Текст книги "Фальшивый муж для мамы Снегурочки"

Глава 20

– Ты уверен, что это она? – Руслан поморщился, повел плечами, будто от холода передернувшись. Или от отвращения. Посмотрел на обшарпанную дверь городского МОРГа. Идти туда желания у него не было совсем. Чип ухмыльнулся. Собственно, такой реакции он и ожидал от труса и подонка Руслика.

– Абсолютно. Мать и ребенок погибли в автомобильной аварии. Тело женщины обгорело до неузнаваемости, но анализ ДНК, который по моей настоятельной просьбе, сделал не очень чистоплотный, коновал, показал сходство почти стопроцентное. И еще, там вещи, пойдем, опознаешь.

– Думаешь, я знаю все тряпки Томки? – дернул щекой новоиспеченный вдовец. – Ты уже все выяснил. Думаю нет нужды проверять. В конце концов точность в опознании дело и твоих интересов. Тем более, моя жена пропала без вести уже давно. Теперь только ждать. И это самое плохое. Ждать и догонять, самое отвратительное занятие.

Чип посмотрел вслед Руслану, вальяжно идущему к шикарному автомобилю. Быстро он освоился. Уже автопарк тестя начал использовать. Коллекционный спорткар, губа не дура. Решала нажал на кнопку автомобильной сигнализации. Неприметный черный седан приветливо мигнул фарами, приветствуя своего хозяина. Чип тяжело обвалился на водительское сиденье и достал из кармана мобильник.

– Все хорошо. – коротко выплюнул он. – Поверил. Пока по плану работаем. Я понял.

Он сбросил вызов, откинулся на спинку сиденья, прикрыл глаза. Чертова работа. Отдохнуть бы. Давно не был в отпуске. Ну, ничего, совсем скоро он сможет себе позволить очень многое.

Тимофей Морозов

У Снегурочки губы покусанные. Розовые, с алой каемкой по контуру. И они так близко, что…

– Тили-тили-тесто!

Господи, Вовка, спасибо. Спасибо. Что не дал своему глупому отцу провалиться в бездну. Я не имею права ее целовать. Она чужая. Отстраняюсь слишком резко, как от ладана черт отшатываюсь. Она распахивает глаза, а в них… Целая вселенная обиды и боли. И еще черте чего, непонятного и непостижимого мне.

Настенька в шезлонге начинает кряхтеть недовольно. И гарью пахнет ужасно, а кухню заволакивает белесый дым.

– Блин, – рычу я, бросаясь к плите. Сковорода блинная похожа на обгоревшую головешку.

– Он сгорел, – выдыхает моя домомучительница. Сбежать что ли на работу, как раньше? А что, когда Вовка родился, мне это удавалось филигранно. Спрятаться в офисе за компом, и ноу проблем. Скрыться там, где нет чертовых Снегурочек, желающих вернуть прошлое, которого не было, где нет крошечной зассыхи, пачкающей памперсы со скоростью какашечной машины, и мальчика, которому я, как ни стараюсь, не могу явить чудо. А тот суррогат, что я ему даю, рано или поздно сделает его еще более несчастным. Фиговый я отец, и спаситель прекрасных принцесс тоже так себе.

– Иди к дочери. Она голодна, – рычу я. Сам не знаю почему я так злюсь. Уж точно не из-за сковороды дурацкой. Зачем мы ее вообще купили. Ума не приложу. Готовить Ленка считала не царским делом, как впрочем и всю остальную домашнюю работу. А эта… Снегурочка, от чего-то сразу заполонила собой все пространство вокруг в этой проклятой квартирке. Блины, блин.

– Тим…

– Послушай меня. Ты мне не жена, и не лезь мне в душу, ясно?

Хватаю раскаленную сковороду полотенцем, руку обжигаю до волдыря, с грохотом бросаю проклятую железяку в раковину, на которой тут же появляется вмятина. Настюшка заходится плачем. Вовка испуганно жмется к малышке.

– Ясно, – голос Снегурочки звенит. И чего я сорвался, она не виновата ни в чем? И в том, что она пытается возродить то, чего никогда не было. И в том что я… Черт. Дурак я. И я реагирую на нее не так, как должен реагировать посторонний мужик на чужую женщину. – Ты напугал детей. И это просто отвратительно выяснять при них наши с тобой взаимоотношения.

– Нет у нас с тобой взаимоотношений, – хриплю я. Рука разрывается болью и слава богу. Она не дает мне сойти с ума окончательно. – Лена, послушай…

– Я сейчас успокою малышку и сына, а потом обработаю тебе ожог, – спокойный голос Снегурочки меня пугает. Ровный, безразлично-пустой, как у робота.

– Я не хочу, чтобы ты…

– Не переживай. Больше не буду навязываться, – дергает она плечом. Ей страшно не идет мой халат. Она в нем тонет. Обмоталась махровой тканью раз пять наверное, и сейчас похожа на Филипка, волочащего полы шлафрока по полу. Хрупкая, маленькая, но стальная и несгибаемая, судя по выражению лица.

– Прости, – говорю в прямую спину. Уходит она как королева. Малышка сразу затихает, чувствуя прикосновения матери.

– Там смесь в нагревателе. Вов…

– Мы разберемся, Тимофей. Спасибо.

– Лен, ну прости…

– А есть за что? Тим… Я так понимаю это ты не можешь меня простить. Наверное, это нормально, – она не поворачивает головы в мою сторону. И меня это страшно раздражает от чего-то. Подхватывает Настеньку на руки, качает, что-то напевает тихо. Наверное так как-то выглядит счастье? Получается у меня его не было никогда.

– Пап, ну ты и дундук, – шепчет Вовка, доставая из нагревателя бутылочку. – Почти ведь поцеловались.

– Ты то хоть не лезь, купидон ушастый, – хмыкаю я, не в силах отвести взгляда от двух девочек – маленькой и большой. – Это не честно, и неправильно, целовать обманом. Запомни раз и навсегда, Вовка.

– А как честно, пап? Она ведь уйдет и все.

– Она и так уйдет, – выдыхаю я.

– Она нас любит.

Глупый маленький мальчик, верящий в выдуманные самим же им сказки.

Тихо. Тихо. Квартира словно провалилась куда-то в вакуум.

Только Вовка бубнит где-то за дверью. И колокольчато смеется Снегурочка. Я сижу один как сыч в пустой кухне. Смотрю в одну точку и думаю, что, наверное, стоит прекратить это безумие. Рассказать все Тамаре, может быть чувство самосохранения возобладает и она не сразу сдаст меня в полицию за похищение? Или случится чудо, и она…

– Я пришла обработать тебе ожог, – словно призрак она всплывает прямо передо мной. – Покажи, – тонкие пальцы дотрагиваются о моей руки, которую пронзают тут же миллиарды электрических разрядов. – Аптечку нашла в ванной. Знаешь, в доме, где есть дети надо держать противоожоговые мази, и…

– Слушай, я должен тебе сказать…

– Не надо, – Снегурочка волшебная дотрагивается тонким пальцем до моих губ, словно запечатывая их ледяной печатью. – Я не хочу знать.

– А что ты хочешь? – я идиот. Сейчас бы бороду подергать, да в ледяную ванную свалиться. Господи, вопрос то задал какой тупорылый. Чего ты хочешь?

– Я хочу костюм спортивный, тапочки, белье нижнее, ну там трусы, бюстгальтер. Понимаю, что ты и так потратился на малышку, и что не имею права с тебя требовать… Я все отдам, когда… Вспомню. И прости меня. Ты очень настоящий и порядочный. И…

– Я хотел тебя поцеловать, – шепчу я, глядя в прозрачно-чистые глаза Снегурочки.

– А сейчас?

Глава 21

Тамара Леднева (Ларцева)

 
“Спи моя девочка,
Самая красивая,
Самая родная.
Пусть тебя снятся сны,
Сладкие и милые,
Чистые и светлые,
Моя дорогая”
 

Настенька спит, смешно подложив под щечку кулачок. Она счастливая, у нее все хорошо. Ей пока не нужно думать о том, что происходит в жизни. Все и так понятно. Ее любят, она сытая, и все-все вертится вокруг нее. Абсолютно все. Целая вселенная. Ее вселенная.

Жаль, что у взрослых все не так. Все сложно.

Мы с Вовкой делаем гирлянду из цветной бумаги и смотрим мультики. Тепло. Не хватает только Тима. Он уже три дня пропадает на работе. Уходит утром, дежурно чмокнув меня в щеку, возвращается вечером. Мы ужинаем. Обсуждаем какие-то глупости и идем спать. Каждый в свою комнату. Мы чужие. И тот поцелуй, который все же состоялся, не смог растопить тонну льда между нами. Мне даже кажется, что Тимофей и избегать меня стал еще больше именно после того короткого момента странного притяжения.

– Знаешь, а на окно было бы здорово повесить огоньки, – улыбаюсь я, глядя на сосредоточенного мальчишку, клеящего дурацкую бумажную цепочку. – Вон там.

– А у нас нету, – морщит нос Вовка. Сейчас он необыкновенно похож на отца, которого я, кажется, скоро тоже забуду, как и все остальное в моей жизни. – Папе скажем, он купит завтра.

– Вов, а давай сами сходим в магазин? И с Настенькой, заодно, погуляем. Санки возьмем. Я сто лет не каталась на санках, – предлагаю я. Вовка становится похожим на напуганного воробушка. Смотрит напряженно, словно раздумывая, что ему сейчас делать.

– Папе не понравится эта идея, – наконец выдыхает он. Кто бы сомневался. Его папе не нравится ни одна моя идея. Я уже два дня его прошу помочь мне спустить коляску во двор. Хочу хоть немного воздуха глотнуть. Увидеть небо. Снежинки попробовать на вкус. Мне кажется, что я пленница. Или принцесса, украденная драконом. Это даже не забота, а какая-то параноидальная идея у Тима держать меня как затворницу в башне. – Мама Снегурочка, давай папу дождемся все таки. И колясочка тяжелая, а тебе нельзя тяжести носить. И холодно. Простудим Настеньку. Ну их эти огоньки. Да у нас и денежек нет. А я это… Сейчас у тети Глаши спрошу, у нее точно есть гирлянды. Или… Точно, давай папе позвоним и он все купит.

– Вов, ты хоть раз мечтал просто небо увидеть? – милый мой мальчик. Он боится? Чего? Что я исчезну, растворюсь в воздухе? Этот взгляд его затравленный. Что же так сломало мальчика? – Я его не помню, представляешь? Мы не пойдем далеко. У подъезда погуляем. А коляску на лифте спустим. Я тебе обещаю, все будет хорошо. Ты мне веришь? А папа наш просто перестраховщик.

– Наш папа очень умный и сильный, – морщит лобик Вовка. – И он никогда просто так ничего не запрещает. Давай не пойдем, а?

– А он мне запретил гулять?

– Ладно. Только ненадолго. И Настюшке нужно будет надеть шапочку пуховую беленькую. Папа всегда ей надевает, когда на балконе гуляет. И под комбинезон носочки. Тетя Глаша связала очень тепленькие, и…

– Беги собираться, – перебиваю я самого заботливого мальчика на свете, подрагивая от странного нервного возбуждения. Будто я не на улицу с детьми иду, а отправляюсь в открытый космос без скафандра. Это чувство, захлестывающее меня, похоже на страх. – Все будет хорошо, – говорю сама себе, натягивая новый спортивный костюм, теплый и уютный, который принес мне Тим. Цвет подобрал он смешной, какой-то девчаче-розовый, а корона нарисованная на груди, аляповатая, но я от нее в восторге. На ноги надеваю угги, тоже розовые. Такое ощущение, что мой муж ограбил магазин для маленьких принцесс. А вот шубка… Она мне совсем не нравится. Слишком дорогая, тяжелый люкс, и пахнет слишком сладкими духами. Словно она не моя, а чужая. Настенька куксится недовольно, пока я навьючиваю на кучу вещей. И я уже жалею, что затеяла эту авантюру. Надо было послушаться Вовку. Надо было…

– Я готов. Мама Снегурочка, только ненадолго. Ладно. И у подъезда. Вот возьми, – протягивает мне мой мальчик смешные варежки. – Папа говорит у коляски ручка ледяная становится на морозе.

Ледяная. На улице все покрыто белым. Белые деревья, белая земля, белые фонарные столбы и лавочки. А небо темное, с позолотой звезд. Кажется слишком близким. Словно можно с него сорвать золотинку, если встать на цыпочки. Холодно страшно. Или я просто отвыкла уже в своей темнице от морозного воздуха. Вовка оглядывается по сторонам, как будто заядлый телохранитель. Напряжен и расстроен. Мальчик мой. Я и вправду дурная мать. Эгоистка, думающая только о том, чего хочу, а не о том. Что мой мальчик напуган, а моя дочь в коляске вот-вот разрыдается, потому что подошло время кормления.

“Я буду делать то, что хочу. Уясни. Я так привыкла, Руслан. И нашу дочь я назову так, как я решила. Потому что я… ”

Голос в моей голове, абсолютно точно, мой. Только интонации другие, властные и капризные. И кто такой этот… О, боже.

– Какого…? Вовка, ты то куда смотрел. Я сто раз тебе говорил об ответственности. Ей нельзя шляться по улицам одной. Там… Лена… – вздрагиваю, выпадаю в реальность. Смотрю на Тимофея, который зол, кажется, до безумия. Когда же он появился передо мной, и теперь нависает горой. Рычит, срываясь в хрип. – Ты…

– Не ругай сына, Тим, пожалуйста. Это я все… Тим, это я. Я вспомнила…

– Что? – я вижу в глазах мужа проблеск болезненного отчаяния. Или это страх? Да черт знает, что в них. Главное, что теперь я знаю, что я не заслуживаю этого мужчину и его прощения. И теперь понимаю, почему он не притрагивается ко мне и избегает. Я бы меня возненавидела. Еще больше, чем ненавижу себя сейчас, если это конечно возможно.

– Вовка, домой, – рычит Тимофей. Мальчик срывается с места, словно зайчонок напуганный. Исчезает в подъезде. А я смотрю на моего мужа, которого предала, и чувствую не страх, а горькое отчаяние. – Что ты вспомнила?

– Это ведь не твоя дочь. Тим, я… Эгоистичная сука. А ты у нас рыцарь в сверкающих доспехах? Девочку чужую принял, ухаживаешь за женой предательницей. И кто такой Руслан?

– Неожиданно. Вот только не понятно, ты меня сейчас похвалила или обсмеяла? Считаешь меня тряпкой? Или наоборот голову пеплом посыпаешь? Не стоит, все это бессмысленно. Потому что…

– Считаю тебя самым лучшим на свете. И я просто не хочу чтобы ты делал что-то, что тебе противно. Я я понимаю, что не заслуживаю… Скажи мне честно, Настя не твоя же. И Руслан этот… Он меня ведь бросил, да? Попользовался просто, а я дура. Я тебя предала, и Вовку бросила, и…

– И ты не моя, – шепчет Тимофей, разрывая мою душу в клочья. Слушай, это все очень странно и страшно Я давно должен был тебе сказать, кто ты на самом деле. И…

– А я сварила гуляш, – перебиваю я человека, который стал мне жизненно необходим за короткие несколько дней моей жизни без прошлого. Я точно знаю, что не хочу обратно. Не хочу помнить кем я была. – Пойдем домой. Настюшка скоро потребует еду. И Вовка…

– Я страшно устал, – шепчет великан, замерев словно статуя божества. И он не отталкивает меня, просто не шевелится, когда я прижимаюсь к нему всем телом. – Знаешь, ты права. Я не имею права тебе запрещать прогулки. Я вообще не имею на тебя права.

– Не надо. Не говори так. Тим, ты во всем прав. Я не должна была… Просто давай вместе погулять сходим. И в магазин. И Настеньку в поликлинику запишем. И… И я страшно хочу гирлянду цветную на окно. А еще, я тебя…

– Не нужно. Тебе просто кажется. Все кажется, Лена. И воспоминания замещенные и стокгольмский синдром. У тебя с головой беда. Ты все вспомнишь, уже начала, и тогда… Тогда ты мне скажешь совсем обратное. Что ненавидишь меня, наверняка.

– Такого не будет никогда, – я говорю искренне. Я говорю чистую правду. – Потому что ты… Бетмен.

– Ну ладно хоть не гоблин зеленый, – ухмыляется устало мой мужчина. Мой. И больше я никогда в жизни не совершу ошибки.

Глава 22

Тимофей Морозов

Утро пахнет кофе, ванильными булками и… Проблемами.

Я просыпаюсь от истеричного телефонного звонка, не сразу понимаю где нахожусь. Тело затекло так, что я чувствую себя деревянным человечком, так и не ставшим настоящим мальчиком. Проклятый диван. Выкину его сразу, как только эта Снегурочка вспомнит кто она есть на самом деле и растает, вместе с ароматами выпечки и кофе. Исчезнет навсегда, черт бы ее подрал, и мы с Вовкой снова…

– Степа если это не важно, например, если земля вертеться не перестала, я приеду и тебя убью, – рычу я в трубку. Башка болит страшно. Учитывая, что я не спал почти всю ночь, зол я как сто чертей. Настя орала не переставая. Колики у нее, газики. И я мотался по квартире, как зверь, но так и не зашел в супружескую спальню. Слушал детский рев и боялся. Боялся, черт бы меня подрал, что зайду и уже оттуда не выйду.

– Ленка твоя тут. Говорит, что если ты не появишься скоро, то поедет к вам домой, – возбужденно шипит в трубку мой друг-начальник. Этого мне еще не хватало. Будущая жена приедет и увидит дома фальшивую себя, фото которой неделю транслировали в каждом утюге. Вот уж будет шоу. Я забываю, что весь затек, подскакиваю на проклятом диване. Который, кстати. Ленка выпрашивала у меня полгода. Он ей нравился безумно. Настоящая Ленка, уродский диван.

– Задержи ее. Я еду, – рычу, натягивая на себя мятую домашнюю футболку, которую ночью скомкав бросил в кресло. Брюки нахожу в таком же состоянии, валяющимися на журнальном столе. Бросаю взгляд в зеркало. Красавчик, вот уж Ленок довольна будет. Похож на лешего, выползшего из норы за корочкой хлеба.

– Тим, я там булочки… – Снегурочка появляется в прихожей, смешная такая. Нос в муке. Втирает руки о кокетливый фартучек, украшенный рюшами. Женушку бы мою удар расшиб. Она то этот передничек приобретала для красоты. К кухне Ленка, настоящая Ленка, не приближалась на пушечный выстрел. Ели мы один фаст фуд да доставку. – А ты куда?

– На работу. Срочно, – она сникает сразу. И глаза гаснут. И у меня в душе что-то меняется. Чмокаю ее в мучной нос. Видимость настоящей семьи, настоящих чувств. Суррогат, который мне от чего-то так нравится. – Не грусти, я вернусь и пойдем гулять. Обещаю. И Вовку возьмем. И ледянки. Просто сейчас…

– Я все понимаю, – она вздыхает. Не верит ни одному моему слову. Она слишком умна и хороша для нашей с Вовчиком маленькой семьи. И она чужая, напоминаю я себе. – Ну булочку хоть возьми с собой и кофе, по дороге съешь. Хотя я против перехватов на бегу. Нельзя же без завтрака. И что за работа у тебя такая в праздники? Знаешь, Тим, надо мне с твоим начальником встретиться и объяснить ему, что существуют законы, КЗОТ в конце концов, и вообще…

– Не ворчи, – мне смешно. Правда, очень смешно. Эта женщина как бомба с часовым механизмом. Достаточно небольшой искры. И из нее, из-за пелены ее амнезии, постоянно проглядывает очень умная, очень капризная, богатая женщина. Это невозможно забыть. Это на уровне инстинктов. Это ее настоящая сущность. – Давай уже булочки свои. Я сейчас слюной захлебнусь.

– Звучит двусмысленно, – фыркает нахалка. Ну надо же. И вправду. Через минуту я получаю контейнер и термос. И… Поцелуй. В губы. О, мой, бог.

Выскакиваю из квартиры, как ошпаренный. Что-то выходит из-под контроля. И это совсем не гут. Точнее, это медленное движение к падению в бездну и катастрофе.

Я даже не замечаю, как доезжаю до офиса и вдруг понимаю, что совсем не хочу видеть жену. Бывшую жену. До оскомины. До отвращения. Она пришла сама, а это значит, что можно не ждать ничего хорошего.

Лифт, коридор темный, офис. Я бы не поехал, если бы в моей квартире не жила теперь Снегурочка.

– Тим, здравствуй, – короткий клевок в щеку. Губы у Ленки ледяные. Она что, их надула? И вся стала какая-то чужая. Другая. А я ведь думал, что не приду в себя, когда она сбежала. А теперь смотрю в чужое лицо и не вижу красоты, раньше Ленка мне казалась идеальной. Взгляд у нее хищный, и оскал искусственный. Вроде пытается улыбнуться, но… – Что у тебя там?

Только сейчас понимаю, что сжимаю в руке контейнер с проклятыми булками и термос с кофе.

– Степке завтрак принес. Чего надо? Ты же не просто так выдернула меня из дома в такую рань. Кстати, ты же раньше двенадцати обычно не просыпаешься. Что-то случилось с твоим полканом? Или у тебя биоритмы сместились?

– Ездила на осмотр. Ребенок развивается нормально. Анализы сдала, – буднично рассказывает жена. Бывшая жена. Мне неинтересно. Иду к Степану, скрывшемуся за монитором своего любимого компа. Ставлю перед ним угощение. Если его не покормить, он покроется мхом и порастет коростой.

– Ты зачем пришла. Лена? – устало спрашиваю я, стараясь не смотреть на чужую женщину. Как то так вышло, что вот именно сейчас я остро чувствую, что все таки стала. И виновата в этом мама Снегурочка, прочно обосновавшаяся в моем доме и в моем разуме.

– Мы уезжаем, Тим. И я хочу забрать Вовку.

– Что? – мне кажется, что из меня весь воздух она вышибла. Удар такой сокрушительный, что я едва на ногах удерживаюсь. – А что? Мать ему нужна. Ты же олух, и отцом все время никудышным был. А мы с Петром поговорили и решили, что мальчик поедет с нами. Ты сможешь с ним видеться, и алименты… Ну и квартиру сразу нам больше дадут. Петр узнавал. Должность у него будет высокая в штабе. И…

– Лена, услышь себя, умоляю. Он же не нужен ни тебе, ни ухарю твоему. Лена, послушай… Я не отдам тебе сына. Он ведь несчастным будет. Пожалуйста.

– Ну, вообще-то любой суд присудит мне опеку над сыном. Матери всегда в приоритете. Но мы можем обсуждать.

– Что? – она права. И я схожу с ума от ее правоты. – Что ты хочешь?

– Ну, переезд дело хлопотное. И ребенку нужно многое. И…

Я чувствую, как мое горло рвет истеричный смех. Боже. Это какой-то абсурдный дурдом.

– Десть миллионов. И я напишу отказную. Только мне деньги нужны срочно. Через три дня.

– Ты продаешь сына? – я все еще не могу поверить в абсурдность ситуации. Ожидал от этой ледяной стервы чего угодно. Шантажа, угроз, судов. Готовился бороться с ней за Вовку. Но такого…

– Просто иду навстречу тебе. Ты же его не хочешь отдавать. А эти суды в моем положении…

Степа кашляет где-то в пространстве. И слава богу. А то бы я уже подумал, что мне снится кошмарный сон.

– Лена, у меня нет таких денег. И за три дня я не найду их. Дай мне, хотя бы времени больше.

– Пять, Морозов, – Ленка идет к двери как королева. А я смотрю в ее спину и пытаюсь понять, как я мог жить под одним потолком с этой ледяной бабой. И она совсем не красавица, как мне казалось раньше. Алчная лживая сука, у которой нет ничего святого. Вовка, мой бедный ребенок. Если он узнает, что мать родная его продала. Боже.

– Тим, я могу продать тачку. Но это не быстро. Кинем клич по знакомым. Хоть сколько-то соберем. В долг возьмем. Слышишь? – Степка рядом как-то оказался. Держит меня за плечо. Хорошо, что он тут. Я контужено смотрю на друга. Деньги. Для меня большие деньги. Не неподъемные, конечно. У меня машина есть, дача. Можно все продать. Но… Пять дней.

– Спасибо, Степ, – растеряно хриплю я. Оглушено. Пять дней.

– Слушай, у тебя же Леднева дома. Может, сходи к мужу ее. Для него десять лямов тьфу.

– Степа, что ты несешь? Ты нормальный. Эти девочки… Они в беде. И прячу я их именно от убийцы мужа, – я рычу, борясь с желанием вмазать очкастому другу по его слишком умной морде. Но… Зерно сомнения уже он заронил. Степан ведь прав. Я могу потерять сына, он все, что у меня есть. А кто мне они? Лишние проблемы и головная боль. Снегурочка ведь вспомнит кто она, рано или поздно, заберет малышку и уйдет в свой мир, а я потеряю Вовку. И это меня просто убьет. Как и тот выбор, что сейчас мне выкручивает душу.

– Тим, это же шанс. И потом, ты ведь Вовке поверил, что про убийство он слышал. Ну он ребенок, мог напридумывать. А это реальная возможность…

– Нет, Степа… Хотя. Знаешь что? Да пошел ты.

Иду к двери. Офис концерна Леднева недалеко. В голове ужасная каша. Я бреду по тротуару, и кажется умираю. По крайней мере разваливаюсь на части точно. Разделяюсь на зло и добро, как в страшном фильме. И это ужасно. Все, что я вбивал в голову моего сына, что надо быть честным и благородным, что нужно помогать нуждающимся, защищать слабых. Все это сейчас летит в бездны ада. И то. Что я пытаюсь эгоистично спасти мою жизнь, взамен двух чужих… Но Степан прав, это единственная возможность. Только вот смогу ли я ее использовать.

Останавливаюсь перед стеклянными дверями высоченного офисного здания. Нужно сделать всего лишь шаг. Один единственный… Но я не могу. Я не-мо-гу. Эти девочки, большая и маленькая, проросли в мою душу. И Вовка меня не простит никогда, если я их продам так же, как Ленка мне продает его.

Передо мной тормозит невзрачная черная иномарка. Я смотрю, как опускается тонированное стекло и немею от ужаса.

– Тимофей, садитесь в машину, – крючконосый бандит, Чип кажется, смотрит на меня пустым непроглядным взглядом. Держит рук за пазухой. Влип, очкарик. Ну, предположим, вырубить его я смогу, не знаю, правда, что делать потом. Он меня знает? А это значит… Твою мать, какой же я идиот. Я идиот. Ну что ж, Ленка получит сына, мертвому мне точно никто его не оставит. – И без глупостей давайте. Нет, не назад. Садитесь рядом, я должен вас видеть.