Текст книги "Фальшивый муж для мамы Снегурочки"

Глава 42

Вовка чуть не плакал. Никого не оказалось в квартире, адрес которой он так трудно узнал. Никого не оказалось. Да и внутрь его не пустил дядька охранник. А так сложно было ему одному добираться до центра города. И страшно было. Мальчик хлюпнул носом, поправил шапочку, отошел чуть в сторону от шлагбаума, перекрывающего вход во двор элитного дома, поставил сумку на бордюр. Он очень устал. А теперь… Теперь придется возвращаться домой, снова на метро. И папа будет очень злиться. Он уже наверняка знает, что Вовка поехал искать маму. Звонил сто раз на телефон.

Малыш едва сдержал слезы. Денежек. Которые он достал из копилки, осталось мало.

– Иди отсюда. Я же сказал, нет тут твоей мамы. Тут живут богатые люди. Не шляйся тут, а то сдам тебя в полицию. – прикрикнул на ребенка охранник, выползший из своей будки, как Полкан цепной. – Давай, давай. Проваливай. Вовка понуро вцепился в ручки своей сумки и послушно пошел не разбирая дороги. Слезы затуманили глаза мальчика. Маму он не нашел. Не нашел. И сестренку. А он так мечтал вернуть их. И папа бы тогда точно не сердился, и не ругался. А сейчас…

Тамара Леднева

– Тосик, ну для малышки же лучше жить в доме, – Руслан раздраженно крутит руль. Злится? Наверняка. Я снова прокатила его с подписанием документов. Которые он так упорно мне подсовывает. Я сижу на заднем сиденьи машины, и смотрю в окно. Настюшка спит в слипе, повязанном у меня на груди. Мне так спокойнее, когда я чувствую свою доченьку. Переноски не признаю, с тех пор, как вернулась “домой”. И горничным я не доверяю. Поэтому малышка постоянно со мной. Я не доверяю больше никому. – На кой черт, объясни, мы едем в квартиру? И имя нашей дочери… Ты не считаешь, что его пора сменить.

– Нет, не считаю. У моей дочери прекрасное имя. Анастасия Леднева. По-моему, звучит. А вот проклятый дом мне не нравится. И еще, я сто раз просила не называть меня гребаной собачьей кличкой. Меня зовут Тамара, – цежу я сквозь зубы. Слишком раздражена. Постоянно на нервах. – Руслан, я не помню почему, но загородный дом я ненавижу. Может ты мне объяснишь, почему у меня такое отторжение к особняку, котик?

– Ты очень изменилась, – кривит он губы. Его улыбка отражается в зеркале заднего вида, в которое он смотрит на меня. Не хорошо смотрит. Глаза, как лезвия, хоть он и притворяется душкой, его выдает взгляд. – Стала похожа на отца даже характером. И у моей дочери должна быть моя фамилия, ты не считаешь?

– Папа умер. Так что постарайся его память не трепать напрасно. Моя фамилия даст дочери возможность продолжения моей семьи. В память об отце и маме, она будет носить ее, я надеюсь, что ты не станешь возражать, – больно. В груди растет огромная дыра. Ну не могли мои родители вот так погибнуть. Они же непотопляемые были. Хотя, Титаник тоже считался бессмертным. А его погубил чертов айсберг. – И да, я изменилась, Рус. Я займу место отца, поэтому тебе придется привыкать ко мне настоящей.

– Ты? Тома, ты же ни черта не смыслишь в бизнесе.

– Ничего, я учусь быстро. И первым делом я разберусь с растратой, – он боится. Я знаю этого человека. Я думала, что мы с ним родственные души. Что вместе до гробовой доски. Я его любила. Настолько любила, что ослепла и сдурела. А он… Черт, любовница его в моем халате, в моем доме. Он просто пользовался благами, которые получал живя со мной, и таратил их на не пойми кого. И обманывал он не только меня. Кусал руку дающую.

– Я же тебе объяснил. У меня не было выбора.

– Выбор есть всегда, дорогой, – улыбаюсь я. Мы подъезжаем к дому, в котором я была счастлива. Думала, что была. – мы с Настенькой останемся в городской квартире. Вещи пришлешь нам наши, курьером. И еще…

Я замолкаю на полуслове. Крошечная фигурка мечется по тротуару. И я сразу узнаю маленького человечка. Моего любимого мальчика. Моего… Сына?

– Останови машину, – я говорю ровно, но чувствую, что голос дает позорного петуха.

– Ты совсем сдурела, – морщится ларцев. – Я не то, что не остановлю. Я сейчас развернусь и отвезу тебя домой, насильно. Где это видано, чтобы муж и жена жили отдельно. И ты не думаешь совсем о дочери. В доме ей…

– Я сказала, останови гребаную машину, – почти кричу я, дергаю ручку дверцы. Мой мальчик плачет. Я вижу издалека чумазые дорожки слез на его щеках. И я сейчас прорву любого, кто встанет на пути между мной и Вовкой. И чертова быка охранника. который глумливо оскорбляет моего мальчика, разорву на куски.

Выскакиваю из джипа, прижав к груди начинающую беспокоиться доченьку. Она еще спит, но покряхтывает и дергается. Руслан бросает машину прямо посреди дороги. Ругается. Но я не слышу слов. Мне плевать. Мне вообще плевать на этого человека. Я его собираюсь уничтожить.

– Мама, вот моя мама, – звонкий голосок разливается в пространстве. Я смотрю на мальчика, на личике которого появляется улыбка. Боже, как же много я потеряла. Плевать на все деньги мира. Я хочу быть с ними, с моими любимыми. Я должна быть с ними.

– Вовка, ты как тут? – протягиваю руки к малышу, и сердце в груди заходится от нежности. Мой мальчик делает шажок ко мне…

– Пошел вон, щенок. Какая она тебе мама? – Руслан отталкивает мальчика, грубо и небрежно, как дворового щенка, и мне кажется, что на глаза мне падет красная пелена, Вовка валится в раскисший уже, весенний снег. – ПА ты для модели заесть стоишь? Голодранцы всякие шляются у тебя по объекту, – рычит Ларцев на сдувшегося охранника.

– Ну ты и скот, – я шиплю как кошка. Бросаюсь к моему сыну. Моему. Он мой. И никому не позволено его обижать. – Надо было сразу тебя в дурку сдать. Объявить несостоятельной, – в мое плечо впиваются стальные пальцы. Слепну от ярости и боли. Руслан не дает мне двинуться с места. – ты же сумасшедшая. Шлюха. Ты жила не пойми с кем, несколько месяцев, с похитителем, который за тебя получил море денег. Спала с ним. Безмозглая дура. И сосунок этот…

– А ну пусти. Пусти мою маму, – маленький мальчик словно выстреливает со своего места. – Мама, этот дядька плохой. Ты ведь ему не веришь? Он врет все. Папа тебя любит. По-настоящему. И я люблю. И…

Крошечные кулачки не причиняют боли ошалевшему от своего безумия Руслану, но он отвлекается, и я наконец могу вырваться из стального захвата его пальцев.

– Сучонок, – хлесткий удар снова откидывает моего мальчика, Слезы застилают глаза. Настенька в слипе плачет. Я смотрю, как наступает на Вовку распаленный Ларцев. Делаю рывок. В голове бьется единственная мысль, защитить моих детей. – Весь в отца. Благородные, мать вашу, придурки.

– Руслан, опомнись. Он всего лишь маленький мальчик.

– А ты, всего лишь чокнутая сука, зажравшаяся с детства. И ты будешь слушаться меня, или поедешь в больницу для душевно больных. И дочь я у тебя заберу. И посмотрим тогда, будешь ты нужна этому полудурку, спасителю твоему, без бабок и со справкой?

Я забываю, как дышать. Я понимаю, что то, что он говорит просто блеф. Я знаю точно, что зло никогда не победит. Но… Буря бушует у меня в душе. Мне страшно. Очень страшно. Вовка поскуливает, пытается подняться. Ему больно. А я не могу ему помочь, потому что не могу сдвинуться с места, словно загипнотизированная. Малышка надрывается, заходится плачем.

– Мальчику больно, – я скулю. Позорно и отвратительно. – Руслан, хотя бы скорую вызови.

– Ничего с ним не будет. Дворняжки быстро регенерируют. В машину иди. Быстро.

– Мама, – тихо шепчет Вовка, раздирая мое сердце на куски. – Он тебя убить хотел, я слышал. Вам нельзя с ним.

Нельзя. Я это знаю. Но… как бороться с разъярённым зверем, когда у тебя на руках младенец и мальчик, у которого судя по всему сломана рука? И охранник, который мнется рядом, не зная, что делать, мне не помощник. Мне нужен.

– Папа, – загораются глазенки Вовки. Я слышу рев двигателя, но еще не вижу машину. Но в Вовкином взгляде, полном боли, я вижу радость и надежду.

– Все будет хорошо, мой мальчик. Ты только потерпи.

– А ты ведь наша? Да ведь? Я знаю. И папа знает. Только он боится, что ты на него злишься. Ты не злись. Он хороший. Он за вас знаешь чего делал? И дедушка приходил к нам. Твой папа приходил. И папа сказал, что ради вас с Настенькой, мир перевернет. А еще сказал…

Я смотрю на малыша. Моего мальчика. Он же бредит от боли и стресса. Настенька затихла, услышав его голос, но беспокойно возится. Мой папа подгиб. Невозможно то, что говорит Вовка.

– О, и твой рыцарь явился. Прекрасно. Знаешь, я не могу все потерять, – хмыкает Руслан. Я огладываюсь. Он стоит за моей спиной. Очень близко. Тим бежит к нам молча. Душа сжимается от предчувствия беды.

– Руслан, давай ты просто сейчас уедешь. Я тебе обещаю, что преследовать тебя никоим образом не будет никто за растрату. Денег тебе хватит. Ты просто исчезнешь.

– Вот так просто? Отдать все, ради паршивых копеек? Нет, детка.

Он хватает меня за волосы, поднимает резко. От боли в глазах темнеет. Резко разворачивает спиной к себе. Впивается пальцами в горло. Дышать нечем. Настенька снова кричит. И страшно мне не за себя сейчас.

– Отпусти ее. – резкий крик Тима полон боли. – Будь мужиком.

– Таким как ты? Нет, я не хочу быть просто мужиком. Я хочу быть хозяином мира. И эта сука мне в этом поможет, – скалится Ларцев. Боже. Он рехнулся совсем. Как же я не разглядела в нем безумия?

– Да брось. Ты ведь все равно уже в заднице. Максимум, кем ты станешь, зеком, при чем не мужиком даже, скорее всего. Ты нищий Ларцев. Голодранец. Все твои деньги, которые ты так ненадежно спрятал, я у тебя забрал. Прикинь компы великая вещь. А хорошие программеры могут все. Но я тебе могу предложить сделку. Отпусти женщину и детей и я отдам тебе крошечный носитель, на котором целый для тебя, а не зона где-то в медвежьем углу.

– Ты блефуешь, – я слышу страх в голосе бывшего уже мужа. Для меня его не существует больше. Он умер. И я никогда в жизни не расскажу дочери о том. Кто ее биологический отец.

– А ты проверь.

Тим глазами показывает мне что-то, но я страшно устала. Словно плитой меня придавило. Руслан держит меня крепко, одной рукой другой что-то смотрит в телефоне. Его дыхание становится рваным. Пальцы на моей шее сжимаются так. Что перед глазами летят черные мухи.

– Тварь, – он даже не рычит. Это рев дикого зверя, загнанного в капкан.

Глава 43

Тимофей Морозов

Я не успеваю. Я понимаю это. Тамара висит в руках Ларцева обмякшей куклой. Вовка пытается встать, но снова падает на землю. Охранник спрятался в своей будке и куда-то звонит. Время слилось в один сплошной какой-то двадцать пятый кадр.

Настенька криччит так, что кажется глушит все звуки вокруг.

Степка мечется у меня за спиной, как полоумный.

– Так что? Как тебе сделка?

– А гарантии?

– Никаких, если ты задушишь Снегурочку. И Настенька. Это же дочь твоя. Ты хоть человеком останься. Вот, – я поднимаю вверх руку, с зажатой в ней флешкой. Просто отпусти Тамару.

Он отшвыривает мою женщину, как ненужную вещь, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не броситься на этого подонка. Но… Я слишком рискую в этом случае. Он не отходит ни на шаг от своих жертв. Понимая, что они его единственный шанс выиграть. А я умираю от страха. Настюшка в объятиях Томы заходится ревом. Только бы малышка не пострадала.

– И как мне узнать, что там на этой чертовой флешке? – щурится сумасшедший, когда я протягиваю ему носитель.

– Поверить мне на слово, – Степка уже возле Томы и детей. Теперь можно хоть немного выдохнуть. – Уходи. Сейчас сюда приедет Чип. И тогда это будет сделать уже невозможно.

– Чип работает на меня, дурачок, – скалится Руслан. Нет он не безумен. Просто все смертные грехи собраны в этом человеке. Бедная Тома, она полюбила монстра. И страшнее всего, что я ему завидую. Меня она наверное ненавидит.

– Ты очень ошибаешься. – скалюсь я, боясь выдать свои истинные чувства. – но я привык быть честным. Так что… Дело твое верить мне или нет.

Я иду к моим любимым, не оглядываясь. Степан уже отнес в сторону Тому с Настенькой и вернулся за Вовкой. Тамара сидит возле забора, которым обнесен жилой комплекс и смотрит в одну точку. Она снова такая, какой я увидел ее в первый раз, и сердце мое сжимается от страха. Взгляд пустой, растерянный.

– Я… – тихо шепчут любимые губы. Она смотрит на меня, как на незнакомца. – Что случилось? Почему я?.. Вы кто, вообще?

– Все будет хорошо. Просто доверься мне, – тихо выдыхаю я, малышку забираю у Томы. Передаю ее Степке. Он успевает ее отнести в машину, возвращается за Вовкой. Я смотрю, как он торопливо бежит в нашу сторону.

– Папа, там. Спасай нашу маму, – крик моего мальчика сливается с ревом мощного двигателя. Я смотрю, как огромный джип несется на нас, словно разъяренный носорог. Я понимаю, что у меня времени теперь нет совсем. Отбрасываю в сторону Тамару, она летит, распластавшись, как неживая. Успеваю оттолкнуть Вовку, который кричит на одной ноте, тоненько и страшно.

Удар я не чувствую. И боли нет. Я просто взлетаю куда-то. Сначала к небу. А потом проваливаюсь куда-то, откуда, как мне кажется выхода нет. Только слышу крики, уносящие меня, качающие словно на волнах.

Главное мои родные живы.

* * *

Чип гнал машину по улицам города, не обращая внимания на недовольные сигналы, разбегающихся перед его капотом пешеходов и далекие полицейские сирены.

– Это мое последнее дело, – напомнил он себе. Отойду от дел, куплю домик у озера, в глуши. И просто буду жить. Спокойно, никому не подчиняясь.

Он долетел до дома, где находится городская квартира Ларцева, почти не касаясь земли шинами, как в старом бородатом анекдоте. Увидел, джип. Несущийся на тех, кого ему поручено было охранять. Нога вдавила педаль газа в пол, действуя отдельно от разума. Чип моментально оценил ситуацию, оцифровал в мозгу. Некогда было раздумывать. Он увидел угрозу раньше чем Тимофей. Реакция у решалы оказалась молниеносной.

– Твою мать, – успел выдохнуть чип, прежде чем его машина с грохотом врезалась тяжелый обезумевший джип. Он успел рассмотреть искаженное яростью лицо Ларцева. Как Тимофей выкинул практически из-под колес своего сына. Увидел Тамару, распластавшуюся на каше из грязного снега. Сила удара бросила Чипа вперед. Затрещали ребра.

“Надо было пристегиваться” хмыкнул про себя мужчина, прежде чем попытаться вдохнуть последнюю дозу воздуха.

Джип лишь ненамного сбился с траектории своего движения. Но этого хватило, чтобы удар по Тимофею пришелся по касательной. С хлопком развернулась подушка безопасности. Но было уже поздно.

Чип уже не слышал ни сирен полицейских машин и скорых, заполонивших улицу перед въездом во двор элитного жилого комплекса. Это было его последнее дело. И он с ним не справился.

Глава 44

Тамара Леднева.

Я Тамара Леднева. Я замужем. У меня есть муж и скоро будет дочь. Обхватываю руками живот. Он плоский. Страшно.

– Все будет хорошо, моя девочка, – папа склоняется надо мной. Улыбается, и я его узнаю, но с трудом.

– Ты же умер? – господи, что я несу. Какие-то глупости. Папа бессмертен как Кощей. Смешно, даже тихо хихикаю. – Что со мной случилось? Или я тоже умерла?

– Ничего, дорогая. Вы с Русланом просто попали в аварию. Но все уже хорошо. И Настенька в порядке. Ты не переживай. Хорошо, что ты пришла в себя, послезавтра поедем на острова. Там долечишься. Мать с малышкой поможет. Она заждалась уже.

– А мой сын? – но у меня же нет сына. И дочь… Я не помню, когда родила ее.

– Детка. У тебя просто потеря памяти. Замещенные воспоминания. Это пройдет. Когда-нибудь пройдет. Ты все вспомнишь. Но…

– Руслан?

Отец отводит глаза. Я знаю, что у меня нет больше мужа, но ничего не чувствую. Словно эта проклятая авария во мне выжгла даже воспоминания о том, что у меня был муж. Или, что я его любила. Я совсем запуталась.

– Его нет больше, – голос отца равнодушный. И мне совсем не нравится эта его пустота. – У тебя от стресса амнезия. Это все что тебе нужно знать. До отъезда врача посетим.

– Но… Я не хочу никуда ехать. Я… У меня чувство, что я должна что-то здесь… Папа, я помню мальчика. Он красивый, и он…

– Я пришлю врача.

– Не нужно. Прости. Просто голова болит. Где я? Это больница?

– Да. Доктор сказал, что вечером я смогу тебя забрать домой. Там наша принцесса тебя ждет. Она уже переворачиваться учится на животик. Я вчера смотрел. Забавно.

– Это хорошо, – я не помню даже личика дочери. Перед глазами колышется пелена. Жмурюсь… – Домой хочу страшно.

– Ладно, надо дела кое-какие мне закончить, чтобы потом только вашим быть, – отец целует меня в лоб. Пусть он уйдет скорее. Мне нужно одиночество. Попытаться вспомнить. Зачем не знаю, но чувствую, что это важно.

Я лежу еще долго, слушаю, как стихают шаги отца за дверью, как где-то в отдалении что-то обсуждает персонал клиники. Медленно поднимаюсь в кровати, борясь с головокружением. Тело ломит все, словно сломанное. Мне срочно надо куда-то. Я это знаю. Выхожу в коридор и иду. Куда глядят глаза. Словно ведет меня кто-то. Прохожу мимо палаты, стеной которой служит прозрачное стекло. Краем глаза вижу мужчину, распластавшегося на больничной койке. Такого родного, такого нужного. Это не мой муж. Этот мужчина, что-то самое важное в моей жизни. Он весь увит проводами и трубками. Он – мой. Я его не узнаю, но чувствую.

Прикрываю глаза. Стекаю по стене на пол.

– Мама, – тихий голосок в моей голове похож на ангельский. Это мой ангел хранитель. Вовка. Разве ангела так зовут? Я наверняка знаю, что да. А там…

Отец мне врал. Отец… Я вдруг проваливаюсь в пучину боли. И вспоминаю, как Тим взлетает в воздух. Он такой из-за меня. Беспомощный. Слабый, неживой.

– Беглянка, вот ты где. А я тебя зашел проведать, а ты исчезла. И как ты только доползла до реанимации?

– Семен, ты как тут?

– А я теперь тут главный врач. Папенька твой подсуетился. Ненадолго. Думаю вернуться в роддом мой, когда тут закончу. А ты вспомнила, значит? И что тебя принесло то сюда? Еле живая ведь? И охрана, мать их… Уволю к чертям.

– Он… Тим…

– Нет прогнозов. Поэтому Леднев решил тебе не говорить, чтоб не вспомнила. Думал увезет, а там само все рассосется. Да и не пара тебе наш Тимофей, по мнению великого и ужасного, рылом не вышел. А то, что он всех вас спас, это не в счет. Это все деньгами решить можно. Зачем тебе такой? – хмыкнул доктор Сема. – Иди, королева. В чем-то прав твой отец. Тим, скорее всего инвалидом останется глубоким.

– А мне плевать, я без него не могу. А Вовка где? С ним все хорошо? Он мой муж, и Вовка…

– Пойдем.

Я иду за Семеном. Ноги тяжелые. Словно свинцом налились. Тихий писк приборов. И мой мужчина. Мой любимый. Моя жизнь.

Дотрагиваюсь легко до его ладони. Пальцы чувствуют огонь кожи. И дыхание его я ощущаю. И дышу с ним в унисон.

– Я… Я не могу без тебя. – шепчу я, глядя, как трепещут его ресницы. – Я тебя люблю. Не успела тебе сказать. Я вас люблю. Тебя и Вовку.

Сильные пальцы сжимаются на моем запястье. Я точно знаю, теперь все будет хорошо.

Эпилог

Чуть больше года спустя

– Вовка, ну какой ей бантик. У нее еще нет столько волос, – смеюсь я, глядя на серьезного сына, одетого в строгий костюмчик.

– А как же, платье купили. А девочкам надо и бантики и бусики там всякие. Тем более, день рождения же. Я буду фотографировать. На память надо бантик.

– Ты прямо знаток женских душ, сын, – мой любимый муж обнимает меня за плечи. И я осознаю, что это очень важно, потому что иначе я просто улечу. Он еще прихрамывает, бывает что дышит тяжело. Старается не показывать мне, как ему трудно двигаться. Но я вижу, я его чувствую. Я им болею. – Но ты прав. На приеме, который дедушка неугомонный ваш устроил в честь дня рождения принцессы, надо быть при параде.

Я вздрагиваю. Отца я простила, не сразу, не до конца. Но он меняется. Я это вижу.

Тим оказался работать с ним. Он другой. Он лучше всех. Они со Степаном открыли новую компанию, набрали штат сильных программистов и создают сайты и программы для крупных концернов. Дело пошло в гору.

Я воспитываю детей. И любимого мужа, шутка. Я просто счастлива. И мне не нужно ничего больше.

Вовка самый замечательный сын на свете. Он пережил ужас, какое-то время заикался и кричал ночами. Но сейчас снова обычный ребенок, самый заботливый и любимый мальчик на свете.

Лена, бывшая жена Тима. Так и не восстановилась. Концерн отца полностью оплачивает ее лечение. Но разве это жизнь? Она гналась за богатством, ничем не гнушалась. Предавала, шла по головам. Ее жаль, никому не пожелаешь такой судьбы. Но каждый человек сам кузнец своего счастья.

Семен вернулся в свой любимый роддом. Заведует там крепкой рукой и часто приходит к нам в гости с медсестрой Танюшкой, милой и застенчивой. Все у них будет хорошо.

Чип похоронен возле озера, на лесном кладбище.

Руслан отбывает наказание в колонии, где-то на севере. Я не интересовалась его судьбой. Слишком много горя принес он моим любимым.

Настюшка уже ходит. Любит отца до безумия. И она самая любимая доченька на свете.

– Па, бу, – показывает два зуба наша красавица, когда ей Вовка подносит зеркало, чтобы полюбовалась бантом. Она тут же сдирает результат Вовкиных трудов с головы, морщится, гтовясь зарыдать. – Гу, гу. Бу. Во, бяка.

– Она прекрасна, – шепчет мне муж. Мой самый любимый. Самый желанный. – Наши дети – это нечто. Спасибо тебе, родная.

– Да, ты прав. Все прекрасны, даже… – улыбаюсь я. Беру Тима за запястье и кладу его ладонь на свой живот. Пока еще плоский, но то ли еще будет.

– Ты серьезно? – в глазах Тима целая вселенная. Наша с ним вселенная.

– Абсолютно. Только в этот раз, рожать я буду…

– Точно у Семы. Еще одного раза я не переживу. Когда ты орала, чтобы я снял трусы…

– Морозов, прекрати, – хмурюсь я притворно, но не выдерживаю, фыркаю. Он подхватывает меняя под мышки и кружит.

– Поставь сейчас же. Тебе нельзя. У тебя рука болит. И ребра…

– Мне все можно теперь, – смеется мой муж, мой Тим. И нет на свете людей счастливее.