчика слезящимися глазами. – А поможет?

– Непременно, – ответил Егор.

– Я, ме, жениться собрался. А какой я жених с лысиной-бе? Но теперь-то.

Егорке тут же, как-то стало жалко чёрта, и он уже было собрался признаться. Но тут чёрт выудил из-за щеки рукой-копытцем несколько монет и протянул ему.

– Вот, ме, за работу.

Мальчик растерянно посмотрел на обслюнявленные деньги. Вот, маме можно вернуть за обман с краской.

– На скамейку положите, – тихо сказал он.

Не сказав спасибо и до свидания, чёрт вприпрыжку поскакал по тропинке к лесу, а Егор стоял и смотрел ему в след. И на душе было как-то неприятно. Когда он обманывал ради шутки – было весело, и никаких тебе угрызений совести. А тут получается, Егор чёрта за деньги обманул. И… он ведь всегда так может, ему же верят. Нет, нельзя так. Чем Егор тогда от того же самого чёрта отличается? И деньги надо вернуть. Вот на рынке в городе попадётся…. Или после мази, которую Егор приготовил, лучше чёрту на глаза самому не попадаться.

Настроение было подпорчено. Но солнечный зайчик, пробравшись сквозь листву старого дуба, сверкнул в глаза и защекотал нос. Птички снова устроили концерт, а седой ворон сквозь сон беспокойно всхрапнул. Всё-таки лето. Не время грустить. Надо на рыбалку. И Егор, сунув деньги в поясной мешочек, побежал к сараю, где с прошлого года хранились его удочки и снасти. И уже у самой двери мальчик обернулся, вновь почувствовав на себе взгляд. Кусты малины раскачивались и, на мгновение показалось, что ветер сорвал небольшое облако зелёных листьев и бросил их в сторону леса. Показалось, подумал Егорка. Да, и ветра-то не было. Ну, и ладно.

***

Любил Егор это озеро. Огромное. Такое, что большие дубы на том берегу казались кустарником. Это озеро – жилище местного Водяного. Леший его в шутку Царём Озёрным называет. А Водяному нравится, тем более, что со слов бабули он себя таковым и считает. И правда если подумать, то подчинённых у Царя Озёрного намного больше, чем у царя Афанасия. Одних рыб, да лягушек сколько? И это если не считать мальков и пиявок. Вот про комаров Егор не знал. Вроде, тоже у озера вьются, особенно по весне. Может, тоже Водяной ими управлять может. Да, а ещё есть русалки! Тоже озёрные. Морских Егор не видел, но Леший говорит, что наши русалки во стократ красивее. Где их этот лесной старичок усмотрел – неизвестно. Он из леса и носа боится показать.

С левого края озеро поросло густым камышом. Леший говорит, что там самая крупная рыба ловится. Вообще, про озеро Егор больше от Лешего знает. Водяной не очень разговорчивый. Недолюбливает он людей. Напрямик с ним и не поговоришь, только через русалок и русалов. Царь, как-никак.

Лодки у Егорки не было, и он расположился в тени раскидистой ивы, склонившей свои ветви почти к самой воде. Мальчик покрошил в воду хлеб для прикормки, в надежде что-нибудь поймать. Время близилось к обеду – не самое лучшее время для рыбной ловли, но мальчик не унывал. Ему просто нравилось отдыхать у озера. Смотреть, как лёгкий ветерок гоняет рябь по тёмному зеркалу воды. Среди душисты белых лилий прыгают по кувшинкам голосистые лягушки. Наверняка, одна из них заколдованная царевна, как в той старой сказке. Настырные черепахи пытались влезть на ствол плавающего дерева когда-то давно подточенного бобрами. Бревно вертелось, и черепахи снова оказывались в воде. Раньше Егор жалел медлительных животных, так тщетно желающих погреться на солнышке. Но Леший Его успокоил, сказав, что это они так развлекаются.

А вот мама Егора не одобряет походы сына к озеру. Не умеет плавать Марья искусница и всё ей кажется, что у большой воды опасно находиться. Что же тут опасного? Да и русалки, если что, спасут.

Поплавок стоял как влитой. Стрекоза, чтобы хоть как-то развеселить, села на него и стала раскачивать. К ней присоединилась лягушка. Она прыгала на поплавок, стрекоза взлетала и, немного покружив, вновь садилась. Затем опять всё повторялось. Пусть играются. Егор сонно потянулся и откинулся на бревенчатый настил, кем-то сделанный под ивой. Тихое чириканье птиц и мельтешение солнца сквозь ветки навевало сон.

Вдруг рядом плеснуло, и мальчик приоткрыл глаза. На огромный камень, лежащий у берега озера, выбралась, сверкая рыбьей чешуёй, русалка Сонька и свесила в воду хвост.

– Привет! – крикнул Егор и помахал русалке.

– Привет, – вздохнула она, и с тоской осмотрела берега озера.

– Что, принц так и не приплыл? – спросил мальчик.

Русалка опять вздохнула и отрицательно покачала головой, стряхивая воду с зелёных волос. Вот, жалко её. Глупая, а всё равно жалко. В детстве помогла какой-то старушке со дна озера колечко обронённое достать, а та, то ли в шутку, то ли ещё зачем-то, взяла и обманула молоденькую русалку. Пообещала, что приплывёт за ней принц на корабле белопарусном и возьмёт замуж. И ждёт с тех пор бедная. Ей и объясняли, и Водяной пытался запрещать думать об этом, но всё без толку. Ждёт, глупая, корабль с принцем. А откуда в озере корабли с парусами белыми? Да и принцев поблизости нет. Вот такая история.

Со стороны леса зашуршали кусты, и стрекоза вспорхнула с поплавка. Егор обернулся. Из-за деревьев вышла девочка в нарядном белом платье и, бурча себе под нос, стала выпутывать из причёски репейники. Русалка с надеждой посмотрела на гостью и, разочарованно вздохнув, нырнула в озеро, даже не оставив кругов на воде.

Девочка, увидев Егорку на берегу, сначала растерялась, но потом, словно разозлившись, топнула ногой и с силой дернула репейник из волос. Мальчик сделал вид, что не заметил этого. И впрямь, простолюдинам не положено такого видеть. Ведь пришелица из леса была сама Василиса – дочка царя Афанасия. Вредная особа, к слову сказать. И избалованная, к тому же. Мама Егора говорит, это оттого, что царь один её воспитывал и потакал во всём. В Дубравке сторонились молодой царевны, когда та выходила на прогулку. А торговцы норовили поскорее закрыть свои лавки. Всё было ей не так, да не этак. Раз как-то к Егоровой маме в лавку со своими подружками служками зашла. Так с такой брезгливостью платья ворошила-выбирала. Купить-то купила, но настроение испортила. Вот такая она – Василиса, царёва дочка. И ведь молодая ещё, Егоровых годов. Он-то по себе знает, что не подарок. А царю каково?

Дубравка с облегчением вздохнула, когда царь Василису в соседнее государство на учёбу отправил. Вроде и отдохнут от неё, и, может, она там манер наберётся. Один Степан Мудрый обиделся. Мол, не доверяет ему царь дочку обучать, не видит его умудрённости. Вот, правда – где умный, а где – наоборот…. А теперь, гляди ты, – тоже, что ли у царевны каникулы начались или выгнали иноземцы…?

– Эй, человек, – крикнула царевна, приведя себя более-менее в порядок.

Егор вжал голову в плечи. Может, всё-таки не его.

– Ты что молчишь? Оглох? Челове-ек?! – не унималась Василиса.