Текст книги "Цирк с конями в казённом доме"

Такой же кульбит решили провернуть на всей территории России. Ввели превентивные аресты, и мыльные бандитские пузыри стали лопаться один за другим. Тогда милиция закрыла под стражу всех более-менее значимых бандитов. Часть из них поплыла. Пошли аресты. Удар по мафии был серьезный. Но мафиози очухались, подтянули своих друзей-правозащитников, которые «бескорыстно» подняли оглушительный вой об антиконституционных указах. И лавочку быстро свернули. Но осадочек у братвы остался: их вполне могут вывести всех, как тараканов, было бы желание.

Когда стало понятно, что обычными средствами заразу не выведешь, а раны от бесконечных взрывов, стрельбы и разборок чешутся все сильнее, наверху было принято решение подобное лечить подобным – то есть создать организацию, которая будет вышибать бандитов из привычной им среды обитания их же методами. Так появились УОПы – управления по организованной преступности, переименованные потом в РУБОПы – то есть все те же по борьбе с ней. К ним были приложены СОБРы – спецназовские подразделения из головорезов, не видящих в жизни преград, с каким-то самурайским кодексом чести.

Очень быстро появилась поговорка у братвы:

– Есть солнцевские, ореховские, но это все фигня. Вот шаболовские – это отморозки. Это сила, да.

На Шаболовке тогда размещался московский РУБОП.

В какой-то мере это соответствовало действительности. Помню, верзилу-курсанта на выпускных экзаменах спрашивают:

– Какие в УПК предусмотрены основания для проведения обыска?

Тот глазами хлопает. Преподаватель спрашивает:

– Вы практику проходили? В обысках участвовали?

– Ну да.

– А где практиковались?

– В РУБОПе.

– И что делали?

– Двери вышибал.

– А, ну идите, три…

Конечно, борьба в девяностые РУБОПа и бандитов – это просто эпос можно писать или гротеск.

Задокументировать преступную деятельность группировок было проблематично – затрачиваешь громадные усилия, а в результате в лучшем случае условный срок бандиту, а то и оправдание. Поэтому убоповские «гвардейцы кардинала» стали давить бандитов силовыми методами. Выставляли малины, места обитания, кабаки. И колотили, колотили, колотили.

В одном из регионов разговаривал с начальником РУБОПа.

– Так я когда еще службу создавали, ребятам сказал: при наездах на вас, сопротивлении – никаких рапортов и судов, – пояснил он. – Чтобы на суде стоять и позориться – меня, мента, бандиты обидели? Не-ет. Только на «молотки» их ставить. И подействовало отлично. Теперь нас боятся.

Приходилось нередко присутствовать при задержаниях СОБРами. Зрелище не для слабонервных – кровь, переломанные ребра, отчаянные вопли: «По животу не бейте!»

Конечно, РУБОП чудил не по-детски. Профилактические их мероприятия особенно гремели. В начале девяностых модными стали, как опера их прозвали, «салатные дела». Спецназ нагрянет на какой-нибудь сходняк в кабаке, где столы уже накрыты и молочный поросенок дымится. Боец вскакивает на стол, давя коваными башмаками стейки и салаты, и бежит, раздавая направо-налево дубинкой, сшибая уважаемых людей со стульев, как кегли. Правда, долго это не продлилось. Пошли жалобы из органов власти, потому что с бандитами обычно тусовались всякие шишки из мэрии или правительства, разные безродные депутаты.

Однажды прокурор Москвы спрашивает одного из руководителей РУБОПа:

– В казино ваши были?

– Были. Проводили оперативно-профилактическое мероприятие.

– А по-моему, это был налет, – говорит прокурор, вставляя кассету в видеомагнитофон.

Тогда милиция еще не привыкла к тому, что все записывается на видеопленку, а бандиты уже вовсю пользовались видеокамерами. И вот кино: в бандитское казино врываются рубоповцы с СОБРом. Тумаками и прикладами раскладывают всех на полу. Потом в центр зала развязной блатной походочкой выходит рубоповский опер – мелкий такой, в спортивном костюме и с автоматом. Дает очередь по потолку – стеклянный шар, зеркала, все вдребезги. И осведомляется:

– Что, братва, картишки раскинем?

В московском РУБОПе была парочка девок-блондинок, так на них постоянно жалобы писали, что они обещали задержанным пилкой для ногтей все зубы выпилить…

Научили бандитов хорошим манерам достаточно быстро, те стали берега ощущать. И постепенно сложился замкнутый круг, криминальная такая Сансара, колесо перевоплощений. Торгаша колотит бандит – бандита колотит мент – мент приходит за покупками к торгашу, и тот его обманывает. Круговорот зла в природе.

Конечно, были и с нашей стороны потери. Сколько сотрудников убили, скольких подставили, довели до самоубийств и тюрьмы. Скольких просто сдали… Всяко бывало. В Питере бандосы обогнали машину с рубоповцами и расстреляли их. Начальник управления поднял по тревоге всех и СОБР. Общими усилиями они задержали больше сотни бандитов по кабакам и малинам и в тоненьких клубных пиджачках в морозную погоду выставили строем во дворе СИЗО в Крестах, да еще, говорят, водичкой полили. Но раскрыть убийство так и не удалось, хотя урок братве преподнесен был зримый. Правда, руководителя, отдавшего такой нестандартный приказ, с работы все же выперли. А зря.

В Москве тоже такое было. Когда бандиты сдуру в Подольске поколотили одного из начальников отдела МУРа, в населенном пункте в тот же вечер был учинен нормальный такой террор. Один из братанов потом жаловался:

– Зашел в кабак рюмочку опрокинуть. Тут менты со спецназом. Мордой в пол, башмаками по ребрам. Отлупцевали так с чувством и отпустили. Я с горя в другой кабак обиду закушать. И тут опять они – и опять то же самое. Ну куда простому парню податься и опрокинуть рюмочку?

Внешне отличить рубоповца от бандита в девяностые было затруднительно. И одежда, и манеры, и понятия, и речь – одни и те же в большинстве своем. Но самый главный вопрос возникал у многих идущих в ногу со временем милицейских руководителей, да и простых сотрудников: зачем такую силищу забесплатно использовать в стране победившего капитализма? И РУБОП включился в крышевание. Притом умудрялись это делать даже на законных основаниях – заключали официальные договоры с коммерческими структурами о сотрудничестве и спонсорской помощи. Поэтому нам в угрозыске на празднике давали грамоты ко Дню милиции, в РУБОПе на Шаболовке на отдел – по одной-двум машинам в подарок отличившимся сотрудникам, да еще кормили бесплатно в столовке.

Интересно, что РУБОПы внесли немалый вклад в дезинформацию населения и вышестоящего руководства. Отчеты нужны, сколько банд в Москве и какая с ними идет бескомпромиссная неравная борьба. Вот и начали рубоповцы всю судимую шпану с какого-нибудь района в ОПГ записывать: общаются между собой, значит, банда. Эти отчеты в прессу просачивались, и население грузили какими-то невероятными цифрами по составу и количеству ОПГ. Да еще братва, узнав, что они не просто шпана, а банда, начинала по рынкам ходить с объявлениями: мы теперь ваша крыша, мы банда. И в доказательство тыкать этими самыми статьями в газетах.

Дошло до того, что прокурор Москвы, услышав на совещании от руководителя РУБОПа о том, что столица России в окружении тысяч ОПГ, состоящих из рэкетиров, киллеров и прочих головорезов, сказал:

– Сделаем вид, что я это не слышал. Иначе, если вы все знаете и не принимаете меры, вас надо привлекать к ответственности…

РУБОПу много что позволялось и прощалось. На Шаболовке были свои камеры для задержанных, где порой вообще неизвестно кого держали. Были огромные негласные фонды, позволявшие покупать любую информацию. Прокурор сидел там ручной – однажды вякнул на собрании, что не всегда опера соблюдают законность, так руководитель Управления его отчитал примерно такими словами: приютили стервеца, а он еще рот разевает.

Как ни странно, весь этот рубоповский накат, даже перекрышовывания, сказались на криминогенной ситуации вполне благотворно. В Москве бандитов по большей части выбили из легального бизнеса и вернули туда, куда им положено: заниматься кражами, наркотиками, проституцией, или принудили легализоваться под маской приличных бизнесменов и больше не быковать.

Удалось навести лоск и в других регионах, казалось, безвозвратно пораженных вирусом бандитизма. Наши сотрудники занимались декриминализацией одной области, где все на свете братва решала. Уголовные дела до суда не доходили. Бандиты ощущали полную безнаказанность и соки из всего города высасывали, как вампиры. Приехала оперативно-следственная бригада из Москвы с особыми полномочиями. Подняли старые дела, всех авторитетов переловили, бандитские крыши вышибли из бизнеса. Через год оперативники побывали в городе и не узнали его. Появились нормальные дороги, современные магазины, люди стали лучше одеваться, ездить на нормальных автомобилях. То есть на городе столько лет лежала какая-то вонючая липкая жаба, лишающая людей оптимизма, денежных средств. Оказалось, что у города все же есть деньги на инфраструктурные проекты. Красота.

Ну а что ныне с бандитизмом на Руси? Можно констатировать, что острую форму этой чумы мы преодолели, переболели, можно сказать. А рецепт оказался элементарным – к нам вернулось после Бориса Ельцина государство. Пусть не такое сильное и совершенное, как мы хотели. Но вернулись государственные интересы, понятие государственной безопасности. Худо-бедно заработала вся система. И людям с криминальным прошлым и настоящим просто посоветовали: «Входите в берега». Конечно, сегодня иногда в провинции в стиле девяностых приходят к коммерсантам бандиты с предложением крыши. Но это уже больше исключение, чем правило.

Где братки девяностых? Многие погибли в разборках и от наркотиков, потеряли смысл жизни, деградировали, пребывают в отчаянии и нищете. Другие стали успешными бизнесменами и сегодня обижаются, когда им напоминают, кем они были. Пеняют на грехи молодости – иначе не выжить было, но сегодня-то они уважаемые люди. Хотя, думаю, сноровку не теряют и хранят закопанный и с любовью смазанный пулемет. Наиболее ушлые и говорливые пробрались в выборные органы власти и в администрации. Одно время приноровились они за взятки вытирать из Главного информцентра МВД информацию о судимостях – нет отметки, и ты чист как ангел. Помню, один такой ангелочек прилетел прямиком из зоны, где сидел за наемное убийство, и уже через неделю трудился в поте лица в должности замглавы администрации одного из подмосковных районов, ударно отжимая землицу у крестьян. Восстановили мы ему запись о судимости только по учетам УИН.

Многие криминологи долго рвали на голове остатки волос – мол, сейчас настает период, когда из тюрем выходят те бандиты, которых посадили в девяностые. Уж они-то нам устроят. Уж они-то нам покажут – бойтесь, славяне! Действительно, выходят. Большинство сломлены многолетней отсидкой и не мечтают о новых подвигах и славе, жаждут, чтобы их оставили в покое. Некоторые пытаются вернуться к преступному промыслу, совершают преступления. Но по большому счету ничего уже сделать не могут. Потому что это не их мир уже давно. Потому что вернулось государство.

Что дальше? Следует признать, что организованная преступность и бандитизм являются неотъемлемой частью общества, где все сводится к преумножению капитала и порой грань между бандитом и финансистом весьма условна. Ни одно государство так называемого цивилизованного мира, кроме фашистских, с оргпреступностью не справилось. Те же США сто лет ничего не могут поделать с деревенской итальянской мафией. Правовые и экономические принципы Запада не позволяют эффективно бороться со злом – ведь это зло встроено в саму систему. Запутанная правовая система порой превращает эту борьбу в балаган, где сотни адвокатов отмазывают вальяжных мафиози, а в тихих переулках убивают нежелательных свидетелей.

Но верно и то, что ни одно нормальное государство не может себе позволить бесконтрольного разгула преступности. Если упустить ситуацию, то будем жить как в Колумбии, где наркомафия захватывает парламенты и убивает генпрокуроров. Потому для начала требуется четко обрисовывать рамки, за которые мафии выходить нельзя. Лидеров ОПГ, поджимающих под себя целые регионы, занимающихся заказными убийствами и террором, необходимо уничтожать всеми правовыми и неправовыми методами, иначе они уничтожат нас. Также нужно целенаправленно выбивать из-под мафии финансовую основу.

Очень много зависит от того, сохраним мы государство и правоохранительную систему. Придут балаболы, как в девяностые, и чума нас снова захлестнет. Тревожный звоночек – общая деградация системы МВД. В том моральном и умственном состоянии, до которого она дошла после всех реорганизаций, когда были во многом разрушены кадровое ядро, преемственность, профессиональная этика, она в любой момент может обрушиться. Более запуганного существа, чем нынешний полицейский, отыскать трудно. Гибнут, ложатся на ножи, но боятся выстрелить, применить силу и власть. В некоторых регионах просто идет настоящий террор против полиции со стороны контролирующих и судебных органов. Правда, и полицейские нередко становятся на путь преступлений, но таких и надо воспринимать как преступников, а не как типичных представителей наших органов. Настало время нравственного оздоровления системы.

Ну а самое главное – нужно оглядеться и понять: то ли общество мы построили, которое нам, русскому народу, надо…

Глава 9
Нестандартные методы допроса

Юрка – начальник антикварного отделения одной из прилегающих к Москве областей – в тот день был дежурным по областному управлению. И надо же, в пригородном районе убийство – колото-резаная рана. Надо ехать.

Настроение у него и так было паршивое. Перед дежурством откровенно и с чувством поговорил с батюшкой из одного храма. Русская зарубежная церковь после краха СССР вернулась в Россию, ей выделили несколько приходов. Вместе с церковью вернулись и священнослужители, притом несколько нестандартные. Юра разговорился с прислужницей такого катакомбного храма, которая никак не могла прийти в себя. Оказывается, мыла она пол и заметила, как за алтарем батюшка по-содомски своего помощника уестествляет.

Юра, человек глубоко верующий и по жизни правильный, к батюшке в его каморку на семь комнат заявился с вопросом:

– Что, уже на алтаре содомией занимаемся?

Вальяжный батюшка церемонно огладил бороду и фальшиво-виновато изрек:

– Грешен, сын мой.

Юра ему и засветил с правой. Внешне походил он на медведя, и ручища соответствующая, так что батюшка очухался нескоро. Но ума так и не набрался.

В общем, приезжает Юра в расстроенных чувствах в райотдел. Оказывается, история там простая. Один гражданин другого замочил ножом – видимо, не сошлись взглядами на понятие мира номенов в философии Канта.

– Не колется, прикинь, гад, – жалуется дежурный. – Не говорит, куда нож сбросил.

Юра забегает в кабинет райотдельского дежурного опера. Там находятся двое: один замызганный такой, в телогреечке, потерянный и изможденный, а второй – вальяжный, спокойный и высокомерный.

Ну, Юрик кивает вальяжному:

– Я из областного управления.

Поворачивается к замызганному и в ухо ему засвечивает на нервяке – все батюшка с его «грешен, сын мой» мерещится.

Клиент под стол улетает. Вылезает оттуда и хлюпает обиженно:

– Это как же? Это в моем кабинете!

Тут Юрик понял, что это и есть дежурный опер, а вальяжный, хорошо одетый хмырь не кто иной, как душегубец.

Поворачивается к убивцу:

– Ну что, сученыш, говорить будем?

А тот уже вальяжность растерял. Прикинул, что если менты друг друга так лупцуют, то с него вообще шкуру живьем снимут.

– Буду! Да покажу я вам, где этот нож!..

По ведению допросов Юрик вообще был большим специалистом. Парень с пытливым умом (не подумайте плохого), изобретательный такой. Вон, детектор лжи изобрел. Правда, позже американцев, но зато гораздо более эффективный.

Стянул он по случаю в парикмахерской старый фен – это огроменный такой пластмассовый колпак на голову, похожий на шлем астронавта из фантастических фильмов шестидесятых годов. Приделал к нему провод, а конец его спрятал под столом.

Клиент не колется. Юрик ему:

– Надо детектор лжи использовать.

Клиент соглашается со смехом – мол, в гробу я ваши детекторы видел, меня, пьянь такую и мерзавца, никаким детектором не пробить.

– Только учти, когда врут, возникают легкие болезненные ощущения, – заботливо предупреждает Юра.

Младший опер надевает клиенту на голову колпак. И начинается допрос.

Когда Юрику кажется, что клиент врет, он подает стоящему у стены младшему оперу сигнал, тот берет молоток и шарашит по колпаку. Когда голова в колпаке, сориентироваться невозможно – ничего не видишь, и полная иллюзия, что тебя разряд тока ударил.

После своего третьего лживого ответа клиент решает, что лучше уж признаться. Потому что болезненные ощущения оказываются не такими легкими…

У меня тоже был детектор лжи в бытность мою военным следователем. Тогда только игрушки электронные за 23 рубля появились. Нужно было нажимать на кнопки и ловить яйца, сыпящиеся с разных сторон на экране, или бить гусей. Сейчас такое выглядит смешно, а тогда это было настоящее чудо техники: за такие деньги – и тебе тут и кнопки, и серебряного цвета коробочка, и жидкокристаллический экран. Да еще и пищит.

Помню, допрашивал я гордого военного строителя. И никак колоться тот не хотел. Кого-то там в казарме отколошматили, какие-то неуставные отношения, а этот горец мне «ничего не знай, ничего не видель». И разговор у нас тупой.

– Ты врешь! – говорю я ему.

– Я не вру, – отвечает он мне.

И так по кругу. И ведь показания этого гада мне сильно пригодятся. А он тупит.

Разговор затянулся, я сижу, в игру играю. И тут гордо этот самый Давид-строитель объявляет:

– Можете меня на машине проверить, которая говорит: вру я или нет.

– Так где ж я тебе ее возьму?! – изумляюсь я такой продвинутости в вопросах криминалистики моего клиента.

– Так вот же она, – тыкает он мне в игрушку, которая как раз запиликала в этот момент…

В США одно время модны были полицейские семинары по введению в практику детекторов лжи. На одном из них встает двухметровый шериф, похожий на гризли, показывает волосатый кулачище и объявляет:

– Вот мой детектор лжи!

Аналогичного мнения придерживался и один провинциальный опер. Был при советской власти киножурнал «Хочу все знать». Там на заставке герой разбивает молотком орешек знания. Вот у того опера лежал на столе большой деревянный молоток, на котором с любовью было выведено «Хочу все знать». И получалось добывать им тайные знания, колотя по скорлупам скрывающих их черепов…

Легендарные истории советских времен, за достоверность которых не могу ручаться полностью.

По какому-то делу в Москве изъяли пылесос для уборки метро – тогда это был совершенно устрашающего вида, метровой высоты и такой же ширины агрегат со шлангами, и работал он с какими-то угрожающими прищелкиваниями и причмокиваниями.

Поймают сотрудники розыска какого-нибудь воришку, а тот ни в какую не колется.

– Леха, завози агрегат! – кричит инспектор розыска.

Появляется Леха, с натугой толкает впереди себя металлического монстра, а тот урчит, урчит. Лучше сразу все рассказать…

Другие выдумщики, с уклоном в театральщину, откопали белый халат, измазали его красной краской – мол, кровавые следы ладоней.

Опер клиента допрашивает, тот не колется.

– Ладно, придется Сергеича звать, – хмурится опер, снимает трубку телефона и звонит.

Заходит Сергеич – широкий в кости и звероватый на вид, в белом халате с кровавыми пятнами. И говорит:

– Да я с одним замухрышкой сейчас закончу. Вот откачаем его, и за твоего примусь.

Ну как тут не расскажешь, кто с машины зеркала снял…

Впрочем, действовали эти добрые шутки, как правило, на крестьян, провинциалов или людей с заплесневелыми от пьянства мозгами. Но действовали.

Есть еще вариант – заставлять клясться. Буддой, Аллахом, чем угодно, что дорого клиенту. У нас один курсант заставлял божиться на томах Ленина старого большевика – так тот с горя написал жалобу, которая в итоге пришла к нам в институт. Начальника кафедры криминалистики Антонова чуть дед Кондрат не посетил. Он, покраснев, все тряс этой жалобой и кричал:

– Мы вас что, разве этому учим?!

Каюсь, сам заставлял клясться правоверных на Коране. Впрочем, без особого успеха. Это все равно как «хлебом клянусь» – ни к чему не обязывает. У мусульман считается, если враг грозит твоему здоровью, а то и жизни, то клянись чем хочешь – это силы не имеет.

Зато у меня был друг-востоковед, выпускник нашего Третьего факультета ВКИМО. Так он обожал приходить ко мне и общаться с допрашиваемыми мусульманами. Начинал по памяти грузить их такими цитатами из Корана, что, когда уходил, клиенты часто начинали каяться, а еще долго смотрели ему вслед – почитали, видимо, за какого-то продвинутого ваххабита…