Текст книги "Эмиссар Черной Армады"

– Несомненно, – кивнул я, хотя все присутствующие понимали, какие обязательства для меня важнее. – И много народу знает о моём назначении?

– Те, кому положено.

– Кланы входят в их число?

– Объясняйтесь понятно.

Я рассказал о визите ко мне Индейца.

– Альварес Диас, – кивнул Веденеев. – Почётное место в розыскном пакете ЦКПС. Он побывал в Москве – значит, Кланы действительно сильно озабочены сложившейся ситуацией. Что же, его идею о сотрудничестве надо рассмотреть.

– И как далеко может простираться это сотрудничество? – осведомился я.

– По обстановке. Диас прав – то, с чем мы столкнулись, гораздо опаснее игр Кланов.

Мне такая постановка вопроса совсем не нравилась. Но такова работа оперативника, такова жизнь супера – делать то, что тебе не нравится и противоречит твоему воспитанию.

– Не смею больше задерживать, – сказал Веденеев. – Канал связи министра для вас открыт в любое время суток.

«Но не следует им злоупотреблять», – добавил я про себя.

* * *

Кабинет Кима в штаб-квартире управления психоэкологии изменился за годы моего отсутствия мало. Большая площадь, два угловых окна выходят на парк. Обстановка – кресла-пузыри и огромный стеклянный стол. На стене – СТ-графия туманности Конская Голова. Раньше картина была другая – Туманность Андромеды.

Штаб-квартира располагалась в экологическом зелёном поясе в Медведково. Когда-то здесь были жилые районы, но с тех пор население города уменьшилось в несколько раз. Где-то за деревьями, кажется, совсем рядом скрываются сады развлечений и комплексы досуга, но тот мир отделён от этого периметром безопасности – просвечиваемым, просматриваемым, простреливаемым. Неидентифицированный объект сюда проникнуть не мог – будь то хоть человек, хоть летательный аппарат, хоть тяжёлый танк высшей защиты.

– Не думал, что снова придётся работать вместе, – сказал Ким.

– Ты тоже считал меня предателем?

– Я? Нет. Я сразу понял, что ситуация с Асгардом сильно отличается от привычных нам. Это не противоборство со спецслужбами или Кланами. Тут счёт иной. Говорить о предательстве, как иные наши трепачи, просто глупо. Ты не мог иначе.

– Правильно, – кивнул я.

– Эх, ты был лучшим моим опером, – вздохнул Ким. – Какие мы дела поднимали. До сих пор сердце радуется.

– Было время.

– А сейчас худо, дружище. Очень худо. Так уже давно не было. Мы сильно прижали Кланы на территории Конфедерации. Загнали их в пыльные подвалы. Они начали понимать, где их место. Сегодня же они будто сорвались с цепи. Они перестали ощущать опасность. Льётся кровь. И сиксты тоже сорвались с цепи. Раньше я знал примерно, сколько самоубийств в год у сикстов, сколько они замучают народу, сколько устроят массовых беспорядков Статистика – вещь упрямая. Сегодня они бьют все показатели…

Ким встал, прошёлся по кабинету, прислонился к прозрачному окну и внимательно посмотрел мне в глаза.

– В моём ведомстве работают тысячи человек. Совершеннейшая техника, отлично вооружённые, способные выполнить любую задачу тактические группы. Но так порой бывает, что успех зависит от одного-единственного человека. Этот человек ты. Любая поддержка, все наши силы в любой момент будут работать на тебя.

– Силы, – хмыкнул я. – Откуда Индеец узнал, что я подключён к расследованию? Опять утечка? Что всё это значит?

– Мы не делали большой тайны из этого.

– Как? Что за фокусы? Веденеев постарался?

– Он хотел привлечь к тебе внимание. Сразу кинуть в самое пекло.

– Вот негодяй. И ни намёка.

– Почему? Я тебе и намекаю. Невинная комбинация сработала. К тебе пришёл гость.

– Послать бы вас к чёрту, – вздохнул я. – Но воспитание не то.

– Вот и ладненько. Допуск к информационным банкам Министерства у тебя «зелёный».

– Нормально

Такой же уровень, что и у Кима. Даже больше. Я могу забираться в информбанки и других служб. Уже неплохо.

– С тобой работает капитан Владимир Шестернев.

– Кто такой?

– Он сопровождал тебя к Веденееву.

– Серьёзный парень. Очень мрачный. Соглядатай?

– Нет, помощник. Хотя не без этого. Сам понимаешь, такие правила.

– Понимаю. Хороший хоть опер?

– Обижаешь. Завалящий товар не предложим. Молод. Энергичен. Целеустремлён. Предан делу до фанатизма. Талантлив.

– Пример для подражания.

– Не сказал бы. Порой своенравен. Склонен к импульсивным действиям. Работал в региональной резидентуре в Праге. Микки Красавчик – одно из крупнейших дел управления за последние три года. Его заслуга. Он вытащил. Раскрутил. И фактически закончил.

– Закончил, – хмыкнул я, припоминая обстоятельства этого громкого дела двухлетней давности. По инерции в Асгарде я интересовался деятельностью моего ведомства, и имел представление о наиболее успешных операциях. Значит, тот самый Шестернев, который накрыл страшно законспирированную структуру одного из Больших Кланов. Его стараниями разгромлено четыре лаборатории, оснащённых самым современным оборудованием и влетевших Клану в копеечку.

– На нём висит приговор Кланов, – как бы невзначай сообщил Ким.

– Этого ещё не хватало, – поморщился я.

– Не бойся. Тут всё под контролем.

– Ну, Ким, – покачал я головой.

– Я тебе клянусь – лучший вариант. Помимо всего прочего, у него потрясающая интуиция. И он чемпион федерации по универсальному боевому комплексу.

– Значит, стреляет с двух рук одновременно и в десятку, может вышибить дух ударом кулака. Будет у меня телохранитель. Старший, думаю, в группе я?

– Конечно.

– Ладно. Сойдёт.

Секретарша Кима – новенькая, по вкусу шефа длинноногая, красивая – проводила меня в отведённый мне кабинет, напоминающий рубку космического корабля. Отсюда я мог связаться с любой точкой Солнечной системы, получить любую информацию по «зелёному» допуску. Здесь меня ждал Шестернев. Я присмотрелся к нему внимательнее. Высокий, жилистый, в демонстративно неторопливых движениях ощущается энергия и сила, как у большинства мастеров боевых видов спорта. Аура ровная, зелёная, как у людей с уравновешенной нервной системой, спокойных, способных на решительные действия. Кроме того, мне показалось, что я уловил нечто важное. Даже слишком важное… Нет, вряд ли, одёрнул я себя.

– Ну что, капитан, давай знакомиться.

– Шестернев Владимир Михайлович, – не садясь, доложил чётко он, только каблуками не щёлкнул.

– Аргунов Александр. Полковник МОБСа. В прошлом. Кто теперь – думаю, знаешь.

– Так точно, господин полковник.

– Вот что, Володя. Мы напарники. Работаем плечом к плечу. Козырять времени нет. В моё время оперативники обращались друг к другу по именам и на ты. Хорошо?

– Так точно.

– Изживай из себя военщину. Но… Раз и навсегда – в нашем содружестве я старший. Решения мы обсуждаем, вместе просчитываем версии и планы. Но последнее слово за мной. Мои приказы обсуждению не подлежат. Выполняются моментально и беспрекословно. Если скажу «стреляй» – должен стрелять. «Прыгай на месте» или «танцуй вприсядку» – затанцуешь. Я ничего не приказываю просто так. И отвечаю за каждое своё слово. Если тебя это не устраивает, скажи сразу – я найду другого человека.

– Меня устраивает.

– Прекрасно. Кстати, это ты расстрелял Микки Красавчика с его телохранителями?

– У меня не было другого выхода.

– Я видел по СТ. Сделано на отлично. Думаю, сработаемся.

Я уселся поудобнее в кресло и произнёс:

– Комп. «Зелёный допуск». Инициатор – Аргунов.

В воздухе поплыл хрустальный звон. Потом низкий хрипловатый голос произнёс:

– Идентификация инициатора завершена. «Зелёный допуск» открыт.

– Начнём с отчёта группы Полицейского совета. Развёртка…

* * *

Турция. Захват экстремистами движения «Волки Ичкерии» населённого пункта с пятьюстами заложниками. Требования – автономия на востоке Турции для чеченской диаспоры и помилование лидера движения сепаратистов Мусы Ачкоева. Вылазка была отчаянной и бессмысленной. Применение силы органами правопорядка чрезмерным. Триста пятьдесят шесть человек погибло. Боевая группа «Волков» была уничтожена полностью – добивали даже пленных, и, положа руку на сердце, поделом. Странно, что после того, как пятнадцать лет назад экстремистов хорошо пощипали, они не вылезали из нор. Движение засыхало, как дерево без воды. И вдруг – такой взрыв. Психоэкологический криз третьего уровня.

Дания. Захват лайнера «Копенгаген – Орбита-зеркало». Терроористы-камикадзе пытались обрушить лайнер на крупнейшую ТЭФ-станцию Европы. Конечно, ТЭФ-установки – не ядерные станции двадцатого – двадцать первого веков. Экологической катастрофы не было бы, но энергетической системе был бы нанесён огромный ущерб. Бортовая аппаратура заблокировала манёвр, тогда террористы взорвали машину вместе с двумястами пассажирами. Криз третьего уровня.

Фестиваль музыки в стиле «Биопротезрок» – «Пространство светлого зла» в Берлине. Одно время психоэкологи добивались запрета подобных сенсорзрелищ, правомерно заявляя, что их действия мало чем отличаются от действий компьют-нарков и волнового наркотика «райские семечки». Поправка к Конвенции по психоэкологии Совета Земли была провалена «гумиками» (так называют членов всемирного общества «За гуманное отношение к жертвам социума», борящихся за неотъемлемые права человека, в том числе право уходить от ответственности за преступление, оболванивать себя и окружающих наркосредствами). Попытки отдельных правительств запретить подобные мероприятия ни к чему не привели. Век, когда расстояния – никакая не проблема и до любого конца земного шара можно добраться за полтора часа, что изменишь запретами в каком-то одном регионе. На фестиваль в Берлине собрались сто пятьдесят тысяч человек. Во время исполнения композиции «Сладкий голос моей задницы» толпа обезумела. Взрыв всепоглощающей бессмысленной ярости. Каждый против каждого. Те, кто сохранял самообладание, безуспешно пытались выбраться из ревущего, кровавого водоворота человеческих тел. Сто восемьдесят шесть жертв. Криз второго уровня.

Конкарно. «Люди без лиц». Криз второго уровня.

Улан-Батор – волнения во время съезда степняков, собравшего пятнадцать тысяч представителей со всех концов Земли. Третий уровень.

Екатеринбург. Захват города сторонниками секты «Спасово Согласие», которую называют ещё глухая нетовщина – о ней не слышали с девятнадцатого века. Неожиданно она возродилась в конце двадцать первого. А в начале двадцать второго стала завоёвывать всё больше и больше сторонников.

Ещё с древности она известна своими неописуемыми зверствами, когда сектанты, признавая, что мир во грехе и тьме, считали единственной дорогой к очищению самоубийство, а равно убийство дорогих людей во их спасение. Рубили свои семьи и друзей топорами, со словами «За Христа убиваю». Примерно с такими же комментариями, тоже топорами убивали они и сейчас.

В пригородах Екатеринбурга они проживали компактно. Когда полиция смогла ввести туда спецподразделения, пятьсот двадцать человек – примерно треть секты «Спасово Согласие» – самоуничтожились. Криз второго уровня…

Как ни стараешься абстрагироваться и смотреть на все с беспристрастностью и бесстрастностью профессионала, но волны чужих страданий проходят через тебя и болью отзываются в душе. Хочется выключить СТ-развёртку, бежать подальше, заткнуть уши, чтобы оградиться от криков раздавливаемых, расстреливаемых людей. Зарыться в песок, не видеть и не слышать ничего… Кого волнуют чувства опера? Опер должен работать. Опер создан для того, чтобы бороться со злом, а не бежать от него. На очереди следующий блок информации. Ещё одна попытка найти что-то интересное, продвинуться хоть на шаг.

Информация со всех концов Земли и Внешних Поселений. Правда, некоторые государства, в очередной раз проживающие период административного или националистического маразма, закрывали свои каналы, как, например, Украина, выславшая недавно посольство Конфедерации якобы за направленную против суверенитета деятельность. Ничего из ряда вон выходящего в этом не было. Уже на протяжении более ста лет там постоянно приходили к власти правительства, списывающие собственную беспомощность на происки клятых москалей. Чёрные Штаты и Пакистанско-Афганский Союз тоже переживали не лучшие времена. Там было совсем плохо, шла резня – привычная, межплеменная, наверное, будет идти и через тысячу лет, и никакая техническая и информационная цивилизация ничего тут не поделает. И сейчас резня там вспыхнула с невиданным ожесточением.

Полгода – резкое ухудшение психоэкологии произошло в этих временных рамках. Что-то изменилось в порядке вещей полгода назад или, может, немного раньше. Что?

– Блок МК-78Ч6, повторить, – приказал я. – Пропустить… Пропустить… Просмотр со скоростью три… Стоп. Нормальный просмотр.

Восемнадцатилетний чернокожий «герой» Нью-Йоркского криза. В синяках. На пальцах биопластовые набалдашники. Он сорвал кожу и переломал два пальца, пытаясь в обезумевшей толпе разорвать в экстазе на куски жертву. Член мусульманской организации «Чёрный Аллах», которая и наводила свои порядки на улицах города.

– Я не знаю, как получилось, – подавленно твердил негр. – Я ничего не знаю. А вообще, это сделал я? Мне показывали запись, но я не верю. Или верю… Я ничего не знаю! Я отрубился, как после хорошей дозы «птичьего пуха». Хотя нет. Что-то иное. Все вокруг будто звенело от каждого прикосновения. Это не кайф был. Хотя пошло по кайфу. Я шёл вместе со всеми и знал, что должен сокрушить их. Кого «их»? Неважно. Их. Тех, кто не даёт мне быть мной… Я не жалел их. А кто жалел? Что, убил кого-то, рвал ногтями? Кромсал?.. Может быть. Но я не злился, нет. Я делал, как надо. Как все… Я не хотел, правда! Я просто делал, что мне казалось нужным!.. Это… Это вообще был не я. Вы не можете судить меня за то, что делал не я!.. Да что вы за говнюки такие?! Слышь, коп, что я говорю?! Это не я! Выпустите меня!!! Выпустите!!! А-а!!!

Материал богатый. Что с ним делать? Вычленить схожие моменты? Эксперты поработали в этом направлении до меня. Поработали неплохо. И оперативники очень тщательно отработали все линии. И эксперты не сидели сложа руки, но ни одна экспертиза не обнаружила никаких следов массовой обработки психотропными и наркотическими веществами. То же касалось и психотронного оборудования – ни СВЧ, ни инфразвукового, ни эфирного воздействия. Что остаётся? Группа экстрасенсов, приводящая толпы в такое состояние? Бред. Не думаю, что во Вселенной найдётся экстрасенс, которому подобное по силам. Тогда что?

Я почувствовал присутствие чего-то донельзя чужеродного, холодного. Надо разбираться в своих ощущениях. Они могут что-то подсказать. В одном Чаев был прав – проблема, кажется, не столько для спецслужб Земли, сколько для суперов. И надо торопиться.

– Какие были идеи? – спросил я.

– Все в отчёте, – ответил Шестернев. – Вряд ли скажу что-то новое. Мне кажется любопытным как развивались события в сектах, в которых произошли психоэкологические взрывы…

– И что там любопытного?

– Большинство взрывов началось с того, что гуру объявили, будто им явился посланец Всевышнего с вестями о конце времён и грядущем искуплении. – Он заглянул в электронную записную книжку и произнёс: – Блок МК-21М8. Запись показаний Джона Лима, Магистра «Слуг падения Люцифера».

В глубине СТ-проёма появился измождённый, наполненный неуёмной болезненной энергией старик, который, будто дрожа от лихорадки, кричал:

– Он прилетел ко мне в синем сиянии, братья, и сказал: «Мы прокатимся по этой земле очистительной волной, и смерть наша примером своим озарит путь тем слугам, которые придут за нами…»

Запись оборвалась.

– После явления этого синего «святого духа» была резня в Кейптауне, – сказал Шестернев. – Нигде ни одного гуру мы не смогли допросить. Они погибали первыми. Или находятся в таком состоянии, что работать с ними невозможно. Их мозги будто выжжены.

– Как проводник, через который пропустили слишком много энергии.

– Похоже, – кивнул Шестернев.

– Значит, Люцифер явился в голубом сиянии. Что же, бывает.

Супер я или не супер? Лучший в прошлом опер управления или не лучший? Что-то должен я уловить, что не уловили опера и эксперты до меня… Нет, с бухты-барахты такие прозрения не приходят. Кстати, в Асгарде пытались провести инсайд-сканирование, попросту – войти в информационное поле Вселенной, где хранятся ответы на все вопросы. Бесполезно. Будто на стену наткнулись, что взволновало Чаева гораздо больше, чем все диаграммы и умозаключения экспертов, чем все записи кровавых зверств.

– Володя, ты в управлении сидишь на линии наркотиков – разведотдел, группа четыре?

– Да.

– Некогда моя родная группа. Были слухи о каких-нибудь новинках?

– "Семя дракона" – где-то в Китае производят, галлюцигенная нейросинтетика. Несколько новых компьютнарков. Эфирогенераторы – но они слишком дороги, используются для массового кайфа, а потому достаточно редки. Марихуана снова появилась.

– Бог мой, её сто лет не было!

– Очень хорошо в ход пошла… Пожалуй, все. Ничего кардинально нового.

– А «голубика»?

– Ничего не слышал. Не думаю, что нечто особенное. Иначе по наркопритонам и у деляг уже шорох бы вовсю шёл.

– И тем не менее «голубика» скоро появится. И это как раз нечто особенное.

– Откуда такая информация?

– Диас Индеец сказал.

Шестернев бросил на меня острый, пронизывающий взгляд. Я почувствовал, как по его зелёной ауре поползли красные всполохи – охватившие подозрения.

– Диас – наш новый приятель, – хмыкнул я и выложил всю историю. Шестерневу фокус Веденеева пришёлся не по душе. Но поступки начальства такого уровня не обсуждают. И не осуждают.

– Теперь примемся за «голубику». – Я откинулся в кресле и произнёс: – Комп. Режим поиска. Все доступные базы данных. «Голубика». Что это болотная ягода – можешь опустить.

Часа полтора комп перебирал всё, что нашёл со словами «голубика». У меня уже начала гудеть голова от обилия совершенно дурацкой информации. Пока мы не набрели на то, что нужно.

Архив полицейского управления внешних поселений Марса. Это было то, что нужно…

* * *

Показания временно задержанного научного сотрудника Лос-Анджелесского университета Ли Чин Хуа. Отдел полиции Олимпик-полиса. Присутствовали командант капитан Патрик Вернер и начальник марсианского оперативного Управления таможни внешних поселений Василий Китский.

"… Контрабандист? Вы хотите оскорбить меня этим словом? Вы же мне просто льстите. Мой отец был контрабандистом. Мой дед был контрабандистом. О более далёких предках я не осведомлён, но, скорее всего, они тоже не чурались этой работы. Так кем, по-вашему, должен был стать я? Не в правилах китайца презирать дороги предков. Заметьте, до недавнего времени я был из тех контрабандистов, которые не попадаются. У меня была безупречная репутация. У меня было любимое, прекрасно освоенное мной дело. Мои услуги ценились весьма дорого. Во сколько? А так ли это важно? Какие услуги? Вы мне предлагаете, на манер японцев, устроить себе харакири в виде пожизненного заключения? Нет, не выйдет. Ах, я же шучу. Неужели шутки измождённого заключением китайца могут чем-то помочь в деятельности полицейских властей?

Я, Ли Чин Хуа, родился в Чёрных Штатах. Вы были когда-нибудь в Чёрных Штатах? Не были? И правильно. Хотя это самая лучшая в мире страна, вам, волосатым старым братьям (не обижайтесь, просто так мы называем белых), там делать нечего. У нас справедливо и разумно правят два братских народа – чернокожий и желтокожий. А волосатый старый брат служит тягловой силой… О, нет, нет, я не хочу никого оскорбить. Спокойное озеро моей совести вскипает при одном дуновении мысли кого-то обидеть.

Так вернёмся к теме. Контрабандист – профессия просто необходимая. Контрабанда – один из двигателей цивилизации и торговли. Она существует с тех пор, как появились границы и желание государей обезопасить себя не только в военном отношении, но и экономическом. Что только не служило предметом контрабанды. Произведения искусства. Рабы. Двадцатый век – апофеоз, теряющаяся в голубых высях белоснежная вершина, золотой век контрабанды! Сухой закон. Бутлегеры. Кокаиновые нарковойны. Доставка оружия в вечно воюющие, обагрённые кровью карликовые страны. Контрабанда человеческих органов… Двадцать первый век – тёмные десятилетия. Медицинские кордоны. Наглухо закрытые границы. Тогда царили жестокие нравы, контрабандистов или расстреливали на месте, вменяя распространение эпидемий, или расстреливали после суда, вменяя то же самое. Что такое контрабанда сегодня – не мне вам рассказывать… Ох, не перебивайте меня, господа, моя душа ликует, и ей слышны ласковые струны небесных симфоний, когда я говорю о моём деле… Сигареты, тыквы, арбузы и водка – кто сегодня повезёт их незаконно через границы? Время всеобщего достатка, искусственной пищи и материального изобилия. Сегодня, как это ни грустно, контрабандист обслуживает порок, и осознание этого – чёрная капля грусти на чистом листе моей души.

Оружие – да. Новые технологии – да. Но основа – наркоизделия. Сейчас времена опиумных грёз, господа. Не мы создали этот мир и не нам менять его. Нам подстраиваться под него… Нет, что вы, я не философ. Я преподаватель словесности. Китайцы вообще любят выражаться красиво Предельная функциональность и краткость языка – ближайший путь к разрушению духа…

Как я попал на Марс? Мне уже приходилось бывать здесь десять лет назад. Вы думаете, мне так интересны поросшие чахлыми кустарниками местные пустыни? Мне любопытны вгрызающиеся в кору планеты или стелящиеся приземистыми постройками посёлки и города? Как ни прискорбно, мне были интересны деньги. Мне предложили слишком много денег, чтобы они мне были неинтересны. Я не мог отказаться.

Кто предложил мне сделку? О, нет, я не буду терзать своё сердце острыми когтями лжи. Я отвечу честно – я не знаю. На меня вышли через нескольких посредников. И не думаю, что кому-либо удастся проследить цепочку.

Я согласился и, прибыв в Брюссель, получил тот лёгкий пакет. Он представлял из себя запаянный эластик-материал высшей защиты, используемый для работы в зонах критической термо– и радиационной обстановки, С этого момента моя жизнь стала намертво связана с этой посылкой. Мне было ясно, что если я не передам её в надлежащий момент получателю, то вряд ли что меня спасёт на этом свете. Поэтому подошёл к полученному делу я со всей ответственностью.

Общеизвестно, что средства нападения и защиты развиваются параллельно. Появляется средство воздействия, и тут же мудрецы создают новое средство защиты. Не мне вам говорить, каких высот достигла техника в таможенном деле. Масс-анализаторы, запаховые детекторы, ЭМ, изотопные и даже эфирные сканеры. Бог мой, как же изворотлива человеческая мысль в борьбе против человека.

Мне, конечно, пришлось потрудиться. Непростое и не дешёвое дело. На сооружение тайника мне понадобилась неделя работы с компьютером, с самыми совершенными материалами и технологиями. Но результатами труда я мог гордиться. Тайник получился надёжным. И никто не может сказать, что миску риса, которую съедает Ли Чин Хуа, он съедает зазря.

Ни один из детекторов в Брюссельском аэропорту даже не мигнул, когда я преодолевал одну за другой зоны контроля. Я устроился в противопрегрузочном кресле «Ската-ОЗ» и цедил сок бах-фрукта с лёгкой добавкой джина. Это мой любимый напиток. Рекомендую, господа.

Через час «Скат-ОЗ» пришвартовался к порталу пересадочной орбитальной станции «Лиссабон». А ещё через два часа я пил коктейль из бах-фрукта и джина в салоне лайнера «Зенит», следующего рейсом «Земля – Марс». Чемодан с посылкой пристроился в багажном отсеке, и бояться мне больше было нечего. Простите, но Марсианская таможня – предмет больше для шуток, чем для опасений.

Месяц я наслаждался жизнью. В моих документах значилось, что магистр, ассистент кафедры китаеведения Лос-Анджелесского университета Ли Чин Хуа следует на Марс для изучения сленговой трансформации китайских диалектов у марсианских поселенцев. Нет, что вы, я нисколько не шучу. Сленговые трансформации китайского языка – моя основная тема. Вы можете посмотреть «Всемирный вестник филологии», там вы найдёте четыре мои статьи.

Я был спокоен. Я был уверен в себе. Я был переполнен добрыми чувствами. Я шёл через таможню легко, будто через турникет в моём университете. Я был уверен, что осталась всего лишь пустая формальность – пройти через линии контроля, а потом в условленном месте передать посылку. Разве я мог отважиться предположить, что этот миг явится мигом моего краха. Господа, только не убеждайте меня, что тайник нашли благодаря беспримерному рвению и чутью ваших сотрудников. Эти ленивые бегемоты не смогли бы учуять далее кусок экскрементов перед своим носом.

Кто-то продал меня. Я явился разменной фигурой в чьей-то шахматной игре. Моё сердце разбито. Оно осквернено смрадом предательства. Я в печали…

Два волосатых старых брата в таможенной форме начали выворачивать мой багаж наизнанку. Ушло у них на это сорок минут. Нашли они тайник, лишь искромсав лазерным резаком все мои вещи. Сколько труда потратили. А зачем, спрашивается? Такая ли уж это заслуга в царстве мёртвых?..

Мне было больно. Мне было досадно. Мне хотелось плакать, но я не плакал, поскольку самообладание – одно из главных достоинств мужчины. Я попался. Меня ждал центр социальной реабилитации… Эх, это теперь я понимаю, что тюрьма – вовсе не такое плохое место по сравнению с тем, которое для меня приготовили недоброжелатели.

– Ну что, Ли, тебе придётся теперь поработать на нас, – сказал ещё один волосатый старый брат – он был без формы и очень походил на полицейского.

– Я ничего не знаю, – сказал я.

– И всё-таки тебе придётся поработать на нас, – сказал другой старый брат в таможенной форме. – Не то твои дни не будут долгими.

И я понял, что он сказал правду. Шла очень нечестная, недостойная игра. Я не хотел в неё играть. Я хотел жить.

Потом они положили посылку во вскрытый тайник, всучили мне в руки чемодан – волосатые старые братья ленивы и всегда хотят переложить тяжесть на других. И мы пошли мрачными служебными коридорами «Космопорт-Марс-один».

Трое старых братьев, идущих по сторонам от меня, не знали, что они уже мертвы. Но те, кто вышел нам навстречу из бокового коридора, были хорошо осведомлены об этом. Ведь они шли убивать.

Их было четверо. Два желтокожих, негр и белый. В их руках были ЭМ-пистолеты.

Я не люблю кровь. Никогда мои предки не боялись её. Но почему я должен её любить? Я не люблю оружия. Почему я должен его любить? Я не люблю свистящих вокруг, рикошетирующих от стен и потолка пуль и пения ЭМ-пистолетов. Почему я должен их любить? А ещё я не люблю, когда вокруг тебя падают безжизненные тела, и ты понимаешь, что следующее тело будет твоё!

Двое моих сопровождавших не успели сделать вообще ничего и упали, как снопы пшеницы, на которые налетел ураган. Третий, в штатском, падая на пол, несмотря на расплывающуюся на своей груди алую розу, выдернул пистолет и из последних сил нажал на спусковой крючок. Пуля попала в шею белому. Он упал, захлёбываясь кровью. Но тут же очереди пригвоздили смельчака к полу.

Несколько секунд – и четыре трупа. Нападавшие не хотели причинять мне вреда. Меня не задела ни одна пуля в то время, как я столбом стоял в центре шквала.

– Бери, – кивнул негр на мой чемодан. – Быстрее.

Он тоже спутал меня с киберносилыциком.

Пистолет в его руке и выражение на его лице не способствовали лишним вопросам, и я счёл за лучшее подчиниться. Мы бросились по коридору.

Мы пробирались по каким-то закоулкам, преодолевали вентиляционные туннели, где я чуть не был разрублен лопастью огромного вентилятора, сгибаясь в три погибели, карабкались по узким проходам, утопая по колено в ржавой воде. Кто бы мог подумать, что в космопортовском комплексе есть такие места? Я понимал, почему выбран именно этот маршрут – это единственный способ избежать взора понатыканных на каждом углу следящих контрольных систем.

Минут через пять мы, запыхавшиеся и взмыленные, выбрались из служебного коридора к автобусной остановке. Господа, откуда взялось это название? Автобусов на Марсе не было с роду. Да и на всей Земле их остались считанные единицы… Вы знаете, что такое остановка в космопорту? Круглый прозрачный купол метров двухсот в диаметре, в котором ждут несколько десятков марсоходов типа «парящий лист» – главное средство передвижения на Марсе. Может, вы мне объясните, почему у вас не прижился воздушный транспорт и вы вынуждены трястись по колдобинам? В другой раз? Хорошо, тогда я продолжаю.

Нас ждал быстроходный «Форд-крокодил» – побывавшая во многих пыльных бурях, с облупившейся жёлтой краской, затрапезного вида машина.

– Сюда, – кивнул обезьяноподобный чёрный брат, и я устроился на неудобном, жёстком, будто специально созданном, чтобы доставить как можно больше беспокойств, сиденье. Салон был рассчитан на трёх человек. В тесной кабине пахло машинным маслом и жжёной резиной. На Марсе отношение к удобствам не такое трепетное, как на Земле. Суровый край первопроходцев.

– Опаздываем, – нервно воскликнул большой чёрный брат. Он вообще был нервным.

Жёлтый брат тоже посмотрел на часы и сдобрил своё восклицание такими сленговыми оборотами, для изучения которых я официально и прибыл на эту планету.

Марсоход встал на стартовую позицию, размеченную светящимися бегущими линиями. Тяжёлая створка отползла, и негр дёрнул машину вперёд, внутрь переходного шлюза. Створка за нами закрылась, кабина слегка завибрировала. Снаружи шуршал выходящий воздух. Давление уравновесилось, и металлическая дверь поползла вверх, открывая нам путь.

– Выезд разрешён, – сообщил космопортовский комп.

В проёме были марсианские сумерки – красно-сиреневые, красивые. На миг я забыл, где и в какой обстановке нахожусь. Будто невидимый художник провёл акварельной кистью, капнув немножечко светлой грусти…

– Успели, – облегчённо произнёс беспокойный чёрный брат.

Врезал по глазам переливчатый синий свет, тревожно запульсировал тонким писком динамик, голос космопортовского компа заверещал:

– Машина номер 16576. Выезд запрещён… Машина 16576, выезд запрещён…

Створка шлюза начала опускаться, отрезая от нас Марс, путь к свободе.

– Переполошились, – сказал жёлтый брат, и выдал новую тираду, тоже весьма заинтересовавшую меня как специалиста по сленгу.

– Не возьмут, – негр ударил по пульту.

«Форд-крокодил» резко рванул вперёд, на форсаже бешено набирая скорость.

Я зажмурил глаза, ожидая, как купол марсохода врежется в острый край опускающейся створки шлюза, как треснет броня и в кабину ворвётся разряженный воздух, как кровь вскипит в жилах и то, что ещё недавно было ассистентом кафедры Лос-Анджелесского университета, превратится в изуродованный кусок мяса.

Крак!!! Треск, звон. Днище вездехода шаркнуло по камням…