Текст книги "Цирк с конями в казённом доме"

Все более-менее приличные банды проходили через эти этапы роста и взросления. Сперва клятвы верности, иногда с ритуальным пусканием крови из вены – мол, теперь мы кровные братья, мы бригада! Потом захват территорий, битва с другими командами, обрушившийся денежный водопад. А затем недовольство дележом прибылей – мол, ты больше берешь, а работаешь меньше, борьба за власть, создание фракций и заговоры. После чего в лучшем случае – раскол на пару шаек. Но чаще – просто истребление конкурентов. Бывшие кореша глушили друг друга тысячами. Ликвидировали киллеров после выполнения нескольких заказов. Дрались как голодные бешеные крысы, поедая друг друга.

Если провести аналогию, все эти криминальные дела больше всего напоминают войны периода феодальной раздробленности. Банды – не что иное, как феодальные государства, озабоченные захватом земель и крепостных – то есть рынков, фирм, бизнесменов. Они и жили по законам феодализма: с вассальными клятвами, раздачей милостей и «земель». Там был свой бюджет – общак. Свой суд, контрразведка. Даже дипломатические ведомства, ответственные за дружественные отношения с близкими и разруливающие по возможности конфликты с дальними.

В девяностые годы они росли как на дрожжах, вооружались и крепли, стремительно богатели, скупали недвижимость на Кипре, в Греции и Испании. «Бандит» – становилось довольно распространенной специальностью.

Один пахан говорил знакомому оперу:

– Слушай, столько народу сейчас у меня работает. Бо́льшую часть даже в лицо не знаю, через бригадиров общаюсь.

Вовсю шли чисто феодальные войны, внутренняя борьба за власть с сопутствующими интригами, предательствами, подставами, ядами и кинжалами в спину. Как истинные феодалы, паханы держали свою братву клятвами и деньгами, но больше страхом. Будет твое окружение бояться тебя до трясучки – будет порядок. А страх приходит только через кровь – тут всякие хитрые психологические этюды не катят. Надо проще быть – время от времени убивать. Притом убивать своих!

Члены одной московской авторитетной бригады вспоминают, что их просто колотило, когда пахан созывал сходняк, проходивший обычно в лесополосе под Москвой. Каждое такое «производственное совещание» означало, что одного-двух бойцов тут же и прикопают в назидание другим. Вот и смотрели с опаской друг на друга – кому сегодня по приказу свыше быть жертвой, а кому убийцей. Стреляли за предательство, за ненадлежащее выполнение обязанностей, за долги. Но когда этих поводов стало не хватать, то убивать стали за косой взгляд, за то, что отлынивали от футбольных матчей, практиковавшихся в бригаде. Да просто так, для наглядности.

Такое творилось в большинстве банд. Многие авторитеты убивали по необходимости, для поддержания дисциплины и больше за дело. Другим же просто начинало нравиться вершить суд. Они, как вампиры, подпитывались от этого темной энергией. Они впадали в экстаз, щелчком пальца лишая людей жизни. Это как наркотик, с которого не слезешь, – безраздельная власть над жизнью человека и ощущение полной безнаказанности. Такой власти не было даже у средневековых феодалов, над которыми довлели традиции, церковь, понятие греха. Над этими же тварями не довлело ничего. И они превращались в бешеных псов.

Один известный политик, ныне проживающий в уютном государственном помещении пожизненно, сначала решал с помощью своей киллерской бригады политические и коммерческие вопросы, а потом просто составлял списки тех, кто ему не нравится, ну ликом не вышел.

Все эти тяготы и лишения бандитской службы отлично описал в своих изданных недавно мемуарах главный медведковский киллер Шерстобитов, известный как Леша Солдат.

По историческим законам феодальная раздробленность обязана закончиться формированием централизованного государства. Слава те господи, мы до этого не дошли, и всероссийского паханата не появилось, хотя попытки такие были.

Наверное, если бы дезинтеграция страны продолжилась бы такими темпами, то сегодня на ее обломках правили бы эти самые бандиты, назвавшиеся графьями и князьями, а также всенародно избранными президентами улицы Моховая и Садовая, и народ их почитал бы как законные власти…

Глава 7
Понятия или законы?

– Открой, – позвонив в дверь квартиры на пятом этаже панельного дома, требует оперативник шестого отдела Московского угрозыска.

– А ты кто? – доносится из-за двери недовольный голос с грузинским акцентом.

– Володя.

– Я тебя не знаю.

– Ты чего, боишься?

– Я боюсь? – горячий кавказский парень распахивает дверь, тут же получает боксерский удар в лоб и улетает в комнату. Оперативник врывается в помещение, за ним – второй. Они умело укладывают на пол второго бандита. Я захожу в прихожую следом. Тут распахивается дверь ванной, оттуда появляется худой тщедушный кавказец с пистолетом Макарова, ствол смотрит в живот мне, корреспонденту милицейского журнала. Я с олимпийской грацией и быстротой оказываюсь на лестничной площадке, переводя дыхание.

Оперативник в квартире, узрев ситуацию, бьет ногой по двери, и бандита вносит в ванную.

Присев на колено и вытащив пистолет Стечкина, начальник 6-го отдела МУРа Ваничкин (ныне замминистра внутренних дел) орет:

– Выходи с поднятыми руками или стреляю! Считаю до трех! Раз! Два!

Дверь ванной распахивается. В дверном проеме, подняв руки, угрюмо возникает вор в законе Кэмо. Типичный представитель этой социальной группы: грудь впалая, хилый, но в глазах пляшет лютая злоба, подернутая наркотическим туманом.

Это был 1992 год, и Кэмо прославился как руководитель «Белого орла» – организации уголовников, по заданию грузинского правительства терроризировавшей мирное население во время боевых действий в Абхазии. Говорят, его бравые ребята весело и с песней погружали пленных на баржи и топили в Черном море.

Обыск. Кэмо лежит в наручниках на полу в прихожей. В большой комнате лежат два его подельника. По квартире мечется воровская жена, скандально причитая в наш адрес:

– Они работают! Это называется, они работают!

При этом покачивает на руках грудного ребенка, потом визгливо кричит на оперативника:

– Ему детское питание надо! Дай, вон в серванте!

Обескураженный опер кивает, лезет в сервант и протягивает ей полуторалитровую бутылку из-под «пепси-колы», наполненную бурой опийной настойкой. Тетка вскрикивает, убегает в другую комнату:

– Они, видите ли, работают!

Озадаченный опер лезет в сервант и видит там шприцы, в которые уже залит опий из этой самой пепсикольной бутылки.

Восьмилетний сынок бандита хлюпает носом и кивает на оперативника:

– А почему вон у него автомат есть, а моему папе нельзя?!

– Он милиционер, – отвечаю я.

– А у моего папы все равно есть автомат, – гордо объявляет пацан и получает увесистую оплеуху от своей более взрослой и уже знающей толк в жизни сестры.

Между тем оперативники, суровые ребята, пришедшие в 6-й отдел из ОМСН, проводят в коридоре с Кэмо профилактическую работу, объясняя, что в милицию стрелять не надо. После воспитательной, по-пролетарски тяжелой оплеухи вор выгибается дугой, его начинает колотить мелкая дрожь, изо рта идет пена.

Его жена визжит:

– Не бейте его! У него от следствия два раза голова пробита!

Ну да. В середине восьмидесятых, когда грузинские воры достали уже всех, из ЦК КПСС в республику спустили указивку – безобразия перебороть. Грузинская милиция взялась за дело с энтузиазмом. Кого из воров смогли – задержали, от щедрот душевных отсыпав им в карманы наркоту или подарив ржавые пистолеты. При этом колотили нещадно – мол, нечего вам здесь делать, СССР большой. Своей цели грузинские правоохранители достигли: основная масса воров свалила в Россию, где устроились вполне комфортно, особенно в условиях кооперативов и сухого закона. Здесь уютно пребывают они и до сих пор…

Воры и бандиты. Почему-то считается, что это одно и то же – мол, все преступники. На самом деле различия принципиальные. Воры всегда были маргиналами, законченными эгоистами, создавшими свою субкультуру, правила поведения. Основная их сила в том, что по старой гулаговской традиции они держат масть в тюрьмах. Тюрьма их дом – свобода как командировка. Вор – это жучара, ищущий что урвать. Бандиты – по складу своему ближе к воинскому сословию, у которого есть боевая задача захватить территории врага, взять пленных и добычу.

Между ворами и бандитами отношения складывались по-всякому. После принятия Закона о кооперации профессиональные уголовники занялись рэкетом, благо еще при СССР наработали методики, облагая данью цеховиков и карточных шулеров. Но постепенно верх стали брать люди другого плана. Спортсмены, закаленные физически и морально жестокими тренировками, готовые биться насмерть. Военные и бывшие спецслужбисты стали выстраивать из банд настоящие силовые структуры, а не привычные уголовникам шайки. «Комсомольцы» – так сперва презрительно называли воры бандитов. Но тональность постепенно менялась, когда бандиты все больше становились обособленной мощной силой.

1991 год. Смотрящий за Дагестаном вор в законе решил устроить разбор с бандитами-бизнесменами – мол, занимаются преступным промыслом, в общак не платят, от рук отбились. Назначили стрелку рядом с Махачкалой прямо у трассы. Туда приехала расслабленная братва на стареньких «Жигулях» – минута в минуту, как положено по правилам хорошего тона. Опоздал – это как признал вину. Раньше приехал – будто заискиваешь перед противником. Бандиты немного опоздали – их эти тонкости воровского этикета нисколько не волновали. Они были в бронежилетах, с автоматами. Положили воров на землю, и главный бандюга и бизнесмен, он же чемпион СССР по вольной борьбе, личность в республике легендарная, заявил:

– Воры – так воруйте, а в наши дела не лезьте! В следующий раз всех зароем!

Братва все поняла правильно, в бизнес больше не лезла, а переключилась на вымогалова, связанные с кражами машин.

Вообще на Северном Кавказе к ворам отношение больше снисходительное. Там рулят родоплеменные отношения и традиции. У чеченцев был единственный вор в законе Султан, который честно пытался по понятиям разруливать конфликты в Москве с местными группировками, но в начале девяностых его быстро грохнули. Так разборы по понятиям и воровским законам между русскими и горцами закончились, и чеченские бандиты объявили, что Москва – их город, а кто не согласен – всем секир-башка. И стали успешно захватывать самые богатые пастбища в столице. Действовали нагло и часто просто подло. Если русские бандиты в основной своей массе, кроме конченых отморозков, брали с коммерса четверть прибыли и не покушались на право собственности, то горцы сразу требовали половину, потом рассаживали в фирме своих родственников, в результате она переходила им. И хорошо, если хозяину удавалось выжить. Поэтому дел с ними иметь никто из бизнесменов не хотел, но они приходили сами – со стволами и паяльниками и дико вытаращенными глазами снежного человека.

У чеченцев и прочих горцев были очень серьезные преимущества в войне: родоплеменная сплоченность и базирование за пределами места преступной деятельности. Конкурента расстрелял – и в горный аул, откуда тебя не достанут. И семья твоя там – давить на тебя через нее не получится. А у нашего бандита все здесь – дом, семья, квартира, шкаф с малиновым пиджаком и персидская кошка с дрессированным бегемотом. И всего этого в миг можно лишиться.

Бои между славянами и кавказцами были нешуточные. Во многом благодаря сплоченности горцы побеждали. Но в итоге им все же хребет переломили, загнали в общее стойло силами и бандитов и, в основном, милиции – РУБОП их давил нещадно, порой просто жестоко.

Воры потихоньку поняли, что к новым временам надо приспосабливаться. Поделились на две фракции – ортодоксы, решившие до гробовой доски соблюдать воровской закон. Вот только что они требовали, эти законы? Собственность «законнику» иметь нельзя, жениться нельзя, жить только за счет общака, да и то по возможности скромно. И это в то время, когда миллионы долларов туда-сюда летают, когда часы за сто тысяч баксов у людей на руке, когда тачки крутые и дворцы. Когда надо захватывать заводы, недвижимость, создавать финансовые потоки. Вторая фракция доказывала: надо меняться и пытаться договариваться с бандитами, подминать их по возможности под себя уже в новых условиях. Да и собственность тоже не грех иметь – тут они полностью были схожи с партноменклатурой, которая из-за стремления к частной собственности развалила Советский Союз. И семья, и домик в деревне на Рублевке тоже вору не помешал бы.

Процессы в воровской среде один к одному повторяли процессы в стране в целом. С начала девяностых стало быстро обесцениваться все, кроме денег. Диссертации, воинские звания стали давать за взятки. Старые заслуги, профессиональные качества чиновников отошли на десятый план, уступив место коррупции и семейственности. То же самое и в воровском мире. Воров в законе – фактически воровских генералов – стали короновать за деньги. Появились «лаврушники», «апельсины» – эдакие новорусские ворюги, прикупившие сан для понтов и интриг, но толком не сидевшие и в воровских делах не участвовавшие. Притом иногда их на правильных зонах, куда они потом попадали, не признавали. Стали разворовываться общаки, в связи с чем немало народу порезали при разборах полетов. Обман, надувалово, крысятничество (кражи у своих) постепенно становились нормой – то, за что раньше на ножи безоговорочно ставили. И деньги, деньги. Шальные деньги, убивающие совесть, страх наказания.

В конце девяностых читал удивительную маляву: «бродяги, прогон воровской, по всем тюрьмам» – то есть такое коллективное указание авторитетных воров, как жизнь дальше строить на зонах. По стилю и содержанию типичная передовица в газете «Правда»: новорусские порядки и стяжательство поразили воровской мир, все решается за деньги, порочатся имена честных воров, барыги верх берут. Новорусским порядкам надо дать беспощадный бой, запретить пороченье имен честных воров, делать упор на воровские моральные ценности, опора на мужика.

Вышло так, что капитализм развалил не только советский менталитет наших граждан, но и достаточно устойчивую мораль воровского мира…

Вечером сотню сотрудников Главка выстроили в коридоре, и генерал Савин объявил, что мы всей толпой летим не зная куда, не зная зачем, но оружие нам не нужно, хватит авторучки.

Потом ночь, Чкаловский аэродром. Транспортный «ИЛ-76». К утру к нему подвезли еще сотню бойцов СОБРа, которые начали затаскивать в самолет пулеметы, ящики с патронами, светошумовыми гранатами.

– Ну, точно, в какой-то республике власть свергать будем, – предположил один из наших сотрудников. Количество оружия и боеприпасов нас смущало.

Когда самолет взлетел, выяснилось, что лететь недолго – до Питера. Там ГУБОП организовал мероприятия с целью снести бандитскую верхушку города, которая фактически парализовала деятельность правоохранительных органов и лезет в вопросы управления регионом, делит стратегические объекты.

Приземлились мы на военном аэродроме. Нас предупредили, чтобы не вздумали звонить никаким своим знакомым сотрудникам в городе.

– Здесь идет планомерный слив информации, – сообщил инициатор операции.

Транспорт нам предоставили – грузовики для перевозки солдат ВВ с надписью «люди». В кузова с трудом карабкались наши толстые, привыкшие к комфорту полковники и подполковники, матерясь на чем свет стоит:

– Ну не мальчики уже!

Высокий забор имения рядом с сосновым бором. Металлические ворота. Следачиха Генпрокуратуры, прилетевшая на отдельном, принадлежащем МЧС «ТУ-154» вместе с другими прокурорскими и следственными работниками, постучала в железную дверь:

– Генеральная прокуратура. Здесь будет произведен обыск. Откройте!

Была послана прямым текстом – «отвали, коза, прыжками».

Собровцы легко перемахнули через забор, смачные удары, дверь открылась. Охранники лежат в наручниках, все в крови. Мы – на территории. Там уютные деревянные строения, несколько новеньких «мерсов»-джипов и какой-то раритетный автомобиль. Все дорого и богато.

Опера ГУБОПа принялись за хозяина имения. Я сперва подумал, что это охранник – сухощавый, в возрасте мужичонка в затрапезном джинсовом костюме, без руки. Сотрудники с ним беседовали очень вежливо, он отвечал им тем же. Беседа текла как между старыми добрыми знакомыми.

– А ты знаешь, кто это? – спросил мой шеф.

– И кто?

– Ночной мэр Питера. Кум.

– Ох ни фига ж себе.

Кум – легендарный лидер Тамбовской ОПГ, поставившей под контроль всю питерскую братву, которая его боялась до икоты. Еще при СССР сидел за хулиганку, потом сколотил банду. Спортсмен. В начале девяностых киллер выпустил по его машине очередь, убил заслонившего его охранника, а Куму оттяпали руку. Последняя махинация стала роковой – делили какие-то нефтяные терминалы, послал к несогласному бизнесмену киллера, жертву не добили. Бандитов задержал угрозыск. Так зампрокурора города лично приезжал, орал на милицию и заставил выпустить задержанных – мол, наговариваете на честных людей. Поговаривали, что у Кума есть хранилище, где видеозаписи и компрматериал на власти и правоохранителей города. Половина думы под ним ходила.

Человек это был очень спокойный, вежливый, не рвал рубаху на груди. Почти сутки мы обыскивали его имения – дачу и огромную квартиру. Есть в Питере такой дом хитрый, который авторитетная братва скупила. Там жили даже представители воинствующих группировок, являвшихся отныне соседями. И у Кума был целый этаж. Помню, везде пачки долларов рассованы по шкафам, сейфам, столам, бесчисленные шкафы с десятками сумок, туфель – самых модных производителей новейших коллекций, большинство ни разу не надевано и не использовано. Это жена, дожившая до нервного истощения от экстремальной деятельности мужа, лечилась шопоголизмом – много лет чуть ли не каждым утром брала пачку долларов или пятитысячных купюр и шла за покупками…

В девяностые Россия четко разделилась по криминальному признаку на красные регионы, где правит бал государство, на черные – воровские и бандитские. В Питере долгое время вообще не было воров в законе – не приживались. Криминал в городе жил не по воровским законам, а по бандитским понятиям. И наверху пирамиды был Кум. Сегодня ему дали длительный срок. Один знакомый руководитель подразделения по оргпреступности сетовал: зря Кума приняли, он хоть как-то город контролировал…

Вообще чуть ли не по всей России лихие бандиты из спортсменов, правоохранителей и военных расхватали основные рэкетирские угодья и стали активно лезть в легальный бизнес. В некоторых регионах ворам удалось взять под кураторство эти бандитские группировки и гордо заявлять: «Они подо мной ходят». Хотя это было не совсем так.

Считается в народе, что воровской смотрящий за районом – это фактически его теневой руководитель. На самом деле смотрящий – это больше руководитель социальной службы. Он отвечает за пополнение общака, с которого поддерживает оказавшихся в трудном положении воров и «греет» зону, делает необходимые покупки, выделяет деньги на адвокатов и подкуп правоохранительных органов и судей. Вот с этой точки зрения и курировали воры бандитские бригады, хотя в некоторых брали верх, фактически перехватывая руководство на себя.

Кроме того, «законники» упорно трудились на ниве улаживания конфликтов между бандитскими группировками. Решения вора в законе в криминальном мире всегда само уже считается законом. Вот только быстро выяснилось, что это иллюзия, на которой многие погорели. Коррупция проникла и в воровской мир, так что часто воры решения выносили тупо за бабки, как и обычный арбитраж. Только не учли: контингент там несколько иной. И их предвзятые решения стали игнорировать, да еще за свои фокусы многие судьи поплатились жизнью. Их просто убивали за мздоимство и подыгрывание противоположной стороне…

Глава 8
Кто убьет отморозка?

Владивосток. Другая крайняя точка, уже восточная, нашей страны, где пришлось мне побывать. Командировка с мутной формулировкой – «организация борьбы с тяжкими преступлениями». Впечатления были незабываемые – как и от Калининграда. Мне тогда показалось, что это две точки, крайние не только в географическом, но и криминальном смысле.

Сразу после моего приезда там грохнули начальницу управления общественного транспорта, которая как-то не так поделила маршруты и не выполнила, вроде бы, взятые за приличные деньги обязательства. Через пару дней в порту при разборках застрелили бизнесмена, прямо перед видеокамерами, так что мы получили портреты киллеров.

Но забавнее всего было убийство авторитета в одном районе Приморского края. Тот с братвой сидел в открытом кафе, к нему подошел киллер, исполнил бедолагу из пистолета и легкой трусцой удалился. Тело– хранители бросились за ним, настигли у пожарного училища. Киллер обернулся и поинтересовался:

– Ну, догнали. И че?

У него был ствол, а у них не было. Поэтому они развели руками:

– А ниче!

Он кивнул, перемахнул через забор и сквозь территорию училища скрылся в неизвестном направлении.

Первоначальный осмотр ничего не дал. Потом начальник районного розыска хорошенько взгрел своих сотрудников за безынициативность, и они прошли тщательно по всему маршруту убийцы. И рядом с местом, где он перепрыгивал через забор училища, нашлось портмоне – а в нем права и паспорт с пропиской. Сперва оперативники подумали, что это такой хитроумный способ направить следствие по ложному пути. Сделали запрос. Из паспортного стола по месту жительства подозреваемого в соседней области прислали по факсу форму один с фоткой фигуранта. Свидетели однозначно сказали:

– Он, тварь такая.

Так что по возращении из Приморского края его тут же на месте и взяли.

Интереснее было бурное политическое море во Владивостоке, где плескался и местный криминал, и местные сумасшедшие. Мэром тогда был печально известный своей лысиной и буйным либеральным нравом Ч., правозащитник и капитан первого ранга, которого с какого-то бодуна выдвинули на этот пост. Со слов его сотрудников, он нередко сидел в кабинете под столом, заявляя, что общается с иными цивилизациями. А когда на него наехали депутаты за развал народного хозяйства, заявил, что он умирает, поставил в кабинет больничную койку, лег под капельницу и принимал так посетителей. Мнения о результатах его деятельности разнятся от «все запустил до безобразия» до «много сделал для Владивостока». Об этом пусть судят жители, но, во всяком случае, при нем было весело.

А тут еще выборы нового губернатора подоспели. Соревновались два основных кандидата: ставленник местной братвы и москвич, который являлся плодом консенсуса представителя президента по ДВФО и смотрящего за Дальним Востоком вора в законе Джема из Комсомольска-на-Амуре. Победил местный – мол, на фиг тут москвичи. Он оказался интересным субъектом. Злые языки говорили, что чиновничью карьеру начал, женившись на дочери высокопоставленного советского чиновника. Потом примкнул к братве, банде Винни Пухов, державшей порты, был у них банкиром, в том числе выделял деньги киллерам. Еще поговаривали, что, когда их пахан, на которого было записано имущество банды, приказал долго жить, все досталось жене, которая взбрыкнула и знать не хотела братву. Тогда будущего губернатора обязали на ней жениться и вернуть имущество. Интересно, правда все это или злобные сплетни? Даже и не знаю и судить не берусь. Народная молва.

Позже, уже в 2000-х, Винни Пуху надоело быть в тени, он избрался мэром Владивостока, говорят, первая его акция по установлению тесного взаимодействия с областными властями – поехал к губернатору, бывшему своему банкиру, и набил ему физиономию. Долго он не проработал, был схвачен и посажен.

Но для Владивостока это нормально. То ли люди там странные живут. То ли население, лишившись статуса закрытого города, как и в Калининграде, пустилось во все тяжкие. То ли контрабанда и переправка японских автомобилей с сопутствующим бандитизмом всем мозги вышибла…

Вопрос: почему именно в девяностые чумной вирус бандитизма поразил нашу страну? Ответ элементарен. Просто в девяностые у нас не стало государства. Оставались, правда, государственные институты, деморализованные и обнищавшие. Руководство страны плюнуло на все: на суверенитет, безопасность, правопорядок. Благостные времена приватизации и семибанкирщины, два ваучера на «Волгу» и девяносто американских советников в Роскомимуществе с доступом ко всем секретным документам по экономике страны. Государство благодаря реформаторам превратилось всего лишь в один из центров силы, озабоченный только раздербаниванием госсобственности по личным карманам.

Правоохранительная система практически не работала, поскольку системы как таковой не стало – каждое ведомство работало на себя, на свои интересы, отчеты и выживание.

Один известный наш милицейский руководитель в 90-е годы мне говорил:

– Бандита сегодня посадить невозможно. Его можно только убить.

1992 год. Шестой отдел МУРа за вымогательство принимает на рынке крупного авторитета Мансура, человека небесталанного, склонного к изобразительному искусству и литературе – во всяком случае, карикатуру и поэму про свое задержание он выдал классные. Следователь Вова, по оперативной информации, слупил с него двадцать тысяч долларов, выпустил из-под стражи, а сам укатил гулять в Сочи, не взяв даже отпуск. Его искали несколько суток, потом приехал, гад такой, загорелый, как ни в чем не бывало. А Мансур, воодушевленный победой, отправился на рынок грузить заявителей – с вас старый долг, но и еще за обиду добавьте, и за то, что со следователем пришлось расплачиваться.

Прокуратура, следствие вообще не обращали внимания на криминальный беспредел. Тогда как раз верстался новый Уголовно-процессуальный кодекс, спонсируемый американцами и призванный окончательно похоронить любую деятельность по борьбе с криминалом. Обыватели были запуганы, свидетели боялись давать показания, потому что не были защищены ничем. Так что долго бандиты обычно на нарах не куковали – выходили на волю, утверждаясь в собственной неприкосновенности.

К изумлению моему, того же Кэмо, который чуть не продырявил нас из пистолета, выпустили за отсутствием состава преступления. Перед этим братва обработала понятых, пообещав снять с них головы, так что те быстренько забрали показания назад. Какой вообще идиот придумал тащить в такие серьезные игры посторонних людей в виде понятых, ставя под угрозу их жизни? В общем, вышел грузинский вор на свободу. Простили и пистолет, и наркотики, и ворованную видеоаппаратуру, а заодно такие мелочи, как геноцид мирного населения в Абхазии. Все простили. Через год его задерживал РУБОП с тем же комплектом – оружие и наркотики. Потом, уже в 10-х годах, читал справку, что он организовал в столице грузинскую бригаду барсеточников, каждый экипаж приносил в год доход в миллион баксов.

Так как бандиты и власть были практически самостоятельными центрами силы, то, естественно, уважаемые люди должны не гнобить друг друга, а договариваться. И получалось это как-то очень неплохо, можно сказать, органично. Бандиты оптом скупали чиновников и депутатов. Чиновники использовали бандитов. Странные отношения были с ФСБ. Одно время гуляла такая идейка: «Не можешь победить – возглавь». Не знаю, случайность или нет, но руководство многих группировок перехватили бывшие сотрудники КГБ. Еще была такая, как мне кажется, гнилая идеологема: чтобы держать в руках преступный мир, нужно контролировать пару больших банд, которые будут отвечать за порядок и не допускать беспредела. У меня такое чувство, что эта точка зрения одно время возобладала в определенных ведомствах. Хотя продемонстрировала в той же Москве полную несостоятельность. Да, ОПГ разрослись, поглотили друг друга. Но бардак и беспредел остались, только бандиты стали ощущать себя недосягаемыми для закона, потому что у паханов все схвачено…

Пенза. Тихий русский город, который не один год делят между собой татарские и славянские бригады. Месят друг друга с энтузиазмом, так, что только клочки по закоулочкам летят. Автоматами Калашникова братва пользоваться давно перестала – все вооружились по охотничьим билетам гладкоствольной «Сайгой». У нее масса преимуществ: владение ею законное, а при перестрелке по пуле и не установишь, из какого ствола выпущена.

Забава была такая местная: едут две машины, набитые братвой, и как фрегаты с каждого борта друг в друга из ружей «Сайга» лупят. Вот так к моему приезду и образовалась пара трупов. На уши весь УВД поставили. Помню, у начальника имущественного отдела знакомая притаскивает информацию: была на вечеринке со студентом из Тюмени, конкретным таким пацаном, он и сболтнул, что самолично подстрелил там кого-то. Ему, бедолаге, руки за спину, профилактически по ребрам пару ударов, лампу в лицо, как положено, – признавайся, убивец. Вскоре выяснилось, что он просто перед девкой красовался. А татарина заморочили бойцы из славянской бригады.

У них лидер был полностью отмороженный. На окраине построил себе бастион, где оборону от татаро-монгольских войск десять лет можно держать. Жена у него такая же уголовница была. Он ее постоянно мутузил со словами:

– Привыкай. Менты поймают, сильнее бить будут. А ты уже привычная и никого не выдашь…

Так вот, насчет ментов. Больше всего бандиты боялись, что власть снова станет властью, а милиция – милицией, как в старые времена. В 1992 году спецназ при задержании на проспекте Мира в Москве невзначай пристрелил одного авторитетного бандита. А тогда бандитские традиции, единство слова и дела, только укреплялись. Братва собралась на сходняк, порешили мстить. Сперли в прокуратуре уголовное дело по данному факту, ознакомились с ним. И стали приглядываться к Колобовскому переулку, где располагался ОМСН. На полном серьезе решили разбор учинить. Тогда оперативники запустили слух – мол, сверху указание пришло всех авторитетов при задержании валить. Так на следующий день все бугры московские свинтили в благословенную Америку: американцы их тогда очень уж любили и волю им давали. Это уже потом, когда в бандитах надобность отпала, Япончику по совершенно надуманным обвинениям непонятно за что червонец самый гуманный американский суд впаял.

Потом братва узнала, что милиция пошутила по поводу грядущих отстрелов, и вернулась. Но больше со спецназом воевать не собирались. Потому что в сознании дружащих с головой бандитов было ясное понимание: даже слабое государство способно их смести и раздавить за три дня.

Кстати, Шаймиев, пользуясь суверенитетом в Татарстане, которого по велению Ельцина взял столько, сколько смог унести, объявил войну оргпреступности, ввел превентивный арест бандитов на 30 суток. В результате без особых усилий разгромили все группировки, выдавили большинство авторитетных бандитов из республики. Куда? Ну, в Москву, конечно…