Текст книги "Порок"

* * *

Евгений поехал домой с двойным чувством. Он увидел Татьяну и безумно был рад, но с другой стороны его душила ненависть. Чем сильнее в нем просыпалось чувство любви, тем отчетливее перед ним представал образ юноши, покинувшего постель его возлюбленной перед его носом.

Чтобы подавить в себе душевную боль, он стал подшучивать над собой: «Да, произошла смена караула! Пост сдал, пост принял!». Но дальше тема злорадства над самим собою никуда не шла, как и сама Татьяна, которую кто-то невидимой силой удерживал в верхних строчках хит-парада под названием «Головные боли Евгения Романова».

Для того чтобы как-то отвлечься, Евгений включил магнитолу и поставил диск Eminem. Он никогда не был поклонником американского исполнителя, но последний альбом «Recovery» покорил его. Он не понимал английского языка, хотя и учил его в школе, но для него всегда важнее была музыка, а не слова. Евгению нравилась песня «Not Afraid», ее восторженный ритм, наполненный надеждой.

Сперва он не знал, как переводится название полюбившейся композиции. Уже после того, как у него начались проблемы с Татьяной, он открыл словарь английского языка и перевел: песня называлась «Не боюсь». Перевод подсказал ему, что не зря именно эта композиция стала гимном его страданий. Теперь ни одна дорога на колесах не обходилась без музыки Eminem.

Он не помнил, как доехал до своего дома, голова была хмельной и требовала продолжения банкета.

«Может, переспать с кем-нибудь?» – подумал он.

Не выходя из машины, он позвонил женщинам, тем самым, которые служили для него отдушиной в моменты одиночества. Но ни одна из пяти женщин, с кем он время от времени состоял в половых отношениях до встречи с Татьяной, не ответила ему на телефонный звонок.

Евгений переутомился. Он четко осознавал, что всему виною Татьяна, которая не отпускала его, требуя от него новых жертв. Выдержит ли он? Он лег спать, но думы не покинули его и ночью. Он вспомнил Воинова, его философию, насколько он прав и проницателен.

Все проблемы, скованность в постели с Татьяной – это есть результат действия не только чувств, но и слишком далеко зашедших увлечений. Женщина всегда чувствует, рядом ты или нет, витаешь в облаках в поисках третьего или пыхтишь ради того, чтобы доставить удовольствие, пренебрегая тем, что акт соития – это обоюдоострый процесс, где оба партнера обязаны в равной степени желать друг друга.

Рассуждая с самим собою и все дальше отдаляясь ото сна, он не заметил, как непослушное тело потребовало удовлетворения. Евгений решил принять ванну. Наполнив ее горячей водой, он расслабился. Невольно промотал эпизод с юношей, повстречавшимся ему на пороге подъезда. Но что-то удержало его от неудержимой фантазии. Тогда он переключился на эпизод в ночном клубе и сразу ощутил прилив сил. Призывы к мастурбации, которые беспокоили его все меньше с тех пор, как он встретил Татьяну, вновь дали о себе знать.

Он не стал долго философствовать и принялся осторожно и нежно трогать крайнюю плоть члена. Дальше участил столь знакомые ему движения и попытался представить очередную фантасмагорию. Евгений с ревностью вспомнил молодого человека из клуба, ставшего причиной размолвки. Привлекательный незнакомец только одним своим присутствием мог бы разозлить любого мужчину, даже если просто заговорил бы с его спутницей. Евгений возбудился, немного поубавил движений, не желая банально закончить процесс. Остановился, перевел дыхание.

Представил, как Татьяну ублажает этот рослый юноша, все происходит там, в прокуренной кальянной, под натиском интимного света ламп. Они не одни, два других приятеля в роли наблюдателей, только и ждут приглашения к участию к оргии. Четко обрисовал окружающую картину, естественно, старался ничего не менять, Татьяна, как и в тот злосчастный вечер, была в черных обтягивающих джинсах, в черной блузке с открытыми плечами. Он представил, как двое приятелей красавца целуют ей спину, снимают блузку… Но что-то он пропустил… да, конечно, картина не отдает действительностью! Надо срочно исправить: рослый блондин целует взасос Татьяну, помада на губах…

Она лежит на боку, блондин спереди от нее, двое сзади. Они предпринимают попытку полностью обнажить ее, но Татьяна возражает: «Нет, не надо, я сегодня не одна, меня ждут». Но сопротивляться нет сил, она стонет, теряется в забытье, подсознательно требуя ласок. Сломив легкое сопротивление, они начинают снимать с Татьяны последнюю одежду, но…

Евгений не успел дофантазировать, разрядка наступила раньше. Он не помнил, сколько времени пролежал в ванне.

* * *

Глаза Воинова были сомкнуты, но он отчетливо видел перед собой тени. Тени шептались, соединялись, расходились, потом вновь соединялись и шептались. Ему не мерещилось, для сна он был слишком возбужден и был бы рад осознать, что страдает манией преследования, да понимал, что кругом одна реальность. Поэтому ничего другого не оставалось, как взять себя в руки, ведь главное – постараться выжить, когда кругом неведомое и где-то притаилась опасность.

Немного приоткрыв глаза, Воинов увидел, как услужливый мужичок шептался возле умывальника с черноволосым арестантом в синих трико и футболке. Он что-то тихо нашептывал собеседнику. Слушая коротыша, черноволосый кивал, оглядывая камеру, несколько раз скользнул взглядом по Воинову, потом махом руки подозвал еще одного сокамерника. Что-то большое, как горилла с дерева, опустилось со второго яруса нар, что в противоположном углу.

Этот исполин напомнил Воинову Глыбу, но было одно большое отличие. Рост, широкие плечи, выпячивающийся живот были один в один, но голова этого чудища была непомерно маленькой – настоящий брахиозавр. Гигантский человек был до пояса гол, весь торс опутан татуировками, причем они были настолько искусно наколоты, что какой-либо музей вполне мог позавидовать носителю коллекции.

Все трое перешептывались, мысленно Воинов перебирал планы по спасению, ведь сомнений уже не возникало, что заговор зреет против него. Эта троица больше других походила на тех, с кем он имел дело в следственном изоляторе на Шафиева.

Неожиданно кто-то выключил телевизор, вслед кто-то взбунтовался, возгласы недовольства заполнили всю камеру.

– Эй, хватит мудить, на самом интересном месте! – выкрикнул арестант, сидящий за столом.

– Все! Кина не будет, все по нарам! – произнес черноволосый в синих трико и, подойдя к торцу стола, локтями облокотился на телевизор.

– Марчо, телевизор брали на рыло! – возмутился еще один рядом сидевший арестант.

Марчо подошел к ним со спины, пригнулся, вежливо обнял и обоим что-то шепнул на ухо. Те молча кивнули в ответ и разлеглись кто куда. Остальные два арестанта, сидевшие напротив, также пошли спать. Марчо предложил им занять верхнее место на нарах:

– Можете занять верхний ярус! – сказал он благосклонно. – Только не нижний.

– Спасибо, Марчо! – прозвучало в ответ.

До Воинова дошло, кто в камере главный. Он лежал неподвижно и делал вид, что спит. Троица села за стол, Марчо сидел спиной, коротыш преподнес ему железную кружку. Это был чифирь. Как отпил Марчо, кружку пригубил «брахиозавр» и уже потом коротыш. Субординация соблюдалась во всем.

В камере стоял полумрак, лишь над дверью камеры светил ночник. Было тихо, кто-то уже успел захрапеть, кто-то ворочался на полу, пытаясь найти удобное для сна положение.

Воинов почувствовал жажду, он открыл глаза и принял сидячее положение. Марчо обернулся и украдкой взглянул на Воинова.

Сверху со второго яруса неожиданно спустился белокурый молодой человек в ярком спортивном костюме. Желто-красно-белая палитра костюма резанула по глазам, Воинов немного отпрянул назад. Опомнившись и вспомнив, зачем встал, он спросил блондина: где можно испить воды? Тот ничего не ответил и пошел к умывальнику.

Дальше наступил полный мрак – неожиданно погас ночник. Наступила пауза. Воинов почувствовал, что кто-то сквозь мрак крадется к нему. В следующее мгновение перед глазами вспыхнула яркая вспышка, высветив лицо блондина: это было сухое и безучастное лицо, без каких-либо эмоций. Он протянул Воинову кружку с водой, в другой руке он держал зажигалку. Воинов жадно отпил, но через долю секунды почувствовал неладное: все вокруг закружилось, ноги стали ватными, не прошло и полминуты, как он вовсе перестал чувствовать свое тело. В какой-то момент голова перестала кружиться, Воинов нашел силы и сфокусировался на огне зажигалки. Но в следующее мгновение и он резко погас.

* * *

Евгений толком не спал, ворочался, в последнее время его редко посещали сны. Он протер глаза, сон отступил без боя. Быстро встал и прямиком пошел на кухню. Отпил холодной воды. Было четыре ночи, а спать уже не хотелось, нервное перевозбуждение от встречи с Татьяной давало о себе знать.

Он желал скорейшего наступления утра: завтра сможет позвонить Татьяне. При этой мысли он почувствовал, что впервые за последний месяц ночь не наполнена страданиями, наоборот – лунный свет томил Евгения приятным ожиданием: у него появилась надежда, что они смогут быть вместе и никто, в том числе плюгавый юнец, не станет преградой в их отношениях. Присутствие Татьяны в его жизни очень дорого обходилось нервной системе, и состояние Евгения можно охарактеризовать одним словом: напряжение.

Он сидел за столом на кухне с налитой кружкой чая, но чего-то ему не хватало. Встав и открыв холодильник, взглядом нашел запечатанную бутылку виски. В последнее время Евгений предпочитал виски, водка – универсальный напиток сотрудников всей правоохранительной системы – приелась. Налив в фарфоровую кружку грамм сто заморского зелья, он опять уселся за кухонный стол. Потом опять встал, подошел к кухонному шкафчику, что висел над раковиной, и среди прочей посуды отыскал хрустальный бокал. Перелив туда содержимое кружки, он немного отпил.

«Иногда надо любить и себя», – подумал он.

Его внезапно охватила злость, от томительного ожидания ничего не осталось. Он припомнил, что причина звонка Татьяны – ее финансовая несостоятельность.

«Да, я нужен ей только из-за денег, – накручивал он себя. – А трахаться она будет с другими? Нет, так не пойдет! Я не мальчик на побегушках!» – сказал он вслух самому себе и отпил последний глоток.

Но уснуть до утра так и не смог.

* * *

Стук и лязг алюминиевой посуды в камере разбудил все левое крыло изолятора.

– Открывай, зараза, галстук повесили! – кричали арестанты в камере. Надзиратели ворвались в камеру с возгласом:

– Всем лежать, всем на пол!

Все повиновались, но у тех, кто еще дремал, сон отгоняли резиновыми дубинками. Часть арестантов, спящих на нарах, удержались на своих местах. Было темно, надзиратели светили фонарями. Затем вошел дежурный по смене.

Человек в фуражке с кокардой спросил:

– Где?

Надзиратель кивнул в сторону нар, где ночью отрубился Воинов. Дежурный подошел к нижнему ярусу. Он осветил обездвиженное тело в полосатой робе, лежащее на боку лицом к стене. Головы не видно, она была под подушкой. Офицер осторожно поднял край подушки и, пытаясь разглядеть лицо, спросил у надзирателя:

– Как зовут?

– Воинов, – ответил надзиратель.

– Воинов, говоришь? – удивился дежурный.

В этот момент он окончательно распознал личность покойного, который уже три часа спал вечным сном с открытыми глазами и ртом.

– Это же Марчо! Марсель Шанхаев, по кличке Шанкр!

– А где тогда Воинов? Он был единственный в робе в этой камере! – нервно завизжал надзиратель.

– Это ты у меня спрашиваешь? – твердым голосом спросил дежурный офицер.

Надзиратель подошел к соседним нарам, где обычно на нижнем ярусе спал Марчо. На его месте, на животе и с задранными за голову руками лежал Воинов. На нем, к удивлению надзирателя, были синие трико и футболка – те, что он видел в последний раз на живом Марчо.

Глава восьмая

Евгений прибыл на место убийства рано утром, в камере на тот момент уже работали криминалисты. Сокамерников развели по разным местам, их поочередно вызывал для дачи показаний заместитель начальника изолятора по оперативной работе Расуль Махмудов. Около сорока лет, плотного телосложения, бывший спецназовец, с Евгением у него сложились неплохие рабочие отношения.

При встрече утром они не стали винить друг друга в попустительстве и отправились на совместный осмотр места происшествия. Труп еще лежал на койке, работа криминалистов была в разгаре.

Расуль представил Евгению покойного:

– Марсель Шанхаев, по кличке Шанкр, хотя все его по жизни звали Марчо.

– Это же троюродный брат Николы Демского, – кивая на труп, произнес Евгений. – Вот так дела!

– Твой Воинов объявил войну всему преступному миру! – с иронией произнес Расуль.

– Ты думаешь, это сделал он? Он сознался?

– Нет! Кто же в таком сознается? А у тебя сомнения?

– Он пришел с повинной после того, как убил трех женщин, зачем ему все отрицать теперь? Одним трупом больше, одним меньше, теперь ему все равно, – Евгений говорил и оглядывал камеру.

– Хочешь сказать, что это не он?

Евгений ничего не ответил.

Он подошел к краю стола, где стоял телевизор. На противоположном крае от телевизора он обратил внимание на два электрических чайника и стоящие рядом металлические кружки.

– Соберите все кружки, только осторожно, не вылейте содержимое, если там что-то есть, хоть одна капля. То же самое касается воды в чайниках. Проверьте их содержимое на снотворное. Также распорядитесь, чтобы у каждого в камере взяли кровь на анализы.

– Зачем? – с недоумением в глазах спросил Расуль.

Два криминалиста, скрупулезно осматривающие место происшествия, наоборот, одобряюще кивнули.

Евгений сидел в комнате для допросов, перед ним, как и в прошлый раз, непринужденно расположился Воинов. Но сейчас они находились не в столь комфортном заведении, здесь и комната допроса была на уровне камеры – холодные сине-зеленые стены, бетонный пол и, конечно, напряжение. По лицу Воинова невозможно было сказать, что несколько часов назад он был в шаге от смерти. Для него все закончилось благополучно, и ночь он проспал, видя сны. Он выглядел посвежевшим, этому способствовала новая роба.

– Блатные от тебя не отстанут, пока не прибьют! Даже если признают невменяемым, они нахлобучат тебя в лечебке. Так что ты попал! Не завидую тебе, – Евгений просто констатировал факты, в его голосе не было угрозы или предупреждения.

Воинов ничего не ответил, он молчал и ждал вопросов по существу, которые не заставили себя долго ждать. Евгений попросил подробно описать время с момента, как только он переступил порог камеры и до самого убийства Марчо, погибшего, вероятнее всего, от асфиксии. Воинов говорил – Евгений стучал по клавишам ноутбука, все показания уместились на полстраницы печатного текста.

Воинов рассказал, как попал в камеру, что ни с кем из сокамерников не говорил, кроме коротыша. Что никого не убивал и всю ночь проспал, как убитый. Ни словом не обмолвился о блондине.

Воинов для себя, сопоставив череду событий, пришел к выводу, что его спаситель – блондин в ярком спортивном костюме. Блондин усыпил его, – в поднесенной кружке воды было снотворное. А утром после убийства белокурый парень, который не обмолвился с ним ни словом, уже предстал перед сокамерниками в черном спортивном костюме, благодаря которому ночью он мог легко слиться с темнотой и выполнить свою миссию: спасти его от мести блатных.

Но кто его подослал – Воинов мог только догадываться.

Евгений тоже строил догадки. Да, Воинов мог задушить Марчо, но интуиция следователя подсказывала, что подследственный не виновен.

«Мистика какая-то, целая цепь злосчастных событий», – начинал думать Евгений.

Евгений четко осознавал две вещи: что во всем этом упорядоченном хаосе главной жертвой должен был предстать именно Воинов, а не авторитет Марчо, и что в деле обязательно всплывет снотворное. Иначе убить Марчо бесшумно в присутствии сокамерников было бы невозможно, как и перенести тело Марчо на спальное место Воинова. И тот, кто решил умертвить Воинова, допустил роковую ошибку, приняв в темноте Марчо за Воинова.

Версия имела право на жизнь и была наиболее правдоподобной, иначе зачем Воинову надо было надевать одежду Марчо и занимать его место для ночлега? Евгений склонялся к мысли, что Воинов подлил снотворное в чашки сокамерников, но откуда он его взял? На зоне можно купить все, но времени для налаживания связей у него не было.

А если это вовсе не Воинов, и все следующие действия проделал кто-то другой и без его ведома или с ним, неважно? Или вовсе это – перст Божий? Напрашивался вывод – тот, кто спутал карты, и есть союзник Воинова.

«А может, это тот самый, кто пронес к нему на квартиру столь необходимые улики: эфир и нож? – думал Евгений. – Странное дело, чем дальше продвигается следствие, тем больше вопросов. Не уголовное дело, а научное изыскание».

Он не стал мучить Воинова дополнительными вопросами, ведь пока еще толком не допрошены другие сокамерники и не получены данные по экспертизе. Но, первым делом, необходимо обезопасить подследственного.

Вечером они вместе с Воиновым ехали в автозаке, Евгений решил лично перевезти подследственного на постоянное место дислокации в ИВС на Шафиева. Водитель и надзиратель ехали в кабине автомобиля. Евгений сидел напротив Воинова, их разделял железный стол.

Прозвучал телефонный звонок. Звонила Татьяна. Чтобы не привлекать внимания Воинова, Евгений ответил, что перезвонит минут через двадцать. Воинов тут же воспользовался:

– Я вам мешаю?

– Что?

– Я – причина, по которой вы не можете поговорить со своей девушкой?

– С чего это ты взял, что это она?

– Я же говорил вам, что вы сразу меняетесь, ваш голос тает от нежности.

– А может, это мама? Или тебе этого не понять? – решил уколоть Евгений. Воинов не смутился, наоборот, он продолжил методично гнуть свою линию:

– Хорошо, я предлагаю вам сделку.

– Сделку? – прищурился Евгений от удивления.

– Вы сегодня предложите приехать к ней после работы с таким намеком, что останетесь у нее на ночь. И если она вам не откажет, то я сдаю вам человека, который принес в мою квартиру эфир и нож. Идет?

– Хочешь поиграть судьбой другого человека?

– Нет! Просто даю вам шанс. Докажите, что вы профессионал, в отличие от ваших коллег, которые целыми днями только рисуются и изображают из себя ковбоев. Сидя у вас на допросах, я много наслышался от них, что следователь убойного отдела живет работой, он ищейка, что главное в его жизни поиск тех, кто переступил закон, а уже потом все остальное: семья, женщины…

– Но это так! – умиленно произнес Евгений.

– Тем более! Тогда вы точно должны рискнуть. Личное взамен служебному! Соглашайтесь! – Воинов безотрывно смотрел на Евгения, понимая, что искушение – удел мгновения. Евгений увел взгляд в сторону и неуверенно выговорил:

– Нож и эфир, говоришь?

Евгений ощутил себя подлецом, но со странным чувством удовлетворенности и самодовольства. Что это? Месть Татьяне? Евгений проникся необъяснимым желанием, чтобы Татьяна была не просто объектом спора, но и узнала о пари. Женщины обожают подлецов!

Воинов кивнул, а затем задрал подбородок, провоцируя Евгения высокомерным взглядом – чем не Мефистофель!

– Хорошо! Согласен! – выдохнул Евгений.

– Тогда приступим прямо сейчас! – Воинов говорил, словно победитель.

Евгений включил на телефоне режим громкой связи, набрал номер и положил телефон на металлический стол. Он волновался, но в настоящий момент его меньше всего интересовал неизвестный соучастник Воинова, который мог оказаться обычным курьером, почтальоном или просто соседом Воинова, принесшим вещи в квартиру в обговоренное время.

Правда, после ночного убийства Марчо он был уверен, что у Воинова на свободе наверняка есть сообщник или сообщники. И спор с Воиновым – это еще и ключ к разоблачению таинственного покровителя. Тем более, Евгений не горел желанием доказывать Воинову, насильнику, мерзавцу и аморальному типу, что тот ничего не смыслит в женщинах, ведь, несмотря на все уколы и провокации, Воинов – обычный подследственный, и таких, как он, через руки Евгения прошли сотни.

И главная интрига не в том, откажет ли Татьяна в ночном свидании, хотя ее постельное ложе не перестало притягивать Евгения, а в самом процессе спора, где он мог вновь почувствовать себя циничным следователем и, прежде всего, мужчиной. Он помнил, что до встречи с Татьяной общение с женщинами превращалось для него в легкую игру без тягостных переживаний. Отсюда Евгений вынес для себя вопрос: сможет ли он вернуть себя в беззаботное прошлое или его порыв – обыденная кичливость?

– Привет, это я.

– Я узнала.

– Что делаешь?

– Да так, по мелочи, весь день трудилась, что-то устала я сегодня.

После этих слов Евгений немного растерялся, подспудно все шло против него. Он понял намек, Татьяна обрубила сразу, с плеча. Он взял себя в руки, внушая себе, что он подлый игрок, который поставил на скакуна по имени Татьяна.

– Мне надо с тобой поговорить, – решил он выправить ситуацию.

– Давай не сегодня, – отрезала Татьяна.

К Евгению подступил жар, он понимал, что причина не в проигранном пари, а в отвергнутых чувствах. И придуманная им игра, где якобы торжествует подлость, всего лишь маска, а реальность, от которой он не в силах пока уйти, это его любовь к Татьяне, ожившая от первых ее слов в телефонной трубке. Душа дрогнула, и какова была ее амплитуда, можно было судить по перекошенному лицу Евгения. Он не желал больше продолжать разговор.

– Алло, ты куда пропал? Алло, я тебя не слышу.

Евгений хотел отключиться, но удержался, едва завидел довольное лицо Воинова. Он был на перепутье: продолжить разговор или съездить по харе сидящему напротив. Он выбрал первый вариант, в глазах Татьяны он решил остаться джентльменом.

– Ладно, отдыхай, позвоню завтра. Пока, – тихо произнес Евгений.

– Пока, целую тебя, – голос Татьяны был, как всегда, преисполнен нежности. И от этого становилось еще тяжелей.

Как только прекратился разговор, автозак подъехал к конечному пункту. Евгений встал, он не замечал Воинова, подошел к выходу. Дверь отворилась, в камеру на колесах запрыгнул конвоир, но Евгений жестом остановил его и, повернувшись к Воинову, резким замахом руки ударил его по лицу. Параллельно он выговорил пару матерных ругательных слов.

Удар получился сильным, Воинов, который к тому моменту находился в сидячем положении, ударился затылком о металлическую стену автозака и немного накренился вбок, его удержали наручники. Надзиратель с безучастным лицом в конфликт не лез и молча ждал дальнейших действий Евгения, но следователь не собирался кулачное выяснение отношений превращать в полноценную сатисфакцию. Уж слишком разные были у них весовые категории.

Евгений молча покинул автозак. Воинов, вытирая разбитую губу тыльной стороной руки, крикнул ему вслед:

– Вам не идет мат, и когда вы, Евгений Андреевич, говорите по фене, то становитесь смешным! – Воинов попал в точку – что действительно не шло Евгению, так это употреблять блатной жаргон.

Это был второй человек, который отметил несостоятельность брутальной лексики Евгения. Первым была Татьяна.