Текст книги "Моя Италия"

Глава IV. Про итальянскую еду и тосканскую кухню – И немного про кьянти тоже

Об итальянской кухне написаны километры. Словно каждый житель мира, побывав в Италии, решил написать оду кулинарному пережитому. Впрочем, на свете немало людей, которые любят поговорить о еде. Я, например, совершенно этого не понимаю. Помню, как стала жаловаться подруге на своего мужа, который готов часами рассказывать об испробованном блюде, перебирать вслух возможные ингредиенты, продумывать тонкости создания. «Представляешь, – сказала я ей. – Он совершенно сумасшедший! Он рассказывает людям о том, что ему довелось съесть! Как такое возможно? Кому это интересно? Вот только подумай: он может, например, ни с того ни с сего вспомнить какой-нибудь суп, который мы ели во Вьетнаме полгода тому назад, и начать подробно рассказывать о его компонентах!» «Подожди-ка, – серьезно перебила меня подруга-француженка и повернулась к моему супругу. – Что там был за суп? Влияние Франции на кухню Вьетнама сложно переоценить. Буйабес?!» И они углубились в долгую и скучную беседу. Но если предательство одной, пусть и дорогой моему сердцу француженки я еще смогла пережить, то, когда оказалось, что целое государство только и думает, что бы такое устроить на ужин, или все еще смакует подробности того, что было на обед, тут я растерялась окончательно. И могу поспорить: если встретились два итальянца, они, быть может, поговорят о футболе, о политике, но совершенно точно будут говорить о еде. Более того! Я наконец-то увидела воочию людей, которые на полном серьезе фотографируют свою пищу, именно что домашнюю, и потом в течение дня демонстрируют блюдо, пересыпая свою горделивую речь названиями тайных специй, и, понижая голос, уточняют секреты для избранных. Что интересно: чаще всего так ведут себя именно мужчины. Для итальянцев кулинария воистину искусство – переосмысление действительности через акт творения. Считается, что женщины, конечно, тоже могут, но «по-настоящему» – только мужчины. И теперь я уже улыбаюсь, когда вижу какого-нибудь атлета, рассуждающего с нежностью о достоинствах слабогазированной воды в рецепте оладушек. Или вот: страстный небольшой южанин, который, высоко подпрыгивая и потрясая в воздухе руками, рассуждает о колбасных шкурках. Не смейтесь, это серьезная тема!

* * *

Что, пожалуй, действительно важно, что отличает итальянскую кухню от всех прочих – она очень незатейлива, однообразна, хотя и следует сезону, и это – пища бедняка. Секрет лишь в том, как именно ты что-то делаешь. Ведь в самом деле пицца – это то, что осталось от ужина, а может, и полежало пару дней. Может, есть уже и не стоит, да выкидывать жалко. Впрочем, знаменитая неаполитанская «маринара» – «моряцкая» – это же просто пласт теста с растопленным поверх сыром. И морская она не в смысле того, что в ней морепродукты, а потому что так едят моряки. Венецианцы пошли и того дальше. Эти мореходы, чьи протяженные морские переходы предусматривали многие лишения, придумали еще более незатейливое блюдо – по виду и на вкус – это как манная каша с солеными крабами. Причем крабы не наши камчатские, а крошечные, истонченные существа, что живут на днище кораблей, чуть больше таракана, их едят прямо с панцирем. Полента – кукурузная мука столь мелкого помола, что ни крысы, ни мыши ее не берут, а чтобы добыть крабов, достаточно взять нож, занырнуть и чуть проплыть рядом с кораблем – соскоблить себе ужин… Зато заправка пасты и салаты – это непременно все самое свежее, вот только с огорода. И ведь соус к макаронам тоже зависит от времени года.

В Италии многие из растений дают по два-три урожая в год. Причем приходят и уходят продукты из рациона в мгновенье ока. Например, здесь не принято есть просто помидоры. «Просто помидоры» лежат в супермаркетах на радость мало что соображающему туристу. Здесь более трехсот сортов, которые очень быстро сменяют друг друга и сильно отличаются по месту возделывания, типу роста, а значит – по цвету, формам и вкусу. Навскидку любой итальянец перечислит вам их много больше десятка, потому что к каждому блюду полагается свой сорт. Наиболее известен нам Сан-Марцано, который выращивается на землях вулканического происхождения, очищается и консервируется, а потом продается по всему миру как заправка для пасты. Это очень сочные помидоры, но не водянистые, и в них почти нет семян, что делает этот сорт идеальным для создания соуса. Для салатов принято использовать другие разновидности: я например, предпочитаю круглого сардинца (tondo Sardo) – это крепкие коричневатые помидоры, с ярким насыщенным кисло-сладким вкусом; они прекрасны как в салате, так и в соусе. Но схожу с ума я от Canestrino! Жаль, что я не умею говорить о еде; на мой взгляд, этот сорт и правда достоин оды. И ведь есть еще специальные помидоры для вяления, отдельно – для сушения; эти небольшие и скромные плоды словно появляются на свет старичками, а есть и гигантские сочные помидоры-толстячки, которые так и называют «бифштексом» – настолько их плоть сочная и мясистая. Главное следить за сезоном. Кто не успел, тот опоздал. И ведь вот такие подробности – условия выращивания, предназначения, качества сортов важно учитывать по отношению ко всей без исключения пище.

Есть, например, здесь такая травка пунтарелле, или, как мы называем ее, цикорий. Она подается сырой, под соусом из соленых анчоусов. Когда одна моя приятельница, которая замужем за итальянцем, с гордостью рассказала, что сделала этот салат и добилась восхищения свекрови, я только вежливо улыбнулась. Экая невидаль, порезать побеги и вылить на них масло. Как же я была не права! До того я пробовала этот салат только, как выяснилось, в хорошем ресторане. Потому что секрет приготовления этой травки состоит в том, чтобы правильно ее резать! Побеги достаточно жесткие, и с них словно снимают стружку, аккуратно срезают зелень тончайшими длинными пластами. Это очень кропотливый труд, но только тогда получается нежный салат. Если же проявить небрежность, то в прямом смысле этого слова взять в рот пунтарелле будет невозможно – тяжело запихнуть в рот, да и сам процесс не доставит удовольствия. Жевать жесткие и кудрявые стебли сродни пытке. И снова – появляется такое блюдо в рационе буквально на пару месяцев. Так же как и артишоки, и финики, и многое другое. Уходит овощ или фрукт, а за ним перелистываются и страницы кулинарной книги. Не насладился вкусом? Наберись терпения, жди нового урожая.

* * *

В свое время у Жванецкого была такая шутка: когда появляется клубника в американских супермаркетах? В шесть утра! Итальянцу эта радость совершенно непонятна. Так не бывает. Еда – это то, что выращено здесь и сейчас. Когда пришла пора, тогда сорви. Хочешь клубники, подожди пока созреет. Помню, как я расстроила одного знакомого, потому что ела абрикосы, хотя они отошли еще на прошлой неделе. «Нет! – закричал он. – Так нельзя! Нельзя есть абрикосы! Уже целую неделю как нельзя! Все! Закончились! Баста! Сейчас можно есть персики, арбузы, но не абрикосы же… Нет! Абрикосы – прошли!» На самом деле я и сама заметила, что в последние дни ушел и тот умопомрачительный аромат, и живая сладость фрукта, но я списала это на то, что просто объелась ими.

Впрочем, достаточно изменить своей привычке ходить по магазинам. Если бывать только на рынке, жизнь станет прекрасна и удивительна, совершить ошибку будет невозможно. В каждом крупном, в прошлом столичном, городе и в самом захудалом крошечном городишке на площадях по утрам шумит торговля. Провинция выставляет на суд ценителей свои богатства, и одно из самых приятных утренних удовольствий – потолкаться между рядами среди своих собратьев-чревоугодников. А вообще… сложно привыкнуть к тому, что булки не растут на деревьях.

Городскому жителю, да из далекой северной страны, многие вещи недоступны для понимания. Например мы как-то отправились в ресторан, куда ходим за жареной рыбой. Это моя такая чисто питерская тема – любовь к мелкой жареной рыбешке. Для Петербурга появление корюшки, когда она идет на нерест, означает приход весны и становится настоящим праздником. Однажды город просыпается, окутанный этим странным запахом, похожим на запах свежего огурца, который, кажется, доносится из каждого окошка, и начинает пиршество. (Кстати, огурцы в Италии совсем не жалуют, и сорта, хоть чуть похожие по вкусу на наши, продаются крайне редко, порциями по 200 граммов – уж такие они дорогие). Так вот, «кошачья радость» – мелкая рыбешка, которая остается после рыбалки на благородных: тунца, сибаса, дораду, приготавливается так же, как и корюшка, обжаривается. Но каково же было наше удивление, когда оказалось, что такого блюда сегодня в ресторане нет! «Как такое возможно?» – изумилась, представляя себе схемы доставки рыбы в Москву. К нам несколько раз в неделю прилетают самолеты с морепродуктами, и рестораны своим завсегдатаям раскрывают день поставки: так ты можешь быть уверен, что вкушаешь действительно свежую рыбу. И если рыбы в Москве нет, это я понимаю. Но тут… Это ж бросовый продукт, как может его не быть! «Ветер, – расстроенно сообщил официант. – Второй день очень сильный ветер». Мне понадобилось время, чтобы сообразить, какая связь между сильным ветром и моим обедом. Но ведь рыбаки не могут выйти в море, поэтому и рыбы нет. А им даже в голову не приходит ее морозить! Зачем портить продукт? Нужно просто подождать немножко…

* * *

И это только кажется, что существует понятие «итальянская кухня». И предпочтения, и способ приготовления всегда зависят от региона. У нас вот тоже есть разница в приготовлении картошки: в Белоруссии любят драники, на Украине с ней делают вареники, а на Урале и в Сибири пекут шанежки. Но сходство между регионами Италии весьма условно и лишь напоминает деление на славянские народы, в нас гораздо больше общности. На Аппенинском полуострове изначально жили очень разные племена. На территории Флоренции – этруски, например. Культура, не имеющая изначально ничего общего с римской. И захвачена была Италия по частям, и тоже очень разными племенами. Норманны, готы, остроготы… И вот вроде бы все одно и то же для стороннего наблюдателя, ан нет. Рассматривать историю этой страны – как одновременно изучать историю нескольких европейских государств. И пусть слово «Италия» после крушения Империи продолжало жить в языке – но ведь оно не несло больше никакого определенного понятия, только если обозначение полуострова. Да и сам итальянский язык очень разный.

Неаполитанец не поймет человека с севера, римлянин смотрит кино юга страны с субтитрами. Правда столичный житель еще и откровенно хохочет над флорентийцами, уж очень странно они выговаривают (например, называют Кока-Колу – Хоха-Хола и это правило чтения распространяется на все другие случаи)… Забавно, что проще всего узнать, откуда человек родом, если услышишь, как он ругается. Подобно России, в Италии существует параллельный, очень развитой язык, предназначенный исключительно для того, чтобы выпустить пар. Обсценная лексика и умение ею пользоваться сильно зависят от провинции, и моментально характеризуют человека… А вот венецианцы и вовсе говорят на своем, их наречие требует от жителя любого другого региона заметных усилий. Их даже часто просят перейти на итальянский. У лингвистов существует такое понятие, как чистый итальянский. Это тосканский язык из римских уст (lingua Toscana in bocca romana) – все остальные производные считаются самостоятельными диалектами. И по статистике только 44 процента населения способно между собой договориться, то есть понимают друг друга без переводчика… Вот та же история и с кухней. Макароны макаронами, излюбленные потроха потрохами. Но в меню одних регионов господствуют маринады, другие похваляются специями. Например беднейшая из провинций Калабрия знаменита своей чрезвычайно неожиданной, креативной кухней. Абруццо сохраняет черты монастырской стряпни. Умбрия славится особым подходом к приготовлению мяса и тягучими элями…

* * *

Но что же Флоренция? Ну, во-первых, это знаменитый флорентийский стейк. Тем, кто не привык к поглощению сырого мяса, чуть тронутый огнем огромный кусок – от полкило и больше, к которому не положено подавать даже соли (ибо считается, что приправа есть попытка укрыть вторую свежесть), вряд ли покажется чем-то замечательным, этаким кулинарным шедевром. Однако трудность приготовления этого блюда заключается в том, чтобы для начала вырастить особую породу телят, то есть верно кормить и правильно гонять на протяжении полугода. Флоренция известна и своей особой разделкой… не стану углубляться в подробности, скажу лишь, что на «ее взгляд», достойный бычок может дать не больше шести таких кусочков. Немаловажное значение имеют и угли, на которых прихватывают мясо, точнее породы деревьев: дымок должен хранить нотки трех разных ароматов. А смысл этой трапезы состоит в поглощении красного вина. И чем лучше вино, тем мясо вкуснее.

* * *

Если честно, я знаю ресторан, который совершенно точно предлагает самую настоящую, ау тентичную флорентийскую кухню. На площади Антиноре в палаццо Антиноре есть ресторан «Антиноре». Строительство этой семейной резиденции в центре города закончено в 1506 году, и палаццо до сих пор используется фамилией. Первые известия о прародителе, который был воином, как и всякий в те времена, но к тому же начал заниматься виноделием, относятся к 1385 году. А спустя столетие Николо Антиноре, приятель Лоренцо Великолепного, составит себе уже настоящую славу. И с момента, как был построен этот дворец, до сегодняшнего дня он существует похожим укладом. Только на первом этаже, в бывших помещениях охраны, сейчас располагается небольшой ресторан. А выше все так же – комнаты приемов и частные апартаменты маркиза Антиноре. И если раньше обширные угодья питали пышный двор влиятельного лица и его друзей, то теперь здесь потчуют туристов. В этом заведении за прошедшие века не изменилось и отношение к еде. Тут можно попробовать настоящую аристократическую кухню, насладиться теми блюдами, которые так радовали Возрождение. Самое смешное, что это очень простая еда. Важнейший деликатес (и снова в зависимости от времени года), особая гордость заведения, – звучит барабанная дробь! – суп из белых грибов. Перечисление блюд из краткого меню не впечатлит ни одного здравомыслящего кулинара: пара видов жаркого, пресловутая паста и, если нет грибов, то вашему вниманию будет представлена похлебка из помидоров. Но как же все тут это вкусно! Очень рекомендую и оливковое масло, оно особенное. И тоже с угодьев маркиза. Наливая его в тарелку и обмакивая благоухающие куски из тосканской хлебной корзинки, которая скрывает в себе как минимум шесть различных сортов, можно подобрать тот особенный вариант, который ваши вкусовые рецепторы запомнят навсегда.

* * *

Что еще важно в Италии? Конечно, вино! Уникальное из красных – амороне – его привычно называют вкусом роскоши. Такого нигде больше в мире нет. В целом свете не сыщешь. Оно тягучее, бархатное, насыщенное танинами, с глубокой, томной гаммой. Это одно из древнейших вин Вальполичелла. И есть одно уникальное хозяйство – Мази. Один из лучших производителей для многих сортов. Об этой винодельне даже написана книжка. Точнее это биография президента компании. «Мистер Амароне», Сандро рассказывает и о том, как устроена была жизнь в его (типичном для этих мест) частном трехэтажном доме. В подвале располагалась винодельня, где бродило вино, на первом этаже текли чередой дела, на втором домашние спали, а на крыше и чердаке сушили ветки, полные ягод: дом наполнялся ароматами винограда, похожими на запах свежей черешни, которые к началу декабря менялись, напоминая сухофрукты… Этот сорт, прежде чем подвергнуть привычным процедурам, чуть подвяливают на крышах, и от того в сухом вине проявляются особые нотки. Вино не из дешевых, но не в этом дело. Я бы скорее назвала амароне «роскошным вкусом»…

А из тосканских лучше всего нам известно кьянти. Кстати, есть весьма поучительная легенда про то, как Сиена и Флоренция боролись за земли, где и теперь расположены знаменитые виноградники. Спор невозможно было разрешить ни мирным, ни воинственным путем, и города постановили: найти двух петушков-ровесников и в то утро, когда они впервые подадут голос, лучший из всадников должен вскочить на лошадь, и сколько он успеет проскакать до момента встречи на дороге – все, что оставит позади себя, будет считаться виноградниками его родного города. Сиена выбрала себе самого красивого петушка. Его посадили в специально созданную клетку, заботились, кормили, приходили проведать по очереди всем городом – воспринимали как символ победы. Флорентийцы выбрали мелкую, бодрую, черную птицу и особых сантиментов к ней не испытывали: она вместе с прочими домашними пернатыми проводила свое время во дворе в поисках пищи. Но в тот день, когда петух впервые подал голос, город встрепенулся, тотчас вывели лучшего скакуна и лучший всадник помчался по дороге в сторону Сиены. Так почти все и досталось Флоренции. Изнеженный петух попросту проспал. Его сладкая жизнь не требовала от него никаких обязательств. А флорентийский черный собрат до сих пор красуется на лучших винных бутылках. Впрочем, я бы не рекомендовала пить кьянти в «Антиноре». И не думаю, что стоит здесь пить и не менее прославленное антиноре…

«Антиноре» не просто ресторан, но одна из лучших в мире виноделен. Ви́на этого дома нередко доходят в стоимости свыше тысячи евро за бутылку, но здесь, непосредственно в доме хозяев, можно попробовать и тиганеллу, и салайу правильного года по бокалам. Один бокал превосходного вина обойдется в цену средней бутылки, но если вы по-настоящему любите этот напиток, то нашли, что искали. За такую глубину, насыщенность и богатство не жалко от души заплатить. Лично я готова пить красное раз в год, если оно такое…

* * *

Нет! Что бы я ни говорила о своем отношении к пище, после воспоминаний о вине и риболлите – густой тосканской похлебке из бобовых и овощей, изрядно сдобренной засохшими крошками ржаного хлеба, я не выдержала. Несмотря на непогоду, которая теперь плаксиво стучала в окна, я все-таки отправилась во Флоренцию. Я даже восприняла дождь как удачу: зима, «несезон», людей немного. Не будет этих бесконечных очередей, ведь собаку на улицу не выгонишь – погода просто отвратительная, а значит, я многое успею.

Глава V. Козимо I и Элеонора Толедская – Домоустройство – Об идеальном человеке – Про один отель в горах

На этот раз в мои планы входило посещение палаццо Веккьо, нескольких храмов, в том числе вышеописанных, но еще я хотела погулять по любимым садам Боболи, этого «города в городе», чтобы попробовать разделить ту удивительную реальность, которая была создана для семьи и приближенных одного из величайших герцогов Тосканских. Хозяин сада Козимо I, представитель младшей ветви рода, в XVI веке завершает формирование Флоренции как государства. Этот самый настоящий тиран получает бразды правления путем обмана. Он убеждает сенаторов, что его избрание герцогом – шаг символический, власть ос тане тся у Совета. Когда же умудренные старцы поймут, что их провел восемнадцатилетний юнец, будет слишком поздно… Козимо подводит итог существованию древнего устройства города-коммуны и насаждает свою власть, которая принимает монархические формы. Он безжалостно расправляется с недовольными. Он возвращает Флоренции земли и могущество времен Лоренцо Великолепного. А его решение переехать жить в правительственное здание, в палаццо синьории, продиктованное соображениями безопасности, явилось и символическим жестом: на протяжении двухсот лет это суровое средневековое здание олицетворяло собой городскую власть.

* * *

О росписях интерьеров палаццо, о хранимой им скульптуре, о комнатках над потолком, в которых проводили ночь перед казнью объявленные государственными преступниками, можно найти информацию в любом путеводителе. И если честно, роскошь общественных помещений после грандиозных интерьерных ансамблей Венеции не так и впечатляет. Скорее удивляет, что проект росписей для «Зала Пятисот» – зала Большого народного совета, созданный Микеланджело и Леонардо да Винчи, не был реализован. Но на время правления Козимо I здесь и вовсе был устроен домашний театр. Сохранились картоны – эскизы, которые должны были быть перенесены на стены. Впрочем, до сих пор живет легенда, что часть фрески Леонардо находится под более поздней росписью, которую исполнил Джорджо Вазари. Знаменитый художник, ценитель прекрасного и первый ис торик искусства, Вазари не посмел бы погубить творение гения… Но это всего лишь гипотеза. Известно, что очередные эксперименты привели к изменениям красок фрески еще при жизни мастера. Возможно, когда-нибудь наши технологии будут способны настолько подробно считывать красочные слои, что наши потомки увидят «Битву при Ангиари» да Винчи, которая пока известна благодаря лишь небольшой копии, исполненной Рубенсом… Так вот, на мой взгляд, более интересны в палаццо Веккьо частные апартаменты Козимо I и Элеоноры Толедской, устройство которых приподнимает пелену времен над жизнью одной из самых любящих пар среди скрепленных династийным союзом.

* * *

Козимо – тот самый «король», что женился по любви. По прихоти судьбы его возлюбленная невеста – заодно и дочь могущественного союзника. У правителя Флоренции Медичи и его испанской жены, дочери наместника Неаполя, было одиннадцать детей. И Козимо любил ее так, как только муж может любить свою жену. Он был бесконечно предан супруге вплоть до ее неожиданной кончины. По словам венецианского посланника при флорентийском дворе – шпиона морской державы: он жил не так, как живут другие правители, содержа большой и пышный двор, а как знатный семьянин. Суровый государь баловал свою Элеонору, потакал всем ее задумкам; покои Медичи в палаццо Веккьо были созданы для нее очень скоро и остались своеобразным памятником добродетелям герцогини. Апартаменты Элеоноры расположены на третьем этаже, куда редко добредает сраженный впечатлениями путник. Это всего лишь пять комнат, включая крохотный кабинет и молельню, росписи которой создает Аньоло Бронзино, но в них как в капле воды отражаются мир и те перемены, которые приносит время.

* * *

Занятно: если мы рассуждаем о развитых традиционных сообществах, то обнаруживаем, что обычный день семейной женщины тысячелетиями не меняется. Это день крупного руководителя. На женских плечах держится жизнь – ее устройство и хозяйство нередко очень большого дома. А это значит участие в обсуждениях сельскохозяйственных вопросов; планирование – поддержание стратегических запасов, хранение и учет; воспитание и образование детей до возраста определения им будущей профессии (составление учебного плана, посещение открытых уроков и экзаменов); ведение бухгалтерского учета – все эти дебеты-кредиты; глубокое понимание кухни и процессов, в ней происходящих. А! и непременное рукоделие (это, как я понимаю, законные часы уединения и вместе с тем некая обязанность). Так было и в Древнем Риме. Так было и в Возрождение. И Элеонора, проводя время в хлопотах, из «своего» имела лишь крохотную молельню, личный уединенный кабинет для работы с документами – студиоло, приемную, в которой она вела дела, общую спальню и детскую – по сути, очень скромное жилище! Правда кухня занимала два этажа…

* * *

Ренессансная уникальная городская культура, наблюдать явления которой интереснее всего на примере Флоренции, почти совершенно стерла сословные различия. Здесь, пребывая бок о бок, богач и бедняк разделяли судьбу дома. Ели одно и то же, одинаково спали – поближе к огню. И на узких улочках сообща защищали честь. И всякий дом, даже самый скромный, состоял из огромного количества челяди, людей из очень разных социальных слоев, доверенных лиц – каждого в своем вопросе. Многое нам уже просто невозможно себе представить – например, город держал человека, в чьи обязанности входило будить ночами тех хозяек, которые решили ставить тесто… Семьи внутри дома сосуществовали рядом многими поколениями, рождались и умирали. Рядом со знатью жили не рабы, но люди совершенно не свободные. И дело даже не в том, что быт столь разных «домов» был переплетен между собой целиком и полностью, – городское население, не способное к наукам или ремеслу, образовывало определенное сословие, которое, словно вьюнок, оплетало большие дома, оседало в крупных семейных поместьях, выбивалось в управляющие. Дело в том, что эти люди по каким-то причинам не в состоянии были самостоятельно содержать хозяйство и передавали заботу о себе и своем благосостоянии тем, к кому в них жило доверие. Хозяева в свою очередь дарили их искренней признательностью, нередко выраженной в финансовом эквиваленте. И это было прекрасно. Идиллические картинки времен мирного существования древней коммуны не просто возникают в моей голове, пока я это пишу, но основаны на корпусе архивных документов, завещаний, деловой и частной переписки. И ведь тогда же, в те самые времена, в городских лоджиях – местах сборищ и жарких обсуждений, и в «прессе» (да-да, почти все умеют читать) возникает идея, что человеческое достоинство не зависит от происхождения. Благородным объявляют того, кто стремится к истинному добру – это «Этика» Аристотеля.

* * *

Nobilis – замечательный, справедливый. Так теперь обозначается знать. Республика выводит для себя и понятия чести. Человек чести получал право на известность – примыкал к nobilis. Известность, слава в те времена возносила высокие подвиги, достойные похвалы современников и вечной славы потомству. И это не пустые слова. Это конкретные критерии, согласно которым оценивался всякий человеческий поступок. Исходя из общего блага лучи славы направлялись на одно действующее лицо или другое. Не потому, что папа на машину денег дал, или у тебя самый длинный язык в мире. Впрочем, изобретательные болтуны и остряки не только получали известность, но флорентийские настолько ценились, что выезжали с гастролями то в Романию, то в Ломбардию… Воинские и правительственные доблести отмечали наградами. Гения увенчивали лаврами. Эта древняя традиция отмечать особое достижение увенчанием, и сегодня живет в Италии. Студенты после вручения дипломов, завершив свое отрочество, идут по городу в венках. Точнее, до утра тут в них бродят… А почитание уважаемых людей становится похожим на проведение неких обрядов. Например, известно, что ректор Падуанского университета был увенчан в Падуе. И каждый год на Рождество его поздравляли особым образом: весь преподавательский состав и слушатели двух городских университетов шли торжественной процессией под музыку при факелах и приносили гению свои поздравления и подарки. Кстати, суждения современников были справедливы. Заметный след в истории оставил каждый из тех, на кого был надет венок. Они не сгинули, обратившись в прах. Они совершили великие прорывы. Таковы Данте, Петрарка… И людей известных тогда почитали настолько, что сохраняли в неприкосновенности их жилища и даже те дома, в которых они останавливались или просто бывали. И ведь до сих пор – так и хранят!

Знать – это современники, чьи труды или деяния ты не можешь не знать, и к чьей судьбе ты жаждешь иметь отношение, этого добиваешься. Так возникает понятие идеального общественного человека – кортиджиано. Дословно – придворный, на деле же эта страта объединяла по большей части как молодых, так и зрелых деятельных мужчин, владеющих определенными знаниями и навыками. Для начала это был человек по нашим меркам высокообразованный. Помимо знакомства с основополагающими идеями науки и различными школами мировоззрений, непременным было знание нескольких языков и умение судить о произведениях искусства. Он искусен в танце, беге, плаванье и борьбе. Кроме того, кортиджиано обычно воспитывался при дворе, так и получил свое прозвание, ибо он непременно владел комплексом так называемых «рыцарских упражнений» – он воин. Но война не его мир, он по зову прибывал в отряды государя только во имя чести. Он был вполне свободен, держался самостоятельно, руководствовался принципами справедливости. А еще – хорошо играл хотя бы на одном из музыкальных инструментов. Но! Об этом никто не должен был знать.

* * *

Постулаты для настоящего мужчины изложены Бальдассаре Кастильоне в увлекательной форме четырех диалогов и выпущены в свет в 1528 году в Венеции. Герои – действующие лица этой книги – все до единого нам известны! Среди них и сын Лоренцо Великолепного и несколько других юношей из весьма прославленных фамилий Генуи, Вероны, Мантуи и других крупнейших городов-государств, каждый из которых оставит след в истории. Перед нами не просто книга, но портрет урбинского двора. И невозможно перечислить всех качеств, краткое описание настоящего кортиджиано занимает более четырех томов, но вот как заключает размышления о столь добродетельном муже автор: И ни одно его качество не должно преобладать над другими. Что самое удивительное, а ведь тогда на свете жили люди, которых автор нам описывает. То есть, когда муж твой занят – значит совершенствует один или другой навык Прекрасного. Если же свободен, то проводит время на охоте, карнавале, в пирах и рассуждениях. Как глава дома, безусловно, он разрешает глобальные вещи, но докладов ждет, в том числе и из милых уст. Одинаковое образование – равенство мужчин и женщин – предполагало и равенство в труде во благо своей фамилии. Период рыцарства, который прошел для мужчин в странствиях и переходах, в вечном служении Прекрасной Даме, не предусматривал интереса к домашнему устройству. Нередко хозяин десятилетиями понятия не имел, что творится на его землях и чем занята его семья. Возрождение задается целью нового устройства быта.

* * *

В фундамент домашнего строя закладываются три непреложных принципа: разумное воспитание, справедливость, благоустройство. Я повторяюсь, но это время для меня удивительно тем, что в такие странные «теории» вдруг искренне поверило множество людей, вне зависимости от возраста, пола и сословия. Где-то отец опустил ремень. Где-то мать посадила свою дочь напротив и начала с ней задушевный разговор. Где-то герцог, призвавший к своему двору лучших мыслителей, величайших математиков и художников, берет на воспитание несколько поколений талантливых мальчишек – и обучает их всему, что знает он и не только. Так был воспитан Рафаэль, он из тех самых кортиджиано… Ну а на женщине благоустройство. Главный критерий – рациональность. Есть и описания того поведения, которое считалось для женщины достойным. В отличие от мужчины, она не могла отдавать приказы. Достойной жене следовало влиять авторитетом, действовать через наставление. И ведь городских жителей все так же продолжает питать их собственная земля. И дом в пригороде, как и дом в городе, требовали серьезной охраны, а значит, в подчинении рачительных хозяев целые военные отряды. А за лошадями ходят конюхи, приглядывают коновалы, заботятся кузнецы. Для поддержания чистоты и общего порядка в доме призвано и еще как минимум пять-шесть профессий: для каминов свои служители, для уборки – другие, для чистки – третьи, а те пекут, те ткут, а те шьют. А те кожи готовят. Эти обувь латают, отдельный отряд воду носит. Прачечная, красильня… Кухня – дым коромыслом… Всякий дом – целое государство.