Текст книги "Серебряная легенда"

Спрятавшись, Оджибуэй стал поджидать момента, когда кто-нибудь подойдет поближе и можно будет омыть руки в его крови. А Фокс тем временем готовились к празднику, во время которого собирались сперва пытать, а потом заживо сжечь пленников.

Первым смерть принял старик. Его тело обернули в бересту, которую подожгли, а самого несчастного заставили бежать, осыпая со всех сторон ударами. Под сатанинские вопли и завывания Фокс, старик умер быстро, и после этого вперед вывели мальчишку – совсем юного. Ему тоже предстояло бегать взад и вперед по вязанкам горящего хвороста, пока он не рухнет в самое полымя, где тело его полностью и сгорит. Кто способен представить чувства укрывшегося в засаде воина, когда в пленнике он узнал своего единственного ребенка?

Спасти сына Оджибуэй не смог бы в любом случае, – он был один. И тогда он решился умереть вместо него. Воины Фокс уже готовились поджечь хворост, когда, гордо подняв голову, вперед неожиданно вышел их враг.

В повисшей тишине все хорошо расслышали его слова:

– Мой маленький сын, которого вы готовитесь сжечь, родился лишь несколько зим тому назад. Он мало чего видел на свете, его детская нога еще ни разу не ступала на тропу войны, от руки его не погиб никто из ваших. Но взгляните на меня! Голова моя седа от прожитых лет, и не счесть, скальпы скольких ваших людей я повесил над могилами своих предков. Чья смерть для вас ценнее? Его, ребенка, или моя? И если вы решите, что моя, то я с радостью займу его место, при условии, что ребенку вы позволите вернуться к его собственному народу.

Застигнутые врасплох, воины Фокс молча выслушали слова Оджибуэя. Конечно, его смерть казалась им ценнее, и предложение было принято. Освобожденному сыну позволили уйти, а храбрый отец был заживо сожжен.

Мальчик смог благополучно вернуться в Ла-Пуэнт и весть о случившемся, будто лесной пожар распространилась по селениям. Был собран большой отряд мстителей, – воины прибыли даже из далеких Су-Сен-Мари и Гранд Портедж. Отправившись в верховья рек Сен-Круа и Чиппева, они полностью перебили шесть селений Фокс. Мне доводилось слышать, будто курганы, которыми столь богаты те края, это остатки их земляных вигвамов[5]5
  Речь идет о знаменитых маундах – величественных сооружениях, которые на самом деле являются руинами нескольких доисторических культур, существовавших в верховьях Миссисипи, начиная еще с V века до РХ.


[Закрыть].

Богатый урожай скальпов собрали в тот раз воины Оджибуэев. Они нанесли Фокс такое поражение, что остаткам разгромленного народа пришлось все бросить, оставить земли предков и бежать на самый юг нынешнего штата Висконсин […].

В то время постоянных поселений на берегах озера Верхнее у французов еще не было. Ближайший пост располагался лишь в Су-Сен-Мари, поэтому, если Оджибуэи желали обменять меха, то отправлялись туда. В середине XVII века такие поездки уже стали ежегодными.

Так же торговля велась через посредничество родственного Оджибуэям народа Оттава, или когда к озеру Верхнее пробивались французские вояжеры – странствующие торговцы. С собой они привозили полные пироги европейских диковин, и порой оставались среди Оджибуэев перезимовать, а в Квебек возвращались весной […].

Эпоха французского господства стала «золотым веком» меховой торговли. Бобров еще хватало, а прибыли были столь велики, что французские вояжеры не скупились на подарки для краснокожих партнеров: прибывая с визитом, или встречая их у себя в фортах, они первым делом преподносили индейцам вожделенный табак и огненную воду.

Не было в те дни в селениях Оджибуэев музыки более ласкающей слух, нежели плеск весел веселых французских вояжеров. Каждую весну со стороны Квебека и Монреаля отправлялись их груженые товарами пироги, доходившие до форта Макино и Фон-дю-Лак. Приход этих флотов Оджибуэи воспринимали, как зримое проявление того тепла, которым их обещал согревать «Великий французский отец».

Никому из гостей Оджибуэи не были так рады, как французским вояжерам: теплые объятия, сердечные рукопожатия, сверкающие улыбки, – а позади толпы мужчин встречать гостей стыдливо выходили девушки, темные глаза которых обещали белым возлюбленным место в вигваме сразу, как только спустится ночь. Зная об этом, вояжеры специально привозили из Квебека безделушки, которыми одаривали девушек, чтобы те украсили себя на утро, и тем вызвали зависть менее удачливых подружек […].

Глава шестая. Питер Дуайентейт Кларк. «Происхождение и легендарная история Гуронов» (1870)

В США и Канаде сегодня живет приблизительно восемьдесят тысяч человек, в жилах которых течет ирокезская кровь. Это неплохой показатель: ирокезы входят в десятку самых многочисленных индейских народов континента. А вот гуронов, их вечных конкурентов и непримиримых противников, осталось в двадцать раз меньше – от силы четыре-пять тысяч человек.

Гуроны и ирокезы живут в соседних резервациях. Однако память о древней вражде, разделившей некогда их прародителей, все еще жива. Даже в наше время, прежде, чем далекие потомки двух народов соглашаются принять участие в общих мероприятиях (этнографических конференциях или культурных фестивалях) члены делегаций проводят особую церемонию примирения, символизирующую взаимное прощение давних обид.

В самом начале своей истории ирокезы и гуроны говорили на одном языке, охотились в одних лесах, заключали между собой браки, и верили в одних и тех же божеств. Но не было на американском северо-востоке противников более непримиримых, чем эти два народа. На первый взгляд картина может показаться странной, однако на самом деле все логично: процветание Державы ирокезов зависело от контактов с голландцами, а подданные Гуронии богатели за счет торговли с французами. Европейцы конкурировали между собой, а коли так, то, значит, в глубине лесов ирокезы не могли не враждовать с гуронами. И никакая похожесть, никакие родственные связи или общие божества изменить ситуацию, конечно же, не могли.

Через лесные чащи Северной Америки была проложена большая торговая трасса. И именно вокруг нее все здесь и вертелось. Чтобы поставить торговый путь под свой контроль, племена резали ближайших родственников, и заключали нерушимые союзы с теми, кто говорил с ними на совсем разных языках. Ни происхождение племен, ни их язык не играли почти никакой роли. Единственное, что играло – желание получить доступ к трассе, по которой двигались вожделенные европейские товары. Ради этого непохожие кланы сливались в могучие конфедерации, а две части единого народа наоборот разделялись и десятилетиями сгорали от взаимной ненависти.

Приблизительно в 1635 ирокезы разослали к соседям посольства с выгодным коммерческим предложением. Суть его состояла в том, что охотникам предлагался новый маршрут сбыта мехов.

Торговый путь, вдоль которого сложилась Гурония, был длинным, объездным и не очень удобным. Он начинался в заливе Джорджиан-бей на озере Гурон, оттуда через озеро Ниписсинг шел по реке Оттава, и только в самом конце выводил к реке святого Лаврентия, на берегах которой выросли богатые торговые базы Квебек и Монреаль.

Это был хоть и непростой, но давно освоенный, привычный маршрут. На нем имелось несколько трудных волоков, опасных стремнин, непреодолимых порогов, крутых водопадов – однако, другого пути через леса все равно не было. Так что график движения меховых караванов по реке святого Лаврентия не менялся годами.

И вот теперь ирокезы предлагали поставщикам мехов новую, куда более безопасную трассу. Начиналась она на несколько сот километров восточнее, и дальше безо всяких стремнин и порогов по рекам Мохок и Гудзон выводила прямо к голландскому форту Оранж, а оттуда в Нью-Йорк. Эта дорога была намного безопаснее, почти вдвое короче, да и платили голландцы щедрее французов.

Соблазн был велик. Уже следующим летом некоторые племена отправили каноэ по новой трассе. Для французов это стало серьезным ударом. Если бы меха двинулись в сторону голландцев, то их базы могли остаться вовсе без поставщиков. Как только о ситуации стало известно в Квебеке, там сразу сели разрабатывать планы противодействия.

Гурония на тот момент была не только самой богатой, но и самой европеизированной их местных держав. Ее повседневную жизнь регулировали не только индейские военачальники, но и прибывшие из Франции священники-иезуиты. Католики всегда серьезно относились к миссии среди союзных народов. Население Гуронии было быстро крещено, и вскоре в каждом крупном индейском поселке уже имелся собственный храм. В типографиях Руана для них печатали катехизисы и молитвенники на гуронском языке. Набожность обращенных индейцев отмечали все современники и, между прочим, сегодня в католических святцах числится сразу несколько гуронских святых.

Иезуиты не только заботились о спасении индейских душ, но и следили за соблюдением французских коммерческих интересов. Судя по всему, именно они убедили гуронов начать военные действия. Протестантам-голландцам было плевать, во что станут верить союзные им ирокезы, так что Держава пяти народов на тот момент оставалась все еще языческой (и лишь со временем среди ирокезов распространился культ, основанный пророком по имени Прекрасное Озеро). В том, очевидно, и состоял план: «Великий французский вождь» просит своих детей-гуронов покарать злобных язычников, и те с радостью выполняют его священную волю.

В 1639 гуроны разгромили соседнее ирокезское селение. Двенадцать человек были захвачены в плен и заживо сожжены. Год спустя нападения повторились – пленные и в этот раз были казнены с нарочитой жестокостью. Обычно нескольких таких атак оказывалось достаточно: те, против кого они были направлены, просто разбегались в испуге по лесам. Однако методы, которые прокатывали с разрозненными кланами лесных звероловов, против ирокезов оказались бессильны. Мощь каждой из тогдашних индейских держав была прямо пропорциональна удобству торговой трассы, которую держава контролировала. А торговая трасса ирокезов была самой удобной во всем регионе.

Сперва гуронские атаки действительно напугали ирокезов. Одни их правители предлагали, все бросив, бежать, другие пробовали с владыками Гуронии договориться. Но после того, как сожженным оказалось еще одно селение, ирокезы обратились, наконец, за помощью к голландцам. Те отреагировали оперативно: в леса были отправлены несколько сотен мушкетов. И к следующей весне ситуация перевернулась.

Теперь пылали уже гуронские крепости, а голосили гуронские вдовы. Война привела совсем не к тем результатам, на которые рассчитывали французы. В 1642–1644 пожар охватил весь регион. Селения вырезались до последнего человека, племена в панике бежали, казни пленных проводились с жестокостью, о которой прежде на этих землях никто и не слыхивал, а меховая торговля оказалась парализована.

Власти Квебека пытались вмешаться и усадить участников конфликта за стол переговоров. Вместо этого в 1647 мохавки и сенека (два самых могучих клана ирокезской Державы) начали большое наступление на земли Гуронии. Настоящее процветание торговцу способна дать лишь монополия. Так что цель ирокезов состояла теперь в подчинении всех до единой трасс региона. Где бы ни добывалась бобровая шкурка, и кому бы она не продавалась, богатеть на этом обмене должны были лишь они – грозные владыки Державы пяти народов.

Утверждали, будто собранная ирокезами армия состояла из тысячи или даже двух тысяч воинов (никогда прежде в лесах не собирались столь огромные силы). Через границу воины переправлялись маленькими группками, и до какого-то момента растворялись в чащах. А затем, собравшись в заранее оговоренном месте, их отряды неожиданно обрушивались на вражеское селение, истребляли жителей, грабили богатства, жгли церкви, скальпировали трупы, после чего вновь без следа исчезали.

За четыре месяца наступления ирокезы разграбили две дюжины селений. Не выдержав, гуроны толпами побежали на земли, контролируемые французами. В одной только иезуитской миссии на острове Сент-Джозеф собралось от шести до восьми тысяч скулящих от ужаса беженцев. Своим священникам эти люди задавали вопрос, что будет дальше, а те понятия не имели, как на него отвечать. Вынырнувшие из леса звероподобные язычники за полгода уничтожили все, что строилось тут десятилетиями.

Решив вопрос с Гуронией, ирокезы взялись за гуронских союзников. Правители Державы решили убрать с дороги всех конкурентов в меховой торговле, и теперь планомерно шли к поставленной цели. Война бушевала в чащах несколько долгих лет. Этот глобальный конфликт полностью перекроил политическую карту региона.

К 1655 ирокезами были разгромлены эри, петуны и «нейтральные» индейцы. Процветавшие еще вчера столицы лежали в руинах, экономика рухнула, тысячи людей укрылись в дремучих лесах Запада, а сотни каждую зиму умирали от голода. Некогда культурная и безопасная страна теперь представляла собой лишь залитую кровью пустыню – зато гуронские торговые трассы и охотничьи угодья полностью перешли под контроль ирокезской Державы.

От нанесенного удара гуроны не оправились уже никогда. Вскоре даже их имя исчезает со страниц исторических документов. Одной из последних попыток возродить былую славу могучего народа стал выход книги, которая называлась «Происхождение и легендарная история народа Вьендот, а так же рассказ об иных индейских народах Северной Америки». Народ «вьендот», это собственно и есть гуроны. Опубликована книга была в 1870 в канадском Торонто, а автора звали Питер Дуайентейт Кларк.

Как и все прочие индейские историки, чистокровным индейцем Кларк не был. Из гуронов, насколько удается установить, происходила лишь его мама, а отец был вроде как шотландцем. Зато семья была знатной и состоятельной – несколько родственников Питера сыграли в истории Канады заметные роли.

Сам он после выхода книги пробовал переехать в США, входил в руководство двух резерваций, но потом все равно вернулся на север. Политическую карьеру сделать он так и не сумел, с семейной жизнью тоже не ладилось. Зато его книгу ждал заслуженный успех: написана она была вполне на уровне европейских исследований того времени.

Ниже помещен сокращенный перевод начальной части книги Кларка (первых трех глав из десяти), описывающей историю Гуронии приблизительно в 1500–1700 годах.

ПЕРВЫЕ ВЕКА ГУРОНСКОЙ ИСТОРИИ

Время без следа поглотило историю Гуронов: ничего, кроме преданий, которые еще живут в памяти редких стариков, не известно нам о том, когда и откуда они пришли. Здесь я изложу то немногое, что мне удалось узнать от выживших членов этого на глазах исчезающего народа […].

Некоторым белым читателям моя работа может показаться странной и не вполне научной. С другой стороны, получившие европейское образование индийцы, возможно, сочтут ее несвободной от множества ошибок и неточностей. И тем, и другим я могу сказать лишь одно: почему бы вам самим не взяться за написание истории этого народа? […]

Приблизительно до 1500–1525 годов Гуроны и ирокезы жили вместе, в нескольких крепостях неподалеку от места, где в наши дни стоит город Монреаль, а после этого разделились […].

О причинах давней ссоры рассказывают так. Некогда верховный правитель Сенека не дал согласия на брак сына с юной девой, принадлежавшей к тому же народу. И оскорбленная девушка не могла больше думать ни о чем, кроме мести. Каждому, кто после этого к ней сватался, она выставляла условие: его женой она сможет стать лишь после того, как жених убьет правителя, но молодые люди один за другим отказывались. И лишь юный воин-гурон принял ее условие: кровью омыв поруганную честь невесты, он, наконец, стал ее мужем.

Сенека в ярости звали к оружию, чтобы отомстить за убийство правителя. Однако, в тот момент большая часть их воинов ушла на охоту, и, решив не ждать, пока они вернутся, Гуроны, побросав жилища, все вместе бежали на запад […].

Приблизительно в 1575–1600 бежавшие Гуроны обосновались на землях, где в наше время стоит город Торонто. Там, среди девственных лесов, они чувствовали себя в безопасности, вели счастливую и свободную жизнь – свободную, прежде всего от пороков и безнравственности белого человека, ведь никто из них еще не пробовал изобретенной бледнолицыми «огненной воды».

А владения ирокезской Державы Пяти народов в то время ограничивались берегами реки Гудзон (приблизительно в том месте, где в наше время стоят города Олбани и Трой, штат Нью-Йорк). Опасаясь их нападений, Гуроны переселялись все западнее, пока не достигли берегов озера Гурон. В их честь озеро и получило нынешнее название.

Леса были богаты дичью, так что Гуроны остались там на долгие годы. Здесь водились медведь, ондатра, куница, бобры, выдры и прочие животные с ценным мехом. Кристально чистые воды великого озера дарили людям вкусного лосося, а леса – мясо оленя […].

К тому время Гуроны уже заселили земли между Великими озерами и рекой святого Лаврентия. По большей части с соседями они жили в мире, а если с кем и враждовали, то лишь с давними недругами, народом Сенека. Из-за столкновений с ними, Гуронам приходилось все время искать новых мест и подолгу нигде не оставаться. Так продолжалось до тех пор, пока в 1701 году они не встретили в окрестностях Детройта первых французских торговцев […].

В 1701 году Гуронам стало известно, что воины Сенека вновь планируют нападение, «ибо никогда Гуронам не жить в мире и безопасности в окрестностях форта Мичилимакинак». Правители приняли решение бежать: «оставить селения, погрузиться в березовые пироги, и кинуть прощальный взгляд на родные дома».

Их флот вышел из озера Гурон, и стал уходить по реке Сент-Клер. И вот, еще издалека они заметили белые палатки, разбитые на месте, где сейчас выстроен город Детройт.

– Ху! – раздался выдох тысячи уст. – Что это?

Верховный правитель отдал приказ, и березовый флот пристал к берегу. Несколько воинов были отправлены выяснить, что за странные существа здесь поселились. Не успели гуронские пироги носом уткнуться в прибрежный песок, как их окружили бледнолицые обитатели палаток и крытых соломой хижин.

Как оказалось, колонию основали французы. До 1701 года странствующие по северным лесам Гуроны лишь изредка встречали французских торговцев, путешественников или миссионеров-иезуитов, которые направлялись в форт Мичилимакинак или к острову Сент-Джозеф. Теперь же губернатор новой колонии любезно их принял, и, когда Гуроны поведали, что бегут от воинов Сенека, которые угрожают им истреблением, предложил принять его покровительство.

– Придите, – восклицал он, – под сень моих крыльев, и я стану защищать вас!

И Гуроны с радостью приняли эту защиту, предложенную как раз тогда, когда в ней больше всего нуждались. Им нужно было место, чтобы поселиться, и леса, чтобы бить пушного зверя. Так что обосноваться они решили здесь, вокруг нынешнего Детройта. Берестяные пироги Сенека явились тем же летом, но, когда стало известно, что отныне Гуроны пребывают под защитой французов, враги развернулись и уплыли домой […].

Появившись на новом месте, французы дарили правителям окрестных народов подарки и оказывали союзникам помощь в борьбе с врагами, а индейцы взамен поставляли французам меха. Союз был выгоден обеим сторонам, поэтому Гуроны и белые жили мирно, пока земли не были покорены англичанами. Впрочем, пока до этого было еще далеко.

Прежде, чем земли вокруг Деторойта заселили Гуроны, здесь жили оджибуэйские кланы Оттава, Чиппева и Потаватоми. Сперва меха французам поставляли именно они, а потом, когда торговый пост разросся, приезжать стали и жители отдаленных краев. Именно здесь Гуроны впервые получили в свое распоряжение огнестрельное оружие.

Приблизительно в 1705–1710 Гуроны отправились в поход против старых врагов. Вниз по реке Детройт на двадцати пирогах отправились их отряды, и еще на двух – воины Чиппева.

На закате летнего дня флот вышел в воды озера Эри. Взгляду было не охватить открывшийся простор и лишь далеко на юге смутно виднелись острова […]. Ранним утром следующего дня главнокомандующий отправил двух или трех разведчиков осмотреть окрестности. Ушли они не далеко: вражеские следы обнаружились почти сразу за лагерем. Разведчики быстро вернулись, и воины бросились занимать места в пирогах.

Плыть было недалеко: от силы пол-лиги. Все глаза были устремлены к точке, где должен был показаться враг, и вскоре Сенека действительно появились. С зоркостью орла Гуроны наблюдали, как враги бросились по пирогам и, налегая на весла, двинулись им наперерез. План Сенека был ясен: прижать Гуронов к берегу, заставить выйти на сушу и там изрубить на куски.

Сенека быстро убедились, что из затеи ничего не выйдет. Тогда они направили каноэ прямо на Гуронов. Обе стороны приготовились к битве лицом к лицу.

– Приветствуем предводителя Гуронов! – прокричал старший среди Сенека.

– Приветствуем предводителя Сенека! – услышал он в ответ.

– Сложите оружие, и я не только помилую вас, но и открою вам сердце, переисполненное радушия.

– Слишком уж долго предательские сердца ваши тлели враждой, чтобы теперь вдруг в один миг взять, да и измениться.

– Раз уж вы столь глупы, что отказываетесь от единственной возможности уцелеть, так получите же то, что сами избрали! – в гневе воскликнул гордый Сенека.

– Так пусть и будет! – отвечали Гуроны, – Лучше смешать свою кровь с кровью врага, чем довериться его лживым посулам!

– Быть этому озеру вашей могилой!

Предводитель Гуронов надел остроконечный шлем, украшенный мехом пантеры, и прокричал воинам слова ободрения. Знахари и ведуны клали в ладонь предводителю крохи табака, а тот наклонялся к самой воде и бросал табак в озеро. Так он призывал гневных божеств помочь ему в предстоящей битве.

Краснокожий флотоводец еще не успел до конца прошептать молитву, как раздался свист, и ливень стрел обрушился на их пироги.

– Ху! – все вместе выдохнули Гуроны. – А теперь наша очередь!

Одновременный ружейный залп стал ответом на стрелы Сенека. Грохот ознаменовал начало морской битвы, подобной которой не случалось прежде на озере Эри. Перезарядить ружья воины не успели: отряды сошлись в рукопашной схватке. Мелькали томагавки, боевые вопли сотрясали воздух, голубые воды окрасились красным. Недолгим было сражение. Воины Сенека полегли все до единого, а со стороны Гуронов не погиб ни один человек […].

С тех пор вот уже полтора столетия ирокезы не в силах забыть о давнем разгроме. Я знал одного Гурона, который во время пьяной пирушки, упомянул о нем в присутствии Сенека и сразу же получил от соседа удар томагавком по голове. Стоит Сенека выпить «огненной воды», как угли древней ненависти вспыхивают в нем с новой силой […].