Текст книги "Чародей из Дубравки"

Так, с паршивым настроением Егор дошагал до бабулиной избушки. Дело было уже к полудню и птицы на дубе – великане притихли и попрятались в тень. Один ворон седой, разомлев на солнце, спал при этом прихрапывал. Когда мальчик проходил под его веткой, ворон громко всхрапнул и проснулся.

– Ты кто? – каркнул ворон, скосив на бок голову.

– Свои, – махнул Егор рукой и зашёл в избу.

Бабуля носилась по горнице, будто та огнём горела. Старушка быстро складывала в котомку разные травы и снадобья, словно спасала самое ценное. Увидев внука, она набегу улыбнулась и продолжила сборы.

– Ты чего, бабуль? – спросил мальчик ошарашено.

– Да вот, милай, – сказала она, остановившись. – В деревушке Зареченской хворь какая-то завелась. Люди все поголовно животами маются, даже скотина некоторая.

– Чего это с ними?

– А кто знает? Может, грибов пообъелись. Их после дождя вон сколько повылазило.

– Может, я с тобой, – предложил Егорка неуверенно. Если честно не очень хотелось ему в такую даль тащиться, хворь непонятную лечить. Того и гляди, сам чего подхватишь.

– Не, – махнула рукой бабуля и остановилась отдышаться и вдруг, вспомнив, бросила ещё пару пузырьков в котомку. – У меня к тебе дело важное, Егорушка.

– Дело? – Егор растерялся.

– Ага. Ты понимаешь, милай, в наших краях много трав лечебных произрастает, а всё же есть такие, что и недостать. Так вот, мне из соседнего царства должны сегодня мешочек корешков передать. Торговый человек с обозом по царской дороге едет. Я бы сама встретила, да видишь – беда какая. Сможешь, Егорушка?

Егорка онемел от счастья. Бабуля приняла его молчание за огорчение.

– Ну, внучек. Чего ты? Тут недалече, да и обоз в скорости должен подойти. Мне сорока настрекотала, – заохала она. – Сбегаешь, а?

– Да, конечно, бабуль, – выпалил Егор, с трудом сдерживая улыбку. – Сбегаю, не переживай.

– Ой, вот и хорошо, – обрадовалась бабушка. – Вот и ладно. Ты прямо сейчас поспешай. Возьми с полки тряпицу красную, да на палку повяжи. Будто гусей гоняешь. Это мы так уговорились друг друга узнать. У посыльного на обозе тоже тряпица будет повязана.

Егор достал с полки красный платок и сунул за пазуху.

– А где ждать-то? Бабуль, где с обозом условились встретиться.

– У молочных рядов, – сказала через плечо бабуля, снова залезая на полку с травами.

Ну, кто сказал, что день не удался? Видимо, Егор везунчик. Только бы братья ещё не ушли. Улыбку Егорка всё-таки не сдержал.

– На, вот мешочек торговому человеку передай, – сказала бабуля, с подозрением глядя на улыбающегося внука. – Скажешь снадобье от “сна поволяя”. Чтоб в дороге с телеги не упал. И на дороге осторожней. Лихачей развелось. Носятся на телегах, людей простых не замечают.

– Ага, – кивнул мальчик.

– Ты чего это, цветёшь прямо? У меня чего, платок набекрень сбился? – нахмурилась бабуля.

– Да, нет, всё хорошо. Настроение весёлое. Ну, всё – побежал я.

– Погоди, – вдруг вспомнила бабуля. – Ты траву лечебную нашёл-то?

– Ну, да. – Егор достал из котомки цветочек, а, за него зацепившись, выпал на пол камешек с корешком – человечком. Тот самый, что в яме нашёлся. – Такое снадобье?

– А? – бабуля в лице поменялась. Она растеряно держала цветочек в руке, а сама глаз не сводила с камушка.

– Я говорю, цветочек подойдёт?

– Ну, да, ну, да… Цветочек. А ты где ж, внучек, такую штуку нашёл? – бабуля кивнула на корешок с камешком.

– А чего это такое? – не понял Егорка. – Ну, там в лесу.

Бабуля серьёзно посмотрела внуку в глаза. Тот даже растерялся. Она выглядела не то чтобы испуганной, а какой-то озадаченной.

– Егорка, милай. Носи этот корешок с собой. Всегда.…

– Да ты скажи, зачем он нужен?

– А я и сама не знаю. Выручай – корень это, да помогай – камень. Каждый по-своему выручает и помогает. А чтоб вместе были, я и не видела никогда. Одно знаю – от беды сберегут.

– А! штука полезная, – и Егор сунул корешок за пазуху. – Ну, ладно, побегу я, а то тебе некогда.

Так и не поняв, тот ли цветок нашёл, Егорка выскочил за порог избушки.

– От беды сберегут – прошептал Егор и будто бы услышал голос в голове, от которого холодок пробежал по спине – раз от беды сберегут, значит, скоро она и грянет.

***

Ветра вроде не было, а всё равно в ушах у Егора свистело от быстрого бега. Порой казалось, что он даже земли не касается, а летит над ней, как птица. До царской дороги путь не близкий. Успеть бы рыжих братьев застать. Но как всё у Егорки сегодня удачно выходит, то он был уверен, что они ещё там.

Царская дорога – это путь с накатанной колеёй, который соединяет все близлежащие царства государства. И круглый год по дороге ехали торговые обозы. Товар везли разный; фрукты местные и диковинные, одежда возами, ремесленные поделки, даже рыбу ухитрялись из другого царства живой довозить, обложив её мокрой травой. Как урожай с полей снимут – так поедут телеги зерном груженые. А как дело к ярмарке – так на царской дороге становится обозов видимо невидимо. Идут караваном – дорогу не перебежать.

А местные приспособились тоже у дороги приторговывать. Станут у обочины, кто с чем. Кто пироги с блинами, кто молоко со сметаной, а кто медку душистого торговым людям предлагают. Те-то в пути не первую неделю. Изголодались по домашнему.

Тишку и Мишку Егор ещё издалека приметил. Молочный ряд расположился в тени трёх дубов. Десяток старушек, зевая, отгоняли мух от накрытых платками продуктов, а рядом на лужке паслась такая же сонная пятнистая корова. Братья дремали, прислонившись к дубу. Видно торговля сегодня была не очень – ещё три крынки молока стояли у них в ногах. Уж и не знал Егор, почему этот рыночек назвали Молочным рядом – видимо из-за коровы, но на лотках у старушек чего только не было. И пирожки, и капуста солёная, и семечки в берестяных кульках.

Из всего торгового ряда только корова удостоила Егора взглядом. Чего глядеть-то? Покупатель из него неважный. Егорка, стараясь не шуршать, подошёл к Мишке и Тишке.

– Здорово! – гаркнул он так, что бабульки недовольно забормотали.

Мишка приоткрыл один глаз, вздохнул и опять закрыл. Мишкино ухо уже стало обычных размеров, только синева осталась.

– Здорово, говорю, – уже тише сказал Егор.

–Ну, здорово, чародей, – зевнув, ответил Тишка и открыл глаза. – Чего надо?

– Да он, наверное, корень как надо приготовил и принёс, – усмехнулся Мишка.

Егорке стало неловко. Как-то братья не очень рады его видеть. Ну как же так? Он столько прошёл, чтобы их найти.

– Ну, чего вы? Вы ж говорили, что сводите меня… ну, …на скалу, на Чёрную.

Тишка резко сел.

– А ну, тихо, – зашипел он. Две старушки, сидящие недалеко, замолчали и прислушались.

Егор чуть язык не прикусил. Чего это он? Ведь к Чёрной скале, да и вообще за реку, ходить запрещено. А он чуть ли не во весь голос … мальчик сжал губы и заговорщицки подмигнул.

– Некогда нам, – пробурчал Мишка. – Видишь, мы молоко продаём.

– Да оно уж скисло у вас. На жаре-то, – усмехнулся Егорка.

– Скисло – значит, простоквашу продаём, – вздохнул Тишка. – Всё одно мамка сказала, пока не продадим – домой не приходить.

Егор глянул по сторонам. Широкая дорога шла до города, у самой Дубравки превращаясь в мостовую, затем в обход, а дальше он и не знал куда. Наверное, в соседнее царство вела. А с другой стороны дорога проходила вдоль леса, и, перевалив через холм, терялась за ним. И тут Егорка увидал размытую маревом бричку. Она быстро спускалась с холма.

– Во, к вам покупатель едет, – сказал мальчик.

Братья оживились, зашевелились и старушки. Бричка была запряжена парой лошадей и мчалась с довольно большой скоростью. Видно бабуля про таких лихачей говорила. Ой, бабуля! Спохватившись, Егорка быстро отломил сухую ветку у дубка и повязал на неё красный платок. Мишка и Тишка недоумённо смотрели на его старания. Бабульки торговки, чуя приближение покупателя, заголосили чуть ли не изо всех сил.

– Горя-я-я-чие пирожки! – кричали одни.

– Семачки, семачки жаренные. Вку-у-усные! – подпевали другие.

– А кому сметанки-и-и! Масло, а не сметанка-а-а! – вставляли своё третьи.

Такой гвалт поднялся. Только вот рыжие братья подкачали.

– Молока. Кому молока? – вяло бубнил Тишка.

– …ка-а-а, – также вяло тянул следом Мишка.

– Свежее молоко.

– …ко-о-о.

– Семечки! – взвизгнула у Егора под самым ухом одна старушка.

– …ки-и-и, – подхватил Мишка.

Егор покачал головой. Да, продавцы из них неудачные. Так с ними точно никуда не попадёшь. А сам? Ему бы самому не пропустить бричку. Вдруг, это она самая. Егорка высоко поднял над головой ветку и усиленно стал махать платком. Ничего не понимающие старушки аж притихли. Но бричка, не сбавляя хода, пронеслась мимо. Кучер гнал лошадей, будто, куда опаздывал. Но того кто сидел в открытой бричке Егорка рассмотрел хорошо. Да и чего его рассматривать. Ванька это был. Ванька Дурачок. Странно как-то. Бричка-то царская, а царь Ваньку как-то не очень жалует. А тут сидит себе и сундук резной по-хозяйски к груди прижимает.

Старушки сразу стихли, как только бричка пронеслась. Чего голос-то рвать. А Егор победно оглянулся на Мишку с Тишкой.

– Ну, чего угадали, кто в бричке сидел? – спросил Егорка надменным голосом.

– Ванька Дурачок, – буркнул Тишка и получил локтём в бок от брата.

– А кто говорил, что моя бабуля его в козлёнка превратила?

– Так кто ж знал, – начал оправдываться Мишка. – Он же пропал.

– Мне бы так пропасть, – усмехнулся Егор. – На царской бричке катается, да ещё с кучером.

Братья вздохнули и опустили головы. На душе у Егорки потеплело. Теперь они ему, вроде как, должны. Это ж надо на Егорову бабулю так наговаривать! Не отвертятся теперь братья, отведут на Чёрную скалу. Никуда не денутся.

А Ванька Дурачок ведь и вправду пропадал. Дурачок – это промеж собой его люди называют. Он-то себя поумней других считает. Что-то придумывает постоянно, изобретает. Из-за его неугомонности, ну и странности люди его не понимают, оттого и приклеилась к Ваньке эта кличка. Степан Мудрый с изобретателем в том, что тот умнее других, конечно, не согласен. А Ванька, хоть и молодой, но говорит, что ума у него, как у трёх стариков умудрённых жизнью. Ведра четыре, не меньше. Вот у него и идея такая – ум человеческий измерить. Причём не в поступках правильных, да умных, а в какой-нибудь другой таре, или, как он говорит, эквиваленте. Наверное, сам слово придумал.

Вот, например, прошлым летом Ванька на ярмарочной площади объявил, что нашёл-таки способ выявить самого умного. Взбаламутил бондаря местного, и тот сделал огромную бадью. Поставили её на площади на видном месте, и водой наполнили до краёв.

– Люди добрые, – крикнул Ванька. – Я на пороге великого открытия. Ванна сия – есть мерило мудрости людской. Полезай, кто смелый. Сколько воды выплеснется – столько и ума в тебе. Потом вёдрами измерим.

Люди посмеялись. Один только Сидор плотник хохотнул, да и полез в бадью. Жара-то на дворе была. Окунулся и вылез. А Ванька вновь воды до краёв долил. Три с половиной ведра вышло.

– Вот, люди! – вновь закричал Ванька. – А Сидор-то наш – мудрец. Аж три с половиной ведра. А! А так и не скажешь.

– А ну, погоди, – крикнул из толпы брат Сидора – Спиридон. Он всегда с братом тягается, то силой, то изделиями плотницкими. – Давай, меня замеряем.

Спиридон вытянул почти на четыре ведра. Он победно потряс кулаками и усмехнулся в сторону брата. И что тут началось. Народ повалил к бадье Ванькиной. Правильно говорят – дурной пример заразителен. Люди выстроились в очередь, ругались, толкались. Каждый хотел свой ум замерить, хотя, наверное, уже и забыли, что они его меряют, так и норовили побольше воды выплеснуть. Кое-кто хитрил и камней за пазуху напихивал. Нечестно, конечно, но бабуля моя говорит, что хитрость – это тоже ум.

Ванька поначалу сам воду таскал, а потом, как людей прибавилось, сказал, чтобы сами управлялись. Шум стоял на площади. Люди спорили, ругались. А новые подходили и, не зная зачем очередь, тоже становились. Раз всем надо, то и им тоже пригодится.

В итоге самым умным оказался булочник Никита Андреич. Огромного размера мужик, но виду доброго и румяного. Двенадцать ведер ума выплеснул булочник. Ванька-то ещё почти в начале этой свалки скис. Он не дотягивал и до половины ума жителей Дубравки, хотя считал себя на порядок мудрее их. И понял, что бадья – как мерило для ума, не подходит. А людей-то уже трудно переубедить.

Степан мудрый, видя это безобразие, к царю побежал. И вскоре от царского терема карета прибыла. Не будет же царь по жаре пешком ходить. Выслушав людские крики, царь Афанасий, недолго думая, велел огородить простынями бадью, и сам туда полез. Видно-то не было, но слышно было, как царь изо всех сил плещется, и ум проливает на мостовую ярмарочной площади. А потом кликнул к себе за простыни воеводу. Послышался треск, и из-под простыней хлынула вода. Мокрый воевода объявил, что мудрость царская так велика, что выдавила дно у бадьи. На том и порешили. Хотя люди втихаря хихикали. И мудрый, но всё же недовольный царь приказал купания эти запретить, как элемент несущий раздор в народ.

Вот так. Только Ванька разве успокоится. Умней царя-то он себя не считал. Ну, может и считал, но сказать боялся. Но остальные-то никак не могли его в мудрости обойти. Обо всём этом он размышлял под большой раскидистой яблоней. И пока он размышлял, ему по голове прилетело три спелых яблока. И, наверное, сильно, раз Ваньке снова в голову мысль умная пришла. Вскочил и давай голосить, что понял, как мудрость заново измерить. И яблоня эта – есть мерило… в общем, как и раньше, только теперь самому умному должно на голову больше яблок упасть. Так, как нет ничего притягательней, чем стремление познать всё вокруг да около. Вот так мудрёно.

Хорошо царь, зная к чему это приведёт, приказал Ваньку вытолкать взашей из-под яблони и поставил там стражника. А не то горожане давно бы обтрясли дерево в поисках мудрости.

Полгорода смеялось над выходками Ваньки, да с завистью поглядывали на стражника под яблоней. Как ни крути, а теперь он, вроде как, самый умный выходит, раз падающие яблоки ему по шлему бьют. А бабуля Егорке сказала, что работают мерила ума этого баламута Ваньки. Егорка ещё удивился. А она сказала, что точно ум не подсчитать, но те, кто не полез в воду, поумней будут мудрецов, которые купались. Может и так.

А вот в конце зимы Ванька снова шум поднял. Говорил, что хочет сделать механизму многописательную. Чтоб зараз много свитков могла писать. Как ни странно, а Степан Мудрый его поддержал. Уж больно неудобно на берестяной коре, да восковых табличках царапать. А потом Ванька пропал. Сильно-то не искали. Мало ли чего ему в голову могло прийти. А тут гляди – появился, да ещё на бричке царской.

Не успела бричка скрыться за воротами города, как со стороны леса, вновь всколыхнув полуденный зной, показалась повозка. Да не одна, а целых три. Зоркие бабули сразу забормотали про молоко и семечки и, чем ближе подъезжали повозки, тем громче становилось бормотание. Повозки были с надставленными бортами и товару в них было, как стог сена – того и гляди через край повалится. И оттого караван ехал небыстро. И, как только первая повозка поравнялась с Молочным рядом, бабульки подняли такой шум, что Егору хотелось уши зажать, но он махал веткой с платком, как флагом. И тут караван остановился. На землю, кряхтя, спрыгнул пожилой мужичок, очень праздничного вида. Но даже яркая цветастая рубаха и до блеска начищенные сапоги меркли в сиянии лица торгового человека. Причёсанная в завитушках борода не могла скрыть улыбку.

Мужичок размял затёкшие ноги и, не слушая призывы старушек, поманил Егора пальцем. Видимо, это тот самый человек, который посылку бабуле должен передать.

– Что, парниша, – громким басом сказал мужичок. – Тебе что ли передачку надо отдать?

Он кивнул на платок на палке Егора, и тот заметил такой же, привязанный к борту телеги.

– Ага, – сказал мальчик. – Бабуля тут велела ждать.

– Эй, Митька! – крикнул мужичок сидевшему в соседней телеге пареньку. – Свёрток достань. Там, под лавкой лежит. Да, поторопись.

Митька, чернявый парнишка полез под лавку, тихо возмущаясь себе под нос. Мужики с других обозов тоже попрыгали на землю и не спеша побрели к голосящим о своих товарах старушкам.

– А что, парниша, – обратился к Егору торговый человек. – Знаешь, кто я?

Вот вопрос. Да откуда ж Егор знает? Но, видно, поговорить человеку хочется. Столько дней в пути с одними и теми же людьми. Обо всём уж переговорили.

– Видно по вам, дядя, вы – человек богатый, – начал мальчик, и мужичок улыбнулся ещё шире, что, показалось, щёки затрещали.

– Эх, парниша. Да, что там эти три обоза. Это так, налегке еду, – торжественно пробасил торговец. – Колокол я, Иннокентий Григорьевич. Слыхал?

Откуда ж Егор слыхал? Торговыми делами мамка занимается. Может она и знает этого человека. А голос-то у него и правда, как колокол звонит. Такого на рынке далеко слыхать будет. Хотя, есть в Дубравке поговорка – денег, как у колокола. В смысле – много. Наверное, про Иннокентия Григорьевича. Другого объяснения Егор не находил. Откуда у колокола деньги?

– Конечно, слыхал, – с честным видом соврал мальчик. – Кто ж не слыхал.

Дядя Колокол расцвёл. В это время подошёл Митька и принёс свёрток. Иннокентий Григорьевич отдал его Егору и в порыве чувств обнял за шею Митьку и взъерошил его чернявые волосы.

– А знаешь, парниша, куда я направляюсь? – загудел голос торговца.

Видно было, что его так и распирает изнутри. Хочет, чтоб Егорка спросил об этом. Митька обречённо закатил глаза. Наверное, за длинную дорогу дядя Колокол всю голову ему прозвенел.

– А куда ж торговый человек может ехать, – улыбнулся Егорка. – По торговым делам, не иначе.

– Ха! – гаркнул Иннокентий Григорьевич так, что гомонящие старушки притихли. – Жениться еду, парниша. Жениться!

Вон чего он так вырядился. Теперь понятно. А то Егор думал, мало ли, как у них там в других землях положено. Может каждый день, как на парад одеваются.

– Как это я сразу не понял, – хлопнул Егорка себя по лбу. – Ведь сразу видно – жених.

И, опережая наводящий вопрос торговца, спросил.

– А куда ж направляетесь, если не секрет.

Угодил Егор, наверное, Иннокентию Григорьевичу. Он отпустил Митьку и гаркнул ему, улыбаясь.

– А ну, неси, Митька, парнише леденцов, – и так же улыбаясь, обратился к Егорке. – В Дубравку, во дворец еду.

Ух, ты, куда махнул, подумал Егор. Ну, человек-то большой – можно и во дворец. Кухарок, да горничных там много незамужних. Подошёл Митька и сунул Егорке кулёк бумажный, исписанный мелкими буквами. Должно быть, и вправду денег полно, раз из книг листы дёргают. Егор книги-то только в руках у Степана мудрого видел. Он их ученикам и потрогать не даёт.

– Что ж ты, дурень! – рявкнул торговец и замахнулся на Митьку, но тот ловко увернулся от подзатыльники. Видимо, не впервой. – Это ж…, эх, да ладно.

Иннокентий Григорьевич махнул рукой, а Егор, подумал, – отберёт обратно свёрток. Заслышав про леденцы, сзади подтянулись Мишка с Тишкой. Но торговец грозно глянул на них, и они шагнули обратно.

– Кто ж невеста-то у вас? – спросил Егорка, и мужичок вновь расцвёл, как тюльпан. Аж щёки сквозь бороду раскраснелись.

– Ясное дело, кто, – пробасил он. – Царёва дочка. Василиса.

Вот тут Егор растерялся. Она ж молодая ещё. Да, за одно только это сватовство, царь палками гнать будет до соседнего царства. Он же в своей дочери души не чает. И чтоб какому-то торговцу в жёны отдать? Будь он хоть трижды богач.

– Дядя, а ты точно в Дубравку едешь? – несмело спросил Егор.

– Шутишь, парниша? – улыбаясь, сказал торговец. Он показал пальцем на кулёк, погрозил, и снова махнул рукой. – Меня царь… сам. Слышишь, парниша.

– Так молодая она ещё, – не дав ему договорить, сказал Егорка и втянул голову в плечи. Уворачиваться от подзатыльников, как Митька Егор не приучен.

Взгляд Иннокентия Григорьевича посуровел.

– Так, я не сразу…, – гулко забубнил он. Дела торговые ещё поделаю.

– И то верно, – подбодрил его мальчик.

Не моё это дело, а государственное, подумал он. Сами разберутся.

– Вам вот бабуля моя передала гостинец, – сказал Егорка, протягивая узелок. – Чтоб в дороге скучной не спалось.

– Ну, да, – всё же растерянно произнёс торговец. Поклон передавай бабуле.

– А молочка в дорогу не желаете? – вспомнил Егор про братьев. – Свежайшее.

Иннокентий Григорьевич рассеянно кивнул и махнул Митьке. Тот побежал к Мишке и Тишке сунул им несколько медяков и забрал крынки с молоком. Дядя Колокол хотел ещё что-то сказать, но замялся, звонко свистнул своим людям и полез в телегу. Видно, сильно его слушались. Мужички, расплёскивая молоко и рассовывая горячие пирожки в рубахи, разбежались по своим телегам и караван тронулся.

Как-то расстроился Иннокентий Григорьевич. И вправду что ли не знал, что Василиса ему в дочки годиться, или Егор ему нечаянно в глаза посмотрел, и растерянность свою передал. Так, или иначе, задание бабулино Егор исполнил. Да ещё и молоко рыжих братьев пристроил. Пока всё идёт, как надо. Хотелось даже крикнуть вслед удаляющемуся каравану, – совет, да любовь, но сдержался.

– Ну, что? – обратился Егор к братьям, которые пристально смотрели на кулёк с леденцами. – Дела поделали. Может, и обещанное исполните.

– Ну, можно, – пожал плечами Мишка.

– Только, до Горшечных рядов добежим, – добавил Тишка. – Горшков для молока прикупим, а по дороге домой занесём.

Тут Егорка заметил, как одна старушка с интересом рассматривает его платок, на ветку повязанный. Наверное, подумала, что он заговорённый какой-нибудь, раз телеги торговые останавливает и предложила поменять платок на три пирожка с капустой и горсть семечек.

Перекусив с Мишкой и Тишкой, Егор отсыпал леденцов, настрого наказав угостить их сестру. А после все отправились по домам. Братья – занести горшки и деньги, а Егор – корешки. Условились встретиться у реки Колючей в камышах, перед посёлком ведунов.

***

До зарослей камыша Егор добрался первым. Он бежал, пригибаясь в высокой траве, боясь, чтоб его не увидели. Хотя и понимал, что никто не знает, куда они собрались, и никому нет дела до тех, кто по лугам бегает. Тут пастухи овец пасут, дети играют, да мало кто ещё? Но Егору всё равно было страшно. Ведь царский указ нарушали.

Затаившись в камышах, Егорка стал ждать братьев, отгоняя назойливых комаров. Но Мишки с Тишкой всё не было. Мальчик уж начал сомневаться – не обманули ли его они. Вытягивая шею, Егор смотрел поверх высоких луговых трав.

– Ты чего, цаплей притворяешься? – Послышался голос у самого уха и Егор от неожиданности подпрыгнул.

– Или лягушкой?

Рядом стояли и счастливо улыбались рыжие братья.

– Фу, черти! Испугали, – переведя дыхание, сказал Егор. – Чего так долго?

– Мамка в коровнике ещё заставила убирать, – засопел Тишка.

Егорка как-то смутился. Его родители почти ничего не заставляют делать. Вроде и хорошо, но какое-то чувство есть, что ему доверить ничего нельзя. Неумеха. Только и научился травы лечебные искать, да и то – не очень получается.

– А мы идём, – хохотнул Тишка. – Слышим, ты сопишь, как медведь в малине и шею тянешь.

– Это я колдовал, чтоб комары не лезли, – надулся Егорка, и хлопнул себя по щеке от очередного укуса.

– Понятно! – сказал Мишка.

– Чего тебе понятно? – вспылил Егор.

– Чародей из тебя не очень.

– Да, так себе чародей, – поддакнул Тишка.

– Учусь я только, – обиделся Егорка. – Что, теперь не поведёте к Чёрной скале?

Мальчику вдруг стало обидно. Он-то считал братьев увальнями небольшого ума. Страху на них нагонял. А они всё поняли и теперь насмехаются. Глупцом перед ними выглядит. Они даже по полю ходят незаметней его, хотя вон какие здоровые.

– Ладно, не бойся, Егор чародей. Сходим, – заулыбался Тишка.

– Или бойся, – мрачно добавил Мишка. – Места там дремучие, страшные.

– Сами бойтесь, – насупился Егорка. – Пошли, раз решили.

– Ну, ладно. Только теперь молчок. Делай, что мы велим, – зашептал Тишка.

– Ага, у заставы особенно, – тоже прошептал Мишка. – Ну? Пошли.

И они пошли. Луг к реке загибался покатым берегом, поросшим высокой травой. Поэтому гуськом пробирались вдоль речки по-над камышами. Так не видно со стороны. Совсем рядом стояла деревушка ведунов. Егор снова вытянул шею поглядеть на них. Знать про ведунов знали все, а вот вблизи мальчик их не видел. Это те самые мудрые и владеющие силой неведомой старички, что царство Дубравское от Тёмного леса хранят. Говорят, они каждый день с обрядом идут к мосту, зажигают вонючие свечи, травы раскладывают от нечисти всякой и молитвы защитные шепчут. Уважают их и побаиваются. Егор, конечно, точно не знал, но ему казалось, что взрослые, всех кого побаиваются – уважают, и наоборот.

У крайней избы, стоящей ближе всех к воде на воткнутых в землю жердях, была натянута сеть. В ней были напутаны какие-то сухие травы, тряпочки, выгоревшие на солнце, и мелкие косточки, побрякивающие на ветру. У Егорки по спине пробежали мурашки. Видимо этими сетями ведуны силу тёмную ловят.

Дверь избы скрипнула, и братья одновременно шикнули и распластались на земле. Егор последовал их примеру. На крыльцо вышел мужичок в длинной белой рубахе. Мужик, как мужик, на улице встретил и не подумаешь, что ведун. Может, Егор их и встречал. Но он-то думал, они должны на какой-нибудь громовой колеснице по городу ехать. Ну, или на бричке никак не хуже, чем у царя. Ведун почесал бороду, зевнул и, прищурив один глаз, посмотрел на солнце. Затем послюнявил большой палец и поднял вверх. Так Егорка всегда определяет, с какой стороны ветер дует. Уж непонятно чего делал ведун, но это его устроило. Он довольно кивнул, потянулся и зашёл обратно в избу.

– Всё, – шепнул Мишка. – Поползли дальше.

– Ага, – вслед шепнул Тишка. – Заставу ещё надо пройти.

Ползти они, конечно, не стали. Гуськом поплелись вдоль реки к мосту. А у Егора сердце, как медный бубенец затарабанило от тревоги. А ведь страшно. Это с мальчишками, играя во вражеских лазутчиков, весело бывает. Там-то всё не по-настоящему. Понарошку. А тут взаправду. Ползёшь, скрываешься. А если поймают? Это дед Ефим когда на своём огороде у яблони поймал Егорку, уши надрал и отпустил. Родителям грозился рассказать. Но это так для порядку, чтоб следующий раз ему страшней было лезть. Не рассказывал, конечно. Что он сам в детстве по чужим садам не лазил? И ведь яблоки у Егора дома такие же растут, а всё равно лез к нему. И чувствовал себя настоящим лазутчиком. А вот теперь эти озорства казались просто детскими шалостями. Теперь накрученными ушами не отделаешься. Мелькнула мысль, а не повернуть ли обратно. Или сейчас братья обернуться, хохотнут, мол, обманули мы темя Егорка дурачок. Кто ж в Тёмный лес по своей воле полезет? Да и того достаточно будет. Одного этого приключения хватит, чтобы все поверили, какой он смельчак. Но братья не обернулись, а упорно ползли дальше.

Вот за поворотом реки показался мост – большая каменная дуга, перекинувшаяся с одного берега на другой. А там на том берегу… Тёмный лес. Пугало только то, что Егор об этом знает. А так – лес, как лес. Такие же деревья, трава с цветочками. И чудищ страшных не видно, да и нестрашных тоже.

Река Колючка в этом месте сужалась, отчего течение у неё становилось шустрее. Наверное, вода хотела побыстрее пробежать это место и скрыться подальше от этой самой переправы. А дальше река Колючка разливалась по низине, питая водой чертенячие болота, поросшие мелкими деревцами, и в степи сливалась с ещё одной речкой – Тишанкой, бегущей со стороны Дубравки. А куда дальше неслись воды этих рек, Егор не знал. Куда-нибудь в другое царство.

Заставу было видно издалека. Шагов двести от моста в поле, огороженный по кругу частоколом, стоял домик. А рядом невысокая смотровая вышка. Егора снова стало поколачивать от страха. Там ведь не ведуны. Те какую-нибудь порчу нашлют – так бабуля вылечит. Здесь царёва стража на дозоре сидит. Кто знает, что им приказано. Подумает, что лазутчик из Тёмного леса крадётся и пальнёт стрелкой калёною.

И хотел было уж Егорка ползти обратно, ну их, этих братьев. Себя не жалеют и его погубят. Но тут Мишка обернулся, приложил палец к губам и указал на смотровую вышку. Мальчик глянул и обомлел. Оттуда, чуть привалившись к поручням, на них смотрел дозорный, склонив голову в шлеме на бок. И как Егор только не закричал? Но Тишка сунул ему кулак под нос и он как-то успокоился. Братья вновь указали на дозорного, и Егорка присмотрелся. Ну, видно же сазу, что чучело в доспехи наряженное. Как он не доглядел сразу? Так ворон с полей пугают. Вот и Егор, как ворона, чуть не улетел со страху. Он даже разозлился на себя и мысленно себе подзатыльник отвесил. Чего он, вправду. Братья же не впервой сюда ходят.

Из дозорного домика раздался смех.

– Обедают, – шепнул Тишка.

Егор перевёл дыхание. Тишкины слова прозвучали как-то успокаивающе. Мол того, обедает стража и всё. Можно вставать в полный рост и насвистывая к мосту идти. Ему как-то даже стало обидно. Вся Дубравка живёт себе спокойно, зная, что их покой охраняют ведуны и неусыпная царёва стража. А они, понимаешь, обедают, даже на вышку ленятся лазить – чучело поставили. Неприятный холодок по спине пробежал. Если два охламона приноровились к Тёмному лесу шастать незаметно, что стоит силе вражеской, которая вредит чаще, чем дышит, сюда пробраться? Сразу вспомнился этот взгляд из леса.

– А теперь быстренько к мосту, – шепнул Мишка и с удвоенной скоростью пополз вперёд.

Берег от моста к заставе изгибался небольшим холмом. Поэтому, оглянувшись, самой заставы Егорка не увидел, только верхушку дозорной башни. На душе у мальчика весело стало. Там-то чучело. Оно тревогу не поднимет. Так вот, как братья мимо стражи-то ходят.

Мишка с Тишкой больше не скрывались. Они встали в полный рост и отряхнулись от пыли. Егор последовал их примеру, хотя всё ещё легонько пригибался.

– Теперь, самое сложное осталось, – уже громче сказал Тишка, с улыбкой глядя на Егорку.

Тот аж дар речи потерял. Как самое сложное-то? А до этого, что было? Вот эти ползанья на брюхе в ожидании, что их схватят.

– Глянь-ка, – кивнул Мишка на мост. – Свеженькой посыпали.

Егор посмотрел и обомлел. Ну, точно. Ведь этот мост ещё Хлебным называют. Испокон веку повелось, что ведуны мост мукой заговорённой посыпают. Баба Куля рассказывала, мол, нечисть боится по муке пройти, а какая пройдёт, то непременно следы оставит. Ну, а пыль водяная, да дожди муку склеивают, а ведуны новую насыпают. Так за долгие годы мост покрылся толстой хлебной коркой. Дед Егор даже шутил, что в голодный год можно всей Дубравкой у моста кормиться. На всех хватит.

А ещё баба Куля другую историю рассказывала про этот мост. Будто в незапамятные времена жили в этих землях люди – великаны. И был один великан – богатырь. Гора звали его. Любил он девушку Реку – тоже великаншу. И каковы они были, так и любовь их была огромна. Только завидовал их любви злой колдун. Казалось Егору, что колдуном этим был сам Кощей. Но баба Куля не подтвердила. Говорила, может, и Кощей, а может и дед его. Мало ли в незапамятные времена колдунов водилось? Так вот, решил колдун навредить богатырю с его невестой. Гора как раз решил обручиться с Рекой. А колдун сказал, что как только великан кольцо оденет Реке на палец, падёт на них его проклятье. Мол, хотите жить – не обручайтесь. Но любовь великанов была сильнее страха смерти. И, как только кольцо оказалось на пальце Реки, Гора превратился в камень и упал посреди поля огромной скалой с поднятой вверх рукой. И Чёрная скала, к которой мальчишки сейчас направляются и есть та самая рука великана. Только с годами вокруг всё землёй поросло, да лесом. А кольцо упало рядом и великанша Река, обратившись в речку Колючку, так и струится через него, навеки обручившись с окаменевшим великаном. Оттого и не может нечисть из Тёмного леса реку вброд перейти. Река топит в себе всё колдовство. Только по кольцу и можно перебраться.