Текст книги "Цирк с конями в казённом доме"

Илья Стальнов
Цирк с конями в казённом доме

Глава 1
Бонни и Клайд мытищинского розлива

Мытищи. 1991 год. Серия квартирных краж с одним почерком – некто чрезвычайно здоровый и мощный в отсутствие хозяев вышибает дверь квартиры. Воры выносят вещи, включая крупногабаритные, типа холодильников и телевизоров. И после каждого такого действа следует звонок в дежурку, и ехидный скрипучий голос сообщает:

– А на Садовой кражу раскрыли? Не-е-ет?.. И не раскроете. Это я ее совершил.

В очередной раз звонок прозвучал с известными уже словами в четыре утра, когда дежурный сладко спал и видел третий сон. В ответ на такое поругание его права на отдых по месту службы он минут пять материл абонента последними словами разной степени цензурности, которые тот внимательно выслушивал.

На следующий день в милицию с котомкой заявился истощенный, татуированный с ног до головы мужичок с ноготок лет пятидесяти, на плече его сиротливо болталась котомка, в которой профессиональной рукой было собрано все необходимое для дальней дороги и казенного дома. Он заявил с вызовом и угрозой:

– Ну-ка, покажите мне того гада, кто меня вчера так материл!

– Чего пришел-то, болезный? – осведомился дежурный.

– Чего, чего. Явку с повинной писать. На двадцать эпизодов.

– Ну так садись и пиши.

Выяснилось, что этот доходяга после очередной отсидки нашел себе сожительницу – бабищу кустодиевских объемов и форм. Даме сей он был по подмышку, а чтобы обнять ее – это его руки раза в три удлинить надо. Подбил ее на преступный образ жизни. Они выпасали квартиру, где никого не было. Она разбегалась и задницей вышибала дверь. Он заходил в квартиру. И грузил даму сердца, как верблюда, холодильниками, радиолами, а сам, погоняя ее, налегке гордо шествовал к себе на хазу.

И все было бы хорошо, но они по-крупному разлаялись. Дама, долго не рассусоливая, засветила кавалеру в глаз и выкинула за дверь.

– Я тебе устрою, – пообещал он напоследок.

И пошел писать явку с повинной.

Следователю он долдонил:

– Это она все делала. Дверь вышибала. Тащила на себе вещи. Я же туберкулезник. Я хилый. Не могу по здоровью тяжести носить. Вы ее на подольше посадите. А меня не надо сажать. Меня вы ну никак не посадите.

– Почему? – спросил следователь.

– Так у меня справочка имеется. Хорошая справочка. Из дурдома.

Кончилось тем, что ее посадили, а его нет – справка, никуда не денешься…

Глава 2
Ехали цыгане, не догонишь

Вражеский десант высадился в Московской области весной 1992 года, быстро присмотрел место для временной базы – обустроился в Ногинском районе – и стал совершать вылазки, поставившие на уши всю столицу.

Ну а если проще – в столичный регион из глубин Закарпатья прибыл цыганский табор больше сотни человек. И теперь каждым ранним утром цыгане садились в электричку и ехали потрошить Москву – заниматься кражами, гаданием, нищенствованием. Но самая коронка – наглые принародные грабежи с участием детей от семи до десяти лет. Работали в основном по иностранцам – то есть тем, у кого в убогой постперестроечной Москве был самый крутой прикид и самые крутые тачки. Выходит гламурная фифа из «Мерседеса». Пройдет два шага, и тут на нее налетает толпа малолетних чумазых негодяев. Облепляют ее, как тараканы. Дама, ничего не понимая, пытается стряхнуть их, а они уже врассыпную – с ее деньгами и драгоценностями. Пару женщин раздели чуть ли не догола в самом центре столицы.

Поскольку работали цыгане по самым солидным клиентам, очень быстро список их жертв стал напоминать перечень гостей дипломатического раута. Там и жена английского посла, и масса шишек рангом помельче, но все равно крупных. За пару месяцев табор, особо не напрягаясь, принес России семь дипломатических нот.

Поскольку исполнители преступлений были малолетними, то по закону уголовной ответственности не подлежали, и ничего сделать с ними было невозможно. Тогда мэр Москвы Юрий Лужков и глава областной администрации Анатолий Тяжлов издали совместное постановление о разгроме незаконного поселения в Ногинском районе и выселении оккупантов за пределы региона, лучше в их родные края.

Было где-то четыре часа утра, когда в актовом зале на Петровке, 38, планировалась атака на вражеские укрепления. Михаил Денисов, начальник «цыганского» отделения МУРа, к задаче подошел с размахом и скрупулезностью. На стене висели исполненные в лучших традициях военной топографии карты с изображениями лагеря противника, расстановки наших сил и средств, направлений основных ударов. Миша самозабвенно разъясняет порядок действий: откуда заходит штурмовая группа, где резерв, приданные силы, по какому сигналу выдвигаемся.

Ну, а потом апофеоз – выдвижение на цель и атака подлого врага.

Громим мы цыганский лагерь рано утром, пока его обитатели еще не сорвались на работу в Москву. Мы вылезаем из оперативных машин на стылое подмосковное шоссе. Рядом останавливается автобус с ОМОНом. Холодрыга собачья, в легкой куртке меня пробирает мелкий озноб, карман оттягивает баллончик со слезоточивым газом, из которого надлежит обильно опылять зловредных правонарушителей.

– Начинаем движение, – приказывает старший группы.

Мы растягиваемся в цепочку. Утренний туман, хруст веток, густая лесополоса. Массивные фигуры омоновцев в серой форме, с автоматами сильно напоминают егерей вермахта, вышедших на охоту за партизанами.

Впереди маячит просвет. По рации проходит сигнал:

– Захват!

Мы припускаем вперед бегом и выскакиваем на просеку.

Картинка предстает перед нами архаично-идиллическая, из времен раннего Средневековья. На просеке расставлены палатки, шалаши, ветхие временные строения. В лужах возятся босые пацаны – это в такой-то холод. Морозоустойчивые, гаденыши, прямо как белые медведи. Босые цыганки варят на костре еду в чугунных котелках, другие прихорашиваются, готовясь к отъезду на работу. Мужчины-цыгане, как всегда, что-то жрут или кем-то понукают. Размеренная жизнь табора. И тут картина маслом: «Явление милиции цыганскому народу». Вы нас не ждали, ну а мы уже пришли.

Со всех сторон на табор накатывают бравые сотрудники ГУВД Москвы. И начинается знатная баталия.

Дальше все помню обрывками. Стук резинового «демократизатора» – это цыгану, решившему изобразить что-то крутое и непокорное, прилетает от омоновца, да так, что злодей валится на землю и особых признаков жизни не подает. Мерный стук дубинок – это омоновцы загоняют цыганских теток и детей в круг. С кряканьем удары омоновскими башмаками по ребрам – это цыган-мужчин раскладывают на влажной утренней почве. Звук защелкивающихся наручников.

Визг стоит такой, что уши глохнут – это орут цыганки. Их фирменный стиль – при задержаниях или разборках они моментально переходят на оглушительный вопль, оказывающий на неподготовленных людей парализующее действие. А могут и грудным ребенком в милиционера кинуть – такое тоже бывало. Но ОМОН к этим выкрутасам привычный. Бах, хрясь по ребрам, по ногам «демократизатором»: «В круг, сестрички, в круг, стоять и не вякать!»

Ругань, проклятия рушатся на наши головы Ниагарским водопадом. А мат стоит такой витиеватый, которого я раньше и не слышал.

– Чтоб тебе конь в глотку насрал! – это самое безобидное.

Ветер сегодня почти ураганный. Оперативники из наркоотдела вспарывают подушки, в которых цыгане любят прятать наркотики. Воздушный порыв поднимает пух, и кажется, что весной на землю обрушился густой новогодний снегопад. И в этом пуху задорно прыгает и катается, повизгивая от удовольствия, крупная, как теленок, немецкая овчарка, натасканная на поиск наркотиков.

Оперативник отводит в сторону пацана лет десяти – белобрысого, с голубыми глазами, странно выглядевшего на фоне своих черноволосых смугленьких собратьев.

– Ты кто? – с подозрением спрашивает опер.

Пацаненок гордо приосанивается:

– Я цыган.

– А волосы чего такие белые?

– Покрасились!

В этот момент главная паханка-цыганка поднимает дикий вопль:

– Чего, ирод, к ребенку пристал?! Цыган он! Мы что, только с цыганами трахаемся? Мы и с русскими трахаемся! Интернационализм! Дружба народов!

Это не легенда, а реальность – есть у цыган такой грешок, иногда подворовывают детей, когда своих не хватает. Ведь правильно воспитанный ребенок – это не только расходы на одежду и кормежку, но и добытчик, грозная боевая сила, что наглядно продемонстрировано в боях с иностранными дипломатами в Москве.

Когда весь этот безумный балаган немножко стихает, начинается обыск. Добычу мы кладем на брезент. Доллары, марки, золотые кредитки – чего только тут нет. Первый раз в жизни вижу китайские юани – целую пачку, стыренную у дипломатов из КНР. Задача у милиции простая: набрать денег для того, чтобы оплатить уже забронированный вагон до Молдавии. Денег на брезенте уже достаточно, даже с перебором. Хватит и на поезд, и на самолет, и еще на автобус.

Паханка не унимается:

– Вам что, деньги нужны?! Так вы сказали бы! Мы бы вам на Петровку их привезли! И ходить не надо!

Уже ближе к обеду мы доставляем табор в ГУВД Москвы. Там цыган фиксируют в соответствующих книгах и документах, фоткают. А вечером оккупантов запихают в вагон.

Я думал, что больше эту компашку не увижу. И сильно ошибся.

Где-то через год был в командировке в Питере, а оперативники с Литейного мне и говорят:

– Тут к нам табор приполз родом из Закарпатья. Сначала жили в палатках у железной дороги. С холодами оккупировали дачный поселок, позахватывали домики, живут там. А в Питер ездят грабить иностранцев и попрошайничать. Одна дипломатическая нота за другой. Вон, на днях президента крупнейшего французского банка «Лионский кредит» обули. Одного из руководителей правительства Словакии. Ужас какой-то.

У меня закралось подозрение, и я осторожно спрашиваю:

– Откуда они такие взялись?

– Так из Москвы. Оттуда их выселили. А у нас Собчак видный демократ. Говорит, выселять их негуманно. Вот мы к ним наезжаем временами в гости. Недавно двести кило анаши изъяли. Да поехали, сам посмотришь.

И вот приехали. Садоводческое товарищество, дома-курятники. Все дорожки засыпаны, как просом, пятидесятирублевыми монетами.

– Это они попрошайничают, в мешки монеты собирают, мешки по дороге лопаются, монеты высыпаются, – поясняет опер. – Думаю, тут на земле на строительство нового дачного поселка можно мелочи насобирать.

Дальше анекдот накаляется. На наших глазах скрюченная бабка приходит проведать свой любимый дачный домик, открывает дверь. А в доме в позе Доцента из «Джентльменов удачи» сидит на лавке полуголый цыган, перед ним на столе целое корыто с макаронами, вокруг дети и жены мечутся, ублажают его.

Бабка хватается за сердце:

– Ироды окаянные! Бандеровцы! Чего вы в моем доме делаете?

– Не боись, бабка, – важно отвечает цыган. – Скоро весна, посеем тебе все, потом уберем.

И ошарашенная бабка понимает, что они останутся здесь навсегда.

В другом домике цыганская семья сидит за столом, перед ними чуть ли не до потолка возвышается гора пятидесятирублевых монет – они их в столбики складывают.

Ну а дальше вообще начинается фантасмагория. Опер цепляет пробегающего белобрысого мелкого пацана с вопросом:

– Ты откуда тут взялся такой белобрысый?!

И тут же появляется скандальная цыганка и начинает орать, кто с кем трахается, про интернационализм и дружбу народов. И пацана, и тетку я узнаю. Глядя на нее, говорю:

– Чего ты разоряешься? Я тебя, выдру, еще по Ногинскому району помню.

Она затыкается и смотрит на меня с опаской – мол, что за хрен, который за ними везде ездит.

Вот так я начал погружаться в сказочный мир цыганской преступности.

Глава 3
Цыганский баро

Цыган мы видим с детства. Так же как и наши деды, и прадеды, и десятки поколений до этого. Этот кочевой народец, по легендам, изгнанный из Индии за аморальный образ жизни, кочует практически по всей Земле. На слуху два народа, которые тысячи лет не имели своей территории и при этом сохранили самоидентичность – это цыгане и евреи.

Так уж сложилось, что цыгане воспринимают окружающий мир как саванну – место охоты. И главное оружие у них не лук со стрелами, а богатые многовековые навыки преступного поведения.

Старая статистика, но достаточно показательная: в девяностых годах, по оценкам криминологов, цыганами в России совершалось около трех процентов преступлений. С учетом того, что большинство их деяний носит латентный, то есть скрытый характер, то, думаю, цифра гораздо серьезнее – до десяти процентов вполне дотянут.

У цыган нет единой веры, языка, у них существует множество родоплеменных групп, очень сильно отличающихся друг от друга. Но все же они остаются цыганами. И с приближением теплых времен уже не первую тысячу лет собирают свои вещички и устремляются кочевать. Обычно кочуют по нашим просторам они группами человек по сто, набиваясь в поезда всей толпой по пяти билетам. В девяностых они иногда просто оккупировали вагоны поездов. А однажды захватили автобус «Спорткомитета», взяв в заложники водителя, который и возил их по городам и весям Московской области, пока его с боем не освободила клинская милиция.

В СССР эту вольницу не раз пытались перебороть. Поскольку в нашей стране большинство цыган числилось (а многие числятся до сих пор) лицами без гражданства, в пятидесятые их стали принудительно паспортизировать и приписывать к земле. Но сдержать вольный нрав бесшабашного народа это не смогло. И цыганские таборы и при СССР, и теперь продолжают колесить по нашей стране, да и по всему миру.

Чем они зарабатывают на жизнь? Да всем. Раньше занимались спекуляцией, подделкой косметики, попрошайничеством. Гадание, кражи, мелкие надувательства. В мошенничестве они достигли какого-то даже мистического совершенства.

– Дай погадаю, молодая, красивая! Ай, вижу, со свекровью у тебя отношения плохие. Черный глаз на тебе, – долбит мошенница клювом сознание молодой девчонки с новеньким обручальным кольцом на пальце, выдернув ее из толпы в подмосковном городке жарким летом 1994 года. – Сейчас посмотрим, если иголка потемнеет, совсем все плохо.

Цыганка вытаскивает из вороха своих одежд иголку. Дает подержать девчонке, в руках которой иголка начинает чернеть. Потерпевшая забыла из курса школьной химии, что так происходит, когда металл смазывают медным купоросом.

А дальше – больше.

– Совсем плохо. Умереть можешь. В доме всю черную энергию золото впитывает. Принеси мне его – я над ним поколдую, в церкви заговорю, и тогда жить будешь и радоваться. Да не бойся, мне знаешь сколько люди золота приносили? Все возвращала обратно. Я честная.

Девушка, как пришибленная, послушно бредет домой, собирает золото на двадцать пять тысяч долларов и несет «честной цыганке» – заговаривать от сглаза.

Мой сосед по дому, получая пенсию, два раза натыкался на цыганок. Они его просто гипнотизировали и забирали пенсию. И он признавался, что ничего поделать с собой не мог, да и вообще слабо помнит произошедшее.

А крашенные в блондинок цыганки, которые под видом сотрудниц райсобеса обкрадывают пенсионеров, – сколько их бродит по нашим городам? А проверки Мосгаза, подарочные пакеты ветеранам – пока жертва смотрит, что в пакете, цыганки шарят по квартире.

Отлично они работают и по карманам в общественном транспорте. Крутится вокруг гражданина толпа цыганок и их детей, шум, гам. В этой неразберихе одна воровка кошелек у зазевавшегося господина выуживает, передает его своей подельнице, а та дальше по цепочке – уже через несколько секунд невозможно понять, у кого краденый «лопатник».

Определенные родоплеменные цыганские группы специализируются на определенных видах преступлений. Самые многочисленные – кэлдераре, большие специалисты по валютным операциям и мошенничествам. Самая замкнутая группа – плашуны, еще со времен царя-батюшки целенаправленно работали по церквям, забирая иконы, убивая священнослужителей. Самую крупную и жестокую такую банду из трех десятков цыган, за которой тянулся длинный кровавый след, прихлопнули оперативники уголовного розыска Московской и Белгородской областей еще в 1952 году. Сегодня плашуны не брезгают жестокими разбоями и наемными убийствами.

Но в последнее время традиционные виды преступного цыганского бизнеса оттесняет наркота. Цыгане будто специально созданы для наркобизнеса. У них он носит родоплеменной характер. В нем все свои, все родственники: одни выращивают или скупают наркотики, другие переправляют их из региона в регион, из республики в республику, третьи продают оптом и в розницу. Все свои. Недостатка в рабочих руках нет. Все вращается в узком кругу.

Самый отлаженный транзит в девяностые годы был с Украины, где жили шестьдесят тысяч цыган, в Россию. Конечной точкой являлся в большинстве случаев славный город Санкт-Петербург, где наркотиками торговали три крупных цыганских клана.

В начале девяностых мы отправились громить наркоторговую точку у станции Правда, что по Ярославской железной дороге. Стоит деревянный просторный дом за забором, к нему гуськом тянутся наркоманы. В двери узкое окошко, прикрытое перегородкой. Стучишься, просовываешь в окошко деньги. Тебе в ответ в руку кладут коробок с марихуаной. Кто положил – да леший его знает, а значит, к кому привязать этот наркотик – неизвестно. Ведь весь дом полон женщин, мужчин, детей. А по закону арестовывать можно всего лишь непосредственного исполнителя, того, кто наркотик в руку засунул и деньги забрал, а не всех скопом. Хотя понятно, что в этом доме в наркобизнесе участвуют все – от младенца до девяностолетнего дедушки.

Схема работы у нас была простая: оттянуть от наркоторговой точки приобретшего «дурь» торчка, задержать его, взять показания и на основании них вломиться в цыганский дом.

Одного покупателя мы сумели тормознуть в отдалении от цыганского дома, незаметно так. Потом опять выставились на машине на точку наблюдения. И вдруг рядом стали виться цыганские детишки. Из ворот со двора выехала навороченная «Волга» с противотуманными фарами, за рулем очень важный цыган, который дружески помахал нам рукой – мол, привет, милиция, и до свидания. Дети у них служат разведчиками, секут оперативников на раз. Операция сорвана. Правда, через пару месяцев оперативники эту точку все же разнесли, изъяли там мешок марихуаны и задержали толпу цыган.

Кстати, наркотики бьют и по самим цыганам. Огромное количество их сидит на игле, курит траву, деградирует.

«Работают» у цыган, как правило, женщины. Мужчины такой ерундой не заморачиваются. Они всего лишь сопровождают своих работающих теток. В лучшем случае мужчины крадут лошадей, скот и иконы с церковной утварью.

Замуж мужчины берут обычно не красивых, а работящих. По традиции перед замужеством цыганка должна уйти из семьи на некоторое время и вернуться сытая и с деньгами – значит, умеет зарабатывать. А хорошая жена – это сытые дети, большой дом, много золота – такая надежная цыганская жизнь.

Кстати, дети с ранних лет в семье даром хлеб не едят. Помогают родителям и обучаются «ремеслу». Звонок в дверь, за дверьми стоит цыганка с какой-то очередной дикой историей, направленной на то, чтобы обокрасть пожилую хозяйку. С ней девочка лет десяти – ее мама таскает с собой не потому, что не на кого оставить. С малых лет дите обучают мошенничеству.

К противодействию государству цыгане вообще приобщаются с младенчества. Издавна, когда табор кочевал и рождался ребенок, в нескольких сельсоветах родители брали на него по отдельному свидетельству о рождении, на основании которых при достижении совершеннолетия затем делалось несколько паспортов в разных паспортных столах на разные имена. Накуролесил по одному паспорту, выбросил его и пользуешься другим.

Новая эпоха меняет их традиционный промысел. Помимо наркобизнеса цыгане осваивают самый разный криминал новой волны. Плотно работают с черными риелторами. В середине девяностых в Москве цыгане, получив щедрую оплату у жуликов, забирали выселенных из квартир старичков, селили их в своей деревне в Тверской области, присматривая за ними. Некоторые такие новоселы приживались в деревне, как бывший подполковник КГБ, который стал учить цыганских детишек грамоте. Другие – как правило, алкоголики – не вписывались в размеренную цыганскую жизнь. Тогда их душили подушками, хоронили на цыганском кладбище, сентиментально клали на могилы веночки. Недавно ГУУР МВД России задержало организованную преступную группу – теперь уже сами цыганки охмуряли одиноких старичков, женили на себе, потом переселяли из квартир в цыганскую деревню – на свежий воздух и поближе к экологически чистым продуктам.

Хотя цыгане живут с нами рядом, но они достаточно обособлены. Мы для них – иной мир. Наши законы для них не сто́ят в их понимании той бумаги, на которой написаны. У них свои традиции, свои органы власти. Руководят ими цыганские баро, которые для них и цари, и воинские начальники. Преступниками считаются только те, кто злоумышляют против своих. Для них есть свой суд – Крис. И система наказаний самая разная. В запаснике музея МВД приходилось видеть булаву цыганского баро – деревянная, тяжелая, со следами крови, ею он приводил в исполнение смертные приговоры. Законы у них специфические и порой на удивление гибкие. Например, цыганка под давлением милиции заложила свою подругу, и та уехала в места не столь отдаленные, сколь малонаселенные. Пока бедняжка не выйдет на свободу, виновная в ее мытарствах обязана полностью содержать ее детей – а их обычно штук по пять и более.

Государственных границ для цыган не существует. Они еще при СССР умудрялись тайными тропами шастать от нас в Европу и принимать участие в выборах цыганских родоплеменных лидеров.

Во всем мире цыгане похожи друг на друга. И занимаются примерно тем же самым – различными видами криминала. Любимая присказка всех туристических гидов во всех европейских странах:

– Будьте осторожны, здесь работают карманники-цыгане. Красятся в блондинок, так что сразу и не различите.

Это я слышал и в Праге, и в Барселоне, и вообще везде, где только побывал.

Рим. Колизей. Нашу туристическую группу гид настойчиво предупреждает, что вокруг бродят страшные цыганские воры, от которых ну никому спасения нет, поэтому держите крепче сумки и не вступайте с ними в переговоры, а лучше сразу бегите при их приближении. И она отправляет нас побродить в свободное время возле Колизея как на заклание, едва не пустив слезу.

Этих страшных цыган мы видим сразу – девчонка лет двенадцати и два пацана не больше десяти. У девчонки в руках газета, предназначенная явно не для познания новостей Евросоюза. Видимо, нас не одних накрутили по поводу этих цыган – они идут по площади, все туристы от них испуганно шарахаются, а вокруг них пустая зона метров тридцать. Они хищно оглядываются, как вышедшие на охоту волки, и высматривают себе беззаботную жертву. И находят: вон идет крепкий молодой немец, углубленный в свои вечные сумрачные германские думы, наверное, о мировом господстве и восточных территориях. Девчонка-цыганка резво бросается к нему и показывает ему газету. Он автоматически тыкается в газету носом. Цыганка надевает газету ему на голову, и пацаны принимаются сноровисто шарить по его карманам. Немец с криками «доннерветтер» отбрасывает газету и пинками вокруг памятника архитектуры мирового значения гоняет этих цыган, испуганно причитающих и взывающих к милосердию и толерантности.

Несколько раз в Риме ко мне вязались цыгане примерно с таким же финтом – характерно, что, заслышав русский отборный мат, они растворяются мгновенно, как сахар в кипятке. Это наблюдение подтвердил мой друг, тоже любящий материть цыган в разных странах – действует безотказно.

Номер в афинском отеле. Вид на заброшенный вокзал. Подъездные пути оккупировал цыганский табор. Грязь, антисанитария, вонь жуткая. Но этих вечных странников почему-то никто не трогает, им дают загаживать территорию, попрошайничать и воровать. В Англии цыгане захватывают приглянувшиеся им дома, хозяева которых в отъезде, и английская беззубая старушка Фемида их выселить месяцами не может – такие там продвинутые законы. Вся Европа погружена в густой туман толерантности, из-за которого в упор не видит вообще никаких угроз и опасностей.

– У нас никогда не воровали. Двери открытыми оставляли. Но сейчас к нам приехали цыгане из Румынии, и мы ставим железные двери, – такое можно услышать не в одной европейской стране…

После той памятной облавы в Ногинском районе я пересекался с цыганами достаточно часто, погружаясь все глубже в эту тему. Работали мы и по наркотикам. И по шайкам, кравшим ордена у ветеранов. Однажды такие смуглые чертовки обокрали заслуженного штурмана авиации Лавского, забрав четыре ордена Красной Звезды, которые пытались сбыть за сто тысяч долларов. Потом обнесли квартиру дочери советского военачальника Фрунзе. К нашей чести, мы их взяли – в Подмосковье, в поселке, наполовину оккупированном цыганами, и изъяли все ворованное.

У нашей сотрудницы во Владимирской области дача рядом с цыганским поселком была. Как же задрали там всех цыгане – воровством, наглостью, постоянными эксцессами. Идет она на дачу, подскакивает цыганенок лет двенадцати и орет:

– Эй, тетка, пойдем в кусты, тереться будем!

Мы этот поселок периодически пролечивали, натравливая на него ОМОН. На некоторое время помогало. Так что определенный свой вклад в оздоровление оперативной обстановки мы внесли, аж вспомнить приятно.

Несколько раз писал я про цыган гневные статьи в различных СМИ. За одну угодил в международную «Белую книгу геноцида цыганского народа». Мне припомнили статью в «Огоньке», где я описал случай, когда цыганский табор поселился на территории колхоза и эти буйные выходцы из Индии вконец заворовали селян. Тогда от отчаяния председатель попросил авиаторов при опылении полей накрыть табор. И как ветром их сдуло. «Офицер милиции предлагает опылять цыган ядохимикатами», – писали про меня в этой странной «Белой книге», и непонятно, то ли гордиться этим, то ли стыдиться.

Обычно, пока нас не обкрадут, мы цыган как-то не замечаем. Но реальность такова, что рядом с нами существует отдельный мир, живущий по своим законам уже не первую тысячу лет. Это совершенная в своем роде вневременная криминальная машина успешно противостоит государственным устоям Большого Мира. Да, сегодня этот сказочный цыганский мир меняется. Уже редко встретишь классический цыганский табор с палатками и шалашами. Они становятся более оседлыми, потому что в наше время не обязательно мошенничать за тридевять земель, когда дома можно спокойно торговать наркотиками. Но в основе ничего не меняется.

Чем-то цыгане похожи на насекомых. Известно, что человечеству не удалось вывести ни один их вид. Так и цыгане. Их казнили, выселяли со своей территории испанцы. Гитлер, считая их недоарийцами, сгонял их в лагеря смерти и уничтожал поголовно. В СССР их паспортизировали и прикрепляли к земле – в фильме «Цыган» это показано. Но они остались верны своим традициям и занимаются все тем же – крадут.

– У каждого народа свои национальные традиции, – объявил по телевизору цыганский баро, когда его соплеменников начали выселять из одной европейской страны. – У нас традиция – воровство. Ну разве можно нас за это порицать? Это противоречит принципам европейского сообщества…

У меня к цыганам двойственное отношение. С одной стороны, они, конечно, восхитительны своей бесшабашной наглостью, свободолюбием, верностью традициям, широтой полета. С другой – когда видишь потерпевших бабушек, у которых «представительницы собеса» забрали последнее, этих цыганок очень хочется пришибить.

Почему они такие? Не знаю. Давний научный спор, что определяет поведение человека – какие-то врожденные генетические свойства или всего лишь воспитание. В ГУВД Московской области сотрудница взяла из детдома девочку-цыганку. Той было меньше годика, так что всю сознательную жизнь она воспитывалась в строгой ментовской семье. А в первом классе школы девочка начала воровать…

Что с ними делать? «Как Гитлер – уничтожать!» – на нервах выдадут некоторые. И будут неправы. Человечество интересно в своем разнообразии, пусть даже и в таком гротескном, так что все твари разумные имеют право на существование. Как нам с ними уживаться? Даже мощная советская правоохранительная система не смогла с ними сделать ничего. Ответ один – не давать им разгуляться, периодически напоминая, что законы у нас не виртуальные, а реальные, так же как и тюрьмы. А для этого представителям власти нужно помнить, что цыгане – это проблема, и работать в отношении их надо планомерно и целенаправленно. А вот с этим у нас дела обстоят неважно.

Раньше была какая-то государственная политика, порой вполне успешная, по их адаптации. Были соответствующие подразделения в уголовном розыске. Помню сотрудника УР в Ярославле – двухметровый чудовищно мощный мужик. Они его вообще за своего считали, потому что он выучил их язык, знал всех цыган и держал их за горло. Помню Мишу Денисова, начальника подразделения МУРа. Он однажды отправился в цыганский поселок, и расстроенный баро водил его по улицам, тыкая в каждый второй дом:

– Смотри, тут живут дети, оставшиеся без матерей. Ты посадил их матерей. Тебе не стыдно?

В результате всех оптимизаций, реорганизаций и профанаций эти подразделения были прикрыты, так что сегодня цыгане без пристального оперативного надзора.

Необходимо добавить, что, разумеется, речь тут идет не обо всем народе, в котором есть множество достойных представителей, а о худшей, криминализированной его части…