Текст книги "Себе нужно верить. Как принцип «быть собой» сделал Индру Нуйи одной из самых влиятельных женщин в мире"

Я с самого начала поняла, что основой жизни на этой планете является семья. И больше того, я уверена, что здоровые семьи – это основа здорового общества.

Я родилась в октябре 1955 года, через четыре года после свадьбы родителей и всего через тринадцать месяцев после рождения сестры. Маме Шанте на тот момент было двадцать два года, а папе Кришнамурти – тридцать три.

Мои родители поженились, будучи практически незнакомыми. Их сосватали родственники согласно нашим традициям. Вскоре после того как мать окончила среднюю школу, дальние родственники подошли к ее родителям и попросили выдать дочь замуж за их сына. Юноша увидел ее на корте для игры в тенникойт, популярный тогда у девочек вид спорта. Тенникойт еще называют теннисом с кольцом, потому что игроки бросают резиновое кольцо вперед и назад через сетку. Юноша признался, что ему понравилось, с каким воодушевлением она играла. Семьи проверили совместимость молодых людей по гороскопам, несколько раз встретились, а потом сыграли свадьбу. Замужество дало маме ощущение комфорта и безопасности. Она была шестой из восьми детей, и ей очень повезло, что она попала в уважаемую образованную семью, живущую в большом доме, в который она переехала после свадьбы.

При первой встрече мои родители едва обмолвились парой слов, но к моменту моего рождения их совместная жизнь уже была налажена, они с удовольствием общались друг с другом и имели постоянный доход, так как у отца была хорошая работа. Дедушка планировал оставить дом именно моему папе, своему второму сыну из восьмерых детей, потому что был уверен, что мои родители позаботятся о нем в старости. Он чувствовал, что жена этого сына, его невестка, ориентирована на семью и будет заботиться о нем так же, как о своем муже и детях, когда они появятся.

Когда мне было около шести лет, у меня и моей сестры Чандрики уже появились ежедневные обязанности. Самой тяжелой из них было следить за тем, чтобы женщина, которая доставляла нам молоко буйволицы, не разбавляла его водой. Каждый день одна из нас на рассвете выбиралась из теплой постели (мы с сестрой спали на одной кровати) и шла на улицу. Обычно мы просыпались от характерного рева буйволицы у нашей калитки. Местная женщина приходила к нашему дому со своим большим серым животным и доила ее на наших глазах. Молока хватало как раз на один день.

Моя мама, которую я зову Аммой, делала из молока буйволицы йогурты, масло и восхитительный ароматный южноиндийский кофе, которые и были основными продуктами нашей вегетарианской диеты. Чуть позже утром перед дверьми дома появлялся торговец, у которого мы покупали свежие овощи – цветную капусту, шпинат, кабачки, тыкву, картофель, лук – хороший выбор по сходной цене.

Когда мне было семь, меня уже часто отправляли за продуктами в магазинчик, который был в нескольких кварталах от дома. Я относила туда список товаров, кое-что забирала сразу, а остальное чуть позже они доставляли домой. Продавец упаковывал в свернутые конусом газеты чечевицу, рис или крупы, а получившийся кулек сверху завязывал бечевкой. Когда заказ был крупный, нам приносили сразу очень много таких газетных кульков. На кухне мы пересыпали крупы в специальные стеклянные или алюминиевые емкости, газеты аккуратно складывали, бечевку сворачивали клубком. Газеты и бечевку мы складывали на полку, чтобы использовать снова и снова. Мы ничего не выбрасывали просто так.

Мне кажется, что я никогда не видела Амму без дела. Когда на рассвете молочница оставляла нам молоко, мы несли его на кухню, где нас уже ждала мама. Мы знали, что очень скоро она понесет первые чашки кофе Татхе и моему отцу, а мы, дети, получим борнвиту (Bournvita) – напиток из шоколада и солода. Затем мама готовила завтрак, обычно овсяную кашу с молоком, сахаром и порошком кардамона. В очень жаркие дни мы пили кандзи[4]4
  Канзи (конджи) – традиционное восточное блюдо без вкуса, нечто среднее между пудингом и супом. Рис замачивают на ночь, а после отваривают около 4 часов, чтобы получить нужную консистенцию. В чистом виде обычно не едят, только с добавками, в качестве второго блюда с мясом, супа или десерта с сиропом и кунжутом. – (Прим. ред.)


[Закрыть] – вареный рис, замоченный на ночь в воде, а затем смешанный с пахтой.

Не было еще и 8 часов утра, когда она шла работать в сад. Вместе с нашим садовником Шанмугамом она ухаживала за цветами и подрезала кусты. Мама собирала цветы и украшала ими альков – большую нишу на кухне, которая использовалась в качестве молельной комнаты. Здесь мама читала ежедневные молитвы, часто совмещая моление с приготовлением пищи. А еще она слушала карнатическую музыку и подпевала. Вокруг собранных в пучок или хвостик темных волос Амма всегда прикалывала для красоты цветы. Время от времени, особенно по выходным, она вплетала цветы и в наши косички.

Когда отец уходил на работу, а дети в школу, мама возвращалась на кухню и готовила обед для Татхи, Чандрики и меня. Печь, работавшая на керосине, порой невыносимо дымила, но, несмотря на это, мама всегда готовила нам свежие блюда. Затем она складывала их в чистые металлические судки и отправляла с Шакунталой в школу, чтобы у нас к обеду была горячая пища. На большой перемене мы усаживались на детской площадке под деревом, Шакунтала раскладывала еду из судков по тарелкам, и мы съедали все до последнего кусочка. Мы знали: если мы не съедим в обед что-то из того, что прислала мама, нам придется доедать это за ужином, а нам этого очень не хотелось. Амма оставалась дома, чтобы подавать Татхе обед на большом серебряном блюде с маленькими тарелочками для различных овощей и гарниров.

Дом родителей Аммы находился примерно в миле от нашего. Днем она на рикше ездила к ним, чтобы обсудить семейные дела и помочь своей матери на кухне, затем возвращалась домой и снова готовила еду. И так день за днем: для каждой нашей трапезы готовились свежие блюда. Оставлять еду было не принято – холодильника у нас тогда не было.

Мы с Чандрикой возвращались из школы примерно в половине пятого, и дома нас всегда ждали Татха и Амма. Нам давали час, чтобы перекусить и поиграть, пока примерно в 17:30 не приходил с работы отец. Тогда мы садились на пол у ног Татхи и делали уроки, хотя могли бы заниматься каждая за своей партой. Татха постоянно следил за тем, что мы делаем. Когда мы занимались математикой, он вытаскивал листы, на которых были заранее заготовлены примеры. Чтобы выработать красивый почерк, мы аккуратно выводили фразу «The quick brown fox jumps over the lazy dog» («Быстрая коричневая лиса перепрыгивает через ленивую собаку»). Эта фраза подходила для нашей цели, потому что в ней присутствуют все двадцать шесть букв английского алфавита. Этим или каким-то другим текстом мы часто заполняли по две страницы наших тетрадей. Татха не уставал повторять: хороший почерк – залог хорошего будущего.

Примерно в 8 часов вечера мы вместе ужинали, но Амма сначала обслуживала нас и только потом ела сама. После ужина мы снова учились или делали что-то по дому, и так вплоть до отбоя. Часто случались перебои с электричеством, и тогда дом погружался во тьму. В такие часы мы зажигали свечи и фонари. Вокруг жужжали комары, для которых это была идеальная обстановка. Без умения прихлопнуть комара, пока он не начал пить кровь, наверно, нельзя было бы выжить. Перед сном мы читали молитвы. Молитвы непременно читались громко, потому что мама должна была слышать, как мы молимся. «Отче наш» мы читали не только дома, но и в школе, а дома нам нужно было прочитать еще пару молитв на санскрите.

Когда мне было восемь лет, мама родила братика – Нанду. Роды были сложные, пришлось делать кесарево сечение. Вся семья гордилась Нанду. Его считали продолжателем рода, нашей фамилии. Я тоже его обожала. По традиции, существующей в нашем кругу, Амма и новорожденный провели пару месяцев в доме родителей матери, и в это время мой отец взял на себя большую часть работы по дому. Кроме того, теперь он собирал нас с Чандрикой в школу. Когда мама с Нанду вернулись домой, дел у нее только прибавилось. Ко всем ее прежним заботам теперь добавился уход за малышом. Она работала не покладая рук, несмотря на то что еще не восстановилась после серьезной операции на брюшной полости. Мне казалось тогда, что она никогда не останавливалась, даже в самые сложные периоды. Как ей это удавалось, одному Богу известно!

В городе Ченнай, где сейчас живет более десяти миллионов человек, всегда были трудности с водой. Ее основной источник – ежегодные муссонные дожди, заполняющие озера и водохранилища, которые удалены от города на несколько сотен километров. Вода оттуда поступает в Ченнай по трубам, проложенным еще в 1890-х годах. Воду также привозят из сельских районов, и жителям города приходится стоять в очередях с большими пластиковыми канистрами.

В нашем доме постоянно следили за расходом воды. Муниципальная организация, отвечающая за водоснабжение и канализацию, называлась тогда «Корпорация Мадраса». По заведенному Корпорацией порядку вода поступала в краны жителей города только очень рано утром. В эти часы мои родители наполняли все доступные кастрюли и прочие емкости водой, которую экономно тратили в течение дня для приготовления пищи, питья и уборки.

Кроме того, у нас во дворе был колодец, снабженный электрическим насосом. Из колодца соленая вода подавалась в резервуар на террасе второго этажа, и этой водой мы смывали в туалетах. Мылись мы, поливая себя водой комнатной температуры из небольшой стальной чашки. Во время этой процедуры я буквально сжималась в комок, чтобы ни одна капля воды не пропала зря. Для мытья головы вместо шампуня мы использовали немного воды, смешанной с порошком шикакай – смесь измельченной коры, листьев и плодов росших повсюду акаций. Я застала время, когда зубы еще чистили порошком древесного угля, который делали из обожженной рисовой шелухи. Зубной щеткой нам служил указательный палец. Позже мы начали пользоваться зубным порошком Colgate. Настоящие зубная щетка и зубная паста появились у меня, только когда мне уже исполнилось девять лет. А гигиеническую чистку зубов у стоматолога первый раз мне сделали, когда мне уже было двадцать четыре года.

Мылись мы, поливая себя водой комнатной температуры из небольшой стальной чашки. Во время этой процедуры я буквально сжималась в комок, чтобы ни одна капля воды не пропала зря.

Все в нашей жизни шло предсказуемо, а основной задачей было учиться и получать хорошие оценки. Однако никто не освобождал меня и Чандрику от домашних дел, которые составляли наши вечерние обязанности. Мы убирали посуду, перемалывали в специальной двуручной кофемолке кофейные зерна, из которых по утрам варили кофе для взрослых, а еще, и это было самым сложным и неприятным из всех наших обязанностей, мы сбивали пахту – так назывался старый способ вручную отделять сливки от молока. В процессе пахтанья мы очень уставали, а на ладонях образовывались болезненные мозоли.

В 1958 году меня отдали в детский сад Пресвятой Богородицы, который был частью школы Святых Ангелов – католической школы для девочек при женском монастыре примерно в миле от нашего дома. Следующие двенадцать лет моей жизни были связаны с этой школой. Пару лет каждое утро отец возил нас на своем велосипеде или самокате. Пока мы были маленькими, в качестве школьной формы мы с Чандрикой носили серые сарафаны с белыми блузками, а когда подросли – бело-зеленые платья с круглыми воротниками и полосатыми ремнями.

Каждый год в мае Амма покупала примерно пятьдесят ярдов ткани и местный портной шил для нас шесть новых комплектов школьной формы на предстоящий год. Как сейчас помню, мама всегда просила портного шить форму на два размера больше, на вырост. Портной также шил для нас пару платьев для особых случаев, а на каждый день шились павады – яркие индийские юбки. Все эти вещи выглядели мешковато, но мы думали, что это высокая мода, и дорожили ими.

Все вещи хранились аккуратно сложенными на полках в полупустом шкафу спальни. На праздники и свадьбы мы надевали особенные шелковые павады, которые мама держала в своем шкафу и выдавала нам очень редко, только для исключительных случаев. Большую часть денег, которые семья могла выделить на одежду, Амма тратила на вещи для нас, а себе покупала что-нибудь простое и в самую последнюю очередь.

В течение дня Шакунтала стирала и развешивала сушиться рубашки и дхоти мужчин, сари моей матери и нашу форму. Поздним вечером, после того как мы заканчивали уроки и дела по дому, нам с Чандрикой еще предстояло до блеска начистить свои черные кожаные туфли, постирать школьные гольфы и правильно заутюжить складки на одежде. Крахмал для заутюживания мы делали сами. Для этого рисовую муку добавляли в воду, постоянно помешивая и одновременно нагревая смесь на плите. Если крахмал был плохо размешан, его комки оставляли на ткани белые пятна. Нам пришлось стать настоящими экспертами по изготовлению крахмала, чтобы потом не приходилось бороться с пятнами. В сезон дождей мы с сестрой тратили уйму времени, чтобы не просто выгладить одежду, но и высушить ее, иначе утром приходилось надевать сырые от повышенной влажности вещи. Если отключали электричество, а это случалось довольно часто, нам волей-неволей приходилось идти в школу в немного влажной форме. Мы не были исключением, ведь проблемы были почти у всех одинаковые.

Игрушками нас не баловали. У нас с сестрой было по одной кукле, которых мы очень ценили и которых вовлекали в наши многочисленные беседы. Мы часто играли с ними и игрушечными кастрюльками и сковородками в «домик», а еще во «врача», для чего мы сами сделали из проволоки и бумаги некое подобие медицинских инструментов.

С самого начала мы с Чандрикой очень полюбили школу. Благодаря школе мы выходили в «большой мир», за пределы привычной семейной жизни. Взрослые полностью одобряли и поощряли наш энтузиазм. Школьный распорядок давал ощущение независимости. Школа нравилась нам настолько, что иногда летом, когда у нас гостили двоюродные братья и сестры и нам некогда было скучать, мы вешали на стене спальни календарь и начинали «обратный отсчет», радуясь, что до конца каникул остается все меньше времени!

Дома строго контролировали все, что мы делаем. Если мы хотели посмотреть фильм, родители настаивали, что должны посмотреть его первыми. Но они никак не могли выкроить время на фильм, в результате в кино мы почти не бывали. Нам разрешалось ходить в местную библиотеку, в которой можно было брать книги домой. Библиотека располагалась в здании в нескольких кварталах от нашего дома и умещалась в одной комнате. За небольшую плату мы уносили с собой неограниченное количество книг, но на следующий день их нужно было уже возвращать. Так я и стала настоящим экспертом по скорочтению. Амма любила, чтобы в доме всегда звучало радио, но, как и во всей Индии, телевизора у нас не было. Что уж говорить об Интернете, которого тогда не было во всем мире!

К нам постоянно приезжали гости, но мы сами редко куда выезжали, если не считать визитов к бабушке и дедушке по материнской линии. Дело в том, что мы не могли оставить без присмотра и заботы дедушку, поэтому кому-то всегда надо было быть дома.

Школа располагалась на большой территории. Шесть зданий, актовый зал, сад, внутренний двор, площадка для игры в нетбол и малоиспользуемый теннисный корт соединялись между собой длинными тенистыми аллеями. Конечно, все это появилось не в одночасье: католическая школа Святых Ангелов была основана францисканскими миссионерами Непорочной Девы Марии в далеком 1897 году.

Школа давала много возможностей пробовать что-то новое, и я этим пользовалась. Но чтобы успеть на очередное дополнительное занятие, мне приходилось буквально бежать, потому что обязательные уроки и дополнительные занятия часто проходили в разных частях школьного кампуса. После уроков я не спешила покидать школьный кампус и часто оставалась поиграть в мяч или помочь учителям.

В скаутском движении в Индии есть программа «Скауты и гиды Бхарата» для девочек-скаутов, а первый уровень национальной программы, предназначенный для самых младших девочек, называется Бюльбюль (по названию певчей птицы). Как только стало возможно, я вступила в эту организацию и получила право носить другую форму – бледно-голубое платье и широкий шарф-галстук в оранжевую полоску, который крепился вокруг шеи с помощью специального кольца. Через пару лет меня перевели на следующий уровень, и я очень гордилась тем, что получила звание девушки-гида. Я очень старалась, чтобы заработать знаки отличия, которые выдавались за овладение особыми навыками, среди которых были умения шить, вязать морские узлы, оказывать первую помощь, разводить огонь, передавать сигналы с помощью флажков и еще с десяток навыков, необходимых разведчикам и проводникам. Когда я училась в одиннадцатом классе, я даже ездила на общенациональный съезд скаутов. Участие в скаутском движении многому меня научило, в том числе работе в команде. Командная работа показала мне, как жить по принципу «бери и отдавай», а также то, что люди берут на себя разные роли в разные периоды и могут быть иногда ведущими, а иногда ведомыми. Этот опыт учил доверять людям рядом с тобой, потому что даже поставить палатку (казалось бы, что может быть проще!) было невозможно, если ты полагался только на себя, но не на других людей. Я наглядно убедилась в этом, когда каждому из команды нужно было правильно натягивать и закреплять веревки, которые должны были удерживать палатку в правильном положении, чтобы каркас палатки принял нужную форму и не упал. Если бы кто-то из команды не выполнил свою часть задачи, общая цель была бы не достигнута. Я до сих пор прекрасно помню этот важный урок.

Среди прочих школьных предметов нам преподавали музыку. Наша учительница г-жа Лазарус обладала настоящим даром – все ее ученики буквально влюблялись в школьные песни Соединенного Королевства. Кроме школьных занятий музыкой мы с Чандрикой изучали традиционную индийскую музыку и танцы дома несколько дней в неделю. Такое музыкальное образование считалось совершенно необходимым для девочек нашего круга, потому что это помогало при поиске достойного мужа. Уже тогда Чандрика очень хорошо пела и любила эти занятия. Что касается меня, то я с нетерпением ждала их окончания, чтобы убежать на улицу играть.

В плане академических знаний школа Святых Ангелов была на высоте, но учиться было сложно. В классах было примерно по тридцать девочек, ученицы сидели за деревянными партами, расставленными близко друг к другу в несколько рядов. Уроки начинались в 8:30 с общего собрания, а заканчивалась в 16:00. Среди дисциплин, которые нам преподавали, были английский язык, история, математика, естественные науки, география. Мы также осваивали рукоделие и рисование, которые считались чисто женскими делами. Информации по каждому предмету давали много и в интенсивном режиме. Каждые несколько недель проходили экзамены, что только увеличивало давление.

Многие из наших учителей были монахинями, которые приехали в Индию из Ирландии, потому что хотели посвятить себя Богу и идее образования. Все они были добрыми, но очень строгими. Ничего не ускользало от их внимания! Они внушали трепет своей «вездесущностью». Например, куда бы и когда бы мы ни шли, мы везде встречали сестру Нессан, нашу директрису, и сестру Бенедикту, которая отвечала за детский сад. Сестры всегда носили монашеские головные уборы, которые прикрывали не только волосы, но и подбородок, и ложились складками вокруг шеи. Сестры Нессан и Бенедикта регулярно заходили к нам домой на чашку кофе, чтобы побеседовать с дедушкой или родителями.

В последний день каждого месяца все ученицы получали табели успеваемости. В такие дни Татха ждал нас с особым нетерпением. Он даже выносил стул на улицу и сидел во дворе, чтобы как можно быстрее посмотреть наши табели. Ему хотелось видеть нас на первом месте в «рейтинге» класса. Если мы не попадали в тройку лучших, он был недоволен собой. Дедушка воспринимал наши учебные успехи как свое личное дело. Иногда он подвергал оценки учителя сомнению, заявляя, что оценка завышена.

Закончив есть, мы не уходили из кухни, а оставались рядом с мамой. Она давала нам темы и десять минут, чтобы составить речь на заданную тему, и мы соревновались в красноречии и логике.

Амма, которая тоже много сил отдавала нашему образованию, устраивала нам свои «контрольные работы». Она постоянно задавала нам вопросы на эрудицию, например, о семи чудесах света, великих реках и флагах стран. Мама всегда ужинала после того, как мужчины и дети вставали из-за стола. Закончив есть, мы не уходили из кухни, а оставались рядом с мамой для традиционного соревнования в красноречии и логике. Она давала нам темы и десять минут, чтобы составить речь на заданную тему, например, мы должны были объяснить, что предприняли бы в первую очередь, став премьер-министром Индии. После наших выступлений мама выбирала, чья речь была лучше. В качестве приза победителю доставался маленький квадратик шоколада «Кэдбери», который она отламывала от большой плитки, достав ее из запертого на ключ ящичка. Если мама отдавала шоколадный квадратик мне, я не съедала его сразу, а растягивала удовольствие на добрых полчаса. Те кусочки шоколада из моего детства мне дороже, чем весь шоколад, который я могу купить сегодня.

В школе я участвовала в дебатах и вообще во всех соревнованиях и конкурсах, которые для нас проводили. В качестве факультатива я выбрала курс «Красноречие», который учил выступать на публике, составлять речи, декларировать стихи. У меня никогда не было страха перед сценой, видимо, от природы, и я люблю и умею принимать участие в дискуссиях.

В восьмом классе, когда мне было почти двенадцать лет, перед нами встал выбор. Школа предлагала специализацию либо в гуманитарных, либо в естественно-научных дисциплинах. Такое разделение на этом этапе диктовалось учебной программой, разработанной Кембриджским университетом. Я выбрала естественные науки, и для меня начались годы интенсивных занятий по физике, химии, биологии – все по полной программе. Дедушка хорошо разбирался в английском, математике, истории и классических дисциплинах, но не в естественных науках, поэтому теперь не мог помогать мне в учебе в той же степени, что и раньше, как бы сильно ему этого ни хотелось. Я должна была рассчитывать только на себя.

Особенно мне нравилась биология. В школе мы препарировали тараканов, лягушек и дождевых червей, причем животных мы приносили в школу сами. Я искала крупных тараканов и опускала их в стеклянную банку с хлороформом, чтобы они сохранились свежими для препарирования на следующий день. Дождевых червей было много, а вот лягушки водились практически только в сезон дождей. Когда они были нужны в другое время, вся семья принимала участие в поисках. К счастью, школа Святых Ангелов в конце концов заключила контракт, по которому нам регулярно привозили лягушек для препарирования, и ученицы вздохнули спокойно, потому что перестали тратить время на охоту.

Нашим классным руководителем была г-жа Джобард, миниатюрная женщина лет сорока пяти с проницательными глазами. Когда я училась в восьмом классе, она включила меня в состав школьной команды, которой предстояло отправиться на четыре дня в Нью-Дели на первую в истории конференцию «Объединенной организации школ Индии». Основная цель конференции – установить связи между школьниками по всей стране. Трудно выразить словами, насколько мы все волновались – и в школе, и дома. Я была самой младшей из учениц, представлявших нашу школу. Меня очень впечатлило, как вся моя семья активно готовила меня к участию в мероприятии, а еще то насколько быстро они согласились заплатить за поездку.

И вот мы в огромном здании из красного кирпича – на центральном вокзале Мадраса. Вместе с г-жой Джобард и еще четырьмя девушками из школы Святых Ангелов мы садимся на паровоз и отправляемся в Дели, который расположен в 1350 милях (2170 километров. – Прим. перев.) к северу от Мадраса. Двое суток нам предстоит провести в тесном купе, на боковых стенках которого крепятся по три откидных полки для сна. У каждой из нас своя небольшая дорожная сумка, девочки одеты в школьную форму. Так началось наше путешествие на конференцию.

Дели, столица Индии, поразил меня. Никогда прежде я не видела ничего подобного. Меня буквально зачаровали величественные здания и памятники, окруженные лужайками и садами, широкие дороги, до предела заполненные машинами, люди, ходившие по улицам в тюрбанах, уличные знаки на хинди. Большая часть севера Индии говорила тогда на хинди, а я этот язык не понимала. В Вигьян Бхаван – ведущем правительственном конференц-центре страны – состоялась встреча небольших делегаций подростков из более чем тридцати школ. В программу входили конкурсные дебаты, культурные мероприятия, лекции о мире и политике. Мы исполнили ирландский танец о «добре и зле», который, насколько я помню, смутил судей. Они все равно дали нам приз. Ели мы в огромной столовой, а спали в студенческом общежитии.

Чувство сопричастности, понимание, что многие люди разделяют общие идеи и взгляды, помогли укрепить мою уверенность в себе. А еще я впервые осознала, насколько разнообразна культура Индии.

Когда я вступила в подростковый возраст, наш домашний уклад начал меняться. Мой отец стал преподавателем в банковской школе и в течение почти трех лет много путешествовал. Папа бывал дома всего два-три дня в месяц, и я очень скучала по нему. Между нами существовала особая связь, и мне нравилось считать себя любимицей отца. Он делился со мной мыслями о работе и всегда заставлял меня чувствовать себя особенной.

Примерно в это же время в нашем доме появился большой металлический шкаф от знаменитой компании «Godrej and Boyce», индийского производителя мебели и предметов интерьера. Мать купила его, чтобы складывать приданое для меня и моей старшей сестры. Когда ей удавалось выкроить немного денег из семейного бюджета, она покупала две одинаковые вещи – одну для Чандрики, одну для меня. Она заполняла этот шкаф кастрюлями и сковородками из нержавеющей стали, серебряными подносами, тарелками и чашками. Там даже было несколько небольших золотых украшений. Иногда мама выменивала старые вещи на новые. Например, приносила в лавку наши старые сари с золотой нитью, а взамен получала новую посуду. У нас было три шкафа марки Godrej – один для маминой одежды, один для семейных ценностей, а один для приданого двух дочерей.

Появление шкафа с приданым меня особо не волновало, но я знаю, что Чандрика почувствовала давление от ожиданий со стороны семьи. Она была красивой девушкой с вьющимися волосами и широкой улыбкой, и все хотели поскорее выдать ее замуж. Я определенно выиграла от того, что у меня была старшая сестра. Мою же жизнь пока никто не контролировал.

Летом 1968 года случилась авария. Отец ехал на своем мотороллере Vespa, когда его сбил автобус. Отец попал под колеса, и его протащило по дороге. Я хорошо помню, как Амма открыла дверь и увидела полицейских, которые приехали специально, чтобы сообщить нам о случившемся, – телефона тогда у нас не было.

Мы с мамой тут же сели в коляску авторикши и помчались в больницу.

В палате отец лежал на кровати, истекая кровью, почти без сознания. Одной рукой он придерживал частично оторванный нос. Из лодыжек торчали кости. На теле не было ни одного живого места от порезов и ссадин. Из последних сил он прошептал: «Все будет хорошо», – и потерял сознание.

Авария подтвердила слова отца: женщина должна зарабатывать, чтобы обеспечить себя.

После шестичасовой операции и нескольких недель в больнице его выписали. Окончательную реабилитацию он проходил дома. Мама была его физиотерапевтом, помогая ему восстановиться. Расходов было много, и на это ушли почти все сбережения родителей: в то время в Индии не существовало государственной медицинской страховки. Через несколько месяцев отец вернулся к работе, и наша жизнь потекла почти как прежде. Но на теле отца так и остались многочисленные шрамы, напоминающие об этой ужасной аварии.

Теперь я понимаю, что нам пришлось бы очень трудно, если бы отец не выздоровел. И жизнь радикально изменилась бы, потому что пенсия у Татхи была небольшая, а мама не могла зарабатывать, имея трех детей на руках. Да и вряд ли она смогла бы найти работу с достойной заработной платой, что вполне соответствовало укоренившемуся в обществе предубеждению против женщин ее поколения, о которых говорили, что мало кто из них «занимался делом». Ни тети, ни дяди не имели возможности нас обеспечивать. Кроме того, не было никакой системы, предусматривающей государственную поддержку. Моей матери пришлось бы сдавать в аренду дополнительные помещения в нашем большом доме. Но и даже в этом случае, по всей видимости, мы не смогли бы продолжить образование в прежних масштабах.

Обычно семья является источником силы, но вдруг что-то пойдет не так? Непредвиденные трудности могут возникнуть в любой семье. Учитывая такой риск, без адекватных систем поддержки со стороны государства или частных предпринимателей не обойтись. Иначе эпизоды, подобные аварии, случившейся с моим отцом, могут оказать сильное негативное влияние на жизнь людей, будут сказываться в течение десятилетий и даже отразятся на многих поколениях.

Авария доказала мне важность слов отца: женщина должна зарабатывать самостоятельно, чтобы обеспечить себя…

Когда я перешла в десятый класс, у меня появилась одноклассница – Мэри Бернард – дочь армейского офицера. Она перевелась в школу Святых Ангелов, и мы очень подружились. Мэри была забавной и предприимчивой, но что еще важнее, у нее была новая блестящая акустическая гитара, и она брала уроки.

Я тоже очень хотела научиться играть на гитаре, но Амму это желание просто обескураживало. Она отказалась покупать мне гитару и сказала, что порядочные южноиндийские девушки-брамины не играют на гитаре и не исполняют английский рок-н-ролл. С ее точки зрения это было неуместно, и мне следовало уделять все внимание южноиндийской классической музыке и инструментам.

Однако мамины слова меня не остановили. Нам повезло, и в школьном шкафу мы с Мэри нашли старую гитару и отнесли ее сестре Нессан, которая неожиданно согласилась ее отремонтировать. Мне кажется, что сестра Нессан, в отличие от моей матери, умела мыслить современно. Ей, вероятно, нравилась музыка Beatles, а перспектива появления нового музыкального жанра в школе Святых Ангелов ее только обрадовала.

Вместе с Джиоти и Хемой, нашими подругами, мы сформировали группу для школьного концерта. Монахини благословили нас «заниматься ритмами после логарифмов»: в то время мы как раз изучали логарифмы на математике – обычные занятия были по-прежнему важны. В качестве названия мы даже выбрали «LogRhythms». Это сочетание слов можно было расшифровать как «загрузи ритмы», и оно было созвучно слову «логарифм». Мы использовали для подготовки к концерту все свое свободное время! Мэри знала пять песен («House of the Rising Sun», «Bésame Mucho», «Ob-La-Di, Ob-La-Da», «Greensleeves» и «Delilah»), и мы разучили их все, трудясь не покладая рук. В качестве сценических костюмов мы использовали белые брюки и психоделические рубашки. Концерт имел оглушительный успех, и школе пришлось организовать два дополнительных выступления, чтобы все желающие могли нас послушать. Сестра Нессан и сестра Бенедикта сидели в первом ряду, и на их лицах сияли улыбки. Мой отец, который на тот момент уже не ездил по командировкам, а снова жил в нашем доме в Мадрасе, тоже был полон энтузиазма. Хотя отец не посетил ни одно из наших выступлений, он стал везде и всюду петь песни, ставшие визитной карточкой нашей группы.