Текст книги "Убить нельзя научить"

Слезы хлынули из глаз, голова закружилась. Заходясь кашлем, я судорожно прикидывала, что бы предпринять. И тут меня в буквальном смысле слова схватили за шкирку, закинули на плечо и вынесли наружу.

Судя по трехэтажным чертыханиям низким бархатистым голосом, спасителем оказался Вархар.

Поставив меня на плиты академического дворика и успев при этом защупать где только можно и даже там, где нельзя, проректор бросился в корпус.

И я, может, осталась бы снаружи, с упоением вдыхая свежий воздух, напоенный пряным ароматом цветочного нектара. Но уже в дверях Вархар рявкнул:

– Стой тут, женщина! И не вздумай вернуться, пока не разрешу!

Это распоряжение в нерабочее время возымело совершенно обратный эффект.

Все эмансипированные древними феминистками гены проснулись во мне со страшной силой. И, как часто водится у женщин, толкнули на необдуманные, глупые поступки, которые преспокойненько можно было доверить такому настоящему мужчине, как Вархар.

Я втянула побольше воздуха, закрыла рот рукой и рванула назад, в дым, гарь и смрад.

Зрелище, которое встретило меня в корпусе, забыть удалось не скоро.

Вархар возвышался посреди коридора, широко расставив ноги. В руках его был невесть откуда взявшийся шланг толщиной не меньше руки проректора. Вода выстреливала из него под таким напором, что разлеталась в стороны фонтаном, легко накрывая и стены, и пол, и студентов. Мокрые, как курицы, они ежились под мощной струей. «Везунчики» поскальзывались, падали и оставались лежать, не в силах подняться в мощном потоке.

В тщетной попытке выползти из водяного плена, истлы скребли острыми когтями по камням пола. Таллины скрежетали по ним ладонями – только сейчас я заметила, что руки их сплошняком покрывали наросты, похожие на сучки, а ногтей не было вовсе. Леплеры катались в потоке, как мячики. А мрагулы и скандры отчаянно подскакивали на четвереньках, как огромные коты, силясь перемахнуть через мощные струи. Но чаще всего случался «недолет», и ребята распластывались снова.

Вархар продолжал поливать коридор, хотя огонь давно угас, а дым куда-то испарился. Кажется, проректор получал от этого ни с чем не сравнимое удовольствие.

– Может, хватит уже? – спросила я в спину Вархара.

– Я тебе что сказал, женщина? – громыхнул проректор.

– А я тебе вот что скажу, мужчина! Хватит поливать студентов! Отпусти их сушиться. Нарушителей я видела и наказание придумаю завтра.

Мой ответ удивил не только Вархара. Несколько мрагулов и скандров присвистнули и оглядели меня с ног до головы так, словно не сделали это всего несколько минут назад.

Похоже, то были немые похвалы, в стиле «ты растешь в моих глазах».

Правда, у меня складывалось странное впечатление, что в их глазах я росла не только вверх. Груди уделялось не меньше внимания, нежели макушке. Чего уж говорить о ягодицах…

В коридоре повисла напряженная тишина. Вархар молчал, не прекращая поливать студентов и лишая их шанса выбраться из сногсшибательного, в прямом смысле слова, потока. Я поспешно прикидывала, что бы такое выдать, чтобы проректор прекратил истязать ребят. Студенты переводили взгляды с меня на Вархара, и в глазах их читался ну просто суеверный трепет. На ногах оставались уже лишь несколько леплеров. Низкорослые крепыши бешено выпучили глаза и раскачивались, как неваляшки, с трудом удерживая равновесие.

– Ты прекратишь или нет? Как маленький, ей-богу! А еще воин, проректор, наконец, – попыталась я осадить Вархара снова. – В детстве в водные бои не наигрался, что ли?

Он только хохотнул в ответ. Пошире расставил ноги, и поток воды так ускорился, что спустя считанные мгновения уже все студенты распластались на полу. Скандры и мрагулы пытались на четвереньках перебраться через тела сокурсников, не стесняясь наступать на головы, лица и другие части тела. Таллины катались бревнами, леплеры – мячиками. Истлы пытались ползти, цепляясь за пол когтями. Бр-р-р… Аж мурашки бежали по телу.

Я думала, что опять пополню лексикон массой новых и не совсем цензурных слов. Но в присутствии Вархара на студентов резко напала интеллигентность. Истлы, мрагулы и скандры рычали, таллины – скрипели, леплеры – басисто ойкали. Проректор же только удовлетворенно хмыкал.

Это был вызов, и я приняла его. Не успела подумать, как в воздухе возникла молния. Не такая, какими баловались мрагулы, и не такая, что рассекает небо в грозовой день. Формой она напоминала настоящий двуручный меч, и он медленно опускался в мою ладонь. Еще вчера я сказала бы, что огненный клинок испепелит руку и больницы не миновать. Сегодня же смело схватила меч за рукоять и направила острие в мощную шею Вархара.

– Либо ты прекращаешь, либо моли свой свет, чтобы я тебя не сожгла, – предупредила на полном серьезе.

Вархар тряхнул шланг, и фонтан иссяк как по мановению волшебной палочки.

Студенты расползлись по комнатам. Вот именно расползлись. Ходить по скользкому полу было опасно для жизни. Вархар ловко крутанулся на пятках. В ожидании худшего я перехватила меч обеими руками и отступила. Но проректор по-акульи улыбнулся и захохотал.

– А ты молодец, Ольга. Прошла первую проверочку на вшивость, – произнес он, увернулся от огненного клинка быстрее, чем я среагировала, приблизился и легонько шлепнул по пятой точке.

Сердце подскочило к горлу, возмущение выплеснулось наружу нечленораздельным визгом. Я подпрыгнула, взмахнула мечом и, снова приставив его к шее проректора, отчеканила:

– А ты, варвар невоспитанный, никогда больше не смей меня лапать! И разглядывать, как жаркое на вертеле!

Вархар ловко ушел от клинка вновь. Глазом не успела моргнуть, как он очутился сбоку. На секунду показалось – мое положение безнадежно. Проректор двигался на редкость быстро, ловко и будто бы предугадывал каждый мой шаг. Я попыталась еще дважды замахнуться на него. Но Вархар уклонялся прежде, чем клинок приближался на расстояние вытянутой руки. Черт!

Я устала до ноющей боли во всем теле. Запал иссяк, как вода из проректорского шланга-пушки. А вместе с ним иссякло, похоже, и мое электричество. Меч мигнул несколько раз на прощанье, ярко вспыхнул и исчез.

Я в ужасе подняла глаза на Вархара. Теперь я была безоружна, едва держалась на ногах и, значит, целиком и полностью оказалась в его варварской власти.

Но проректор бросил косой взгляд и по-мальчишески задорно ухмыльнулся. Не двигаясь с места, как ни в чем не бывало принялся накручивать шланг на руку, сдавливая его так, чтобы «рулон» получался поменьше. Покосился на меня, приподнял уголки губ и неожиданно дружелюбно произнес:

– Принято. А ты молодец! Не даешь себя в обиду. Не заискиваешь и телесами начальника не умасливаешь. Ты мне все больше нравишься, Ольга.

На этой ноте Вархар развернулся и, весело насвистывая, ушел из корпуса, унося за собой длинную анаконду черного шланга. И где он только его раздобыл?

* * *

Я с надеждой подумала, что, может быть, теперь удастся передохнуть, поесть, в конце-то концов. Желудок, презрев все правила приличия и лекторского этикета, зазывно заурчал от мыслей об ужине.

Я осторожно зашагала по скользким плитам. Десятки взглядов впились в тело из приоткрытых дверей. Мелкие засранцы следили – не навернется ли новый препод, всем на радость.

Ох уж эти подростки! Злобность и нечуткость – их второе имя. А ведь сами-то ранимые и нежные, как аленький цветочек.

Слегка высмеешь – вывалится гора комплексов. Чуть намекнешь на несовершенства внешности – огрызнутся и бросятся есть, пить, мазаться всякой гадостью, чтобы похорошеть. Повезет, если не сядут на диету – три крошки хлеба на день и два литра воды на ночь. Или не примутся смачивать лицо в водке, настоянной на уксусе и лимонной кислоте.

Ноги предательски елозили по влажным камням. В груди закипала злость. От спасительной двери меня отделял всего десяток-другой шагов! Но торопливость грозила полетом на пол под улюлюканье и гогот студентов. Что-то подсказывало – такая разрядка после пережитого благодаря огню и Вархару им сейчас нужнее воздуха.

Недавно я ощущала лишь вселенскую усталость, желание поесть, передохнуть и полное душевное опустошение. И вдруг откуда ни возьмись вспыхнул гнев. Он рос и рос, по мере того как ноги так и норовили проехаться по скользкому полу и уложить тело на обе лопатки.

Черт побери эту Академию, Вархара, студентов и это треклятое чувство вины перед Алисой! Мысленное ругательство возымело на меня неожиданный эффект.

По рукам пробежал ток, мириады молний вспыхнули диковинными оранжево-синими рукавами. И, прежде чем успела сообразить, выстрелили во влажные плиты, пролились на них дождем огня и света.

Я зажмурилась. Не надо быть физиком, чтобы знать, что случится, если встать на мокрые камни и запустить в них молнию.

Один удар сердца, два, три, четыре… Странный запах ударил в нос. Но ток и не собирался доканывать мой измученный организм.

В задорном посвисте скандров и мрагулов, восхищенном скрежете таллинов, нечленораздельных возгласах леплеров и истлов не промелькнуло ни тени насмешки.

Я приоткрыла один глаз, второй и замерла, потрясенная невиданным зрелищем.

Электричество – или другая энергия – широкой золотистой лентой скользило по плитам, просушивая их и прокаляя. В воздух поднимался голубовато-серый дымок и тонкими стебельками тянулся к потолку.

Да-а-а. Что-то не так с местной физикой, очень и очень не так…

Про местных проректоров я вообще молчу.

Вскоре сверкающая полоса неведомой субстанции освободила мне путь к комнате. Студенческие двери позахлопывались почти одновременно, и по коридору пролетело слабое эхо. Я гордо, степенно дошагала по теплым плитам до своей комнаты и, не выдержав, прыжком заскочила внутрь.

Сбросив прогретые туфли, нырнула в резиновые шлепки и побрела на кухню инспектировать холодильник. Желудок снова не на шутку оживился и заговорил. По счастью, теперь я могла позволить ему неинтеллигентные урчания.

А себе – новую порцию ужаса, возмущения и сожалений.

Как ни странно, поджилки перестали трястись почти сразу же. Плотный ужин и горячий ромашковый чай сделали свое черное дело – меня начало неукротимо клонить ко сну. Только легла на кровать, как сразу отключилась.

Глава 4
Дела кафедральные

Ровно в девять утра я с огромным трудом открыла бронзовую дверь кафедры и на долю секунды оторопела. Знакомые помещения преобразились до неузнаваемости. Жизнь била ключом, а то и несколькими ключами сразу.

Две юркие уборщицы-истлы в черных робах рысили из угла в угол, а за ними, помахивая высокими ручками, как дрессированные собачонки хвостом, ездили моющие пылесосы. Но жизнь уничтожала результаты их бурной деятельности, прежде чем я успевала ими налюбоваться.

Только розовый пол начинал блестеть чистотой, на нем появлялись отпечатки обуви, бумажки, плевки и подозрительные лужицы, все как одна грязных оттенков. Хорошо хоть не жвачки.

Только уборщицы, кряхтя, оттаскивали куда-то мусорные мешки размером с Вархара, в углах материализовались холмики. Стеклянные, пластиковые и металлические бутылки соседствовали там с клочками непонятного вида и происхождения. И конечно, как же без них – в углах, около стен и на подоконниках вырастали горки подсолнечной шелухи вперемешку с семечками.

Только стены обретали благородно-розовый оттенок, на них, словно по волшебству, проступали надписи самого разного содержания и цензурности. От свежих новостей: «Здесь был Пулькет», «Эллиор втюрился в Брамину» до суровых обещаний: «Залларайну натянем зенки на пятки!», «Здесь на гвоздике будут висеть уши Кастросвета». Последними появлялись непереводимые на литературный язык фразы и междометия, порой в сочетании с чьими-то именами.

Свет гас каждые минут пять, и с брачной песней кита-горбатки включался запасной генератор. Два взъерошенных, злых на весь свет электрика-таллина в серых робах сновали туда-сюда, с трудом расходясь с уборщицами. Что-то усердно проверяли, чинили, подкручивали. И щеголяли гораздо более нелитературными фразами, чем «увековеченные» на стенах до следующей помывки.

И надо всем этим «карнавалом» витал такой коктейль запахов, словно летний продуктовый рынок вздумал объединиться с парфюмерным салоном и чебуречной.

Вуз, милый вуз.

Везде сновали уже знакомые мне по яркому представлению Драгара существа. Каждый встречный незнакомец обращался по имени-отчеству и преспокойненько отправлялся по делам. Меня посетило ощущение, будто «оттрубила» тут лет десять, не меньше, и теперь страдаю жестокой амнезией.

Женщин работало в Академии – раз, два и обчелся в прямом и в переносном смысле слова. Мне навстречу попалось восемнадцать лекторов и только две лекторши, десять аспирантов и ни одной аспирантки.

Прямо как на родном физическом факультете. В голове всплыл бородатый анекдот про обезьяну:

– Обезьяна, зачем ты поступаешь на физфак? Ты же в физике полный ноль!

– Зато я буду первой красавицей факультета.

К моменту, когда переступила порог собственного кабинета, чувствовала себя сильно похудевшим лилипутом. Абсолютно все вокруг либо возвышались надо мной не меньше чем на две головы, либо оказывались вдвое шире в плечах. Либо и то и другое. Со спины преподши отличались от преподов не больше, чем студентки от студентов. Как и ребята, местные сотрудники носили либо длинные косы, либо конские хвосты.

Подчиненные не ходили – маршировали так, что, не заметь они меня, снесли бы, как ураган щепку. Хорошо, что благодаря неиссякаемому мусору и непросыхающим лужам на полу преподы и аспиранты вынужденно смотрели под ноги.

Зайдя в кабинет, я наглухо закрыла дверь и облегченно вздохнула.

Отвыкла от суеты, толкотни и беспрестанного шума сотен голосов. А к тому, что голову нужно непрерывно вскидывать или опускать, приветствуя подчиненных, никогда и не привыкала.

Голова гудела, пульс слегка участился, шею свело. Слава богу, бронзовая дверь участливо отрезала меня от всех местных раздражителей – начиная от звуков и заканчивая запахами. Тишину кабинета завкафедрой нарушала лишь птичья перекличка за окном и привычный боевой свист ветра изо всех щелей рам.

Хорошо-о… Хоть весь день тут сиди.

Окна кабинета выходили на красивый дворик, со всех сторон огороженный стенами корпуса. На квадратном участке свечками устремлялись в небо деревья, похожие на кипарисы. Между ними теснились кусты, усыпанные цветами размером с ладонь. И что самое невероятное – на одном и том же кусте распускались красные, желтые, голубые и даже черные цветы. Формой лепестков они напоминали то ли маки, то ли мальвы, из центра выстреливал острый белый пестик с плоским сердечком на кончике.

Красиво, черт возьми!

Вчера я смерила кабинет двадцатью шагами – что вдоль, что поперек. Львиную его долю отвоевал черный деревянный стол. Рядом с кожаным креслом ему под стать пристроились два стула, напротив – еще четыре.

Хочешь – сажай посетителей доверительно, рядышком, хочешь – официально отгородись от них столом.

Лакированная громадина выглядела такой тяжелой и основательной, что я ничуть не удивилась, когда не сумела сдвинуть ее с места. Думала подтащить стол поближе к окну, чтобы вдыхать медовые запахи цветочного нектара и не включать лампу днем.

Изрядно попыхтев, я бросила глупую затею до лучших времен. Темно-синяя юбка-колокол и нежно-голубая трикотажная блузка в обтяжку – не самая удачная одежда для физических упражнений. Не говоря уже о туфлях на среднем каблуке. Хотелось произвести впечатление. Хотя теперь становилось ясно, что даже двадцатисантиметровые шпильки не приблизили бы меня к желанной цели. В них я еле-еле доставала бы истлам, сальфам и таллинам до кончика носа, а скандрам и мрагулам – до плеча.

Я плюхнулась в кресло за рабочим столом, утонув в нем почти целиком. Включила компьютер, налила себе воды из стройного граненого графина, и тут в дверь постучали.

– Да? – с подозрением спросила я.

Надеюсь, это не Вархар?!

– Это Максдрагар.

Ответ нежным юношеским голосом вызвал у меня вздох облегчения.

– Заходи!

В ожидании гостя я отставила круглый белый стакан то ли из стекла, то ли из пластика подальше от компьютера. Моя нервозность – достаточная угроза бедной машине, хватит с нее и этого.

На пороге появился Драгар в уже вполне терпимом для сотрудника вуза костюме. В серой трикотажной кофте с длинными рукавами и угольных брюках. Наверное, штаны на размер больше – последний писк академической моды, прежде чем несчастная упала в долгий и затяжной обморок. Преподаватели, студенты, аспиранты – все как один – носили только такие.

– Ты что-то хотел? – спросила я, потому что парень мялся в дверях и молчал.

– Дело вот в чем, – разродился он. – Ректор приставил меня к вам секретарем и помощником. Если я вам подойду. Но я уже, кажется, проштрафился.

– Даже интересно, – кивнула я, внутренне холодея.

– Ну как? Пришел на работу позже вас, – тяжко вздохнул Драгар.

Ах, э-это! У меня просто от сердца отлегло! После вчерашних катавасий я ожидала выжженную дотла лекционную, залитую водой до потолка лабораторию или взорванную в пух и прах совещательную.

– Заходи, – радостно скомандовала парню. – Мне как раз нужен помощник.

Драгар заулыбался так, что я поняла – не только Езенграсу и Вархару, всем скандрам поголовно улыбаться категорически противопоказано. Разве что во время битвы с сильно превосходящей их числом армией противника. Тут фирменный оскал скандров сработал бы как необычайно эффективное психологическое оружие. Психотропные вещества рядом не стояли.

* * *

Когда мы с Драгаром совместно накидали план действий, дышать стало легче.

Сегодня, ближе к середине дня, мне предстояла лекция. Не мешало бы оповестить преподов о грядущем заседании кафедры – его я назначила на завтра. Пусть готовят отчеты за начало семестра.

Драгар заварил отличный чай, и за любимым напитком мы обсудили, какое наказание лучше назначить вчерашним бедокурам. Стоило только начать их описывать, как помощник закивал, словно китайский болванчик.

С пулеметной скоростью выпалил Драгар имена, фамилии, явки и номер группы. Кажется, за два года обучения в Академии ребята успели порядком прославиться.

Академические наказания разнообразием не баловали.

– «Завзятых шалунов» к магнетометру отправляют, – беззаботно поведал Драгар, словно не про наказания рассказывал, а травил анекдоты. – Дежурить якобы. Хорошая штукенция. С точностью до секунды предсказывает магнитные бури. О сильных оповещает гудком по всем корпусам. Но стоит приборчик на самой верхотуре – на последнем этаже самой длинной башни. Малейшее колебание магнитного поля – и вуаля! – башня качается, как маятник, и дрыгается, как эпилептик. А если сильное колебание… все, хана. Башня трясется, как от озноба, вибрирует, как камертон, и круги вершиной нарезает. Туда-сюда. Туда-сюда. Чтобы там часик-полтора продержаться, вестибулярка нужна железобетонная. А нервы и вовсе титановые. Обычно наказанных еще неделю колотит.

Драгар радостно закивал и продолжил:

– Если кто нахулиганит всерьез, посылают мыть «электрический чердак». Это здесь, если что, – помощник потыкал пальцем в потолок. – В нашем корпусе. Туда, короче, каким-то образом сливается остаточная энергия учащихся и преподов. Ну, типа энергия, которая нам уже не нужна. В общем, на чердаке бродят куски электрического поля. И попробуй помой там полы! Только зазеваешься – жах! И получай разрядец!

Как электрическое поле могло дробиться на куски и «бродить по чердаку», мой мозг закостенелого физика понимать отказывался. Но я повидала здесь и не такое.

– Студентов после наказания колоти-ит! У-ух, – Драгар изобразил сильный озноб, вполне натурально отстукивая зубами.

– А самых отпетых, – помощник понизил голос и наклонился поближе, – сажают в Темную башню. Башня как башня, если смотреть на нее из окна. Но внутри сгустки темной материи. Говорят, ректор выловил их неподалеку от перекрестка миров и запер, как принцессу в темнице. – Драгар зычно гоготнул и снова понизил голос. – Вот из Темной башни не выходят, выползают по-пластунски. Говорят, темная материя высасывает энергию и магическую силу подчистую, – с придыханием закончил помощник. – До смерти может высосать. А какие при этом глюки-и-и… Поседеешь от страха…

Сказать, что наказания произвели на меня неизгладимое впечатление, значит не сказать ничего.

– Ладно, – тяжело вздохнула я, отчаянно надеясь, что не прослыву мягкотелой и добренькой. – Будем считать ребят шалунами.

Драгар вскочил со стула как подорванный, бросился вон из кабинета и спустя несколько минут вернулся – запыхавшийся, но до ужаса довольный собой.

– Все передал ответственному за дисциплину в корпусе, – доложил, на всякий случай не садясь на место. – Кстати, это преподаватель физики, как и вы – Констанса Ливви.

– Женщина? – удивилась было я. Казалось, даже Темному Властелину придется изрядно попотеть, прежде чем местные бретеры-студенты обратят внимание на его замечания.

– Почему женщина? – Драгар поморщил веснушчатый нос, как обычно, когда пытался что-то осмыслить, «переварить» услышанное.

– Ну, имя-то женское. Констанса… – слегка растерялась я.

– Мужчина это. Мрагул, кстати. И вы, это, про женское ему не говорите, – замялся Драгар, пряча глаза. – В его клане всех мужчин так зовут. С гласными на конце. Он может расстроиться. Даже очень может расстроиться.

На лице помощника, как в открытой книге, читалось, что «расстройство» Констансы выльется вовсе не в слезы. В какой-нибудь взрыв, пожар или еще чего похлеще. Все же не зеленый студент, преподаватель со стажем. Тут легким пожаром в корпусе не отделаемся.

* * *

С первыми кафедральными делами я закруглилась гораздо раньше, чем предполагала. Помощь Драгара оказалась незаменимой во всех отношениях. Он в одиночку и без видимых усилий выполнял роль секретаря, академического справочника и психотерапевта. Заваривал вкусный чай, добровольно мыл посуду, шустро разносил распоряжения подчиненным, знал все обо всем и охотно делился ценной информацией. А если что-то меня расстраивало или пугало, забавно это что-то комментировал и уморительно подмигивал. И не столько его комментарии, сколько перекошенное дергающееся лицо снимало стресс гораздо лучше любой медитации.

Парень просто клад! Надо срочно брать его в аспирантуру! Несмотря на то, что я понятия не имею, какой смысл вкладывается в это слово в местном учебном заведении.

– А может, теперь пообедаем? – предложил Драгар, когда мои вопросы иссякли, а первоочередные дела были успешно завершены.

Я метнула взгляд на голубые квадратные ходики с ярко-синими стрелками – они висели у дальней стены, прямо напротив стола. До лекции оставалось больше полутора часов. Желудок не выдержал и громогласно согласился с Драгаром. Я стушевалась, пряча глаза, но помощник понял это по-своему.

– Ой! Ольга Искандеровна! Ради бога, простите!

Тот, кто учил Драгара хорошим манерам, явно имел о них не большее представление, чем лошадь об устройстве вертолета. Я привыкла к тому, что даме пододвигают стул, когда она садится. Драгар же подскочил прежде, чем успела встать, и легким движением руки… отодвинул стол. Тот самый, который еще недавно я и на сантиметр не смогла оттащить.

Кхм… Неожиданно, зато очень вовремя! Желудок как раз издал новый душераздирающий вопль, но его перекрыл скрип крайне недовольной столь бесцеремонным обращением мебели.

Я выскользнула из-за стола и поспешила вслед за Драгаром. Парень замаршировал в столовую, показывая дорогу.

Мы покинули кафедральный корпус, оставили позади еще два и обогнули три «землянки». Окна приземистых каменных избушек с бордовой черепичной крышей наполовину скрывались под землей. Казалось, у подножия здания выросли каменные грибы. Как обычно, не дожидаясь вопроса, Драгар ткнул пальцем в «землянки» и поведал:

– Наши хранилища информации. Тут все о мирах Перекрестья. Хранится на специальных магических носителях – маленьких, как… как… как ваш палец! – не без труда нашелся помощник.

Я все больше убеждалась, что первое впечатление об Академии как о рыцарской крепости оказалось верным. Не только корпуса – гаражи, склады, морозильные комнаты для продуктов – соединялись друг с другом переходами, не ниже двух этажей высотой. И пока еще ни разу цепочка каменных зданий не обрывалась. Так и возводились когда-то рыцарские крепости, вбирая в себя уйму подсобных помещений, включая конюшни и хранилища.

Спустя некоторое время Драгар резко затормозил и в свойственной ему манере ткнул в табличку «СТОЛОВАЯ». Она традиционно раскинулась на половину бронзовой двери, а буквы величиной не уступали леплерам.

Драгар открыл дверь, и нос защекотали чудеснейшие запахи свежей пищи. Я затруднялась выделить один. Слишком много их было, и каждый обещал незабываемую трапезу.

По дороге воображение рисовало традиционную вузовскую столовую. Металлическую решетку-змею для подносов, прилавки для еды с несколькими полками и суетливых поварих за ними. И конечно, кассира в самом «конце туннеля» – перед очередью страждущих перекусить между парами. Я даже нащупала кошелек в кармане юбки, заволновалась – в ходу ли здесь деньги с родной планеты? Не просить же Драгара оплатить мой обед. Неловко, а самое главное – неподобающе для заведующего кафедрой.

Но огромное круглое помещение со сводчатым потолком и белыми-белыми стенами в пух и прах разбило все мои стереотипы.

Вдоль стен тянулись бесконечные ряды столов из шершавого белого пластика, сплошь заставленных едой. Никаких тебе касс, никаких очередей – студенты и преподаватели брали все, что приглянулось, и садились за один из деревянных столиков. Ярко-красные в рассеянном солнечном свете, они в хаотичном беспорядке сгрудились в центре столовой.

Пока я ошарашенно оглядывалась, Драгар раздобыл где-то пару белых подносов, и мы принялись методично обходить ломившиеся от кушаний развалы. Жаркое из всех известных мне видов мяса и нескольких неизвестных, овощи, приготовленные сто и одним способом, горячая выпечка, фрукты – виданные и невиданные, разноцветные напитки. От ароматов и богатства выбора голова шла кругом.

Решив не рисковать желудком, я взяла густой борщ, чайник мятного чая с лимонной цедрой, три теплые булочки со злаками и золотистый картофель по-деревенски.

Радостно предвкушая трапезу, устроилась вместе с Драгаром за одним из столиков. Компания веселых солнечных зайчиков – гостей из высоких сводчатых окон – обещала приятное времяпрепровождение. Но сегодняшний день ничем не отличался от вчерашнего, и сюрпризов он приготовил ничуть не меньше.

В тот самый момент, когда я старательно размешивала сметану в борще, в дверях показалась массивная фигура Вархара. Рядом с ним твердой поступью вышагивала долговязая, неплохо скроенная женщина с иссиня-черной косой и темно-серыми глазами. Я сразу подумала, что она из мира начальника.

Резкие черты лица, словно бы заточенные, высокие скулы, плечи и грудь штангистки, руки метательницы ядра и ноги легкоатлета. Прямо-таки женская копия проректора! И, надо сказать, очень даже привлекательная копия.

Пережидая, пока борщ немного остынет, я с опаской поглядывала на начальника. В душе еще теплилась наивная надежда, что он слишком увлечен спутницей, чтобы помешать мне спокойно пообедать.

Но на воротах Академии Войны и Мира стоило бы вывесить табличку «Оставь надежду всяк сюда входящий».

Зорким взглядом Вархар не только выцепил меня из толпы в несколько сотен голодающих, но и в очередной раз оценил фигуру. Ненавязчивым движением руки отодвинул спутницу, как картонную куклу, и строевым шагом направился к нам. Я поперхнулась борщом и закашлялась.

Глазом не успела моргнуть, как едва не хлебнула суп носом – удар в спину согнул меня в три погибели. Сверху посыпался хохот Вархара.

– Ты поосторожней, женщина! Подавишься еще! Я не хочу терять столь ценный кадр.

Пока раздумывала – шутит он или всерьез, проректор оглушительно поставил свой поднос на наш столик.

Тарелки подпрыгнули, как при землетрясении, чашки подскочили на добрый сантиметр и со звоном опустились обратно, а стол сдвинулся вправо.

Не обращая на эти мелочи никакого внимания, Вархар взял стул и устроился между мной и Драгаром. Только что уплетавший за обе щеки какую-то жареную тушку помощник уставился на проректора как баран на новые ворота.

– Пасть закрой! Мухи залетят! – тактичность Вархара все больше поражала мое воображение.

Для полного эффекта присутствия варвара проректор ненавязчивым движением обглодал мясо с чьей-то жареной ноги. Судя по ее размеру, животное было не меньше собаки. Жуя и улыбаясь одновременно, Вархар закинул локти на стол, положил голову на ладони и с набитым ртом поинтересовался:

– Ну и как тебе кафедра? Первый рабочий день? Сотрудники? Преподы? Студенты? Аспиранты?

– До этого момента все было терпимо, – огрызнулась я и, чтобы не наговорить лишнего, применила рекламный совет. Начала жевать, что, в отличие от Вархара, не позволяло мне говорить.

Несколько минут я вместе с борщом глотала витиеватые монологи в адрес проректора, его культуры речи и его способа не дать поперхнуться.

Тишина за столиком никого не смущала.

Вархар успел доесть еще четыре ноги, не меньше прежних. Драгар опустошил три блюда с мясом и овощами и прикончил тушку небольшого, но явно хорошо откормленного зверька, оставив на тарелке красиво обглоданный скелетик.

Еда перетягивала на себя внимание мужчин недолго, скорее всего потому, что в их обществе долго не жила. Не успела ополовинить тарелку с борщом, как два горящих взгляда неотрывно впились в мое бедное лицо.

Я поперхнулась опять и заработала новый хлопок по спине, сравнимый разве что с ударом садовой лопаты.

– Жуй помедленней, женщина, – всерьез посоветовал Вархар.

– Я принесу вам еще чаю, – пообещал Драгар.

– Сиди, мелочь пузатая, – рука проректора нежно так легла на плечо помощника. И, судя по тому, как скривился и ойкнул Драгар, пятерня Вархара оказалась очень весомым аргументом.

Проректор лично встал и молниеносно вернулся с подносом – на нем дымились два трехлитровых чайника. Запах ромашкового чая опередил комментарий проректора на считаные секунды.

– Вот тебе, ромашковый, успокоишься. А то ты больно нервная.

Я поспешила доесть, пока мужчины благородно позволяли это сделать, попивая свои напитки.

Вархар осушил три стакана розоватой жидкости, по запаху и консистенции очень похожей на клюквенный кисель. Драгар опустошил четыре кружки очень темного травяного напитка.

Я потянулась за чайником, но проректор перехватил его и налил три кружки сразу.

– Остынут, – заявил довольно.

– Вы бы ей еще в чашку подули! Вдруг наша неженка губки ошпарит! – послышался сверху низкий, но мелодичный женский голос.

Спутница Вархара выросла перед столиком. С остервенением поправила узкую серую юбку-карандаш, поддернула не менее узкую белую блузку так, что та затрещала, и воззрилась на меня взглядом Медузы-горгоны.