Текст книги "Моя Италия"

* * *

В Италии есть удивительные города-отели, которые сохраняют для нас старый уклад. Это самый настоящий аттракцион. Городской дом в местах, которые люди начали заселять в Х веке, с тех пор представляет собой небольшое двухэтажное строение, вход в которое предусмотрен только с улицы. Это компактное, максимально благоустроенное жилище создано с помощью ручного труда, с минимальными затратами, но при этом обладает предельно рациональным отношением к пространству и максимальной долговечностью. Такая постройка отшлифована многими поколениями – проверена ими на практике, и в суровых условиях. Теперь она как песчинка, которую пестовала ракушка и вырастила до жемчужины. Сама мудрость поколений. Здесь рассчитано все – и расположение каминов, и высота потолков, и метраж каждой из комнат, и устройство каждой ниши в стене, подобраны материалы, которые зимой сохраняют тепло, а летом даруют прохладу… Сделав шаг в низкую деревянную дверь, тут же спускаешься на ступеньку и оказываешься в небольшом холле. Он замощен ракушечником и отапливается камином – это и прихожая, и «первая гостиная». За стеной, за крепкими дверьми, расположены комнаты. С одной стороны кухня, за ней кладовая с ходом в обширный подпол. С другой – вход в гостиную. Скажем так: в небольшую общую комнату, в которой собираются семьей и в которой в течение дня можно принимать посетителей и решать текущие дела. На втором этаже, если залезть по скромной лесенке, обнаружатся спальни, и вдоль них – балкон над улочкой. В нашем случае спальня была одна, но скорее всего изначально их было три. На месте двух небольших, судя по расположению каминов, теперь устроена обширная ванная. Целый городок состоит только из таких домишек, которые сдаются внаем, как комнаты. А еще есть в этом древнем поселении две харчевни и два питейных заведения – для разнообразия. (Кстати, там я узнала, что на склоне лет в этом средневековье подолгу жил наш легендарный режиссер Театра на Таганке – Юрий Любимов… Нам про него в одном баре рассказали. Точнее спросили, знаем ли мы его).

Зимой первые дни тут точно не будет скучно, потому что отопления нет, приходится постоянно заботиться о своем комфорте. Ко второму дню – точнее, к концу второго, понимаешь, какой это беспрестанный труд. И ведь надо учитывать, что по идее есть еще кто-то, кто как минимум хворост находит, деревья валит, дрова рубит, потом на тележечке везет… С водой интересно. Канализация проведена. Но нет душа. Есть большая, глубокая и красивая лохань, которую ты можешь через кран наполнить проточной водой и принять ванну, но нет шланга с насадкой. Ты поливаешься, как в старину, ополаскиваешься из приготовленных тебе разноцветных кувшинов. Оцениваешь каждый литр воды буквально, на вес, и теперь уже представляешь, в первую очередь, как же ее переть на второй этаж. А после пережитого за ночь, сидишь в таверне за простым деревянным столом на простом самодельном стуле, глядя, как подходит в печи твой хлеб, в голове словно начинается проясняться. Ты вдруг видишь вокруг себя огромное количество тяжелого, благородного труда и начинаешь ценить его. И еще четко осознаешь: в одиночку не выживешь. Не справишься даже вот в таком городе. С работы вернешься – до утра огонь разводить только будешь. Потом за водой надо сходить… Оттого-то многие коллективные образования, своеобразные «сожительства» были в далекие времена зачастую добровольными и строились на взаимном доброжелательстве. По-другому – никак…

Глава VI. Про вежливость – Что почитать – Аньоло Бронзино и бедная Элеонора – Тайна того, кто видел ангелов

Однажды, когда очередная волна кровной мести прокатилась по улицам Флоренции и затихла, в городе начинают сообща буквально вырабатывать правила человеческого общения и общежития. Вежливость впервые описана как явление и указана непреложной спутницей всякого уважающего себя человека именно во Флоренции. В начале XVI века здесь даже увидит свет книга «Синьор Галатео, или О хороших манерах» – высоко оцененный современниками труд, который перечисляет принятые обществом представления о достойном поведении (Возрождение – это вообще эпоха трактатов, так было принято делиться своей мыслью, приглашать к обсуждению). Академик Флоренции Джованни делла Каза по просьбе друга пишет наставления для племянника. Это трогательное произведение учитывает различные жизненные ситуации. Тут и правила поведения за столом, и советы к ведению общей беседы, и комментарии к нравственным коллизиям. «Галатео» легко найти в интернете. Из этого незатейливого текста можно почерпнуть представления флорентийца о правилах человеческого обхождения, а также выяснить, из чего состоит человек чести и как узнать кортиджиано. Общество того времени вообще было поглощено различными рассуждениями, но важнейшими темами становятся о чистой божественной любви и о Красоте. Поскольку каждый одушевленный предмет несет в себе частицу Бога, причастную истинной – божественной красоте, то философами, поэтами и даже уличными болтунами начинает воспеваться именно дух, высота духа. Высота поступка. Мысли. Суждения. Чувства. Божественное проявление в человеке. И опять, эти идеи восприняты всеми гражданами, без особого исключения. Лихорадка прекрасного…

* * *

Размышления о любви ведутся сразу в нескольких аспектах. Древний Рим, вслед за Грецией, различал четыре ее вида (агапэ, филия, сторге и эрос), и вот – любовь чувственная теперь вырывается вперед и теснит даже обсуждения утопий! Сохранилось достаточно много литературы, и многое переведено на русский язык, иногда это просто восхитительно – действует, как глоток освежающего напитка в жаркий полдень. Ах, эти описания изящных ножек, коим у некоторых авторов отведены целые главы исследований: «О прелестях красивой ножки и достоинствах, коими ножка сия обладает»… Трактаты: «О любви», «О красотах женщин», «О галантной даме» пишутся как комментарии к собственным опубликованным трактатам и как трактаты к трактатам оппонентов. Некоторые идеи тотчас подхватываются современниками и воплощаются в художественной форме. Так, на свет появляется знаменитый шедевр Тициана – одного из величайших живописцев – «Любовь небесная и Любовь земная». Ее можно видеть в Риме, в галерее Боргезе. Обратите внимание на эту аллегорию, только сопроводить обозрение и понимание этой картины необходимо «Комментарием к канцоне о любви Джироламо Бенивьени». Так называется труд уже знакомого нам по «Речи о достоинстве человека», признанного при жизни гения – Джованни Пико делла Мирандола. Картина Тициана фиксирует на визуальном уровне те принципы, которые утверждает в своей работе философ. И именно в тот момент – в момент расцвета эпохи Возрождения – появляется большое количество иносказаний, аллегорий, полунамеков, запрятанных смыслов. Воскресли и старые боги. Они проникают в быт, улыбаются из алтарных образов, прячутся в орнаментах страниц…

Возникают специальные книги – каталоги смыслов. Первый из таких компендиумов, то есть трудов, которые собирают и подытоживают некий пласт информации, добытый предшественниками, вышел в 1593 году; он был подручным справочником, сборником сведений по мифологии, литературе и искусству. Эта энциклопедия несет знаковые, схематичные изображения определенных понятий. «Иконологию»

Чезаре Рипы в первом издании можно читать прямо в Интернете, точнее рассматривать. Ведь почти каждому элементу, который вы наблюдаете на полотнах, росписях, в скульптуре и даже в беззаботных декоративных завитушках того времени, соответствует четко определенный смысл. Это как разгадывать кроссворд! Чезаре Рипа систематизировал феноменальный объем информации, и с помощью его каталога можно обнаруживать значения знака в самых разных контекстах. Этакий словарь понятий. Позже литература такого рода расширилась – она была очень востребована эпохой барокко, уносящей своих зрителей в совершенно невообразимые реальности! А пока – о том, как было принято скрывать смыслы. Точнее, как именно это получилось исполнить в капелле Элеоноры, которой так важно было выразить свою мысль о Божественном в своей первой молельне, на чужой земле.

* * *

Она осталась здесь навечно иностранкой, черной испанкой. Была она и излишне набожна, на вкус Флоренции. Потому почти не появлялась в городе, ощущая его отчуждение, и вместе с тем прекрасно понимала, что жить в палаццо Веккьо с детьми, которые один за другим появлялись на свет, невозможно. В своем маленьком кабинетике на третьем этаже неприступной крепости она принимает решение выкупить гигантский недостроенный дворец на другой стороне реки и проводит эту сделку. Интересно заметить, что покупку и обустройство семейного гнездышка Элеонора берет на себя в финансовом плане. Так же поучаствует и в устройстве парка, в аллеях которого, помимо философских наставлений и сюжетов с непременной моралью, прятались площадки для занятий с детьми. Будущие властители держали свои маленькие огороды и занимались садоводством. Интересно и то, как было устроено возвращение отца семейства с работы домой. Государь выходил из кабинета «старого дворца» и ни разу не касался земли по дороге к своим жилым покоям. Не выходил на улицы. Его путь лежал через здание ныне художественной галереи – Уффици, затем по второму этажу Золотого моста, через Арно и в палаццо Питти… (Кстати, до сих пор этот ход существует, и, как и было задумано Вазари, в нем расположена галерея портретов знаменитых флорентийцев. Иногда – следите за сайтом музея Уффици – например, в Ночь музеев, там разрешают прогуляться. Называется это мероприятие посещение Галереи портретов.) Вот так, как всякий тиран, Козимо ограничивал свои появления на публике… Но это будет потом!

* * *

А пока Элеонора Толедская обращается к своему придворному художнику Аньоло Бронзино. Этого автора прославили «Аллегории», точнее, подход художника к зашифровкам смыслов. Об этом можно прочесть подробнее у уникального исследователя начала ХХ века – Эрвина Панофского в «Этюдах по иконологии». Но в капелле мы видим не свободно парящую мысль Бронзино, то есть это не совсем его творение, зато очевидно подчинение художественного замысла решению заказчицы. Сохранились и чертежи с ее пометками и уточнениями. Так можно наблюдать, как рождается это произведение, которое историки искусства называют точкой отсчета нового стиля – маньеризма. В 1520 году Флоренция признает, что ее искусство достигло наивысшего расцвета. Микеланджело и Леонардо, Тициан и Рафаэль – имена, которые прославляют даже не свою землю, не страну, но эпоху в истории человечества. Современники констатируют, что те художественные задачи, которые были поставлены предыдущими поколениями, обрели свое воплощение: казалось, все в искусстве уже сделано, ни на чью долю больше дел и не осталось… Так начинается декаданс, переходный период, кризис, упадок искусства периода Ренессанса и одновременно зарождение нового стиля – барокко. Капелла Элеоноры Толедской создается в момент поисков, в 1540-е годы. И если раньше искусство считалось тем совершеннее, чем более уподоблялось миру, чем более оно было реалистично, теперь же оно отказывалось подчиняться любым законам. Мастерство – способность выразить мысль в классической форме – являлось обязательным, но важнейшим качеством начинает признаваться изобретательность…

* * *

Впрочем, как мне кажется, важно посетить эти частные покои, которые позже были обращены в мемориал возлюбленной жены и украшены лучшими художниками воплощениями ее добродетелей, не только потому, что это самый первый памятник маньеризма, но и потому, что это возможность прокрасться в сердце любящей и любимой властительницы. Что же важно для прекрасной и могущественной герцогини? Для молодой супруги и матери, которой доведется пережить большинство своих детей? Похоронить многие свои чаяния… Пятеро из одиннадцати достигнут двадцатилетия. А самые драгоценные сердцу мальчишки, двое старших – один любимец отца, второй баловень матери – повздорят между собой… Те очаровательные ангелочки, которых запечатлевают многочисленные придворные портреты на разных этапах их взросления… В драке любимец матери нанесет смертельную рану любимцу отца, и отец в тот же миг покарает смертью братоубийцу. По официальной версии сгубила мальчиков та же лихорадка, от которой вскоре умрет Элеонора, но молва сохранила и донесла до наших дней и такую историю. Смерть убережет скорбящую женщину от еще больших огорчений. Две ее дочери убиты мужьями из ревности в разные годы, и ушли они по-разному: одна задушена, другая отравлена…

* * *

Женщину прославляли, женщину обожали, женщине поклонялись, женщине прислуживали, женщину воспевали, женщину слушали… Женщине позволялось в то время многое. Даже измена. Но замужняя или незамужняя, отдавшись чувству и не сумев сохранить эту тайну, женщина утрачивала все свои права и чаще всего бывала убита. Если не мужем, то мужчинами своего рода – отцом или братом. Это был позор дома, и только кровь смывала это преступление перед людьми… Но если старшая дочь Медичи была задушена ревнивцем в припадке ярости и не без оснований, то вторая дочь Элеоноры и Козимо была отравлена чужими руками и по подозрению в измене. Как вы помните, вторым принципом домашнего устройства был теперь принцип справедливости. И в те дни общественное мнение склонилось в сторону того, что это убийство не было справедливым. Нужно сказать, что это общество, несмотря на кровавые ужасы, в нем происходившие, все же мыслило категориями нравственности. А в данном случае с мнением большинства были согласны и многие влиятельные лица, слишком выгодна была мужу ситуация… Эти «казни» – расправы ревнивцев или, точнее, политические убийства под видом признания женской измены – не остановятся на том. Похожие трагедии прокатятся и по младшим ветвям рода Медичи, они же лягут в основу кровавых распрей французского двора. Месть воспоследует… Но мы пока про Элеонору Толедскую и ее веру.

Молельня герцогини посвящена Божественному Проведению, или, согласно мнению круга спиритуалов, к которому принадлежал художник, – Озарению. По этой доктрине озарение приходит в конце серьезного подвижничества, нисходит после окончательного самоотречения и полного подчинения божественной воле. Через демонстрацию совершенной формы и через световую насыщенность Бронзино стремится передать то мистическое состояние, в котором открываются великие тайны. Категории грации, которые вводит художник, и которые будут подхвачены современниками, он трактует здесь как указания на совершенство и гармонию, созданную в мире Богом.

Рядом с живописью тогда рука об руку идет и философская литература: она объявляет грацию отдельной эстетической категорией. И понятие грации трактуется на тот момент очень широко. Подразумевается не просто физическое совершенство, но, как мы уже помним из труда о хороших манерах – это и благожелательность, которая проистекает из духовной красоты и умственных добродетелей. Центральный образ капеллы – «Положение во гроб». Сцена оплакивания запечатлевает физический ужас смерти – через эти мертвенные тона словно передается потусторонний холод. Только вот противопоставленная грациозность изображений преобразует эту реальность, стремится превзойти в совершенстве. Она указывает на то, что в этом мире разлита Божественная Любовь, нам только необходимо это постигнуть… Так Элеонора, на пороге чреды страшных потерь, перед этой крестной жертвой, словно дает обет Богу принять уготованное и призывает открыть ей истину путем озарений. Она не выдержит испытаний. Она сойдет с ума от несчастий…

* * *

Шел дождь. Я стояла в нерешительности. Отправиться сейчас в ее сады, бродить там в зимней, разросшейся траве, обходить лужи в узких аллеях, наблюдать переполненные каскады и фонтаны… Это было бы слишком. Этот сад придуман для разнообразных наслаждений, для смены видов, определенных размышлений. И вообще – это квест, его описание достойно отдельной книги! Погода совсем не располагала к неторопливым прогулкам, а в Дуомо стояла невероятная очередь… Но ведь быть во Флоренции, думать о Флоренции, рассматривать Флоренцию – значит помнить и о той зловещей фигуре, чья тень рассекла историю города на две части: до и после – Савонарола! Чтобы встретиться с ним, нужно отправиться в монастырь Сан-Марко, где провел он свои славные годы.

Туда, мимо музея Академии, по переулкам к монастырю, той дорогой, по которой он нередко возвращался с площади сквозь беснующуюся толпу. Через тихий дворик, на второй этаж, мимо распахнутых дверей в каждую из комнат братства, в самый дальний угол, наискосок от входа… Три небольшие пустые комнатки… Сейчас тут скромная экспозиция: письменный стол, в витрине – тяжелая шерстяная ряса проповедника и несколько графических сцен его испытаний огнем. Что странно: фрески по стенам привезены сюда или перенесены с территории монастыря уже в XIX веке, эти комнаты были единственные, лишенные какого бы то ни было убранства. Вероятнее всего, фрески общего цикла здесь были закрашены и ныне утеряны. Зато от стола в окно хорошо виден вход в монастырь. Легко контролировать паству… А посетив кельи этого безумца, невозможно не столкнуться с той удивительной, хрупкой и проникновенной художественной реальностью, которую создает Фра Беато Анджелико.

* * *

Росписи этого монастыря принадлежат совсем другому, особому времени. Они создаются до появления в Сан-Марко властного проповедника и ровно за сто лет до росписей капеллы Элеоноры, ее молитвы – которую исполнит Бронзино. Один доминиканский монах – брат, про которого говорили, что он видел ангелов, – на стенах монастыря, в котором позже воцарится Савонарола, в каждой келье размещает, то есть собственноручно исполняет в технике фрески молельный образ. Фреска – это сложнейшая техника. Очень быстрая. И она не допускает ошибок. При любой погрешности негодный кусок счищается, поверхность вновь грунтуется, и начинается все сначала. Кроме того, работают только по мокрой штукатурке – то есть ты за световой день должен во что бы то ни стало закончить участок работ, пока не высохло… И если идею мистических озарений в капелле Элеоноры Бронзино передает через особый колористический строй – у него неповторимые, узнаваемые сочетания голубого и бледно-розового, фисташкового и серебристо-серого, красного и зеленого, то глубину своих произведений монах пламенной веры, как прозвали Фра Беато, строит на плоскости и словно скупится на формы и краски. Так он запечатлевает потаенную красоту тихой святости.

* * *

Художник в своем монастыре создает более сорока работ для монашеских спален и вместе с тем не отказывается от станковой живописи. Обращаясь к понятию человек эпохи Возрождения: рассматривая иконы в музее аббатства, потом гуляя по гулким, трогательным в своей простоте, словно проникнутым еще светлой молитвой комнатам второго этажа, просто невозможно представить, что художник такого дара, трудоспособности и плодовитости мог думать о чем-то другом, кроме как о своем рисовании. Потому я была шокирована фактом, что вообще-то он самый настоящий монах. А это означает непосредственно служение. В каждом храме и монастыре есть определенное количество алтарей, перед каждым из них должна вестись служба – ежедневная (утренняя и вечерняя), не считая праздничных, и согласно установленному расписанию. Количество братьев, насельников монастыря, и возможности продвижения их по церковной иерархической лестнице находились в прямой зависимости от того, сколько молитв вознесено. Кроме того, первые годы послушания Беато и вовсе было запрещено заниматься живописью. Только после того, как он принял сан, был приближен к настоятелю и даже замещал его во время длительных отъездов, брат вернулся к своему делу. При этом Фра Анджелико еще и постоянный викарий, и бывает в Риме, и получает заказы от Ватикана, и принят у папы. А когда освобождается кафедра архиепископа Флоренции, то в первую очередь столь значимое место предлагается Беато Анджелико. Считается, что он мягко настаивает на назначении другого претендента и папа принимает его совет. Можно представить, о каком духовном авторитете художника это говорит! И каждый из современников вспоминает о нем как о человеке, далеком от мирских треволнений. Он твердил, что всякий, посвятивший себя искусству, нуждается в покое и отсутствии забот, чтобы пребывать со Христом. Он поработает несколько лет в одном, потом в другом городе как художник, а потом осядет. Казалось бы, окончательно. Фра Анджелико назначен настоятелем монастыря на землях Флоренции. И благодаря задокументированным деловым разбирательствам, нам известно, что произойдет дальше.

* * *

Спустя два года после назначения за художником посылают из Прато, чтобы он приехал расписать городской собор. Беато соглашается и прибывает в город. И даже располагается в нем. На встрече перед началом работ присутствуют четыре представителя собора и правитель города – подеста (так называли в средневековом итальянском городе главу исполнительной и законодательной власти). По неизвестным причинам эти переговоры оказываются прерваны. Гонец сообщает факт Флоренции, и город объявляет конкурс на создание росписей. Побеждает в нем тот самый беглый монах, который женился на своей возлюбленной монашенке, – Фра Филиппо Липпи. И после этого происшествия со страниц истории исчезают всякие упоминания и о брате ангелов, и о монахе Джованни да Фьеозоле, таково было его имя. Спустя несколько лет, за год до смерти, Фра Анджелико объявится в Риме, где будет и похоронен. Неизвестно, где он побывал, была ли у него за эти годы крыша над головой, кусок хлеба, работа (счета Флоренция вела скрупулезно и сохранность документов, включая частные, хорошая); это значит, что он долго скитался, прежде чем скончался в безвестности. А сразу после смерти возникают сочинения, в которых Фра Беато прославляется как величайший… Его эпитафия в римском храме Санта Мария сопра Минерва гласит: …Все, чем владею, отдал Тебе, о Христос. Иные творения живы на земле, другие на небе… Но нет ничего удивительного в этом забвении – отверженный временем мастер принадлежал другой, ушедшей Флоренции, той, что погибла в кострах тщеславия…