Текст книги "Япония, Китай, Корея"

– Можно узнать, о чём ты на этот раз соизволил поведать нашим читателям? – вопрос Пиццы словно сложился в гибкую незримую трубочку и мягко просочился Чайне прямо в мозг (в тот его «кусочек», который отвечал непосредственно за общение с дебильным напарничком по работе).

– Я написал про то, что жизнь – это не только киберприспособления, цифровые «фантики», виртуальная веселуха и прочее. В ней есть еще и полчища маньяков-убийц, несущих миру смерть…

– Полчища? Ты прямо так и написал? – Пицца с ехидным любопытством искоса посмотрел на коллегу, скрывая за улыбочкой почти привычный смех над проделанной работой напарника по журналистике. Чайна строго сказал:

– Вхерачивай туда свой лучший заголовок, а я пойду пить кофе.

Многочисленные группки людей оккупировали коридоры и кабинеты редакции. Полукруглый экран в холле щедро выдавал то ли порции рекламы, то ли некий эфир политической программы, в котором странным образом чередовались представительно-серьезные дядьки в костюмах и полуобнаженные девушки с «заоблачными» улыбочками под макияжем измученных глаз. Кофейный «шкаф», как обычно, дымился слабым переливом огоньков, предлагая кучу сортов кофеиновой дряни на выбор.

Чайна придвинулся к передней панели аппарата с бодрящим напитком и бросил куда нужно монетку, выбрав наименование буквально наугад. Из облака людей нежданно «выпрыгнула» Тая – хорошенькая блондинка, местная сотрудница.

Она работала где-то в другом отделе, в основном занимаясь любовными историями, придуманными для читателей, исследованиями романтических отношений, а еще (конечно же) – довольно похабной подборкой поз при половом акте.

С Таей Чайна в свое время учился на одном факультете, рождавшем «суперзвезд журналистики». Она была мила, общительна, по-своему грациозна и очень амбициозна.

– Привет! – поздоровался парень первым.

– Здравствуй. – Она мягко сверкнула зубками; крайне привлекательная улыбка. – Как твои дела?

– Кропаем потихоньку.

– Похвально.

– Почему мы так редко встречаемся? – Парень придвинулся ближе, уже забыв про какой-то там кофе.

– Не знаю. Должно быть, график работы у нас слишком разный…

Они немного помолчали, глядя в лица друг дружке. Таечка вдруг оживилась:

– Тебя начальство не достало? Меня они уже просто бесят! Представляешь, на прошлой неделе приношу им отличную статью для колонки. А они мне говорят, причем даже ее не читая, что ее, возможно, писала не я! И это все после моего досконального расследования на тему: стоит ли ковыряться в заднице вашего мужчины при сексе!

– Хорошо хотя бы то, что ты решила ограничить этот вопрос только лишь сексом.

– Ха! Шутишь как парализованный завистью. Не хочу тебя слушать… Как-нибудь увидимся! – резвый разворот, и Тая покидает пространство встречи.

Чайна вернулся к себе за стол.

– Только что видел нашу Таю у кофешкафа.

– Серьезно?! – Пицца прекратил играться в карточные гоночки на гибком мониторе, проявляя самый неподдельный интерес. С Таей он тоже познакомился еще в литинституте (который, кстати, так и не закончил; именно поэтому его привилегией являлись только заметные заголовки, а не написание «полнокровных» статей).

– Ага. – Чайна кивнул в знак подтверждения. – Она мне практически нахамила. Из-за собственных неприятностей.

– Да брось ты… Мне грезится, что у нее довольно добрая душа.

– Душа-то добрая, а тело злое.

Тут Пассия, ворвавшись в поле общения двоих напарников-журналистов, на правах старшей сотрудницы бесцеремонно их прервала:

– Наш отдел переброшен на передовую! Мне поручили личное расследование. А кто тут мои лучшие работнички? Вы, конечно. Вы! В общем, сегодня ближе к ночи идем охотиться на маньяков-убийц.

Ее грудь «пристроилась» прямо напротив лица Чайны, который волнительно выпрямился на стуле.

– А это не опасно? – с сомнением в голосе осведомился Пицца. Редакторша красиво (но с видимым злорадством начальницы, не терпящей сомнений или неподчинения) усмехнулась, подавшись вперед и склонившись над «мастером убойных заголовков».

– Это так же опасно, как спорить со мной в разгар «лунных дел». Надеюсь, ты понял? – Пассия выпрямила спину и, полная агрессивной энергии, повернулась к Чайне своей соблазнительной задницей. – Встречаемся в полночь у старого кинотеатра, – кинула она через плечо, прежде чем убраться восвояси.

Троица журналистов притаилась в небольшом палисаднике, укутанном обезличенной тьмой. Они ждали, когда в поле зрения возникнет (непременно возникнет) один из серийных убийц, орудовавших на этой территории. Маньяков в городе развелось так много, что кто-нибудь здесь все равно бы появился. Рано, поздно или же очень вовремя.

Позади «наблюдательного пункта» темнел целый дом, построенный из собранных кубиков Рубика. А перед ним, прямо через дорогу, располагался заброшенный кинотеатр (который до сих пор не прибрал к рукам никто из дельцов на рынке недвижимости). Здание оградительно защищал железный забор, более всего напоминавший желе – настолько ветхой виделась его надежность. Через него можно было рассмотреть дико растущие кустарники, облюбовавшие местные дыры в асфальте, типичный мусор для «призрачных» строений и дешевейшие силуэт-афиши, которые так никто и не своровал.

Даже в это время суток по улицам перемещались прохожие: дурацкие парочки, обнаженно целующиеся, студенты, ищущие наркоту, полицейские, выслеживающие наркоманов и дилеров, шлюшки обоих полов, перемежаясь с третьим и четвертым полом предоставления услуг, торговцы лунными цветами, очками от солнца и прочей издевательской чепухой…

Чайна, Пассия и Пицца притаились под звездами, висящими довольно низко этой ночью. За оградой кинотеатра что-то «трепыхнулось», возникло смутное движение. Чайна ткнул красотку-начальницу в бок, та же, быстро поняв, в чем дело, легонько шлепнула почти задремавшего Пиццу по волосам, тот сразу же навострил зенки.

Маньяк по прозвищу Шизофреноид (левый глазик зашит, железо зубов с оскалом, решетка легких выдает грудину, выпадая очень так слегка, ноги как ноги, слегка кудрявая башка) продвигался с жертвой за шкирку прямо из списанного кинотеатра. Жертвой оказалась до ужаса напуганная дамочка среднего возраста, средней внешности и, наверное, среднего достатка.

– Звони в полицию! Пусть пришлют ближайший патруль. – Повелительный тон Пассии заставил что-нибудь предпринять. И, пока Пицца оживленно стал щелкать по клавишам плоской «трубки», Чайна (возможно, опрометчиво) бросился в сторону темной громадины здания напротив их укрытия. Парень решил помешать убийце.

Добежав до прозрачно-хлипкой ограды, журналист с силой уперся в нее руками, создав резкий звук плюс вибрацию. Шизофреноид, дернув головой, вперился в нежданного свидетеля злобным взором единственного глаза. Чайна всем видом дал понять, что никуда не уйдет.

И тут на территории перед заброшенным кинотеатром, как новая фигура на резной доске, возникла девушка. Она выскользнула из-за угла, ведущего к черноте проема, который некогда являл собой боковой вход/выход. То, что это была именно девушка, почему-то не вызывало никаких сомнений. Голубоглазый демон.

Она напоминала самурая в доспехах. Будто бы в цельнометаллическом боевом обмундировании. Вся киберконструкция грозно поблескивала, оставаясь при этом потрясающе изящной. Девушка-воин свела перед собой руки, образуя предплечьями букву «икс».

Металлические же конечности Шизофреноида с лязганьем вздрогнули, вынудив его пленницу тихонько заскулить. Бешеный глаз маньяка (тот, что не был зашит тонкой проволокой) опасно сверкнул, но убийца больше ничего не успел сделать.

Девушка в доспехах быстро развела руки в стороны, и оттуда, где секунду назад находилось их «перекрестье», вырвался свет, пучок, шар, молния света.

Удивленный Чайна увидел, как «сияющий снаряд», прорезав полутьму с хлестким звуком, угодил в горло Шизофреноида, прожег его насквозь, а затем – испарился. Женщина-жертва испуганно вскрикнула, а серийный убийца выпустил ее, моментально утратив хватку, и рухнул мертвым на землю, забрав всю свою боль с собой.

Чайна (с видом, будто его самого только что убило током) пристально уставился/посмотрел на эту ненормальную. Ее грудь заметно вздымалась под кирасой. Маньячка красиво коснулась ладонями своей латной юбки; в её до безумия божественных глазах Чайна прочитал явный намек. Такого эротического подтекста в столь неподходящей ситуации парень даже не мог себе представить (а ведь он все-таки был журналистом по профессии).

Еще секунда наблюдения – и «железная» красавица исчезла едва ли не так же, как снаряд ее смертоносного оружия. Она «растаяла» в тенях…

– Ты одурел?! – начальница-редактор, подоспев к финалу событий, быть может, решила сорвать злость за собственную нерасторопность (или, возможно, по-настоящему озаботилась судьбой ближайшего подчиненного). Напарничек Пицца с пораженным видом «припарковался» рядом с ней, с неожиданно пронзительным укором всматриваясь в Чайну. Он, кстати, успел сфотографировать «металлическую» маньячку на телефон.

За оградой перед заброшенным кинотеатром сдавленно всхлипывала шокированная женщина, так по-настоящему и не ставшая жертвой.

Луна наполовину наша.

Бледная, стесняется там, отраженная в зеркале космоса. Ей хочется показать свою наилучшую часть, очень смело, очень красиво. И не может она ее показать…

Пара фонарей, видимых из моего (морозного?) окна, строя мне «глазки», хищно, без жалости, но с давлением вечности тлеют в черном времени ночи.

Сейчас я называю себя Чайной. А Чайна зовет себя мной.

Мы с ним прогуливаемся вдоль немыслимо/неисчислимо долгих витрин, темень которых чересчур приукрашена. Чайна одиночество любит. А в этот миг ему на шею брошен свет луны. Мурлыкающий дым перерастает в Трупный Джаггернаут, лица-колеса которого отчаянны, критичны, вязки, сумасбродны, ненавистны, неудобны, гладки, смертны, ностальгичны, ненавистны, надменны, жалки, ярки, восхитительны, любимы кем-то, ненавистны…

Десятилетия назад/десятилетия вперед – все светится во мраке: звуком, слабостью, злостью. Мы с Чайной (он думает, что будто он один; наивный) смотрим на луну, а чудовищная «колесница» ускользает в глубину. И улицы роняют именно тот свет фонарей, который им ронять предписано.

Чайна тормозит возле лавки фотоподделок. Дверь внутрь открыта. Мы заходим.

Пустота (на вроде той, когда в аптеке нет никого, а ты внезапно так смертельно болен), но полки было чем заполнить. Мрачный атлас крепдешина сливается со слабенькой подсветкой. Сотни фоток вдоль стен. И на каждой почти что-то важное: чей-то дурацкий семейный праздник, ангелы, сделанные из дерьма, женщины в пышном белом, моложавые красавцы, далее превращенные в обрюзгших идиотов, прославленные спортсмены, спрятанные сановники, веселые парни, играющие полицейских, сносные актрисы планшетных данных, девки в жилетках, маркие твитты, нацистские снайперы, повторяющиеся из прошлого, несколько жен президентов разных стран, покерные карты кверху рубашками при самой выигрышной «схеме». И что-то еще…

Ряд фотографий вызывал особый интерес. Худые кости Холокоста. Чудовищная сперма смерти. Сброс бомб из бомболюка. Истерика Гитлера. «Гриб» над Хиросимой. Улыбочка Мао Дзэдуна.

Маяк темноты владел местностью вокруг. Нас с Чайной тоже сфоткали. Кто это был? Не знаю. Ласковая ручка, тончайший женский аромат, приятно думать. Горела свечка на столе, у зеркала. Кроватный сок истек.

И фотографию убил огонь.

Дата 30 февраля на календаре никого так и не оправдала.

Новый день выгнал Чайну из дома. На улице было ясно и чуть прохладно; лица людей почему-то казались нечеткими, затертыми при помощи какого-то шрифта. Да и не нужны они ему. Молодой журналист думал о голубых глазах той ненормальной в опасных доспехах. Ему хотелось снова увидеть эти глаза.

Толпяк в редакции даже не предполагал рассасываться. Сегодня все это напоминало оживленный восточный рынок в самом разгаре торговли. Добредя до рабочего места, Чайна плюхнулся на стул и было собрался опять уснуть, чтобы просто побыть в одиночестве, но напарник по службе, не переставая весело посматривать на все вокруг, «отобрал» у него такую возможность.

– Не время дрыхнуть, коллега! – Бодро обратился он к Чайне, а после понизил голос. – Пойдем-ка прогуляемся кое-куда.

– В ближайшую кофейню, я надеюсь? – произнес Чайна, поднимаясь из-за «кровати».

– Пусть это для тебя будет веселым сюрпризом. – Ответил Пицца, чуть обернувшись. И они пошли…

У входа в кинотеатр, на самом деле чуть левее входа, тусила просто тьма людей. Пицца «проламывал» толпу, а Чайна старался успеть за ним следом. Откуда у почти постоянно ленивого до служебных дел напарничка взялась такая прыть – понять было сложно.

Чувак по кличке Белый Кит-касатка неожиданно ждал их обоих у этого «левого» входа. Смотрелся он в тот момент как человек, пришедший за твоим читательским билетом.

– Всем здравствовать не пожелаю. – Кит поприветствовал журналистов, которые канули в глубину кинотеатра вслед за ним. Там был довольно неуютно-долгий коридор, ведущий в некое подобие подвала. А кинотеатр, кстати, назывался «Сияющие грезы».

В самой дальней комнатенке расположилась штаб-квартира Кита. Работал он, естественно, кинопроекторщиком (плюс постеромонтером). Его могучая фигура занимала чуть ли не большую часть пространства «подземной» комнаты. Пицца, держащийся вольготно и даже расслабленно, будто находился дома у своей любимой подружки, вместе с Чайной примостился у двери («обитой» фотками жертв Джека-Потрошителя и некоторых других маньяков).

Чайна пугливо поежился, глянув на этот фотокошмар, отвернулся и принялся изучать татуировки иероглифов на коже Белого Кита-касатки. Они виднелись из-под майки.

– Напомните, что вам двоим здесь нужно? – Белый Кит сел на стул, который пристыженно скрипнул.

– Информация, конечно. Помноженная на твою помощь. – Произнес Пицца с вежливой улыбочкой. – Помнишь, кстати, что ты мне должен?

– О, да. Такое забудешь… – Монтер-проекторщик (смотревшийся как байкер-бодибилдер, недавно завязавший с рестлингом) будто терзался сомнениями пару мгновений, а потом спросил: – Я точно могу вам помочь?

– Ну, ведь это же ты – спец по всем, кто появляется вблизи любого кинотеатра. Даже если он уже давно закрыт.

Была у Белого Кита такая странная способность. Порой полиция пользовалась им в качестве этакого «локального» информатора.

– Кто-то не так давно пришил пресловутого Шизофреноида возле старого кинотеатра, – почти торжественно сообщил Пицца. – А наше журналистское расследование набирает ход. Но мы не знаем, в каком направлении смотреть.

– Шизофреноид, значит, мертв? Прервалось его веселье с поножовщиной.

– Да. И мы с напарником, – Пицца кивнул в сторону Чайны, – ищем убийцу серийных убийц.

– Понятно. – Произнёс Кит скучающим тоном, закрыл глаза и, моментально отключившись, брякнулся на пол.

Чайна удивленно уставился на обморочного здоровяка, затем переместил взгляд на своего напарничка. Тот дал понять, что, мол, все будет клево, как на приеме у оптимистически настроенного онколога.

Но прошло три минуты, и Пицца сам стал тормошить «эфировидца», боясь за его, вероятно, запавший мозг. Вскоре Белый Кит-касатка очнулся.

– Что ты узнал? – торопливо спросил Чайна.

– На полсекунды я полноценно заснул, но этот сыночек тысячи собак… – Кит-касатка неодобрительно посмотрел на Пиццу. – В общем так… Её имени я не увидел. Где живет – тоже. Но эта обалденная леди часто мелькает в одном и том же заведении. Оно называется «Солнечный туман». Я уверен, она будет там завтра.

– Чудненько! Рады все это слышать… – Пицца расслабленно выдохнул. Чайна взволнованно смотрел на плакат с изображением истерзанной девушки-жертвы. Та будто улыбалась (похоже, не успев понять, что мертва).

– Еще я видел вас троих. – Белый Кит притягательно прицепился глазами к парням. – Симпатичная у вас, ребята, начальница.

Оба журналиста, неожиданно смутившись, переглянулись. Хозяин комнатушки водрузился на снова скрипнувший стул.

– Ну, помог я вам?

– Наверняка. Мы тебе признательны. Особенно Чайна. – Шутливый Пицца почтительно и вместе с этим абсолютно несерьезно едва ли не отвесил легкий поклон. – Кстати, Кит, ты никогда не обращал внимание на то, как неспешно ты проводишь свое существование? Может, стоит поменять систему? Начать жить чуть быстрей?

– Медленно живу, говоришь…

– Демоны в душе – еще не повод кого-то критиковать. – Пицца развел руки в стороны, затем ловко «вмазал» их в карманы джинсов.

– Считаешь? А у меня их нет и не было. – Кит усмехнулся, давая понять, что слова прощания для них излишни.

Уже на улице, под вывеской «Сияющие грезы», журналюги-напарники, опять попав в толпу, почувствовали тягу хоть как-то обсудить все случившееся. Если б Чайна курил, то сейчас он именно это бы и делал. Затягивался бы какой-нибудь дурацкой сигаретой, чтобы все прояснилось.

– Значит, завтра. Предположительно. – Он поглядел на Пиццу, весомо плюс пронзительно. – Как вечер проведешь?

– Останусь дома… Почитаю сборник надписей Барта Симпсона на доске.

– Я не читал, но уважаю.

На том и разошлись. До поры.

Новая искра сна.

Когда-то давно я видел один сюжет по телику: законно послушный гражданин «истребил» автоугонщика. А дело было так…

Туповатый дядя, немало подвыпив, всего-то решил сличить номер одной из припаркованных напротив Центра Культуры машин с каким-то номером в своей измученной башке. Тут выбежал обеспокоенный владелец транспортного средства.

Выстрел прозвучал равно как выстрел. Мудила, что карябал ногой номера, прилег помереть на асфальт, присовокупив к полупустой черепушке увесистую пулю. Отчаянный гражданин был разве что не удостоен медали. На его движимое имущество покушались – он ответил адекватно. Дело закрылось, подобно крышке гроба на похоронах того выпившего лишку бедолаги.

Фашистское фисташковое мороженое пользуется особой (извращенной) популярностью. Оно, правда, отдает гарью и может вызвать дистрофию от чрезмерного употребления. Но кого когда это все останавливало?

– Когда я не смогу быть рядом, ты всегда найдешь человека, который сумеет сберечь от всего такую красавицу…

Она улыбается самой счастливой в мире улыбкой, ее отец, счастливый, любуется дочкой, а я, попутно вглядываясь в результаты «вычислительной машинки» в башке любого стандартного мужчины (она показывает – хороша ли женщина телом или не очень), выхожу и иду. Соль света, мрак светит.

Куча телок с поддельными сиськами (как со вставными челюстями). А выглядят отлично.

А я смотрюсь на снимке со спутника еще лучше.

Новейшая стройка с паучьим взором голых окон выглядит просто чудовищно издалека. И прямой снег – он совершенно чистый – «капает» из темного облачного чрева ночью. Он даже льется. Льется на пустые окна комнат, где могли бы быть трудяги и работяги, депутаты и проститутки, сыщики и бандиты, торговцы наркотой и наркоманы, беременные и доктора абортов, дворники и мусорщики (а это не одно и то же?), свидетели Иеговы и плотники, почитатели Чаплина и просто безумцы, однолюбовные страдальцы и глуповатые соседки, оступившиеся демоны и самоуверенные ангелы, праведная женщина и праведный мужчина…

Спутник уходит за возможность вещания.

Пассия вызвалась сопровождать напарников-журналистов по расследованию. И без возражений. У «Солнечного тумана» тусовались ярко выраженные студенты плюс прочая молодежь. Серийная маньячка в самурайских доспехах? Да неужели…

– Кит не мог нас обмануть, – Пицца высказал свою точку зрения, усевшись на скамейку напротив заведения. – Не такой он инфокрад, каким кажется.

– Помолчи. – Отгрызла его слова красотка-начальница. – Сейчас посмотрим, какие вы добытчики сенсаций.

– Может, внутрь пройдем? – предложил Чайна скромно.

И они прошли внутрь.

А там было: много народу; обстоятельный интерьер; скудные официантки; веселые детки в «загоне»; один свободный стол и очень скучающий повар.

Чайна, Пассия и Пицца заняли довольно вольготное для наблюдений место. И заказали только напитки.

– Никаких пицц, – пошутил напарник Чайны, осматривая своды зала. Посетителей в котором не убавлялось.

Чайна просто пил пиво, пытаясь преодолеть общий напряг, когда появилась она. На ней не было доспехов или другого обмундирования (если не считать того, что любая девушка надевает для привлечения внимания мужчин).

Он узнал ее глаза.

Безумные вне красоты, красивые в самом безумии.

Маньячка прошла мимо Чайны и заняла кстати освободившийся столик рядом. Он спиной мог «пощупать» ее; светловолосую, стройную, привлекательно-красивую. Она его, кажется, не узнала.

Начальница Чайны внимательно смотрела на парня, подчиненного сейчас совсем не ей, а чарам явной дивы (если это можно так назвать), сидящей за соседним столом. Чайна указал на голубоглазую убийцу и прошептал:

– Это она.

«Мастер заголовков» Пицца, перестав хлебать пиво из магнитного стакана, опасливо уставился в сторону той девушки. Пассия же несколько секунд оценивающе глядела на голубоглазую. А затем решительно подсела прямо к ней.

Чайна с напарничком, ошеломленно переглянувшись, следили за негромкой беседой двух девиц. Пассия и маньячка смотрелись как пара соперниц, тщательно скрывающих взаимную неприязнь, граничащую с легкой ненавистью.

Вот начальница командным жестом пригласила пересесть парней-журналистов за столик голубоглазой. Они без промедлений подчинились. Близость к серийной убийце-девушке будоражила Чайну.

Вокруг было так много народа, все казалось таким безопасным…

– Я не скажу вам своего имени, – произнесла голубоглазая почти нежно. – Если хотите сделать интервью со мной, тогда я ваша. Но ничего личного не ждите.

– Да. Конечно. Мы на это согласны. – Серьезно озвучила редакционную позицию Пассия. – Поговорим о нюансах и тонкостях будущей статьи…

Чайна неотрывно смотрел на это чудо: светловолосая девушка не производила впечатление безжалостной убийцы в самурайских кибердоспехах, абсолютно никакого. Наоборот, сейчас она выглядела как обычная очень симпатичная сотрудница, просто зашедшая в «Солнечный туман» на обед.

Голубоглазая кинула на Чайну беглый взгляд и снова вернулась к обсуждению предстоящего интервью. Парень, поддавшись спонтанному порыву чувств, зачем-то коснулся руки девушки-маньячки, такой притягательной, до невозможности желанной особы.

И мир померк в один момент.

Слабость и тьма…

Отключенный мотор движений. Подсевший на ширево экран.

Музыка капает мне на пальцы. А голоса зовут куда-то в шкаф (или это холодильник морга)… Быть может, там расположена цветастая страна, а в ней всегда полнейшее веселье.

Бог, похоже, невероятно циничный парень.

И никакая любовь его не проймет.

Прорванная прозрачность отраженных несоответствий. Тонка линия гнева по поводу зависти к похоти шириной в две в(л)ажных полоски.

Розовый рассвет, такой же закат. Красная ночь, луна в центре.

Разовая любовь на всю жизнь (которой, похоже, больше не будет).

Пицца, Пассия и даже Тая стояли в приемном покое, следя за тем, как Чайну увозят в глубины больницы для реанимационных процедур.

– Наверное, эта девушка-маньячка умеет создавать своим телом электрические разряды… – грустно предположил Пицца. Его спутницы, как сговорившись, промолчали.

Лампы над головой мелькают и мелькают. Но света как бы нет.

– Возможно, меня даже откачают… – думает Чайна, непрерывно смотря в потолок. – Или же усыпят.