Текст книги "Красавчик"

JtR, каннибал и психоаналитик

Это – темнота в тёмном коридоре. Глубокая ночь сгустилась над городом. Темнота в тёмном коридоре упёрлась в деревянную дверь. Она открылась тебе.

В комнате, охваченной тусклым жёлтым светом, находятся 5 женщин. Каждая одета в платье разного цвета. Каждой кажется, что она – бесспорно самая красивая и самая желанная. У каждой волосы распущенны. Каждая работает проституткой. Временно, конечно же. Временно.

Ты видишь на жёлтой стене календарь за 1888 год. Платья женщин разных цветов. Все женщины – белые.

Мэри Энн Николс зевает протяжно и говорит:

– Просто ужасно. На Уайтчепл стало невозможно работать. Эта деревенщина лезет в Лондон, будто он безразмерный.

– Ты права, дорогуша. – Соглашается Тёмная Анни, она же Анна Чепмэн. – Мне как-то раз пришлось отсосать одному бедолаге-приезжему за бесплатно, за просто так.

– Да!?! – «Длинная» Лиз Страйд не поверила своим шлюхастым ушам. Анна пояснила:

– Он тоже был болен чахоткой. Жалость взяла верх над коммерческим инстинктом.

Кейт Эддоус надула губки и обиженно произнесла:

– Мне надоела такая вот жизнь. Трахаться за бесценок, чтобы не подохнуть с голодухи. Я хотела совсем другого.

– Уж не детей ли нарожать? – ухмыльнулась Мэри Келли. – Нет. Это всё блядские разговоры о «я-бы-хотела-иной-лучшей-участи». Просто поразмыслите, что будет с ним…

Анна Чепмэн кивнула в знак глубочайшего согласия и понимания.

– На его роль берут троих, – сообщила она.

«Длинная» Лиз Страйд весело улыбнулась. И пояснила:

– Майкл Острог сразу не подходит. Он даже не в Лондоне!

Мэри Келли заявила тоном детектива на допросе:

– А Монтегью Джон – просто психопатичный учитель. Быть им не его призвание. И имечко у него странное, прямо скажем. Джон Друитт.

– Да, дурацкое какое-то, – согласилась Кейт Эддоус.

Мэри Энн Николс снова зевнула.

Келли сменила смелый тон детектива на уверенный тон прокурора. Она сказала:

– Космински. Вот кто может сыграть его.

Остальные проститутки лениво закивали. Мэри продолжила:

– Тут ведь не просто история о маньяке. Это наглядное пособие. И битва двух районов. Ист-Энд против Сити. Где больше он убьёт шлюх. Важно, сколько где умрёт проституток от его ножа. Особенно для газетчиков. Пособие и битва.

Анна Чепмэн строго глянула на коллегу. И сказала:

– Прекрати нести эту блядятину. Меня… Нас. Волнует другое.

Мэри внимательно слушала Тёмную Анни. А та говорила с напором:

– Ист-Энд. Сити. Всем плевать! Уайтчепл ничуть не хуже. И тоже сможет войти в историю. Главное – почему он? Станет настоящим героем… Мерзкий извращенец! Обретёт славу легендарного «Jack the Ripper». А что же мы!? Нам остаётся роль изуродованных мёртвых шлюшек. Мы всего лишь его жертвы. А он чуть ли не мифический серийный убийца всех времён!

Она замолкла, полная бессильного гнева и даже жгучей зависти. Кейт Эддоус, чувствуя нечто похожее, заявила:

– Про него будут снимать фильмы. Делать репортажи и телепрограммы. Писать в газетах и книгах, наконец! А нам останется лишь изучать даты наших убийств, места, где он нас прикончит, и безобразные фото наших изувеченных тел.

Мэри Энн Николс опять зевнула. А другая Мэри, Келли, предложила тоном обиженной и обозлённой женщины:

– Надо его самого прикончить. Не будем жертвами. Станем убийцами. Что мы теряем?! Возможность трахаться за бесценок, чтоб не подохнуть с голодухи!?

В тёмном коридоре ты слышишь уверенные шаги. Стук. Стук! Стук… Стук? Стук. Дверь открывается.

Он заходит. (Будто лис в курятнике.)

В комнате, охваченной жёлтым светом, находятся 5 женщин. Каждая одета в платье разного цвета. Все женщины – белые.

На жёлтой стене он видит календарь за 1888 год.

Мэри Энн Николс зевает и говорит:

– Просто ужасно…

– – – – – – —

Веселье продолжается. Темнота растворяется. Ты видишь подвал: камни, деревянные балки, торчащие кое-где и кое-как, камни, старые пыльные бочонки, камни, жёлтая лампа – источник света, камни…

Ты лежишь на столе в центре столь зловещего подвала. Этого места, забытого всеми. Ты лежишь и дышишь ровно, спокойно. Деревянная дверь резко открывается. На каменных уступах лестницы ты видишь его. С тесаком в одной, ножом – в другой руке.

Здоровенный лысый мужик с волосатыми руками и свирепыми (безумными) глазами. Он идёт по камням (пол подвала) прямо к тебе. Он улыбается. Лыбится своей отвратной ухмылкой.

Твои же руки и ноги крепко связаны ремнями, что прибиты к столу ржавыми гвоздями. Лысый уже стоит над столом, над тобой. Твоё тело не в силах двинуться. Ты лежишь и смотришь. Дышишь уже не ровно и совсем не спокойно.

– Привет!

Говорит лысый вполне дружелюбно. Тесак сверкает бликами жёлтого у него в руке.

– Как себя чувствуешь? Надеюсь, всё хорошо?

Он лыбится. У него очень жёлтые зубы. Смотрит на тебя безумными глазами маньяка-убийцы. И говорит:

– Всё будет хорошо…

И с размаху отсекает тебе левую руку.

Ты относишься к этому событию так, словно оно написано в какой-то книге рукой полнейшего психа. Твоя левая рука лежит на каменном полу. Сам ты лежишь и почти не дышишь.

– Как теперь дела? – интересуется лысый.

Он погружает свой добротно заточенный нож в плоть твоей правой ноги. Выше колена, там где мяса побольше.

Он говорит:

– Больно, наверное…

Он говорит:

– Ты, кстати, не бойся.

Он говорит:

– Вообще-то, всё в полном порядке.

Он говорит:

– С тобой ничего страшного не случится.

Он говорит ласково и смотрит на тебя свирепыми глазами. Безумный взгляд.

Лысый проворно отрезает большой кусок мяса. С твоей правой ноги. И запихивает его в свой мерзопакостный рот. Он жуёт с аппетитом, обильно обливаясь кровью. Каннибал сжимает в своей (будто бы политой красным соусом) руке тесак, который сверкает бликами жёлтого.

Каннибал медленно отрезает твой нос от твоего лица. Самый кончик. Он тоже суёт его себе в рот. Обрадованно и самодовольно жуёт. И сообщает:

– Тщательно пережёвывая пищу, ты помогаешь обществу.

Лысый ублюдок-людоед замахивается тесаком. Заносит его над твоей непонимающей головой… Ты лежишь в центре подвала. И не дышишь.

Потому что нечем.

– – – – – – -

– Вы хотите об этом поговорить?

Психоаналитик (белая рубашка, чёрный галстук в полоску, коричневые брюки, бежевые туфли, пробор, гладко выбритое лицо) внимательно глядит на женщину (розовое платье в обтяжку, почти не скрывающее шикарные ноги, туфли тоже розовые, высокий каблук, яркий макияж, красная помада, волосы распущенны), которая лежит на удобной кушетке и жуёт жвачку.

Она говорит:

– Ну да. Наверное…

Она очень сексуальна. Из выреза розового платья вылезают куски её (Лилианна выходит из-за кулисы, на сцене нет вообще ничего. Полутьма.), разумеется, не видны. А он хочет их увидеть.

– Вы хотите об этом поговорить? – Спрашивает женщина, неторопливо стягивая с себя трусики «на верёвочках». Психоаналитик говорит:

– Моя жена меня абсолютно (На сцене без единого звука появляется Лжец).

Он жалуется своей пациентке.

– Моя жена ничего не (Говоря о чём-то псевдоважном, Лилианна повернулась к Лжецу не дольше, чем на секунду. Тот, в свою очередь, учинил (аб)сурдоперевод слов блондинки-подруги, нарочито кривляясь.).

Женщина в розовом на кушетке кидает свои трусики через голову. Они попадают в лицо разгорячённому психоаналитику. Тот продолжает:

– Она постоянно жалуется, что не получает удовольствия. Она никак не может кончить со мной. По-настоящему. Болтает во время секса без умолку. А иногда молчит, противно и глупо.

Пациентка слушает психоаналитика, жуёт жвачку и (На сцену добавляется Красавчик в маске молнии.) одновременно.

Позвоните Гиннессу. Пора обновлять дурацкую Книгу Рекордов.

Мужчина сдирает с себя галстук в полоску. Он (мужчина, не предмет гардероба) натужно орёт:

– Я нормальный человек! Я хочу нормально (Красавчик зловеще приближается к Лилианне, а Лжец продолжает молча «хохмить».), женой!

Сексуальная женщина в розовом (В руке Красавчика оказалась ярко-алая роза, которой он, по всей видимости, собрался причинить коротко стриженной блондиночке вред…), лёжа на кушетке. А психоаналитик орёт:

– У меня, наверное, комплекс какой-нибудь! Вы хотите об этом поговорить!?

Он не выдерживает и вскакивает с места. Он расстёгивает резким движением ширинку своих коричневых брюк. И суёт свой (Парень в маске молнии нападает на беззвучно говорящую Лилию, орудуя розой, точно молотком.) эрекцией вперёд. Стойко и мощно. Женщина перестаёт (Девушка перестаёт «произносить» слова. Лжец не вмешивается.). Она слегка удивлена. Её глаза вытаращены от возбуждения. А половой орган психоаналитика начинает (Ничего страшного не происходит.). Трёт изнутри (Красавчик машет над девушкой цветком, имитируя буйство серийного убийцы. А Лилианне всё равно…) по языку, цепляясь за зубы. На (Тут Лжец вынимает из кармана куртки пистолет и совсем без подготовки стреляет себе в голову. Пуля, как бабочка без крыльев, вылетает из «кокона» его мозгов. Музыкант-самоубийца падает на подмостки с глухим стуком.) налипла жвачка.

Женщина в розовом оголяет свои по-хорошему огромные сиськи, водит пальцами по твёрдым соскам. Туда-сюда-обратно. Трёт их. Стойко и мощно. Психоаналитик, продолжая (Парень в маске прекращает «розовый разнос»… Лилианна смахнула с плеча алые лепестки и поклонилась темноте в зале. Занавес.) между красных губ клиентки-пациентки, спрашивает:

– Действительно, у меня комплекс?

А та не может ответить, так как рот её занят.

+ + + ++ + + + + + + + + ++ + + + + + + + + + + + + +

Красавчик просыпается. В окошке небо отдаёт бледно-синим. И немного пепельно-фиолетовым. Светает (медленно, почти вяло). Ещё сквозь стекло виднеется обветшалое дерево. Морщинистый ствол. Желтоватые листья.

И также слышен чей-то крик. Стоны, переходящие в судорожные вздохи. И наоборот.

Красавчик тихо идёт на неожиданный звук. Деревянный пол мерно поскрипывает, когда он шагает… Красавчик открывает дверь в одну из комнат (ту самую). Сахар лежит на кровати. И стонет, стонет, стонет.

Девушка спит. Она самозабвенно вскрикивает во сне. Жарко. Ещё мгновение. Стихает.

Где-то далеко завыла собака. Жалобно и по-особому протяжно.

Красавчик пошёл в холл. Включил телевизор. Синеватые молнии блеска от экрана смешались с предрассветной полутьмой, аккуратно рассеивая её в пространстве комнаты.

В тишине осеннего сумрака перед зарёй. В Жёлтом доме номер 16 кто-то смотрит аргентинский сериал с Марией Селестой Сид в главной роли.

Легенда о машинисте

– Люди, вашу мать, помогите! Я больше не могу! – кричит Август громко, надрывно и весело.

И поясняет:

– Это однажды прокричал парень, с которым я учился в школе. Он во время урока вскочил с места, залез на подоконник и стал орать в открытое окно, держась руками за решётки. Кричал, пока его не сняли.

Красавчик сдержанно улыбнулся.

Они вдвоём идут по железнодорожным путям. Словно несчастные, готовые совершить акт суицида. Подождать какой-нибудь состав-призрак и кинуться на рельсы. Август говорит:

– Знаешь, в этом месте можно увидеть очень много частей человеческих тел. На путях. Жестокая аллегория. Или что-то в этом роде, не помню… Но тут с фатальным постоянством обнаруживаются руки, ноги. Головы… Как будто поставленное на конвейер смерти производство.

Он шагает по рельсам, удерживая равновесие. Красавчик глядит на его левую руку, на палец «под номером шесть».

Красавчик отворачивается. Вокруг – щебень, железнодорожные пути повсюду, жёлтые и красные деревья, вдалеке стоят рядком кирпичные гаражи. Август говорит, посматривая на Красавчика:

– Виной всему, основной причиной этих отрубленных частей тела, являются машинисты. Люди, которые управляют поездом, который везёт других людей или пищу для других людей.

Август говорит, а ветер весело играет его (сегодня) металлическими «волосами»:

– У машиниста есть всё, что нужно. Специальные «гостиницы» для отдыха между поездками. Провиант и питьё. Но не выпивка. Пьяный машинист не имеет права вести состав. А трезвый со спокойной душой отправляется в путь.

Август говорит:

– У машиниста весьма приемлемая зарплата. Ему полагаются кое-какие льготы. Он может бесплатно поехать с семьёй на курорт к морю во время отпуска или ещё куда.

Красавчик внимательно слушает. А его друг. Гомосексуалист. Август. Говорит:

– Только за все эти блага машинисту надо убивать людей. Поезд не может так просто и быстро остановиться. Можно только посигналить гудком в надежде, что тебя услышит какой-нибудь будущий покойник, зачастую пьяный настолько, что даже слышать уже не может.

Красавчик ступает по щебню. А Август говорит:

– Машинист за свою карьеру видит множество убийц и убийств. Коллег и жертв. Он своим составом переезжает кучу народа. Тех, что хотят умереть. Или тех, которые просто в бухом состоянии дрыхнут на путях. Этих будущих мёртвых перемалывают колёса вагонов, в которых сидят люди. Или в которых везут пищу для людей. А управляет всем машинист… Жестокая аллегория жизни.

Красавчик молчит.

Оба шагают по железнодорожным путям. Приближается поезд. Но машинист даже не думает тормозить. Или сигналить гудком.

Август и Красавчик ступают в разные стороны от рельс. Между ними шумно проносится пассажирский состав. Люди пялятся на обоих из окон вагонов. Кто-то плюёт в Августа, но комок слюны и соплей цели не достигает.

Поезд уносится вдаль. С машинистом во главе.

Август говорит:

– Кстати, на сленге хипстеров наркомана называют по-разному. Наркот. Торчок. Мусорный. Нарик… Машинист.

Красавчик глядит на синеющее над жёлтыми деревьями небо. И произносит:

– Жестокая аллегория.

Август улыбается и добавляет:

– Но интересная.

Пророк

Я сижу на потолке и пишу:

Он был подставным. Работа такая. Тяжёлая, но интересная. Интересная, но не смертельная. По вечерам он одевался, предварительно получив «заказ», и шёл туда, где люди обычно развлекаются. Зал филармонии, тетра, цирка, ещё какой-то зал с жёлтой лепниной чуть ли не на сиденьях у зрителей.

Я начинаю изнывать от жары (так как мне холодно). И я пишу:

Однажды он отправился работать. Надел серый свой свитер, чёрные джинсы. Что он надел на ноги, я так и не придумал. А он уже сидел в чуть затемнённом зале. На сцене сплетал свой обман фокусник-иллюзионист. Он (фокусник, маг, мать их) уже благополучно разрезал надвое отважную глупую женщину из зала. Шёл звук прямо-таки победоносных аплодисментов.

Мне почему-то вспомнился Рим, Колизей и гладиаторы, погибающие под почти идентичные звуки.

А он ждёт своего часа. Отступать-то некуда. Спасения нет. Он ждёт…

А я весь трясусь от холода, сидя на потолке. Я пишу:

Иллюзионист объявляет:

– Для следующего номера мне вновь нужен некто из зала. Кто-нибудь. Кто угодно!

Это сигнал. Это знак. Наш герой поднимает руку. Это он. Это его работа. Подставной сидит. Подставной ждёт. Подставы…

А я пишу с закрытыми глазами то, как фокусник уверенной поступью идёт к нему по проходу. Люди с интересом смотрят на всё происходящее. Они ждут.

Все ждут (даже я), а иллюзионист-маг-волшебник (сукаблядьтварьпадла) останавливается у места, на котором сидит подставной и ждёт.

Тавтология за тавтологией. Я плююсь, но пишу дальше:

Он выхватывает пистолет (револьвер, чёрный, крупнокалиберный, блестящий) и целится им в него. (Кто? В кого?) Ему в голову. Он стреляет ему в голову. Он падает. Нет, не падает. Он оседает, а он смотрит на то, как он оседает. Мякнет. Какую-то женщину забрызгали его кровь и мозги. «Простите, мадам, мне мою неосторожность.» Она начинает аплодировать и смеяться. Мозги текут у неё по причёске, по виску, по щеке, проворно скользят к уголку рта. А она аплодирует. Фокус удался. Вот уже аплодисментами гремит весь зал.

Мне вспоминается Колизей.

Я убираю ручку и улетаю в глубь внутренней вселенной…

Пророк (это была его кличка) закончил читать, нервно глянул на слушателей, перебирая мятые листы руками.

– Рассказ, конечно, своеобразный. Но всё же, кто там кого убил? – Сахар мило посмотрела на автора. Тот несколько раз погладил свою голову. Улыбнулся и сказал:

– А это совсем не важно. Главное, что все развлеклись, увидев убийство человека. Человека! – почти прокричал он страшным шёпотом.

Пророк опять улыбнулся. Запрятал рукопись в затёртую грязную папку серого цвета и вручил её Лилианне. И спросил, прищурив глаза:

– Покажешь мне свои новые картины?

Лжец вышел на балкон. Он как раз собирался слушать очередной OST (достал с большим трудом) или какой-нибудь рок-мюзикл. Решал, что выбрать первым для дегустации, как вдруг припёрся этот странный чудак со своими идиотскими рассказиками. Лжецу всё равно Пророк очень нравился. С ним было весело и нескучно.

А Пророк по-прежнему не отставал от Лилианны. Он говорил:

– Один мой друг, «по небытию», очень хочет быть таким же, как Мотоцикл-бой, когда умрёт. Он заблаговременно сделал такую же причёску и нашёл на помойке проколотое колесо от мопеда, с которым не расстаётся ни на миг. Это, на мой вкус, уже слишком!

Пророк говорил:

– Ты знаешь, я тебя очень люблю и уважаю, но хочется чего-нибудь удивительного в твоём исполнении.

Хозяйка дома погладила свой бледный шрам на щеке и легла на кровать уже с ногами (до этого момента она лежала на ней без ног, кои сейчас возложила на подлокотник близстоящего старинного кресла). Лилия весело пояснила:

– Я в последнее время не пишу столь много, как ты. У меня есть кое-что из старого в подвале, если хочешь…

– Хочу. Конечно, хочу. – Он подождал, пока Лилианна поднялась, подал ей руку с дурацким и благородным выражением на роже. И они пошли вниз. Красавчик услышал отдаляющийся голос хозяйки дома:

– Кстати, когда ты сбреешь бороду? Такой молодой, а всё с этой бородой…

Сахар тоже вышла из комнаты. Скрылась в одном из многих покоев. Дело в том, что она озабочена одной затеей. Она тренирует мышцы влагалища.

Руководство по сборке «тренажёра» вычитала в какой-то газете. Нужна «груша» для накачки воздуха. От неё идёт шнур к «камере», в которую и поступает этот воздух. Шнур тянется через манометр к «рабочему элементу», точнее – презервативу. А он уже вставляется, так сказать, в этот самый слабый орган, мускулатуру которого и следует укрепить.

Сахар этим и занимается.

Сейчас она заперлась в комнате. А ещё она вычитала (но уже в Интернете) про некую пожилую особу. Бабушка не пила ничего и не ела целых 4 годика. Бодрая, нормально себя чувствует. Во всяком случае, так написано в Сети.

Пророк и Лилия поднимаются по лестнице. Мимо них проходит Август. Пророк «вещает» непонятно кому:

– У меня появилась отличная идея для новой книги. Главный герой – молодой мужчина с хорошим юридическим образованием. И у него раздвоение личности. Он одновременно адвокат и прокурор. Как мистер Джекил и доктор Хайд.

– Наоборот, – поправляет Лилия. – Доктор Джекил и мистер Хайд.

Пророк рассеяно кивает.

Он писатель. Он всегда немножечко не в себе.

Иногда Пророк заходил летом и спрашивал: можно ли погреться у вентилятора. Он сидел с протянутыми к вентилятору руками, тёр ладони друг о дружку, словно сильно замёрз. Хотя всегда в жаркие дни надевал куртку.

Ещё Пророк всегда говорил, что хочет написать книгу и посвятить её тебе. Эти слова должны быть в заглавии. «Посвящается тебе.»

Также Пророк повторял, что Бог ненавидит Христа. Бог допустил страдания своего сына, потому что очень этого хотел. Он радовался мукам Иисуса. Словно садист какой.

Пророк говорил: «А может, они спутали Бога и Дьявола? Что, если рай – самое ужасное место?»

А ещё он сообщал многозначительно: «Всё заканчивается на 16-ти.»

Иногда Пророк заявлял: «Я мечтаю быть сбитым не автомобилем, но велосипедом…»

Лжец направлялся в ванную. Красавчик никуда не шёл, а спал в кресле (ночные показы аргентинского сериала приводят к недосыпу).

Лжец зашёл в ванную. И резко оттуда вышел. Безо всяких вытекающих водных процедур. К явно взволнованному парню невольно поспешили Лилианна с Пророком.

– Эй, да что с тобой? – блондинка Лилия заглянула в глаза другу, придвинулась вплотную. Лжец указал на дверь ванной комнаты. И сказал:

– Там Морская Богиня.

– Да!?! – серьёзно переспросил Пророк. – А кто это?

Лжец пояснил:

– Я иду, иду, иду. Открываю дверь. А там – Кира! Морская Богиня. Стоит и смотрит на меня с плохо скрываемой жалостью во взгляде.

Пророк резко мотнул головой, закусил губу, шумно вздохнул и разразился нижеследующей тирадой:

– Пора покинуть эту систему. Перебраться в другую… Уснуть. Умереть. И видеть сны, и ничего не видеть… Если ты – никто, то ты можешь быть кем угодно.

В это время мимо них, игриво виляя бёдрами, прошла Сахар. Затем заперлась в ванной.

– Она там одна? – спросил Пророк у стены. – Вот что интересно…

А далее он сообщил Лилианне кое-какую (важную) информацию:

– Я, когда шёл к вам, встретил своего деда. Он отлично выглядел. Мы поговорили, попрощались. И только потом я вспомнил, что мой дед умер несколько лет назад. Он был мёртв! А я – нет.

– Бывает, – шепнул Лжец Лилии на ухо. И всё-таки удалился.

Сахар вышла из ванной. Она приняла быстрый душ, а вытираться не стала. Капельки воды маленькими бриллиантами блестели на её чуть смуглой коже. Она только промокнула мокрые волосы махровым полотенцем. Таким же пользуешься ты?

Пророк сразу же как-то оживился. Обсыпал Сахар комплементами.

– Ты прекрасно смотришься в любой одежде. А без неё – так ещё лучше. Склони голову чуть вбок. Да, да. Нет… Мадам, вы божественно пошло милы и красивы. Вы идеальны…

Сахар довольно улыбнулась. И удалилась одевать себя, кинув полотенце на лестничные перила. Пророк поглядел на свои наручные часы.

– Ровно 16! – возвестил он. – Мне пора. Всем пока!

Лилианна стояла рядом и рассмотрела циферблат. Стрелки никуда не спешили. Они вообще не шли.

Часы были сломаны.