Текст книги "Цирк с конями в казённом доме"

Глава 4
Семейная честь

Люберцы, начало девяностых годов. Жили там два брата-бандита, которые достали своими подвигами весь район. Один был старый, опытный и авторитетный. А второй – еще зеленый, глупый, только начал восхождение по воровской иерархии и был там пока еще никто.

И вот молодой садится за мелкие кражи и грабежи. В камере СИЗО его фамилия не произвела должного впечатления, и на него стали конкретно наезжать. Воришка послал на волю весточку старшему брату о творящихся в каземате несправедливости и беспределе. Старшой обиделся, озаботился проблемой и принял радикальное решение – самому сесть в изолятор и разрулить ситуацию по понятиям. Как же кровинушку родную в беде оставить?

Тянуть с реализацией плана старшой не стал. Выбрал в Люберцах квартиру на сигнализации, взломал ее, собрал в мешки вещи. Открыл холодильник. А там водочка стоит, огурчики, грибочки соленые. Ну, просто пальчики оближешь. Вот и решил новую отсидку отпраздновать – когда еще водку с огурчиком придется отведать в тишине, покое и одиночестве?

Тут наряд вневедомственной охраны на сигнал приезжает. Видят мирного мужика, который откушивает за столом на кухне водочки.

Старший наряда говорит:

– С сигнализации дверь надо снимать, когда домой приходишь. Приятного аппетита!

Разворачивается и уходит.

Вор не знает, что ему делать. Берет телефонную трубку, набирает «02», блеет измененным голосом: видел наглое проникновение в квартиру по такому-то адресу. И дополнительно ябедничает: а менты были и уехали, а вор все там.

Наряд ОВО дежурный по Управлению на полдороге разворачивает обратно. Тут уж милиционеры мужественно вяжут вора на месте преступления и едут отчитываться о своем богатырском подвиге – тогда за каждое успешное задержание давали приличные премии.

Довольного старшого ведут на арест к прокурору. Тот листает материалы, внимательно читает чистосердечное признание и кивает следователю:

– А чего. Человек раскаивается, все признает. Отпускайте под подписку о невыезде.

Старшой уже не знает: как быть, как в вожделенный СИЗО попасть? Он же о многом не просит – всего лишь чтобы посадили!

Выходит он в расстроенных чувствах из отделения милиции, где ему вернули мелочь из карманов и шнурки. А там напротив стоял магазин-стекляшка, где стражи порядка затоваривались колбасой, кока-колой и еще чем покрепче. Старшой заходит туда. Выдирает из кассы ящик с деньгами и начинает распихивать купюры по карманам. Продавщица принимается отчаянно верещать. Налетчик бьет ее по голове ящиком. Из отделения на крики прибегают добры молодцы в серых мундирах. Крутят ласты нарушителю общественного спокойствия. Отписываются о задержании, надеясь на премии – как же, взяли злодея с поличным. Уже второй раз за три дня!

И вот старшой наконец торжественно въезжает в так желанный им СИЗО.

Там он быстро восстанавливает авторитет семьи. Показывает, кто в хате хозяин. А потом отправляется на несколько лет в родной дом – тюрьму.

Ну а что такого? Те же итальянские мафиози всегда говорили, что нет ничего дороже семейной чести.

Глава 5
Мозаика

1990 год. Сергиев Посад. Опытная птицефабрика. Директора чуть Кондратий не хватил, когда с утра пораньше он прибыл на работу и обнаружил, что исчезли два элитных петуха, привезенных аж с Запада на развод в порядке обмена. А стоят эти пташки каких-то полторы сотни тысяч долларов – за обоих.

Сотрудники милиции моментально поняли, что и как. Когда они заявились к ночному сторожу в покосившийся деревянный частный домишко на окраине поселка, тот чинно восседал во дворе за дощатым столом и уже доедал под рюмочку второго петуха.

– Ну а че? – вздыхал потом он горестно. – Самогончику прикупил по случаю. Закусь нужна же, товарищ милиционер? Нужна! А где взять? Чтобы на нашей фабрике, да без закуси остаться? Смешно. Прихватил я двух петухов. Да если бы знал, что они дороже пятиэтажки, я бы у соседки индюка спер! А то и двух!

* * *

Северо-Западная железная дорога. Поляк страшно был рад, что в мчащемся в ночь скором поезде так удачно умудрился всучить лоху-чеченцу пару тысяч поддельных долларов… Злой чечен тоже был рад незнамо как, что купил у поляка доллары за какие-то там поддельные рубли…

* * *

Москва. 1991 год. На улице бизнесмен должен передать вымогателю крупную сумму денег. К этой интимной сделке подключилось оперативно-розыскное бюро (так тогда назывались подразделения по борьбе с организованной преступностью) вместе со спецназом. Друг друга спецназовцы и оперативники знали плохо, знакомились на ходу. Но в итоге руководство проинструктировало всех как надо – так, во всяком случае, казалось поначалу.

И вот роковая встреча во дворе серого, с характерными московскими потеками на стенах девятиэтажного дома. Выходит опер, который должен передавать деньги от имени жертвы жестокого вымогательства. Как и положено приличному пацану, он в спорткостюме «Адидас», здоровенный такой, рожа бандитская, ну а еще страстный поклонник Пушкина, ибо «златая цепь на дубе том». Появляется вымогатель – мелкий, интеллигентный, хорошо одетый и в очках.

Передача денег прошла. Руководитель операции дает команду на задержание.

Вопрос – на кого по команде «фас» кинутся дрессированные спецназовцы? В общем, похожего на бандита оперативника заваливают на землю. А тут еще подливает масла в огонь спецназовский рык:

– Да у него, суки, ствол за поясом!

И оперативника начинают конкретно колотить за незаконное ношение оружия.

А похожий на интеллигента бандит скромненько, тихонько, бочком пробирается к арке дома, откуда веет сладостным воздухом свободы. И уже совсем было ушел в этой неразберихе, но тут на него обратил внимание кто-то из оперов и прыгнул как атакующая обезьяна, вдавливая всем весом в асфальт…

* * *

Люберцы, 1994 год. На пустыре лежит труп парня спортивного телосложения. Прям как на мясокомбинате над ним поработали – многочисленные жуткие колото-резаные раны. Кто, что, почему устроил эту разделку туши – непонятно. И главное – что за орудие убийства такое?

Пока суд да дело, в больничке обнаруживается еще живой молодой человек с аналогичными ранами. Когда тот обрел возможность связно изъясняться, на него насели оперативники и вынудили к откровенности.

Выяснилось, что эти странные ребята – два казака. Между ними возникли какие-то смертельные обиды. В результате слово за слово – и дуэль. На казацких шашках. Как деды завещали!

* * *

Те же Люберцы. Примерно то же время. Бдительные жильцы многоэтажного дома обнаружили, что их сосед – одинокий мужчина из тридцать девятой квартиры – давно не выходит на свет Божий. Дернули за ручку – дверь не заперта.

Следственно-оперативная группа нашла в двухкомнатной квартире труп хозяина. Как позже известный беглый российский олигарх, мужчина был удавлен шарфиком. Кто удавил, за что – не поймешь. Пострадавший бизнесмен – из мелких, никакой мафии ни за каким бесом не сдался, врагов и друзей не имеет.

Как раскрывать? По науке начинается тщательнейший осмотр места происшествия. И вдруг следователь видит хорошо замаскированный стеклянный зрачок. Выясняется, что в спальной комнате установлена скрытая видеокамера (редкость по тем временам, притом очень дорогостоящая), внимательный глаз, которой видит все, что происходит, да еще и записывает на магнитную ленту.

Тут же на месте с помощью видеомагнитофона сотрудники милиции просмотрели последнюю запись. И о боже ж мой! Ну что за печальная картина! Получалось, бедолага пригласил к себе фактурную такую шлюху. Вместо того чтобы предаться с ней стандартным греховным усладам, начал канючить:

– Ну, души меня, души!

Она и придавила чуть сильнее, чем надо было для истинного удовлетворения страждущей души. Он закатил глаза и отключился. Она давай хлестать его по щекам:

– Вставай, сволочь!

Но метаться было поздно – душа уже оставила бренную оболочку.

Девочка по вызову собрала манатки и усвистала в неизвестном направлении.

В квартире хранилась целая видеотека – там таких записей со шлюхами были десятки. Но те девочки как-то не сподобились додушить хозяина берлоги.

Раскрыли дело быстро. Выяснилось, что жриц любви бедолага находил на трех вокзалах. А там заместителем по розыску территориального отделения служил Аджанов, старый армянин, у которого было два хобби – коллекционирование мультфильмов и создание картотеки на шлюх. Про мультфильмы не знаю, но досье на жриц любви он насобирал три с половиной тысячи, и все с фотографиями и описаниями пристрастий, адресами, связями. По картотеке и вычислили девоньку. Убийство было признано неосторожным, срок последовал условный.

Только следователь потом устал по инстанциям ходить. Вдруг всем: и судьям, и прокурорам, и всякому разному руководству – потребовалось безотлагательно ознакомиться с вещественными доказательствами – видеозаписями.

* * *

Московская область. 1990 год. Кражный отдел областного уголовного розыска с поличным берет квартирного вора – в возрасте уже такого, матерого, татуированного. Видно по нему, что немало хат он подломил после последней отсидки, но, собака такая вредная, не признается.

Оперативники установили его хату, где он хоронился последние годы, и опергруппа отправилась с обыском. А там – огромный попугай какаду в клетке и десятки аудиозаписей в коробках. Стали аудиозаписи прослушивать, а на них ворюга повествует, когда, как и какие преступления совершил, притом драматично, со вкусом и расстановкой – такой талант литературный пропал!

Оказалось, ошалев от неприкаянности и одиночества, он купил себе попугая. И после каждого удачного квартирного дельца садился за стол, наливал рюмочку беленькой и исповедовался перед пернатым заморским другом, как ему было страшно и как он преодолевал себя, чтобы взять ту проклятую хату. При этом по каким-то загадочным и не доступным рядовому обывательскому разуму соображениям писал это все на магнитофон.

* * *

– Точно этот адрес? – спросил спецназовец, примеривая в руках огромную кувалду, которую ласково называют в этой среде ключом.

– Да точно, – махнул рукой опер из восьмого – по наркотикам – отдела МУРа. – Там чеченцы. Привезли груз героина. Ждут покупателей. Ломай!

Хрясь, бах – дверь вылетает. Три часа ночи. Спецназовцы в квартире. Там визги, писки. Стук роняемых тел.

Время было суровое – 1994 год. С преступным элементом при задержаниях не церемонились.

Захожу в квартиру. В стандартной двушке, по советской традиции с чешской стенкой и креслами с деревянными подлокотниками, на полу двое в наручниках изучают палас, уткнувшись в него лицами. Ну что скажешь – этот упитанный мужик в семейных трусах и женщина в ситцевой ночнушке явно не чеченского вида.

– Ошиблись чуток, – блеет жалобно нарко-опер, пытаясь провалиться сквозь пол сам, пока его туда не загнали той же кувалдой.

Вдруг снизу крики, шум, гам, тарарам. Спускаемся. Видим сцену из блокбастера: на лестничной площадке в позе Гурона стоит мелкий опер, целясь из пистолета Стечкина – такие взять в муровской оружейке считалось высшим форсом, правда, брали немногие, очень уж машинка увесистая. В коридоре вдоль стеночки, подняв руки вверх, дисциплинированно стоят трое чеченцев и дружно боятся, что их сейчас застрелят.

Выяснилось, что они жили этажом ниже. А когда начался шум, вышли полюбопытствовать, кто это так орет.

Наркоты, правда, у них мы не нашли. Зато обнаружили обрез и милицейскую фуражку. Дети северокавказских гор подрабатывали разбоями на дорогах в свободное от наркотранзита время…

Глава 6
Бандит в России больше, чем бандит

Жахнуло на улице так, что мой гостиничный номер тряхнуло, и тут же сработала сигнализация на припаркованных около гостиницы машинах. Продолжения не последовало. Грохот очень напоминал взрыв, но это же не повод для бессонной ночи.

Утром, в УВД Калининградской области, я узнал, что под окнами гостиницы, где проживала комиссия МВД России, а также собранная со всей страны опергруппа по проведению операции «Шторм» с целью борьбы с организованной преступностью в регионе, выстрелом из гранатомета убили человека. Попали точно в голову – говорят, ее оторвало, и она летела с десяток метров. Это был очередное китайское предупреждение местному преступному авторитету. За несколько месяцев до этого он взял у ростовской братвы приличную сумму в качестве предоплаты за партию ворованных «Мерседесов», но вот незадача – машины изъяли, а деньги уже в обороте. Братва прилетела на разбор, бандит с испуга пожаловался в РУБОП, после чего СОБР разложил ростовских гостей прямо на взлетной полосе – встретили честь по чести, пересчитали ребра хорошенько, за неимением доказательств выпустили. Ребятишки на прощание сказали авторитету: у нас так дела не делаются, ждите ответа. После этого неустановленные киллеры стали потихоньку прореживать окружение авторитета. Самого его жалели – ему еще предстояло расплатиться с долгами. И вот под гранатометный выстрел попал охранник его особняка – прапорщик-пограничник, который, чтобы прокормить семью, был вынужден стоять на воротах.

– Давай расклад, будем работать, – в очередной раз сказал бандиту, находящемуся в состоянии жуткой депрессии, замначальника областного розыска Таранов.

– Да толку-то с вас, – отмахнулся бандит. – Сам разберусь.

– Ну, разбирайся…

Конец девяностых. Калининградский регион – самый западный в нашей стране – предстал в ту командировку перед нами настоящим Диким Западом. Там в самом разгаре были сигаретные войны: бандиты делили квоты на ввоз сигарет в Россию, получивший это право в нагрузку приобретал возможность для практически безграничного ввоза контрабандного табака в Россию с трехсотпроцентной прибылью. За этот лакомый кусок отчаянно и кроваво бились несколько группировок. Милиция только и успевала собирать на улицах трупы. Взлетали на воздух сигаретные магазины. Расстреливали на улицах средь бела дня людей. Главный городской бандюган купил себе бронированный лимузин – при этом сам почувствовал себя лохом. Лимузин оказался не изначально бронированным, а лишь кустарно обшитым бронированными листами, в результате чего ездил плохо, но спас своего хозяина от взрыва и автоматной очереди. На разборки в город толпами приезжали москвичи, интересуясь, как это их законного представителя в городе грохнули в разборке? Среди москвичей были даже действующие бойцы «Альфы», объявившие: «Мы тут порядок наведем, все ответят!» Не навели. Не их земля.

Выиграл тендер, к всеобщему удивлению, Военторг, чей начальник являлся правой рукой того «бронированного» авторитета, его добрым подельником. Военторговца братва именовала уважительно – полковником в законе, что соответствовало его воинскому званию.

Помню, задержал розыск тогда бригадира киллеров-табачников – здоровенного, как бык, двухметрового детину с наивными глазами, жутко интеллигентного. Засекли оперативники, как он прятал в гараже прикупленный по случаю для разборок мешок с чешскими пистолетами-пулеметами «Скорпион».

Еще одна серьезная банда оседлала трассу, по которой из Германии гнали немецкие тачки на продажу – скромно собирала по двести-триста баксов с каждой машины. «Синяки» – ранее судимая братва – тоже были при деле, кого-то рэкетировали, какие-то вопросы утрясали. Но тогда они были озабочены неожиданной проблемой – смотрящий за зоной присвоил себе весь «грев», присылаемый с воли, и по освобождении был выдернут на суд общественности. Как рассказывал один авторитетный ворюга:

– Собрались на толковище. Мы ему и говорим: «А чай, а продукты – все себе в кишку пускал? А деньги – все себе?» Он на колени: «Простите, братва». А братва ему: «Мерзавец, мерзавец…»

В общем, царил привычный криминальный беспредел. Бандатва рулила, превращая запущенный, мокрый балтийский город с монументальными немецкими фортами и старинными особняками в некое поле бесконечной битвы…

Бандиты. Будучи в командировках, я объездил почти всю Россию. И везде были они. Отмороженные, живущие по законам или понятиям, сгруппировавшиеся по национальному признаку, по воровской масти, по участию в спортивных секциях или по службе в ВДВ. В глазах рябило от карточек в картотеках с их рожами – гнусно-криминальными, скучно-обыденными или невинно-ангельскими. Сперва даже пробирал холодок от справок с описаниями их кровавых деяний, но потом привык. Вся страна в девяностые привыкла к кровавому беспределу. Имя им было легион. Целые армии на территории всей России занималась войной друг с другом, государством и его гражданами.

На Кавказе абрек – уважаемый человек, опора семьи. В Бразилии бандитосы – это свои ребята, из народа, несущие эдакий протест против нищеты и социальной несправедливости. В России бандитизм – это чума. Бациллы ее дремлют десятилетиями и обрушиваются на страну, когда та слабеет, выкашивая массы народа, пожирая тела и души.

Очередная эпидемия бандитизма началась с перестройки. Часть населения тогда перестроилась быстро, осознав, куда ветер дует и что отныне главное – это деньги.

В США мафия появилась в результате сухого закона. Наша возникла благодаря «Закону о кооперации» и «О предприятии». В общество хлынули шальные наличные деньги, которые раньше вращались в безнале. Учитывая, что с самого начала вся кооперативная деятельность была в основном цепью махинаций и нарушений закона, уголовники посчитали себя вправе объявить кооператорам: «Вы же сами нарушаете закон, вы барыги, а барыга обязан с вором делиться». Рынки, кооперативы стали стремительно облагаться данью. Также для консолидации первых бандитских сообществ неоценима роль горбачевского сухого закона. Некоторые банды выросли из мелкоуголовных шаек, обеспечивавших существование подпольного водочного и самогонного бизнеса.

С середины восьмидесятых годов, когда начали исчезать с полок продукты и товары первой необходимости, всерьез замаячил призрак голода, пышным цветом начали цвести все прелести двигавшегося к капитализму общества: вымогательство, рэкет, разделы сфер влияния. Бандиты заявили о себе чуть ли не в открытую, как социальное и культурное явление. Спорткостюмы «Адидас», золотые цепи на бычьих шеях, машины – тогда еще вазовские «шестерки» – все это было свидетельством бандитской крутости и нереального богатства.

Общество тогда еще не было готово ко всеобщему мочилову, поэтому бандитские разборки были в основном на уровне мордобоя – толпа на толпу. При таком раскладе, естественно, стали особым спросом пользоваться мышцы профессиональных и непрофессиональных спортсменов. Они и составляли основную боевую силищу растущих как на дрожжах группировок. И однажды начали брать там верх, оттесняя профессиональных уголовников, вечных сидельцев и прочих туберкулезников. Сила, мощь, напор и волевая упертость профессиональных спортсменов как нельзя лучше легли на нелегкую профессию бандита…

Милое патриархальное время продлилось недолго. Уже в 1990 году я услышал от одного идущего в карьерную гору братана золотую фразу:

– Нынче в нашем бизнесе бокс не в чести. Сейчас больше ценится спортивная стрельба.

Мне тогда это показалось больше понтами – какая стрельба в СССР? Но он был прав: бурно растущий бандитизм начал кровавую бойню на просторах страны с использованием всех видов стрелкового оружия. Стенка на стенку уже не прокатывало. «Бог создал людей слабых и сильных, а Кольт сделал их равными». Когда пала советская власть, начался такой дикий, необузданный бесстыдный дележ государственной собственности, что без пулеметов с бесконечным боекомплектом и не разберешься. Тут братве подфартило – пошли горячие точки, распад Союза, были разграблены военные склады, и хлынуло в огромных количествах оружие. Ведь в стране на случай мировой войны стволов должно было хватить на каждого гражданина…

1992 год. Гостиница «Спорт» – ее делят две московские бригады. Стрелку забивают прямо перед объектом дележа, на автостоянке. С нашего пункта наблюдения видно, как съезжаются бандитские «Жигули», потом появляются иномарки – это приехали боссы, ответственные за переговорный процесс. Молодой парень в ярко-синем пиджаке вышагивает гордо, как павлин, к нему подкатывает нацмен. Начинаются терки – кто право на гостиницу имеет.

Инициатор операции дает команду «фас» – и вот рядом с братвой резко тормозит спецназовский фургон. Бойцы сноровисто и быстро укладывают мордой в асфальт с десяток участников диспута, и те получают время поразмыслить о своей пропащей жизни, хлюпая разбитыми носами. У главного за поясом «Глок» – крутой пистолет, такой я увидел тогда в первый раз, он свидетельствует о высоком положении клиента.

Уходит на всех парах по улице еще один бандитский «ВАЗ-2106». Через несколько кварталов его подсекает спецназовская машина. За поясами у извлеченных из салона клиентов сзади по бандитской традиции заткнуты «желтые», то есть китайского производства, «ТТ» – машинки дешевые, одноразовые. В стороне находим еще один «жигуль» – первой модели, старый и ржавый, чтобы внимания не обратили. Это так называемая «оружейная тачка», то есть самая невзрачная машина, где на стрелках хранятся стволы, которые расхватываются братвой при опасности боестолкновения. В багажнике целый арсенал…

Окраина Москвы, кинотеатр. Туда ожидается наплыв народа, но не на новый фильм – за зданием обозначена стрелка, бригады делят какой-то рынок. Информацию о грядущем побоище получил МУР. Расположившись в желтом автобусе «ПАЗ» с занавешенными стеклами, ждем событий. Бойцы ОМСН в брониках, камуфляже, все в азартном напряжении в предвкушении команды «вперед».

Средь бела дня одна за другой проходят в сторону кинотеатра машины, набитые быками с характерными мясистыми загривками. Судя по всему, «концерт» грозит собрать не меньше сотни исполнителей, а то и двух. Договориться бандиты между собой не договорятся, значит, будет грандиозное побоище.

– Берем белый «жигуль»! – звучит по рации команда начальника отдела МУРа.

Автобус срывается с места, проезжает по тротуару, распугивая прохожих, тормозит около наполненной быками тачки. Секунды – и братва уже полирует мордами потрескавшийся асфальт. За поясом у одного пистолет, другие чистые – потом оперативникам удалось взять и «оружейную тачку».

Для милиции 1992 года это мероприятие – скучная обыденность. Редкий день в Москве обходился без таких выездов. Идет дележ капиталов, бойня. Грохочут взрывы и автоматные очереди. Война идет по всей Руси-матушке…

Если смотреть правде в глаза, то с середины восьмидесятых и до начала двухтысячных Россия пережила крупномасштабную гражданскую войну. По уровню потерь она вполне сопоставима с прошлой Гражданской войной. Миллионы людей, погибших от паленой водки и наркотиков, перевешавшихся от безысходности, отсутствия медицинской помощи, – все это ее жертвы. И бездыханные тела, оставшиеся после многочисленных разборок: и бандиты, и бизнесмены, и случайно подвернувшиеся люди – это тоже жертвы гражданской войны. Она была необъявленная, непризнанная, мерзко и подленько утаиваемая или теоретически обоснованная – мол, все так и должно быть. Даже название ей подобрали бесстыдные либеральные щелкоперы: «первоначальное накопление капитала». Но это была именно война.

Если в 1918 году война шла за торжество труда над капиталом, чтобы из рабов стать свободными людьми, то война девяностых – это борьба русского народа за право надеть на себя хомут олигархии, стать рабами на своей земле, за право кучки мерзавцев разворовать все то, что накоплено тяжелейшим трудом наших предков, за яхты, виллы воров, за вывоз за рубеж национальных богатств. Такие светлые цели преследовали те, кто бились и клали жизни на этой войне.

Армиями в этой войне были бесчисленные банд– формирования. Мародеры под шумок присваивали заводы и пароходы. Имелся и иностранный оккупационный корпус: американские и английские посольства, некоммерческие организации, фонды, толпы зарубежных советников – ну чем не интервенты, растаскивавшие по кускам бывшую сверхдержаву? Жуткая разруха. Отчаявшееся, деморализованное, голодное, как и положено в войну, население. Наши люди сами вызвали джинна из бутылки, сдав свою страну, и гибли во имя нового мирового порядка. Тогда все пропахло кровью…

Ярославль. 1999 год. Очередная командировка. Запомнился разговор с начальником антикварного отдела областного розыска, лично умудрившегося пресечь деятельность нескольких наиболее отпетых и кровавых банд.

– Ну, этим гаврикам мы полсотни убийств доказали, – похвастался подполковник, выкладывая фотографии мерзких рож на стол.

– Ничего себе, – присвистнул я.

– Да что ты! Для банды это немного. Бывало и поболе.

Та отмороженная бригада облюбовала болота под Ярославлем, где никто не бывает. Закапывали там трупы, и, чтобы их не нашли, сверху жгли костры. Трупы оказывались запеченными, словно в керамическом сосуде.

– Человек один, вроде из авторитетной братвы, приехал к нам с портфелем, там миллион долларов был, – вещал киллер, выведя следственную группу на место захоронения. – Не знаю, что там у него с нашими вышло. Но мы его грохнули. Миллион забрали. А его тут прикопали.

Собровцы никак не могли пробить спекшуюся почву. Окопали в результате по краям – получился такой шар. Собровец ударил по нему кувалдой, и тот как кувшин глиняный распался. А внутри труп… Сколько там похоронено народу в этих болотах – страшно представить.

Делили бандиты всё: заводы, рынки. На Ярославском пивном заводе одного за другим убивали назначаемых директоров. До тех пор, пока в директорское кресло братва не посадила своего, для которого расчищала место такими радикальными мерами.

Эх, добрые девяностые, светлая ностальгия либералов…

Смотришь сводки тех лет по Москве – и просто оторопь берет. «Расстрелян у своей машины бизнесмен» – новость, даже не достойная попасть в газетную рубрику мелких происшествий, так, обыденность. Бандитская разборка прямо под окнами Петровки, 38, – один авторитет назначил стрелку заезжим конкурентам, наивно рассчитывая, что под окнами ГУВД они стрелять постесняются. Не постеснялись – убили его… Театр Советской Армии в центре Москвы, средь белого дня очередная кровавая разборка на глазах у толпы москвичей, гора трупов.

Бандиты убивали, убивали, убивали. Своих, чужих, посторонних – кого угодно. Следак задерживает на трое суток отловленного угрозыском киллера. Убивец всучивает следователю взятку, и эта продажная шкура его отпускает. А чего такого? Ну, убил, бывает. Но пацан-то хороший. Подельник киллера решает, что тот его заложил, поэтому отпущен на свободу, и во гневе расстреливает кореша у его подъезда. Конвейер смерти работает методично, без сантиментов, не щадя никого.

В 1992 году в Москве прогремело более 250 криминальных взрывов. Бизнесмену подложили в машину гранату – труп. Для другого бизнесмена рядом с подъездом в пакете из молока подложили радиоуправляемую бомбу, которую взяла семилетняя девочка и взорвалась, – труп. Ну что же, кто считает потери среди мирного населения в разгар гражданской войны? Не повезло – попали под обстрел…

Калининград. Укромное место, где собирается братва, кормящаяся с трассы. То, что происходит, раньше называлось товарищеским судом. Один из молодых братков в малиновом пиджаке и с цепью на груди уличен в употреблении наркотиков. Наркоманов в бригадах не терпят – это слабое звено, при ломке за дозу он сдаст всю малину. Бригадир – огромный и добродушный мужик, были и такие – выносит вердикт: изгнать. С парня сдирают атрибуты бандитского ремесла – малиновый пиджак, цепочку златую. Забирают ключи от «служебной тачки». Все, изгнан. Ему еще повезло, что в шайке нравы демократичные. В московских безжалостных бригадах за это сразу закапывают в землю. А не фиг пить, курить и языком трепать. Ты же в команде!

Команда, бригада, группировка. Этот магнит тянул к себе сотни тысяч молодых парней. Притом парней не худших. Спортсменов, просто здоровяков, людей, которые стремились вырваться из заколдованного круга нищеты, видя, как родители, проработавшие на заводе всю жизнь, теперь голодают – их завод приватизирован и продан за три копейки через подставных лиц американцам, которые угробили производство, чтобы избавиться от конкурентов. И эти ребята приходили в бригады. Самое смешное, что многие родители даже радовались: мальчонка-то совсем другим стал, не пьет, не курит, не ругается. Прям золотой мальчик… Вот только приходили эти мальчики на роль торпед. А у торпеды одна задача – при необходимости выйти на цель и уничтожить врага, взорвавшись самой. Сдохнуть во благо пахана. На более квалифицированные работы брали военных. Армия распадалась, дикие сокращения, невыплаты зарплат, вывод войск в чистое поле из Германии, отсутствие жилья и средств к существованию. Кому ты нужен, офицерик? Ну, разве только родной мафии – там тебя оценят по талантам и достоинству. Множество людей, обладающих организационными навыками, умеющих стрелять, крепких физически и привыкших выполнять любые приказы, заключали договор с чертом.

В Рязани действовала бригада «слонов» – ее ядром явились рязанские десантники, притом проблемы они решали по-десантному прямолинейно и радикально. Однажды одномоментно наколотили вглухую полтора десятка конкурентов. А в войне за завод «ВАЗ» перебили в общей сложности, говорят, две сотни человек.

Бывшие десантники-афганцы с опытом боевых действий тоже примыкали к бригадам. Или сами организовывали криминальный бизнес, что привело к разборкам вокруг фонда инвалидов войны в Афганистане и взрыву на Котляковском кладбище, где погибло четырнадцать ветеранов. Спецназовцы с навыками минирования тоже пришлись к месту. Всем таким специалистам нашлась работа в бандитских рядах.

Потянулись в банды и милиционеры, оперативники, сотрудники спецслужб со своими специфическими навыками и осведомленностью о методах оперативно-розыскной деятельности. Притом это были не худшие специалисты, часто в новом качестве переигрывавшие своих бывших коллег. Помню широкомасштабную операцию МВД России против солнцевских, о которой знало всего несколько человек. Пока в МВД готовили и утверждали план операции, солнцевские, получив об этом информацию, готовили контрплан. В результате бандиты кинули на заклание несколько никчемных фигур и остались при своих.

И что мы имеем в сухом остатке? Криминальные войны выбили целое поколение не худших русских ребят. Они погибли в разборках. Сгинули в тюрьмах. Превратились в зверей. Это те, кто раньше работал бы на заводах, служил в армии, защищал Родину. Наиболее активные, сильные – российский капитализм с нечеловеческим лицом показал им кривые дороги, и они не нашли в себе сил отказаться…

Владивосток. Казавшаяся раньше монолитной банда погрязла во внутренних разборках и раскололась на две части. Раскольников под стволами привели в гараж, закрыли там в яме и пустили газ из работающего двигателя. Семь человек задохнулось насмерть в душегубке, сработанной по фашистским лекалам. Нормальный производственный момент. Болезнь роста в бригаде.