Текст книги "Фальшивый муж для мамы Снегурочки"

Глава 23

Руслан Ларцев – владелец концерна ЛЕД.

Как же все удачно сложилось.

Руслан наполнил бокал односолодовым, откинулся на спинку своего трона. Надо все сменить в этом проклятом поднебесном кабинете. Из панорамных окон которого как на ладони весь мегаполис. Вытравить даже запах его старого владельца. Секретаршу сменить и дать Даринке пинка под ее крепкий зад. Найти себе бабу подобающую статусу.

Нужно просто уже принять, что он теперь почти бог. Только вот тревога не отпускает, так и выкручивает душу. Слишком уж гладко все. Слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Руслан залпом осушил хрустальны бокал, ослабил галстучный узел, прежде чем звонок селектора заставил его наконец спуститься с небес на землю.

– К вам Чип, господин Ларцев, – прощебетал динамик голосом секретарши. Щека неприятно дернулась и заныла. Аж зубы заломило от предчувствия чего-то неминуемого.

– Впусти, – рявкнул новый хозяин концерна. Дверь открылась сразу. Решала не ждал приглашения никогда. И никогда не стучал.

– Осваиваешься? – хмыкнул Чип. Как показалось Русу издевательски и покровительственно. – Привыкаешь, значит. Это прекрасно, дорогой партнер. Неясно только, когда ты собираешься по долгам платить. Я выполнил свою часть сделки. Твоя жена похоронена, в могиле для неизвестных. Парадокс, правда? Тамара Леднева, дочь великого и ужасного, зарыли как Жучку дворовую.

– Чего ты хочешь? – поморщился Руслан. Ему концерт надоел, и голова отдалась болью.

– Должок, друг мой. Я хочу получить полный расчет, – оскалился решала. – А то что? – взгляд Руса стал непроглядным. Словно у демона из сериала, налился чернотой. – Что ты сделаешь? Чип, кто ты, а кто я теперь. Ты же понимаешь, что я могу тебя до земли согнуть. Вот прямо сейчас вызову безопасников, и пукалка твоя не поможет.

– Прекрасно. Отлично. Примерно этого я и ожидал. Ты стал взрослым. Маугли, – коротко хохотнул решала. Руслану стало до ужаса жутко. Показалось, что вот прямо сейчас над его головой зависла гильотина, готовая вот-вот сорваться. – Но, тебе все же придется со мной дружить. Я подстраховался. И в случае моей случайной кончины, все твое грязное белье вывалится наружу. Сразу, поверь. И знаешь, убийцам жены ведь наследство ее не светит. Это отягчающие обстоятельства. И крысам тоже ничего не достается, ты это учти, дорогой.

Руслан вздрогнул. Чип явно намекал на то, что, казалось, было погребено под хитрыми схемами. Неужели и тесть все знал? Знал, что он выводил огромные суммы, принадлежащие концерну в офшоры, заключал сомнительные сделки с подставными компаниями. По-русски говоря грабил хозяина, кормившего его с руки.

– Ну, ты же понял? – хмыкнул Чип и размеренно пошел к выходу. Не оглядываясь. У двери остановился, и так же глядя вперед, сказал тихо. – Жду твоего решения. Неделя у тебя.

Неделя. А что потом? Русу даже думать об этом не хотелось.

Он проводил взглядом высокую костлявую фигуру и чуть не взвыл от яростного бессилия.

Все, что казалось почти свершившимся, опасно накренилось и грозило погрести его под обломками чертовой империи Леднева. Этот старый хрыч даже после смерти не оставлял его в покое. Если члены совета директоров узнают о махинациях, это будет крах всего. ВСЕГО.

– Сука, – прорычал Ларцев, и с силой запустил бутылку дорогого пойла в дверь, за которой мгновение назад скрылась ходячая бомба с часовым механизмом. Нажал на кнопку селектора.

– Уборщицу мне пришли, – рявкнул Рус секретарше. Надо расслабиться. Срочно. Отвлечься, а после, на холодную голову, принять решение. – И машину вели подать ко входу. Охрану усилить.

Тамара Леднева (Ларцева)

– Тим, я не понимаю, к чему такая срочность? То на улицу тебя не вытащить было, а то прямо бегом бежать надо, как на пожар.

Я смотрю на мужа, который сегодня совсем не спокоен. Обычно он похож на скалу, которая способна разбить все проблемы собой. А сейчас…

– Ты же мечтала о прогулке семейной, что изменилось? – приподнимает он бровь, и тут же возвращается к экипировке коляски. Сумку набил так, будто мы не на часок идем в парк, а уезжаем на неделю на северный полюс.

– Что случилось, может скажешь? – вздыхаю я, прижимая к груди наполовину одетую Настюшку.

– Девочка вспотеет, потом на улице ее прихватит холодом. Вот и все.

Ну конечно, он просто заботливый… Не знаю кто. Не отец. Не отчим. Мужик, который принял чужого ребенка от собственной жены как называется? Благородный идальго? Черт, как же все непонятно.

– Папа, ты забыл термос, – появляется из кухни Вовка, одетый в болоньевые штанишки на помочах и смешной свитер, украшенный снеговичками. И меня отпускает странная иррациональная тревога, при виде моего мальчика. – И рукавички Снегурочкины. А куда мы пойдем? А там горка будет? А ледянки обе брать. Твою и мою? А маме Снегурочке дадим прокатиться? Весело будет.

– Куда уж веселее. – бубнит мой бородатый великан, раскладывая на диване Настюшкин мешок-комбинезон. – Кстати, дорогая, я заказал свидетельство о рождении малышки. Завтра готово будет. Надо поставить ее на учет в поликлинику. Я записал ее на свое имя, ты не против?

Я? Не против? Я не знаю, честно это или нет. Я вообще словно между небом и землей болтаюсь. Не знаю даже кто отец моей дочери. Настоящий отец. Но ведь если он до сих пор не объявился, значит мы ему не нужны?

– Тим, ты хорошо подумал? – шепчу, сбиваясь на сиплый свист. Что-то неправильное происходит, на уровне дремлющих моих воспоминаний. Моя дочь… – Это с твоей стороны… Послушай. Я не имею права…

– Она Анастасия Тимофеевна Морозова, Лена. Прости. Так надо.

– Кому надо?

– Всем, Лена. Нам всем. Тебе, малышке, мне, Вовке. Ты сменишь ей имя, когда вспомнишь все. Но пока, эта мера вынужденная.

Я ничего не понимаю, просто чувствую, как меня накрывает волна тяжелого раскаяния и благодарности к этому мужчине. Я была дурой, что предала его. Больше такой ошибки я не совершу никогда. Хотя, говорить никогда нельзя никогда. Сердце сжимается. Словно от предчувствия беды. Но я гоню прочь страх. Моя дочь будет счастливой. Мы все будем. Даже если ради этого мне придется навсегда забыть прошлое.

– Я никогда так не поступлю, – шепчу я. Тим берет малышку из моих рук, и она тут же перестает кряхтеть, замолкает, чувствуя присутствие своего бородатого ангела няня.

– Поживем, увидим, – хмыкает великан, с величайшими предосторожностями, запаковывающий крошечную девочку в меховой комбинезон. – Одевайся быстрее. У нас куча дел. Мы с Вовкой вынесем коляску на улицу, пока малышка не вспотела.

– Тим, скажи честно, что случилось сегодня?

– Честно?

– Да.

– Папа, я готов, – перебивает нас Вовка, радостный, разрумянившийся, затянутый шарфом до самых глаз. В его ручках две разноцветные ледянки, а в глазах океан радости.

– Идите уж, а то вспотеете, – я смеюсь, тут же забыв обор всех о сомнениях. Не тот человек Тим, чтобы врать.

– Все будет хорошо, – шепчет мне мой муж. МОЙ муж. – Одевайся теплее. Не хватало еще грудь застудить. И…

Он вдруг притягивает меня к себе. Находит губами мои губы. И чувствую себя свободной от страхов. Боли и всего дурного. Что можетбыть в этом мире.

– Я тебе верю, – счастливо шепчу я. – Слышишь?

Он молча разжимает объятия, молча кладет в коляску Настеньку.

– Папа все таки снова станет папой. А я говорил, что тебя найду, – хихикает тихонько Вовка. Интересно, что означают его слова? Так. Надо найти пуховый платок, чтобы укутать грудь.

Я открываю шкаф, встаю на цыпочки, дергаю кончик пуховой шали, засунутой на самую верхотуру. Что-то похожее на осенние листья веером разлетается по полу. На фото мой Тим и… Чужая женщина. И они счастливы, судя по взглядам. Женщина красивая, но ледяная. Это видно даже на снимках. Если я Снегурочка. Она снежная королева. Сердце ломает ребра. Я вспомнила. Я убегала от мужчины, который меня предал. Это не я предательница, это… Но ведь это же невозможно.

– Ма, ты чего так… – влетает в прихожую Вовка. Я как раз успеваю собрать и запихать на место все мерзкие доказательства неверности человека, которому я поверила, наверняка, снова. – Долго? Что там у тебя? Ты плачешь? Или таешь?

– Ничего, милый. Я почти готова, – улыбаюсь через силу. Я таю. Исчезаю. Пропадаю. Я должна вспомнить. Должна.

Глава 24

– Дороговато вышло, но я решил вопрос, – Чип сделал глоток кофе и блаженно прищурился, включил громкую связь. Вип кабинет дорогого ресторана всегда отличался прекрасной шумоизоляцией. Тут можно говорить без страха быть подслушанным.

– А ты уверен, что Тамара и малышка с этим мужиком в безопасности будут? Он не какой-то придурок с кривой башней, я надеюсь.

– Это лучший вариант в данной ситуации. Башня там, конечно кривовата. Честный слишком и благородный. Нынче редкие качества и не скажу, что очень умные. Но стоит башня крепче чем у многих. Я думал сначала сдать Тому в дорогую клинику. Девочке найти няню. Но это куча посредников. Персонал не проверишь досконально, слишком мало времени. Кто-нибудь да откроет рот. Всегда ведь кто-то может предложить цену выше. А запереть женщину с ребенком в каком нибудь доме… Короче, дети имеют обыкновение болеть, у женщин после родов случаются проблемы. А это опять лишние звенья. Тем более, что фото госпожи Ларцевой из каждого утюга лезли. Здесь же все звезды сошлись, – хмыкнул решала.

– Да, но посторонний мужик. Где гарантия, что он не скурвится и не продаст Руслану девочек.

– Не продаст. Проверено. И не притронется пальцем. Ему есть что терять. И есть возможность его контролировать. Слабости есть у всех, даже у таких, как Тимофей Морозов. Он и на наши условия пошел, потому что это решит его проблемы. Ну и я не позволю случиться чему-то вне плана. Глаз не спущу. В офисе фирмы, в квартире, в тачке, в кабинете доктора стоит прослушка. Мои люди его ведут день и ночь. Нет, все будет нормально.

– А если случайно кто-то из знакомых…

– Это абсолютно исключено. Разные миры. В этом весь цимес. Даже если кто-то и узнает Тамару по фото, подумают, что ошиблись. Не может наследница миллиардного состояния же ходить в нищебродскую поликлинику, например, в тряпках за три копейки. Да и магазины масс Маркет такие как она стороной обходят. Ну не в Пятерочке же воскреснуть Тамаре Алексевне? А людей мало ли похожих, – хохотнул Чип. – Официально Тамара мертва. Наследников кроме Руслана не осталось. Дадим ему время свыкнуться с этой восхитительной мыслью. Кстати, тот труп невостребованный, который я в морге купил, пришлось уничтожить. Так что…

– без проблем. Я позвоню своему человек. Ты не бурундук, спешащий на помощь, Чип. Хитрый лис, подумываю тебя в штат взять, – смех собеседника решалу порадовал. Все идет как надо. Совсем скоро он сможет позволить себе отойти от дел и исполнить старую мечту. Купить домик на берегу океана и просто ловить рыбу сутра до вечера, ни о чем не думая. – В расходах не стесняйся. И еще… Головой отвечаешь за Тамару и малышку.

– Приятно, конечно. Но я думаю после этой работы от дел отойти. Кстати, малышку Настей назвали. Документы выписываю на имя Морозовой Анастасии Тимофеевны. Временно. Потом она станет…

– Ладно, конец связи, – буркнула трубка и говорящий сбросил звонок.

Чип допил свой кофе, бросил на стол деньги и пошел на выход. Еще совсем немного. А пока…

Азарт прекрасное чувство. Но иногда нужно расслабляться. Тем более, что все идет как по маслу.

Тимофей Морозов

– Что-то случилось? – Снегурочка какая-то не такая. Растерянно смотрит на меня, холодно. А ведь я ее продал, дорого и предательски и сам себя за это презираю. Но… У меня был выбор. Очень тяжелый выбор, неподъемный. – Лена, ты же хотела прогулку. Что опять не так?

– Все так, Тим. Просто…

– Тебе нехорошо? – у нее взгляд больной. Затравленный взгляд. Словно она тайну мою узнала. Или вспомнила…

– Просто с непривычки, – вымученно улыбается Снегурочка. – Ты иди к Вовке, а я за Настенькой присмотрю. Нельзя же веселье портить, только потому, что я такая глупая.

– Он хотел, чтобы ты с ним покаталась. Если, конечно, ты себя нормально чувствуешь.

Кончик носа у нее покраснел, и щеки, чуть округлившиеся за те дни, что она живет в моем доме. Красивая. Она красивая, когда настоящая. Когда не ледяная королева с фото до. Хотя, наверное, именно там она настоящая.

– Ма, смотри как классно, – кричит Вовка. Разбудит малышку и будем мы нестись галопом до дома, с орущей девочкой. У которой голос, как у трубы иерихонской.

– Ма? Не Снегурочка? – в глазах фальшивой Лены зажигаются звезды. – Давай сюда ледянку, отец, раз ма, – шепчут обветренные губы. Сын, наконец-то назвал меня ма. Есть повод отметить это событие торжественным кувырканием с горы. Слушай, я когда-нибудь каталась на ледянках? Страшно хочу, просто до ужаса. Странно. Тим…

– Лена, только аккуратнее, – она такая хрупкая. Словно снежинка. Смешно взбирается на горку, неуклюже неумело. Эта женщина создана, чтобы блистать, а не лазить по заснеженным грязным буеракам спального квартала с дурацкой пластиковой ледянкой. Наверняка она никогда в жизни не делала этого раньше.

– А ты что, боишься за меня? – она стоит на небольшом взгорке, довольная, машет проклятой пластмаской. Точно разбудят эти двое девочку. – Смотри. Тим, я высоко. Почти у неба. И мы с Вовкой можем потрогать звезды. Жаль, что ты не можешь с нами.

Мне нервно. Нет, я не боюсь угроз Чипа, что если с ней что-то случится, то я без башки останусь. Я боюсь, что она не из этого мира, и что… Что я сам себя не прощу, если с ней что-то произойдет.

– Аааааа, – несется радостный вопль прямо над моей головой. Малышка в коляске начинает просыпаться. Вот ведь…

– Папа, зырь, – кричит Вовка восторженно, а я вдруг понимаю, что он счастлив. Наверное впервые настолько, в своей маленькой жизни. Лена никогда не гуляла с ним, и уж тем более не радовала вот так, как эта чужая женщина которую он от чего-то произвел в мамы. Они вдвоем кубарем летят с горы, как два цветастых шара. И мне тоже становится легко и весело.

Я ее продал, черт меня подери. Точнее я продал свою душу. Не очень дорого. За двенадцать миллионов деревянных. Но… Демон Чип был очень убедителен. А еще я подумал, что смогу защитить Снегурочку и малышку только если буду с ними рядом.

“Это мир больших денег. Тимофей, и в нем свои законы. Игры взрослых мальчиков” – сказал бандит.

Но играть жизнями людей, беззащитных и потерявших память…

Этого я не смогу понять никогда.

Достаю телефон, набираю номер жены. Бывшей жены. Она берет трубку почти сразу.

– Алло, – капризный голос, в котором сквозят нотки нетерпения.

– Завтра у адвоката. В девять. Деньги получишь сразу, как только напишешь официальный отказ. И еще, мне не нужны алименты. Просто исчезни из Вовкиной жизни.

– Тим, но он же мой сын. И вообще…

– Только на этих условиях, – рычу я. А я ведь сомневался, что поступаю правильно. Зря. Или она передумала? Может не совсем моя бывшая жена дрянь? Может…

– Ну хорошо. Только не в девять. Давай хотя бы часов в двенадцать, – в этом она вся. Комфорт только для нее. Все только для нее.

Я все сделал правильно.

Мерзко и противно. Я продал Снегурочку, но купил сына. Во что моя жизнь превратилась? В дурдом, блин.

– Папа, – Вовка скатывается мне прямо под ноги, барахтается на снегу, рядом с раскрасневшейся, разрумянившейся Снегурочкой, которая лежит на спине, смотрит в звездное небо и улыбается.

– Лена, а ну вставай скорее. Не хватало еще грудь застудить. Вот только болела. И нам домой пора. Настю мыть нужно и…

– Тим, ложись рядом? – требовательно приказывает Тамара. Она другая. Она. – Не ляжешь, я тебя…

Она с хохотом хватает меня за ногу, и я не удержав равновесия валюсь в чертов снег.

– Что ты творишь? Хулиганка. Прекращай, – не могу сдержаться. Так не бывает. Так не должно быть. Я с детства не чувствовал такой беззаботности, хотя проблем у меня воз и маленькая тележка. Барахтаюсь в снегу как мальчишка, уворачиваясь от рук Снегурочки, которая кажется становится простой женщиной, огненной и настоящей.

– Ура! – кричит Вовка, и бросается в самую гущу событий.

– Аааааа! – несется из коляски недовольны рев.

– Там звезды. Морозов. И знаешь, я подумала, если нам добрый волшебник дал возможность все с чистого листа начать, нужно…

– Хорошо, – я целую ее в кончик ледяного носа. – Мы попробуем. Но сначала ты должна все вспомнить. Это обязательное условие. Так честно будет. А потом, если ты решишь…

– Ух ты, – шепчет Вовка. – Я это, пойду Настеньку покачаю, пока вы тут…

– А если я уже все решила?

Глава 25

Тамара Леднева (Ларцева)

– А папа говорит, что если человек сам в свои враки верит, то это можно простить. А если он говорит неправду намерено, то он плохой, и дружить с таким нельзя.

Мы идем по улице. Я толкаю коляску. Настенька спит, нижняя корзина нагружена продуктами из ближайшего супермаркета, Вовка идет рядом, одетый в смешной комбинезон и философствует. Мне хорошо. Невероятно хорошо.

– Вов. Но ведь ложь тоже бывает разная? – говорю я бездумно, втягивая носом морозный кристальный воздух. – Наш папа никогда не врет?

– Иногда врет, но он не специально это делает. И для того, чтобы всем хорошо было.

– Это называется ложь во спасение, Вовка, – выдыхаю я. Вот только во спасение кого обманывает Тим? Та женщина с фото не идет у меня из головы. И черная ревность, которую я загнала в самые глубины своей души снова всколыхивается, как мерзкая медуза. А имею ли я право его ревновать? Может он просто нашел мне замену, когда я его предала. Или…

Но фото старые. И на них он немного другой. Чуть моложе. Немного больше в его глазах света, с которым он смотрит на чужую женщину. На меня он не смотрит так никогда. Не притрагивается ко мне, старается избегать, словно прокаженную, я же вижу.

– Это все равно ложь, – шепчу я, не для Вовки, для себя. Но он все равно слышит.

– А если папа спасает кого то, чтобы его не убили? Ну вот это же тоже во спасение, да?

– Что? Вов, ты откуда взял такую глупость? Так не бывает.

Мальчик молчит, взгляд отводит. Надо же. Фантазер. Или Тим работает совсем не программистом? Агент ноль ноль семь в свитере растянутом и громадном шарфе. Смешно. Я даже улыбаюсь от своих мыслей.

– Бывает, – притопывает ножкой мой сын. Аж кончик носа у него покраснел. Сердится. – Пап у нас храбрый и сильный. И вообще…

– Конечно, и самый лучший на свете, – треплю Вовку за помпон на шапке, и он оттаивает. А теперь домой пошли скорее. Ты замерз.

– И ничего не замерз. Я как папа. И я… Мама… – мой малыш смотрит куда-то мне за спину, и взгляд у него теперь растерянный и жалостливый и напуганный одновременно. Тянет меня за руку. – Пошли скорее, я замерз правда. А про бандитов я в кино просто зырил. Мама Снегурочка, пойдем, а? Там скоро новая серия. А нам еще колясочку надо занести. И Настеньку. И продуктов мы накупили. И мне очень чаю хочется. Ты же мне сделаешь чаек тот вкусный?

Нужно обратить внимание, на то, что смотрит мой сын. Надо же, бандиты, убийцы. Не для его возраста зрелище. Да что с ним такое? Я хочу оглянуться назад, посмотреть, что же такое увидел Вовка. Но он словно обезумел. Не позволяет мне отвести от себя взгляд ни на секунду. И Настюшке, видимо, передается возбуждение брата. Она начинает кряхтеть и возиться.

– Конечно пойдем. Только Насте соску дам. Вов, успокойся, ну чего ты? А чай то мы не купили. Надо вернуться.

– Нет. Лучше какао. Какао у нас же есть? А Настя сейчас заревет.

– Вова, что происходит? – я впервые вижу сына таким дёргано нервным. Словно подменили всегда жизнерадостного ребенка. И взгляд глазок его сейчас бегающий и тусклый. Словно больно ему, но не физически. Не может таких глазок быть у детей. Не должно. Я готова порвать любого сейчас, кто делает его таким напуганным. Склоняюсь к сыну, беру его за плечи, смотрю прямо в глаза. Он успокаивается. Расслабляется. – Там кто-то, кого ты боишься? Или тебя кто-то обидел?

– Нет. Там… Мама…

Я все таки оглядываюсь, но не вижу никого. Только дверь в недорогое кафе успеваю заметить закрывающуюся, да лоскут дешевого меха. Значит это была женщина. Шуба на ней длинная, но бюджетная. Интересно, откуда я это знаю? Странные познания. Я разбираюсь в мехах?

– Пойдем домой. Какао с зефирками? – улыбаюсь через силу. Мой мальчик наверное просто снова что-то напридумывал. У него слишком богатая фантазия. Может быть стоит проконсультироваться с детским психологом? Беру его за руку, толкаю коляску и…

Тим. Он идет к тому самому кафе, воротник поднял, шарфом закутался почти до бровей. И я его не вижу толком. Но знаю, что это он. Несет в руке пакет небольшой, похожий на кирпич перемотанный скотчем. Я такие видела. Там деньги, наверняка.

– С зефирками. Мам, ну пошли. Идем.

– В кафе попьем какао, – бездумно говорю я, разворачивая коляску. – И чай там есть точно. И мороженое. Хочешь мороженое?

– Холодно. Я хочу домой. – в голосе моего сына слышу истеричные нотки. Он знает… Он…

– Вов, та женщина… Твой папа и она… Он ее любит? – зачем? Какая я дура? Зачем я впутываю маленького мальчика в эту грязь? Но он знает, а значит Тим не скрывал от него свою любовницу. А я?.. Ну да, мой муж очень порядочный. Ну как же можно бросить сумасшедшую жену?

– Мой папа любит тебя. Но еще пока сам не понял. А та женщина, она…

Ложь во спасение. Я смотрю на малыша, которого заставляю врать, и сердце в груди кувыркается, словно раненая синица. Больно. И ревность дурацкая… Я ведь не помню этого мужчину, с чего решила, что должна его ревновать? С чего решила, что он до сих пор мой? Да и был ли когда-то? У меня есть дети, и они самое важное в моей жизни.

– Пойдем домой, родной, – выдыхаю я, с облачком пара. Снова разворачиваю коляску. Теперь в сторону дома. – Напечем рогаликов. Сделаем какао.

– Не получается любить того, кто тебя не любит. Можно скучать по тому человеку, и ждать долго-долго. А потом… А потом все изменяется, понимаешь? – в глазенках Вовки слезы. И виновата в них я. Это ведь про меня он сейчас говорит. Я не имею права на вопросы. Потому что предала то их я. – А мы тебя с папой ждали, и ты появилась. И Настенька. И папа немного боялся. Но теперь он снова папа. А ты мама Сне… Нет, ты просто мама.

– Вов, ты философ.

– Я мальчик. Обычный. И я тебя очень люблю. И тебя, и Настеньку, и папу… Но ты же все вспомнишь рано или поздно. И я боюсь, что тоже меня бросишь.

– Почему тоже? Вова, кто тебя бросил? Я? Тебя и папу? Ты боишься, что я снова…

Он молчит. Идет рядом молча, сопит, шмыгает носом. Едва сдерживает предательские слезинки. Я останавливаюсь уже у самого подъезда, приседаю перед ним на корточки.

– Я никогда тебя не брошу. Больше никогда. Слышишь?

– Да, – кивает малыш.

– Веришь?

Он молчит. ОН МОЛЧИТ.

– Я чуть с ума не сошел. Где вас носит? – встревоженный бас Тима звучит словно выстрел. Вздрагиваю. Может я ошиблась? Может там не он был? Может, может, может. Слишком уж быстро он закончил свое свидание. Интересно, как прошло? Мне хочется рвать и метать, но я понимаю, насколько это бессмысленно. Хочется с пристрастием допросить этого обманщика. А еще мне хочется понять, как же мы допустили такое. Как позволили себе сломать мальчика. Ради чего? Или кого?

– Мы ходили в магазин, – я говорю ровно. Незачем пугать детей еще сильнее. В голосе моем сталь, я сама слышу, как звенит она в пустоте двора. – Я купила твои любимые батончики. И… Где ты был, Тим?

– На работе, – он не ведет бровью даже. И я чувствую, как поднимается ярость в моей душе. Как он допустил то, что наш сын несчастен? И зачем эта чертова ложь? Нет в ней спасения.

– С каких пор ты работаешь в дешевой забегаловке?