Текст книги "Пока не видит Солнце"

– Я все понимаю, тигренок, жаль терять такой вид из окна, друзей, которых мы здесь приобрели, но выбора нет, нужно ехать, и как можно быстрее. Через две недели я уже должен буду вылететь в командировку, а до этого момента нужно еще принять дела, сделать аудит, познакомиться с коллективом.

– Не поняла, – грубо прервала его Клара. – Что ты хочешь этим сказать? Мы что, по-твоему, должны собраться за две недели?

– За одну. Скорее даже, за пять дней.

– Что?! Ты что с ума сошел?! – негодующе воскликнула она и соскочила со стула.

– У нас нет выбора, – вкрадчиво повторил Аркадий. Ему сейчас совсем не хотелось ругаться с женой, поэтому он вынужден был проявлять несвойственное ему титаническое терпение. – На мою должность назначен новый человек, и мы должны освободить служебную квартиру уже к выходным.

– Но это невозможно! Как, по-твоему, я за пять дней соберу все вещи, упакую мебель и закрою бизнес? У меня за три месяца вперед по договору оплачена аренда. Заказы набраны на две недели вперед. У Полины только начался учебный год.

Муж стоял к ней спиной, и Клара не видела, как на его лице промелькнула мучительная гримаса. Он счел нужным прокомментировать только последний аргумент:

– Вот именно, он только начался, она не будет учиться от силы пару дней, пока мы будем распаковывать вещи.

– Какой молодец! Я вижу, ты уже все продумал! Важна только твоя работа! Моя в счет не идет! – обижено выпалила Клара и выскочила из гостиной.

– Да, черт возьми! Потому что только она нас кормит! – крикнул он ей вслед.

Она резко обернулась и закричала:

– Тогда зачем ты содействовал моему обучению и помог открыть бизнес?!

В холодном и несколько надменном взгляде мужа она прочитала слова, которые он любил повторять в дружеской компании: «женщина – как кошка, ее всегда нужно занимать очередной игрой, но надо учитывать, что ее внимание быстро притупляется и игру периодически нужно менять». Вот чем был ее бизнес в его глазах – игрой!

Умыв лицо в ванной, Клара немного успокоилась и пошла к дочери. Полина лежала на кровати, закинув руки за голову, и смотрела в потолок. При появлении матери она демонстративно отвернулась и сжала кулачки, всем своим видом демонстрируя обиду.

– Поля, ну чего ты так расстроилась? Ты в эту школу только пошла, еще не успела привыкнуть. Друзей еще не нашла. Это мне надо расстраиваться. Я только открыла магазин и придется его закрывать.

– Предложи его Юлию Моисеевичу. Он его купит, – с важным видом произнесла Полина.

Клара оторопела от неожиданности.

– Ты меня удивляешь Поля, – сказала она и погладила дочь по голове, – откуда у тебя эти мысли берутся?

– Из мозга, – весомо произнесла Полина и, повернувшись к матери, добавила: – Он сам сказал, что если мы надумаем переехать, то он с радостью купит у тебя магазин.

– Я, конечно, подумаю над его предложением, если у меня не останется другого выхода, но уезжать отсюда я, как и ты, не хочу.

Полина с присущим ей драматизмом вздохнула и потрясла кулачками в воздухе.

– Ну почему взрослые такие сложные? Почему вы не живете, так как хотите? Вот, например, ты – всю жизнь любила цветы, но только в прошлом году выучилась на ландшафтного дизайнера и, если бы не тетя Лиля, магазин бы никогда не открыла. Это ведь она нашла первый заказ на свадебные букеты и уговорила тебя позвонить и предложить свои услуги. Или вот, например, мой папа – не любит свою работу, но каждый день ходит в офис. И теперь из-за этой нелюбимой работы мы должны переезжать.

Клара взглянула на часы и сказала:

– Дорогая, тебе уже пора ложиться спать. Завтра в восемь утра занятие у Юлия Моисеевича.

– Вот так всегда: когда взрослые не хотят признавать свою неправоту, они меняют тему, – назидательно произнесла Полина и с важным видом пошла в ванную.

Клара бросила вещи дочери в стирку и наглухо закрыла шторы. Сняла покрывало с кровати и сложила его на кресле. Затем подняла подушку и оторопела от удивления. Перед ней лежала та самая бордовая тетрадь, которую оставил на пляже утопленник. В этот момент Полина вышла из ванной комнаты, увидела тетрадь в руках матери и от испуга округлила глаза.

Взяв себя в руки, Клара немного успокоилась и спросила:

– Откуда это у тебя?

Полина виновато опустила голову.

– Сколько раз тебе говорить, не бери чужих вещей без спроса! Как она к тебе попала?

– Я взяла ее, когда ты сидела в «Скорой помощи». И это не тетрадь утопленника, эту тетрадь писала женщина! – выпалила Полина и заплакала.

Клара открыла тетрадь и бегло пробежалась по первой странице. С первых строк было понятно, что это женский дневник. События с которых начиналось повествование, были детскими воспоминаниями.

– Ты понимаешь, что ты наделала? Ты украла с места происшествия улику. Я сегодня в полиции подписала свои показания, и там ничего нет о том, что моя дочь забрала тетрадь. Выходит, что из-за тебя я солгала следователю и тем самым нарушила закон.

– Мамочка, я так больше не буду! Я не знала, что она так важна для тебя, – взмолилась Полина.

– Не для меня Поля, а для следствия. Им нужно установить причину самоубийства. Эта тетрадь может дать ответы.

– Ничего она им не даст, – тут же отозвалась Полина и махнула рукой, – там женщина описывает свою тяжелую жизнь.

– Ты что, читала ее?

– Не всю, только несколько страниц, – смущенно ответила дочь.

– Поля, я не узнаю тебя! Как ты могла так поступить? Раньше ты себе такого не позволяла!

Полина снова захныкала. В последнее время дочь часто совершала поступки, которые ей раньше были несвойственны, и Клара не могла найти этому объяснений. Как не хотелось ей сейчас обращаться к мужу, но выхода не было. Ей нужна была его поддержка и участие. Немного успокоившись, Клара подошла к двери и сказала:

– Ложись спать, завтра после школы мы с папой поговорим с тобой.

Затем Клара вышла из детской и протянула мужу бордовую тетрадь.

– Посмотри, что я нашла под подушкой у Полины.

Проблемы с дочерью не раз растапливали лед между супругами, вот и сейчас Аркадий решил воспользоваться этой ситуацией и наладить диалог с женой. Он взял тетрадь и пролистал несколько страниц.

– Что это?

– Это та самая тетрадь, о которой меня спрашивали в полиции.

– И как Поля это объяснила?

– Она взяла ее почитать, пока я сидела в «Скорой».

– Это чьи-то воспоминания, – констатировал Аркадий, выборочно пробежавшись по тексту.

– Ее звали Тамара. Не знаю, как эта тетрадь оказалась у утопленника, но, видимо, она для него что-то значила, раз он ее оставил рядом с предсмертной запиской. Что нам делать, Аркаша? Надо ее отдать следователю.

Перспектива новой встречи со следователем Аркадия не радовала.

– Ой, ну не сгущай ты краски, – равнодушно махнул рукой Аркадий, – кому нужна эта тетрадь? Выбрось ее. Мы все равно переезжаем, и все это уже через неделю будет не важно.

Пролистав еще несколько страниц, он выборочно прочитал по абзацу с каждой и добавил:

– Но на всякий случай я бы прочитал его. Вдруг она там сообщает какую-то важную информацию?

– А если я действительно найду там что-то важное?

– Тогда и будем думать, что делать дальше, – сказал Аркадий и пошел в спальню. – Ты идешь спать?

– Нет, я пока не хочу. Ты иди, я присоединюсь позже, – ответила Клара, расположилась на диване и открыла бордовую тетрадь.

Глава вторая. Дневник

В центре первой страницы дневника было выведено аккуратным красивым женским почерком:

«Беспокойся о том, достоин ли ты того, чтобы тебя знали.

Конфуций».

Перевернув первую страницу, Клара погрузилась в чужие воспоминания.

«Прочла слова Конфуция и задумалась, а достойна ли я того, чтобы меня знали? По-настоящему знали, а не то, что обо мне додумывали или, еще хуже, искажали в угоду своей фантазии. Люди любят вешать на все ярлыки, сводить к системам, обобщать в прообразы. Жизнь намного глубже и разнообразней, чем мы думаем.

Заслуживаю ли я, чтобы люди заинтересовались моей судьбой? Чтобы потратили свое драгоценное время и прочитали историю моей жизни? Я так и не ответила себе на этот вопрос…

Свою историю я начинаю описывать в больничной палате, здесь мое пребывание будет кратковременным. Скоро придется переехать в хоспис… Сегодня врачи вынесли мне приговор. Нет, конечно, они не пришли ко мне в палату и не сказали: «Вы умрете!» Я поняла это по их лицам, поэтому после обхода уговорила медсестру, которая ко мне отнеслась с большим пониманием, принести на полчаса мою историю болезни. В моем распоряжении меньше трех месяцев…

Мне страшно до ужаса! От одной мысли, что больше никогда не проснусь, не увижу солнца и не смогу заниматься любимыми делами, мороз пробегает по коже, и я впадаю в ступор. Я не спрашиваю у Создателя «за что?» Считаю, раз это испытание выпало на мою долю, значит, так надо. Значит, только так и никак иначе я должна прожить остаток своих дней. Зато другие вопросы переполняют мое сознание. Зачем я вообще родилась? Почему жизнь сложилась так, а не иначе? Какой в этом был смысл? Почему я пережила такой драматический и одновременно мистический опыт? Хм… Похоже, у меня больше вопросов, чем ответов. Возможно, поэтому я решила записать все свои воспоминания в надежде на то, что это поможет мне лучше понять прожитое. И уж если постичь смысл мне так и не удастся, дневник привлечет к себе внимание избранной и моя история на этом не закончится. Та, что примет эстафету, будет знать, что ее ждет, и сможет заранее подготовиться.

Подозреваю, что моя смерть будет немного отличаться от ухода других людей, но все равно мне страшно. Что можно сделать за три месяца? Какая это будет жизнь? Жизнь, полная невыносимых мук и боли? Как будто в моей жалкой и бесцельной жизни ее было мало…

С самого рождения меня окружает мистика и драма. Эти две подружки никогда меня не покидали. Начну с того, что сейчас меня все называют Тамара, но при рождении родители дали мне другое имя – Венера.

Родилась я 31.12.1956 года в семье водителя и домохозяйки. Мама у меня русская, а отец – казах. Судьба посмеялась надо мной с самых первых дней жизни. Я не припомню ни одного специально для меня устроенного дня рождения. Даже в самые счастливые детские годы родители накрывали на стол не раньше восьми часов вечера и поднимали первый бокал за мой день рождения. Потом мне вручали подарок и сразу же начинали провожать Старый Год. Никогда на мой день рождения не приглашали друзей или соседей. Да и друзей-то у меня никогда не было. Почему? Наверное, потому, что я всегда была застенчивой, серенькой и незаметной мышкой. Не любила, когда ко мне приковано чье-то внимание.

С самого рождения я была хилым ребенком, и моя мама постоянно лежала со мной в больницах. Сначала врачи говорили, что я не проживу и года, потом – что не протяну до двух, до трех… Представляю, как родителям было сложно. В три года я попала в реанимацию, и два дня родители не отходили от моей койки. В полночь наступила клиническая смерть, я не дышала две минуты. Затем очнулась и по-взрослому начала озираться по сторонам с выпученными от страха глазами, словно знакомилась с этим миром впервые. При этом мое сердце не билось, и я не сделала ни одного вздоха. Родители были напуганы. Никто не смог им объяснить, что происходит. Затем я закрыла глаза и снова размерено задышала. После этого случая я быстро пошла на поправку и больше практически никогда не болела.

До десяти лет мы жили в далеком казахском городе на границе с Китаем. Жизнь была трудной. Денег в семье всегда не хватало. Но родители любили друг друга и на трудности не обращали внимания.

Помню мамин звонкий смех, ее улыбку, ее восхитительный голос. Она была статной красивой женщиной, и все мужчины в округе завидовали моему отцу. Но бабушка, мать отца, ее не любила и часто называла нищенкой. Ко мне она тоже всегда относилась насторожено, подарки не дарила, на семейные торжества не приходила. По праздникам мы встречали ее у соседей. Всякий раз, когда она видела нашу семью, губы у нее поджимались от ненависти, и она начинала перешептываться со своей неразлучной подругой, вид которой приводил меня в ужас. Подругу звали Жупар. Лицо ее было искажено мучительной гримасой, как будто каждый вздох приносил ей страдания. Все боялись ее, но уважали. Ее дом стоял на окраине нашего городка, и с самого утра к ней выстраивалась вереница людей, желающих попасть на прием. За глаза все называли ее колдуньей, но, когда встречали на дороге, улыбались и раскланивались в приветствиях. Никогда не думала, что именно она сыграет такую важную роль в моей жизни».

– Тигренок, – тихо прошептал Аркадий.

Клара так зачиталась, что не обратила внимания, как муж вышел из спальни. От неожиданности она вздрогнула и опустила тетрадь.

– Ты меня напугал. Что?

Нарушитель тишины стоял в пижамных брюках в дверном проеме гостиной. Голос у него был делано любезный, но жесткий взгляд выдавал раздражение. Клара поняла, что он все это время ждал ее в спальне для разговора о переезде.

– Может, пойдешь спать? Я согрел для тебя постель. Уже за полночь, завтра рано вставать.

Конечно, Аркадию хотелось продолжить прерванный разговор в более интимной обстановке, но главной его целью было оторвать жену от найденного дневника. Ведь, найди она там сведения, которые помогут пролить свет на историю с утопленником, новой встречи со следователем не избежать.

С первых строчек рассказ Тамары увлек Клару своей загадочностью: сразу стало понятно, что перед ней необычная история.

– Ты иди, я еще немного почитаю, – растерянно произнесла она в пустоту, не глядя на мужа, и снова углубилась в чтение.

«Тот самый день, что навсегда изменил мою жизнь, я запомнила в деталях. Для меня это был рубеж ада и рая. Мне было десять лет. Стояла теплая осень. Утром мы всей семьей позавтракали, отец пошел на работу, а я побежала в школу. Мама выглядела очень взволнованной, вышла на улицу и долго смотрела мне вслед. Когда я вернулась со школы, то обнаружила у нас в гостях старуху Жупар. Она с шумом отхлебывала из пиалы чай и глазами, словно рентгеном, прощупывала меня и маму. Разговор шел о бабушке, колдунья просила маму быть приветливее и терпеливее со свекровью. Мама была очень вежлива, постоянно подливала гостье чай, но когда я ушла в соседнюю комнату, они тихо начали шептаться, а затем мама внезапно выкрикнула: «Тогда пусть это буду я!» Мне стало ясно, что разговор о бабушке не имел никакого отношения к истинной причине ее визита. Через час Жупар ушла, мама громко выдохнула и с обреченным видом села на диван. Я вышла из комнаты и прочитала на ее лице страх, тоску и безысходность.

С этого момента мама начала таять на глазах. Она быстро худела, постоянно жаловалась на слабость в ногах и головокружение. Ее сильно тошнило и, в конце концов, она вообще отказалась от пищи. Папа отвез ее в больницу, и больше я ее живой не видела. Когда ее увозили, мама подозвала меня к себе и слабым голосом сказала: «Прости меня, мышонок, не думала, что оставлю тебя так рано. Береги себя, поступай в жизни так, как подскажет тебе сердце».

Не прошло и месяца после смерти мамы, как бабушка нанесла нам первый визит. Сначала она наигранно причитала о большой потере отца, потом, посмотрев на меня исподлобья, сказала, что в доме нужна хозяйка и мать для дочки. Отец категорически отказался, и старуха ушла. После этого бабушка стала часто звать его одного на ужин, а за мной приходила присмотреть тетка, которая в отсутствие отца шарила по дому как ищейка и выискивала мамины вещи. Собрав очередную партию в большой металлический таз, она выходила на задний двор и сжигала их в яме. Мне чудом удалось спасти от огня несколько маминых фотографий и пуховый платок, который прислала ей на день рожденья моя тетка.

С детства я была робким ребенком, а когда умерла мама, я и вовсе стала сторониться людей. Школа была единственным местом, где я общалась со сверстниками и получала хоть какое-то представление о жизни. Отец постепенно замкнулся в себе и начал выпивать. По ночам я часто слышала, как он плакал. Этот тихий плач походил на скулеж брошенной хозяевами собаки. Странно, но смерть мамы нас не сблизила. Мы редко виделись, и даже ели теперь в разное время.

Через неделю бабушка снова нанесла нам визит. Она долго рассказывала о женщине, у которой умер муж, и от которого у нее осталось двое детей. По словам старухи, она была очень богатой. У нее имелся свой двухэтажный дом, отара овец, табун лошадей и своя мастерская по пошиву одежды из шкур. На этот раз отец ее внимательно слушал. Затем она повела отца в свой дом. Как выяснилось потом, там его уже ждала богатая вдова. Отец вернулся домой сильно пьяным и, прежде чем лечь спать, подошел ко мне, погладил по голове и сказал: «Скоро у тебя будет новая мама, ее зовут Куаныш». Вот так я узнала, что мой отец скоро женится, а у меня появится мачеха.

Куаныш в переводе с казахского языка означает «счастье», но счастья мачеха в нашу семью не принесла. Ее дом располагался на окраине города, ближе к горам. За домом в метрах двухстах была ферма, где содержались куры, овцы, лошади и цех по выделке кожи. У мачехи было двое детей, сын старше меня на три года и дочь моего возраста. Дети сразу приняли меня в штыки. Не давали мне игрушек, толкали и насмехались. Их поведение явно забавляло мачеху, и, когда отца не было дома, мне сильно от них доставалось.

Через полгода мачеха решила выселить меня из дома и выделила мне на ферме кладовую, в которой хранился хозяйственный инвентарь. С этого момента я ела в гордом одиночестве на краю грязного стола, на котором разделывали мясо овец. В дом заходить мне строго запрещалось, за исключением больших праздников, когда отец выпивал и звал меня к себе. А когда он был пьяным, мачеха не смела ему перечить. В такие дни я старалась досыта наесться и что-нибудь припасти на следующие дни.

В остальном переезд на ферму оказался мне только на руку. Работники жалели меня, да и атмосфера на ферме была гораздо веселее, чем в доме.

Осенью, когда все дети пошли в школу, мачеха настояла на том, чтобы я осталась дома и начала помогать ей по хозяйству. Она показала отцу дневник своей дочери, где стояли в основном плохие оценки, и выдала его за мой. По ее словам, такой безмозглой дурнушке, как я, нужно научиться держать хозяйство, чтобы меня хоть кто-то смог взять в жены. Отец согласился, и с этого момента начался самый настоящий кошмар. Меня выгнали из кладовой и бросили в загон к скоту. Я не ела по несколько дней и стала похожа на ходячий скелет. Потом, по настоянию мачехи, меня больше не приглашали к столу: пришлось питаться тем, что украдкой, под страхом увольнения, приносили мне работники. Работой меня стали загружать еще больше.

Мачеха прикладывала много усилий, чтобы я не попадалась отцу на глаза. Но однажды он случайно увидел меня в горах на пастбище, куда я понесла еду вместо заболевшего работника, и ужаснулся. С этого момента он тайком от мачехи стал меня подкармливать.

Когда мне исполнилось тринадцать лет, мои формы стали округляться, и мачеха задумала выдать меня замуж. Я умоляла отца этого не делать, и он пытался ей противостоять, но после того, как мачеха узнала, что я ему пожаловалась, она набросилась на меня в кладовой и сильно отхлестала кнутом. Избивая меня, она пригрозила, что если я обмолвлюсь с отцом еще хоть словом – мне не жить. Несмотря на свой гнев, от идеи моего замужества она на какое-то время отказалась.

После того, как мачеха отступила, не успела я облегченно выдохнуть, как меня начал преследовать сводный брат. Как-то раз он подстерег меня у загона и, схватив за волосы, поволок в овраг. Я начала кричать и сопротивляться, но он зажал мне ладонью рот и нос и навалился всем телом. Когда от нехватки кислорода я начала задыхаться, кто-то ударил его сзади по голове, и он отключился. Солнце светило мне прямо в глаза, и я не могла разглядеть лица своего спасителя, мелькнул лишь мальчишеский силуэт. Я успела запомнить только родинку в виде полумесяца на его руке и отключилась».

Клара вспомнила свое детство. Оно было наполнено радостью и любовью. У нее были бабушки и дедушки, которые периодически устраивали между собой соревнования под лозунгом «Кто лучше?» До восемнадцати лет она была баловнем судьбы и не знала забот. Ей стало жаль Тамару. Дети не должны начинать свою жизнь с трагедии.

Она быстро пролистала тетрадь – почти все страницы были исписаны. Уже в середине дневника почерк стал меняться, встречались исправления, рисунки на полях и размытый от крупных капель текст: по этим каплям Клара поняла, что Тамара долго размышляла и горевала над своими воспоминаниями. Возникло искушение прочитать последнюю запись и на этом успокоиться, но уже через секунду она захлопнула тетрадь и решила, что прочтет дневник полностью.

Ложась в кровать, Клара подумала: почему смерть этой женщины должна была отличаться от смерти других людей? И с какими мистическими событиями она столкнулась в жизни?

Как только Клара накрылась одеялом, Аркадий прижался к жене всем телом и притянул к себе. Его нарочито ласковый шепот зазвучал в полуночной темноте страстно и горячо:

– Тигренок, все будет хорошо, вот увидишь. Не надо ерничать, я сделаю все, чтобы вы с Полей были счастливы. Я люблю тебя. Ты для меня самое главное в жизни. Ты мое солнце, согреваешь меня своим теплом и нежностью.

Она похлопала его по руке и мягко отстранилась, давая понять, что окончательного примирения по вопросу переезда между ними пока не наступило. После чего Аркадий тяжело вздохнул и демонстративно перевернулся на другой бок.

* * *

На следующий день Клара приехала в свой цветочный магазинчик и, увидев подругу, улыбнулась. Все стало понятно без слов. Лиля выглядела очень взволнованной и светилась от счастья. Вынув из сумки снимок УЗИ, она помахала им и радостно воскликнула:

– Я беременна!

Они с мужем ждали этого события почти два года и уже начали задумываться над искусственным оплодотворением, поэтому Клара понимала ценность озвученной новости. Обняв подругу, она улыбнулась и восторженно произнесла:

– Поздравляю! Я так за тебя рада. Какой срок?

– Восемь недель.

– Сказали, кто будет?

– Нет. Да я и не хочу знать. Будет ребенок! – радостно произнесла Лиля.

– Мужу сказала?

– Нет еще, ты первая. Он в командировке. Сегодня после обеда приедет. Хочу приготовить потрясающий ужин, зажгу свечи, надену свое самое красивое платье и тогда скажу ему новость.

– Я так рада за тебя.

Подруги еще несколько минут обсуждали перемены, которым подвергнется жизнь Лили, затем перешли к рабочим темам. Клара открыла журнал заказов и стала просматривать заявки. Прозвенел колокольчик на двери, она подняла глаза и удивленно уставилась на гостя, которого никак не ожидала увидеть. В магазин вошел следователь Уваров и критическим взглядом окинул помещение. И на этот раз вид у него был взволнованный и парадный: черный костюм, белая рубашка, начищенные туфли. Заметив Клару, он просиял от радости.

– Не ожидала снова вас увидеть, – сухим тоном произнесла она.

Уваров усмехнулся и смущенно произнес:

– По вашему тону, Клара Владимировна, можно предположить, что вы не рады моему приходу.

Клара смутилась: она и сама не поняла, почему так отреагировала на приход следователя. Возможно, сказалось волнение из-за бордовой тетради.

– Называйте меня просто Клара, и вы не правы, я просто не думала, что мы с вами еще когда-нибудь встретимся.

– Тогда я просто Юрий, – вкрадчиво произнес следователь.

Она невольно посмотрела на сумку, которая лежала на столе, словно хотела убедиться, что дневник надежно спрятан от собеседника.

– Мы не с того с вами начали, Клара. Во-первых, добрый день.

– Здравствуйте, – напряженно процедила хозяйка салона.

– Во-вторых, я пришел купить цветы для мамы: у нее сегодня день рождения, а вы еще на пляже обмолвились, что у вас цветочный магазин на этой улице, – сказал следователь и указал на букеты в белых пластиковых вазонах.

Пройдя вдоль витрины, Уваров выбрал букет из бутонов роз нежного розоватого оттенка и протянул Кларе.

– Я возьму этот. Сколько с меня?

К разговору подключилась Лиля: озвучив цену, она начала заворачивать цветы в яркую подарочную бумагу. Уваров отсчитал и протянул ей деньги.

– Что-то мне подсказывает, что есть и «в-третьих», – сказала Клара, не сводя со следователя пронзительного взгляда.

Уваров усмехнулся, убрал бумажник в карман пиджака и шутливо ответил:

– Ух… взгляд – рентген, насквозь меня видите, – затем нервно откашлялся и спросил: – Мы могли бы с вами переговорить наедине?

Магазинчик был маленьким, уединиться негде, и Клара предложила ему поговорить на улице. Друг за другом они вышли на тротуар. Следователь положил в машину цветы и тут же вернулся.

– Вы курите? – спросил он, протягивая ей пачку сигарет.

– Нет.

Закурив, Уваров с шумом выдохнул и произнес:

– Есть новости по делу утопленника, – и, сделав паузу, тихо и таинственно добавил: – Труп Тихонова пропал.

– Как пропал? – удивилась Клара и побледнела.

– Вот так. Патологоанатом утром планировал делать вскрытие и не нашел тела Тихонова. Сейчас проводится следствие.

– Как может пропасть тело?

– Морг переполнен, иногда случается путаница. Не думаю, что его специально выкрали, – успокоил ее следователь.

– Какой ужас. Теперь родные не смогут с ним проститься, – с грустью произнесла Клара.

– Родных у него нет, так что никто не приедет с ним прощаться. По закону мы должны были его тело кремировать. Мы обыскали квартиру, которую он снимал, обнаружили в его вещах письма, написанные его рукой. Они адресованы некой Тамаре Золотаревой. Видимо, у них были давние любовные отношения.

– Вот как? – нарочито удивленно произнесла Клара: ей сразу стало понятно, о какой Тамаре идет речь.

Во время разговора Уваров продолжал проявлять к собеседнице повышенный интерес. Он ловил ее взгляд, а когда она поворачивалась к нему, то робко, словно подросток отводил глаза в сторону. Кларе это льстило как женщине, но она была не из тех, кто с легкостью бросается крутить романы за спиной у мужа.

– Да. Только вот что мне не понятно: если он адресовал их Золотаревой, как они оказались у него? На конвертах есть штемпель об отправке и получении писем. Первое письмо написано сразу после эмиграции, в нем он сообщает, что прибыл в штат Аризона и отлично устроился, что будет искать возможности для ее переезда в Америку, и это странно.

– Почему?

– При его деньгах иметь любовницу на год старше и такую невзрачную – как-то не с руки: он мог позволить себе молодую красивую женщину, а судя по фото, которое он ей прислал, она не очень-то привлекательна.

– Он что, прислал ей ее же фото? – удивилась Клара.

– Да. Это была как бы шутка. В каждом письме он высылал ей одну и ту же фотографию с разным фоном… Океан… Небоскребы… Каждую фотографию он подписывал типа: «Тамара в Нью-Йорке. 2008 год», «Тамара на Гаити. 2009 год».

– А у вас есть эти фото при себе?

– Одно у меня с собой, – ответил Уваров и вынул из пиджака фотографию.

Клара взяла снимок и стала разглядывать автора столь заинтересовавшего ее дневника. Это была хрупкая девушка невысокого роста, с длинными черными как смоль волосами. И хотя черты ее лица были правильными, ее нельзя было назвать привлекательной. На фото Тамара была одета очень скромно, были видны сильно потертые туфли, зато в руках ее красовался неуместный своей дороговизной клатч. Она улыбалась, но глаза ее при этом все равно оставались грустными. На обороте фотографии было написано «Усть-Каменогорск. 1974 год».

Вернув фотографию следователю, Клара спросила:

– А вы не могли бы дать мне почитать его письма?

– Нет. Это запрещено, – категорично ответил Уваров и убрал фото в карман пиджака.

– Жаль, интересно было бы узнать историю их отношений.

Следователь отрицательно замотал головой, но, заметив разочарование на ее лице, обнадежил:

– Может, после того, как я закрою дело.

– Ну, тогда до встречи, – сказала она и протянула ему руку.

Он посмотрел на ее руку, как на музейный экспонат, и после небольшой паузы все-таки решился ее пожать. Рукопожатие было скорее похоже на нежное поглаживание, чем на деловое прощание. В симпатии следователя у Клары не осталось сомнений. Она зашла в магазинчик и усмехнулась.

Подруга бросилась к ней с расспросами:

– Что он тебе сказал?

– Да все про этого утопленника.

– Расскажи, – взмолилась подруга, – ты мне так и не рассказала ничего про тот случай.

Клара пересказала ей все события, упустив только тот факт, что ее дочь унесла дневник с пляжа в своем портфеле. Затем она рассказала Лиле про вынужденный скорый переезд, и подруга совсем загрустила.

– Что же я буду делать без тебя?

– Я так не хочу уезжать, но выхода нет, – посетовала Клара. – Мы остаемся без квартиры. А переезжать на съемную я не готова.

Лиля хитро прищурилась и спросила:

– А если бы ты нашла квартиру, за которую не надо платить?

– Я бы серьезно задумалась над тем, чтобы остаться.

Лиля тут же схватила свой мобильный телефон и выскочила на улицу. Через несколько минут она вернулась и с загадочным видом произнесла:

– Это, конечно, не такая квартира, как у тебя сейчас, но жить в ней можно.

– Ты о чем? – удивилась Клара.

– Моя соседка по площадке уехала на прошлой неделе к дочери в Москву на три месяца. Она оставила нам ключи, чтобы мы присматривали за квартирой, поливали цветы и все такое…

– А мы можем ее посмотреть?

– Можем, конечно, но чего на нее смотреть? Квартира как квартира. Главное, что соседка дала согласие. Перевози вещи и живи.

– Сначала я поговорю с мужем. Сейчас у нас и так натянутые отношения, не хватало еще, чтобы из-за переезда дошло до развода.

* * *

После работы Клара приехала домой с двумя сумками продуктов и прошла на кухню. По примеру подруги, она решила приготовить особенный ужин и еще раз попытаться отговорить мужа от переезда. Но как только зашла на кухню, увидела записку Аркадия – и настроение тут же переменилось.

«Ужин в холодильнике, мы с Полей пошли в торговый центр купить все для школы».

Клара обиженно поджала губы, скомкала записку и бросила в мусорное ведро. Никогда раньше Аркадий не водил дочь по магазинам и понятия не имел, что конкретно нужно ей для школы. Первым желанием было позвонить и узнать, почему за покупками пошли без нее, но потом Клара передумала и села ужинать в одиночестве.

После скромного ужина, она достала из сумки тетрадь и расположилась на диване в гостиной. Открыла отрывок, на котором остановилась, вспомнила облик Тамары и углубилась в чтение.

«Очнулась я в юрте. Рядом сидел светловолосый русский парнишка с голубыми глазами. Он был таким красивым, что я долго не могла отвести от него глаз. Я смотрела на него, пока он сам не повернулся ко мне. По родинке в виде полумесяца на запястье я поняла, что это тот самый парень, который меня спас.