Текст книги "Путешественники"

– Это дом твоего мужа?

– Да, первого мужа. Он умер восемь лет назад, ему только исполнилось пятьдесят два… А со вторым – не сложилось…. А ты не женат?

– Пока нет. И даже не планирую, – твердо сказал Котов.

Они уезжали в девятом часу вечера. К машине, на нижнюю террасу спустились вместе с ними хозяйка – тетя Изабель и Ингрид. Долговязая Бьянка осталась торчать в одной из гостиных у телевизора и провожать их не вышла, что Котова почему-то не удивило. Хозяйка виллы была в приподнятом настроении, а Ингрид, похоже, грустила.

На обратном пути по той же горной дороге опытный Алекс закладывал такие виражи, что у Котова начинал тревожиться желудок. Венсан, напротив, был очень доволен. Габариты шоссе сияли во тьме пунктирами – вереницами светляков, упрятанных в бордюры. Ветер свистал. Время от времени машина определенно намеревалась вылететь за пунктиры в пустоту. До Вентимильи им, впрочем, посчастливилось доехать. Сворачивая с автострады к морю и к городу, Алекс коротко осведомился:

– Куда вас?

– В старый город, – сказал Венсан, – к «Рыбаку».

Взбирающийся на холм старый квартал Вентимильи нежно светился розовым светом. Алекс остановил машину напротив узкой щели между стен двух древних домов: щель как порядочный переулок имела название на белой табличке и начиналась каменной лестницей. Дождавшись момента, когда Венсан вылез, Алекс обернулся через сиденье к Котову.

– Подожди секунду. Изабель просила передать тебе письмо.

Котов принял аккуратный длинный конверт. Венсан, стоя в двух шагах, прищурясь, наблюдал. Зимний вечер оседал холодной дождевой пылью.

Они одолели три марша древней лестницы меж закопченных стен, свернули в темноватый переулок, уставленный мотоциклами, и метров через сто оказались на крохотной мощеной булыжником площади, образованной перекрестком. В угловом доме над входом в кафе светился фиолетовый якорь. На мокрых булыжниках мерцали лиловые отсветы. Заведение показалось Котову тесным, грязноватым и прокуренным, хотя, вероятно, не лишенным некоторого уюта. Оценить его можно было именно в зимний вечер – сырой и ветреный. Бармен из-за стойки приветствовал французского гостя с неожиданной сердечностью.

– Люблю итальянские кабаки, – философствовал Венсан, разглядывая на свет рюмку с коньяком, – и городишки их люблю.

– Французские города разве хуже?

– Французские слишком лощеные. Итальянские, наверно, грязнее, обшарпаннее, но они… знаешь, настоящие. Ну да… Не знаю, как сказать по-другому – настоящие, понимаешь меня?

– Кажется, да, – Котов покивал. Венсан, избывающий приятное, легкое утомление, был как хирург после удачной операции – пил блаженно-мелкими глотками коньяк и жаловался на боль в правой кисти. Котов попытался вспомнить, кого и как юный эллин ублажал правой рукой, но так и не вспомнил.

– Чего там тебе пишет тетушка Изабель? – поинтересовался Венсан с искусной небрежностью.

Котов после короткой заминки извлек и распечатал конверт. Там прятались две купюры по сто и пятьдесят евро.

– Пишет все то же, что и всегда, – констатировал Венсан. Котов в смущении вертел конверт в пальцах. Он искренне полагал, что его разговор с тетей Изабель увел их отношения из коммерческой плоскости.

– Это… это обычная сумма за эскорт-услугу? – уточнил он.

– Более чем обычная, – несколько двусмысленно ответил Венсан, улыбаясь, – она оценила тебя на… удовлетворительно. Ну, слабенько. Понятное слово?

– Понятное.

– Но зато ты сможешь написать классный очерк, теперь материал есть… Чего у тебя такая озадаченная морда? Твой таблоид должен быть доволен. Или тебе обидно то, что я сказал?

– Да что за ерунда, – возмутился Котов. Хотя на самом деле ему было слегка обидно.

Путешественники

Ранним летним утром на западной окраине Москвы в гулком дворе, окруженном как стенами семнадцатиэтажными домами, мужчина лет сорока грузил в автомобиль «Гранд Чероки» несколько дорожных сумок и большой чемодан. У машины нервно прохаживалась молодая женщина в легком сарафане: она наблюдала за процессом, запуская иногда руку в пышные темно-русые вьющиеся волосы. Мужчина, почти лысый, крепкий, коренастый, в голубой рубашке-поло, плотно его охватывающей, поместил ярко-красный чемодан в багажник, сильно хлопнул крышкой – в стены домов ударило эхо – и спросил:

– Оль, волнуешься, что ли?

Женщина, улыбаясь, энергично помотала головой. Мужчина взглянул на часы и сказал:

– Смотри без десяти семь. Отсюда из Строгино до Новой Риги минут пять-семь. Если четко по графику, в начале девятого будем уже в Волоколамске, в полдесятого под Ржевом. Следи, ладно?

Женщина снова улыбчиво покивала.

Мимо Волоколамска они пролетели примерно тогда, когда и рассчитывали. Но мужчина чуть погодя с легкой досадой отметил:

– Ну вот, кончилась сладкая жизнь. Как всегда.

Он имел в виду, что восьмиполосное шоссе «Балтия» плавно перешло в заурядную трехполосную дорогу. Но скорость джип не сбавил. Чуть наддав, он обошел длинную фуру и вернулся на полосу. Мужчина за рулем, довольно щурясь, бросил взгляд в левое зеркало. Его спутница нашла левой рукой его правое плечо и сжала, оглаживая бицепс. Она была радостно возбуждена. Ее везли на море, везли отдыхать, и это было ново и чудесно. Море было, правда, прохладным, не совсем тем, которое ожидалось, но и оно манило.

На подъезде к Ржеву она решила уточнить:

– Олеж, так мы на границе будем примерно во сколько?

– Часа в четыре, если без ЧП, – ответил Олег.

– А потом до Юрмалы сколько?

– Ну, я же говорил тебе, часа за три доберемся.

– Маленькая какая страна, – сказала Ольга, – три часа от границы, и… уже все.

– Это если поперек. Вдоль подлиннее будет.

Он бросил быстрый ухмылистый взгляд вправо. У него были живые голубые глаза, легко загорающиеся хищным блеском. Она улыбнулась в ответ. Она была кареглаза, круглолица, благодушна. Он снова подумал о том, как он ей скажет. И когда. Она уже смотрела в окно.

Немного не доезжая Великих Лук, они остановились у придорожного кафе. Он купил два капучино, она развернула принесенные из машины бутерброды. Он жевал, глядя в окно на несущиеся по шоссе машины.

– Ты не устал? – спросила Ольга. Он насмешливо пожал плечами – какая тут усталость после всего-то четырех часов езды по нормальной дороге.

– А когда грузовик водил, уставал? Ну, в Америке? – вдруг вспомнила она. Он еще задумчиво пожевал.

– В траке себя чувствуешь уверенно… Ну, если часов девять за рулем, то да, можно подумать и о мотеле, там их много.

Он вспомнил, что чувствовал себя тогда не то чтобы усталым, скорее, бессильным, но не в долгой дороге было дело. Как ей сейчас объяснить, да и нужно ли: если не удалось развернуть дело, большое дело, о котором думал, и пришлось сесть за баранку? Ну что сейчас об этом вспоминать.

Километров за сорок до Себежа ему дозвонились после двух неудачных попыток. Ольга со своего места уловила, что голос женский. Олег поговорил по-деловому, отрывисто. Но должен был притормозить и прижаться к обочине.

– Это кто? – спросила Ольга, когда они снова тронулись.

– Из Израиля, – он еще сжимал в руке телефон и пристраивал его в нишу, – насчет поставок… по договору.

– Эля? – уточнила Ольга. Эля была вторая жена, оставшаяся в Израиле, ставшая скорее деловым партнером и не вызывавшая особых опасений.

– Нет, – сказал Олег, – там другой человек отвечает за логистику.

Вскоре они свернули с шоссе на узкую дорогу, ведущую прямо на Себеж. Асфальт тут был сплошь в рытвинах и выбоинах, и, хотя Олег резко сбавил скорость, дорога принялась методично вытряхивать из путешественников душу. Спустя минут десять Ольга вспомнила:

– А зачем нам на Себеж? Нам же до границы, до Терехово, прямо было по шоссе?

– Там очереди всегда, – ответил Олег, – часов по пять-шесть люди стоят. Я перед выездом узнавал. Попробуем через Белоруссию, там обычно свободно. Ну, крюк небольшой…

В Себеже он предложил притормозить у кафе в центре города. Почувствовал, что после тряской езды нужна пауза. Заведение именовало себя рестораном, и в нем пахло борщем. На сей раз он заказал полноценный обед: как раз по борщу и по антрекоту с вареным картофелем. Их вкусы совпадали, но Ольге был заказан еще бокал чешского пива. Она слегка протестовала, поскольку рассчитывала еще сесть за руль, хотя б на немного. Но Олег сказал, что потом. Может быть, после границы. Ольге уже нравилась и идея ехать через Белоруссию, и городок Себеж.

Глядя в ее теплое довольное лицо, он снова подумал о том, когда все же лучше будет ей все сказать. И уже окончательно решил, что, конечно, на обратном пути. И тут же ему дозвонилась Лина. Она сказала то, что, в общем, он ожидал.

– Олег, я уточнила. Да, есть соглашение о правовой помощи между странами, но оно действует только, если есть индивидуальный запрос, а так особой роли не играет.

Олег покивал, спросил про вчерашний суд (отложили) и свернул разговор. Ольга, однако, поглядывала пытливо – судя по всему, опять услышала женский голос. Нет, можно было и не объяснять, она бы и не спросила. Они знакомы были чуть больше года, и она еще не вполне представляла себе его жизнь и обычно не решалась спрашивать. Но он помедлил и сказал, что Лина – юрист.

Едва они тронулись, слева высунул рыло и гаркнул полицейский автомобиль. Олег встал, опустил стекло. Был по виду спокоен. Узколицый полицейский капитан неторопливо вылез, подошел, затребовал документ, а потом сообщил, что они парковались там, где остановка запрещена. Олег удивился: там вроде не было знака. Капитал тускло повторил, что знак есть. Олег попросил на секунду права, вложил в книжицу пятерку и вернул. Капитан воззрился как бы недоуменно, потом сделал какое-то фокусническое неуловимое движение пальцами и права вернул. Уже без пятерки.

Они отъехали, но недалеко. Олег сам остановился и стал, щурясь, оглядываться.

– Ты чего? – спросила Ольга. – Вообще, странно, да? Они сейчас обычно присылают письма счастья со штрафом. Ну, может, он давно не кормленый?

Она улыбнулась.

– Может, – согласился Олег, – и московский номер еще…

Они стояли на улице «7 ноября», но потом Олег двинулся и резко ушел вправо в переулок, застроенный аккуратно отштукатуренными двух– и трехэтажными домами, потом еще раз направо и еще раз, вернувшись назад. Он ехал неторопливо, поглядывая в зеркало заднего вида.

– Ты чего? – Ольга тоже оглянулась. – Никого там нет. Заблудился?

– Нет, – Олег снова был спокоен, – тут все время прямо. Не заблудишься.

Они проскользнули берегом озера, и Ольга успела восхититься видом далекой церкви на другом берегу, потом пошли частные деревенские дома. А потом асфальт кончился. Далее был лес, и в него уползала проселочная дорога, густо посыпанная желтоватым гравием.

– Олежа, так и должно быть? – забеспокоилась Ольга. – Мы не заблудились?

– Так и должно, – Олег сильно сбавил ход и с хрустом двинулся по проселку, – так до самой Белоруссии. Международная, так сказать, трасса…

Джип неспешно катился по проселку среди деревьев. Крупный гравий скрипел под колесами, щелкал по днищу. Изредка за редколесьем угадывались силуэты деревенских домов – судя по карте, вдоль гравийной дороги встречались селения. Джип полз на малой скорости, кряхтя и пыля, объезжая крупные рытвины. Олег вдруг резко дал по тормозам: впереди была уже не рытвина, а изрядная яма с обвалившимися краями. Ее, пожалуй, можно было объехать по левой обочине, но Олег все же остановил машину и вылез, пытаясь оценить ширину проезжего участка.

Он стоял, оглядываясь и примеряясь с минуту. В это время из леса показались двое рослых мужчин, одетых в плохую и грязную одежду. Они двинулись к джипу, будто ждали его прибытия, и один из них окликнул Олега:

– Слышь, мужик, найдется чего покурить?

Олег, угрюмо глядя в землю и ступая неспешно, вернулся от обочины к машине, открыл багажник, немного покопавшись, вытащил на свет небольшой лом и, сохраняя молчание, двинулся к местным жителям навстречу. Оба селянина были выше его ростом, но выглядели как-то расхристанно и разболтанно. Олег был заметно шире их и плотнее. Он чуть ускорил шаги и взял лом наперевес – перевел в боевое состояние. Через секунду он должен был нанести удар первому селянину, но тот что-то поняв, вдруг резво скакнул в сторону и уже с дистанции спросил:

– Ты чо, ох…?

Второй селянин и Олег остановились. Зависла пауза, потом Олег, щерясь, произнес краткое ругательство, развернулся и вернулся к машине. Он бросил лом на заднее сиденье, хлопнул дверцей. Джип, рявкнув, объехал яму слева и попер дальше по лесу. Обомлевшая Ольга несколько раз оглянулась.

– Они… они хотели нас ограбить? – пролепетала она спустя минуту.

Олег пожал плечами.

– Не знаю. Может, просто закурить… Я на всякий случай. Местная шваль какая-то.

– А лом… обязательно было? Просто сел бы и побыстрее уехал…

– Нельзя от крыс убегать. Я так не приучен, – Олег покосился хмуро.

Гравий все щелкал под колесами, дорога петляла по лесу. Молчание в салоне джипа стало напряженным. Но вскоре дорога еще раз вильнула и вывела к окраине неведомой деревни. За ближайшим домом виднелась деревянная будка. Олег притормозил. Со стороны дома вдруг появился человек в полицейской форме. Он приблизился к машине и наклонился к окну, приблизив морщинистое, испитое, но улыбающееся лицо.

– Здравствуйте, граждане. Позвольте ваши паспорта.

Стал ощутим легкий запах перегара. Ольга заторопилась, обернулась назад, потревожив лом, вытащила из отделения одной из сумок паспорт, передала Олегу. «Общегражданский дай», – тихо сказал он. Она снова суетливо искала, извлекала. Страж границы принял паспорта, быстро их пролистал и вдруг расплылся.

– Ольга Николаевна, а мы с вами, выходит, земляки, вы тоже из Ставрополя.

– Ой, правда?! – Ольга подыскала самую ласковую из улыбок.

Страж вернул паспорта и козырнул. До КПП на территории Белоруссии было еще метров четыреста, но там их уже никто не встречал. Была пустая будка, ржавая контрольная рамка и знак с белорусским флагом. И была нормальная дорога. Олег, щурясь по сторонам, прокатился по территории бывшего терминала и, убедившись, что остановки не будет, резко прибавил. Джип, почуяв асфальт, радостно взревел.

Проехав с десяток километров по уже белорусским лесам, они свернули вправо к берегу озера и, сбавив ход, оказались в первой белорусской деревне. Ольга прочитала название на указателе «Освея» и обрадовалась:

– Слушай, красиво как звучит, правда?

Потом она подивилась стройному зданию костела, к которому от шоссе бежала обсаженная цветами дорожка.

– Ты никогда что ли не была в Белоруссии? – осведомился Олег. Как ни странно, он оставался угрюмым и напряженным, будто ожидал подвоха. Узкая полоса асфальта довела их сначала до еще одной деревни, а потом и до шоссе. Ольга, глядя в экран телефона, сообщила, что налево будет город Верхнедвинск, но он им вроде бы не нужен, а вот граница – направо. Олег кивнул, и машина с тихим гулом двинулась в сторону границы Белоруссии и Латвии.

Когда до пропускного пункта оставалось не больше километра, впереди слева замаячила последняя белорусская заправка. Джип развернулся и вплыл под козырек.

– Нужно заправиться до полного, – сказал Олег, – дальше вдвое дороже будет. Тебе кофе взять?

Подъехав к пункту пропуска, они убедились, что очереди, и впрямь, нет. Впереди них стояла единственная запыленная тойота с латвийскими номерами. Олег забрал паспорта и ушел. Ольга, сидя в машине, видела, как он стоит у окошка, ожидая разрешения.

Предвечернее нежное солнце улыбалось земле, поделенной границей на две стороны. Рядом лежали обширные белорусские поля, с полей и лугов летел теплый травяной ветер. Олег стоял, держа руки в карманах, глядя куда-то в пространство и вверх – по сути, в небо. С виду он был совершенно спокоен, не хватало только травинки во рту. Но Ольге, казалось, передалось таящееся в нем глухое напряжение. Она уже решилась выбраться из машины и подойти к нему, но тут увидела, что он возвращается с паспортами. Сел, сильно хлопнув дверцей, и проехал еще с десяток метров к таможенному досмотру. Позади белорусские погранцы осаживали еще одну машину, заставляя ее ждать на расстоянии.

Олег вылез открыть багажник. Молодцеватый таможенник внимательно посмотрел на Ольгу, потом заглянул в багажник – только заглянул и махнул рукой. Ольга внимательно следила за лицом Олега. По нему она пыталась судить о ситуации. Ей показалось, что, когда они тихим ходом двинулись в сторону латвийского пограничного терминала, его губы чуть вздрогнули в улыбке.

Латвийские стражи границы работали чуть медленнее или тщательнее белорусских, но тоже особо не придирались. Ольга покинула машину и крутилась вокруг нее, наблюдая прохождение процедур. В какой-то момент Олег слегка обеспокоился: он заметил, что какой-то латвийский таможенный офицер, молодой светловолосый мужик, еще не начав досмотр, с минуту внимательно рассматривает их машину. Это было странновато, но, отойдя от окошка с паспортами, он понял, что латыш рассматривает Ольгу. Она стояла перед бампером, привычно запустив руку в густые волосы, будто позируя для рекламного проспекта. Короткий легкий сарафан позволял оценить круглые плечи медового цвета и стройные, хотя и чуть полноватые (он-то знал) ноги.

Он не смотрел на часы, но примерно оценил, что возня на обеих сторонах границы заняла не больше четверти часа. Это была редкостная удача.

Захлопнув багажник, он сказал Ольге, чтобы садилась, латвийский таможенник, оказавшийся русским, пожелал им счастливого пути.

Впереди расстилались поля, такие же как в Белоруссии, и их рассекала полоса асфальта, довольно ровного. Ольге казалось, что в ландшафте что-то неуловимо изменилось – иллюзия путешественника, ждущего новых впечатлений. Правда, дорожная разметка была выполнена тщательнее, и еще им пару раз попались по дороге старые хутора – бревенчатые дома, хмурые, темные, но со свежими пристройками. Мелькнули цветные бока легковушек с прицепами, стоящих во дворах.

Справа прямо посреди поля возник аккуратный обшитый желтым сайдингом домик с островерхой крышей, с вывеской Veikals. Олег притормозил.

– Оль, пойди, купи че-нить к чаю, – он вылез из машины и встал у обочины, глядя в поле.

– Я ж языка не знаю, – почему-то полушепотом сказала Ольга.

– Тут Латгалия, тут по-русски почти все говорят, – заверил Олег.

– Латгалия – это что?

– Ну, край такой в Латвии… Скажи «Лаб ди-ен!» Как я тебя учил?

Когда она вышла из магазина с полной сумкой, он все еще стоял у обочины, глядя исподлобья в сторону границы.

Они проехали Краславу, а еще через час, уже к вечеру, достигли окраины города Даугавпилс. Тут Олег объявил, что бросок на Юрмалу откладывается до завтра и что тут они и заночуют. Зачем спешить?

Обогнав ярко-желтый трамвай и свернув, они оказались в каком-то спальном районе. Сверившись с навигатором, Олег зарулил в обширный зеленый двор, окруженный многоэтажками советских времен.

– Тут гостиница? – спросила Ольга.

– Скорее апартаменты, – Олег уже парковался возле подъезда, оглядываясь вокруг.

Двухкомнатная квартира была за день нагрета солнцем. В его закатных лучах плясала легкая пыль. Мебели было мало, но половину второй комнаты занимала обширная двуспальная постель. Олег распахнул окно на кухне и балконную дверь. Сверху открылись ровные газоны и кусты можжевельника. Он распаковал первую сумку и вытащил бутылку красного вина.

– Ольга, иди сюда. Давай за приезд.

Она пригубила вино и поставила почти полный стакан на стол.

– Давай до дна, – он допил вино, встал из-за стола, прошелся к окну. Она, сидя, обернулась, встретилась с ним взглядом.

– Олеж, ты сядь. Я хотела сказать…

– Чего?

– Олег, я не могу допивать, мне пока нельзя… Олег, у меня ребенок будет… Ну, наш ребенок. Четыре месяца уже. Ну, помнишь, на даче? Я думаю, тогда.

Она сидела, повернувшись вполоборота, строгая и напряженная. Олег замер у открытого окна. Прикрыв створку, подошел к ней и несколько секунд стоял, нависая. Потом наклонился и поцеловал в макушку. Она подняла к нему лицо и поймала поцелуй в губы.

– Мне ведь тридцать три уже, – сказала спокойней, – уже нельзя тянуть. Ну, и тебе… А, знаешь, сразу как вернемся, поедем вместе, мне УЗИ нужно еще сделать, а? Посмотришь… А в школе я работать буду до упора, если все нормально будет, да? Я с нашим директором уже поговорила. Ты слышишь?

– Да, – сказал он.

Со двора из-за окна прилетели ссорящиеся детские голоса. Их перебил женский взрослый. Все орали по-русски, было хорошо слышно.

Он потрогал ее волосы, запустил ладонь в теплую волнистую глубь.

– Я очень рад, – сказал негромко, – очень, правда…

Он замолчал, продолжая оглаживать ее плечи и покусывая губу. Сказал после паузы:

– Но из Риги тебе нужно будет лететь одной. Я не смогу.

Она подняла на него глаза. Он сжал рот.

– Ты прилетишь ко мне потом. Может, здесь рожать будем. И первоклашки тут тоже есть, будешь учить, как учила…

– Что?! Как здесь?

– Оля, я не могу пока возвращаться, – заговорил спокойно и почти ласково, – меня объявили в федеральный розыск. Налоги нашли какие-то неуплаченные… В общем, сшили наспех такое дельце. Мы бы через КПП в Терехово не прошли бы… На самом деле, есть один такой дядя, он хотел отжать нашу фирму. Но хрен у него, что получится. Мы же филиал израильских овощей, помнишь? А здесь мне дадут убежище, пока еще не дали, но дадут, у меня хорошие адвокаты, и прошение я уже подал. И тебе потом дадут вид на жительство, поживем здесь. Пока. Я узнавал, тут и место тебе в школе найдется, в русской…

Последние фразы он говорил торопливо, будто боясь, что она переспросит.

Она не переспрашивала. Она молча смотрела в чужую стену чужой квартиры – по бледно-лиловому полю шли синие виньетки – и сначала ни о чем не могла думать. Потом память, проснувшись, начала нанизывать на нить череду уместных воспоминаний. Их знакомство в Сети на том самом сайте, где она уже знакомилась и неудачно, а он как-то сразу выказал симпатию и интерес и оказался реально разведенным. Их первые откровенные разговоры, в которых все же не была вся правда. Одна жена у него осталась в Штатах, другая в Израиле, это она потом узнала. Его рисковая непоседливость, его энергетика ее приятно волновали. Она слишком много видела мужиков вялых и тусклых, и вечно усталых, и капризных. А этот брал все на себя и вроде бы иногда преуспевал. Но эта его неуемность, как оказалось, не всегда уживалась с простым чувством меры. Или ему просто не везло. Рожденный где-то на Дальнем Востоке, он исколесил за два десятилетия родную страну, но нигде так и не укоренился. И даже будучи отпущенным на оперативный простор, за море и за океан, опять-таки остался не вполне доволен и сыт. Хотя ведь наметилась в последние годы некоторая успокоенность и стабильность. Он вроде бы отовсюду вернулся, нашел свою нишу и успокоился. И бизнес был вроде бы надежный и спокойный.

Она выразила свою оценку ситуации главным доступным ей способом – заплакала. Олег засуетился рядом, целуя ее в голову и бормоча обычные сладкие слова. Но она все плакала. Сквозь всхлипы она высказала все главные сомнения, свидетельствующие о том, что всю суть она поняла. Она снова будет одна, ей все в Москве придется решать самой. У него здесь начнется другая жизнь, уже без нее. Да и не останется он в Латвии, чего ему здесь делать…

– Да перестань, – крикнул он, – я вот квартиру эту снял, здесь мы жить будем. И поженимся здесь!

Высказав главный аргумент, он притих. Он стоял над ней, прижав ее пышноволосую голову, поглаживая ее, слыша и чувствуя животом тихие рыдания.

Следовало сказать еще что-то о поездке к морю, о том, что там будет хорошо. Но нужные слова не выстраивались. Он чувствовал себя виноватым, хотя чувство это было ему не свойственно. А она продолжала плакать.

Следующим утром они выехали в Юрмалу. Часть вещей решили оставить в квартире, Олег должен был вернуться сюда через неделю. В дороге молчали, все было переговорено.

Олег неожиданно сделал большой крюк, свернув в другую часть города и оказавшись у большого православного храма. Он сбавил ход, и они медленно прокатились мимо белого узорчатого фасада. Неподалеку возвышалась и протестантская церковь из темного кирпича.

– Вот здесь зарегистрируемся, – сказал он, косясь напряженно. – У них можно прямо в церкви. Вот тут, видишь? Правда, все равно в загс на проверку документы отдавать… Но я все взял с собой. Хорошо?

Ольга смотрела вперед сухими глазами, будто внимательно следила за дорогой.

– Хорошо, – сказал еле слышно.

Олег вздохнул и прибавил газу, устремляясь к близкой окраине Даугавпилса. Ему показалось, что подействовало.