Текст книги "В мире нет места для меня. Искренняя история борьбы за себя"

Дело в том, что во время еды мы смотрели футбол. На меня никто не обращал внимания, и я могла сколько хочешь морщиться и ковырять вилкой это резиновое тесто. Ели мы приборами. В столовой народа собралось довольно много, однако напротив меня никто не сел.

И все равно – зря к пациентам во время еды подсаживают кого-нибудь из медперсонала. Ощущения те еще!

Когда рядом двое медработников, это терпимо, потому что тогда они хоть друг дружку разговорами развлекают. Но сегодня я весь вечер просидела наедине с одной медсестрой. Я чувствовала себя невежливой и невоспитанной, и как же мне было неловко сидеть там и смотреть на нее. У меня не получается одновременно есть и говорить. Так что выбрать – не сделать того, что должна, или вести себя по-хамски?

И да, я прекрасно понимаю, что иногда достаточно одного сотрудника. Ресурсы надо распределять правильно. Это все понятно, и я полностью согласна. Но от этого не проще.

Воскресенье, 21 октября 2007 года

Начался день отвратительно. Я пришла в столовую, села за стол и заметила, что хлеб сегодня не тот, к которому я привыкла. Ем – и прямо на бутерброд слезы капают. Смешно, да. Но вроде справилась.

Когда же уже исчезнет это чувство, будто меня растянули на какой-то хреновой дыбе, а голову сунули в тиски?

Прошу прощения, что ругаюсь.

Другие девушки такие молодцы! Едят и болтают, и все это так непринужденно. Ощущаю себя неудачницей.

Понедельник, 22 октября 2007 года

Получила письменный отзыв от медсестры. Они читают наши дневники и иногда оставляют комментарии. Я словно издаю собственную интернет-газету с полем для комментариев, только читают мою газету единицы.

«Читая твой дневник, я узнаю много важного. Твою честность я высоко ценю. Когда я читаю, то мне кажется, что ты очень строга с собой. И все три „желания“ ты, по-моему, вполне можешь осуществить, но все же, Ингеборг, почему исполнить одно или два из трех недостаточно? На мой взгляд (а со мной наверняка согласятся многие), ты большая молодец. Ты не просто хорошо справляешься! Так держать!:-)»

Вторник, 23 октября 2007 года

Когда я так устаю, что тело ломит, а в глазах режет и при этом я наконец чувствую, как засыпаю, то внезапно вздрагиваю. Будто от удара. Снова и снова, и так всю ночь.

Я словно сама себя бужу. Нарочно себя изматываю. Словно некая часть меня отвергает все новое, незнакомое и пугающее, протестует так сильно, что это похоже на саботаж. Я лишена способности многое контролировать. Я не выбираю еду, не придумываю тренировки, не решаю, кто будет находиться вокруг меня и что мне делать. Я даже собственную дверь запереть не могу. Может, я компенсирую за счет того, что пытаюсь контролировать еще что-то?

И это уже не в первый раз. А симптомы бывают до смешного непостоянные. Когда я не могу заниматься спортом, то и не ем. А если не есть невозможно, то я моюсь и стираю. Если же и стирать не получается, я принимаюсь считать. Симптомы – как бутылки в баре. Глотай из любой – все равно опьянеешь.

Четверг, 25 октября 2007 года

Завтрак получился сложный, а перед ним мы разговаривали с врачом, и от этого разговора я не успокоилась, а, наоборот, разволновалась. Мы собирались поговорить про завтрак, а вместо этого обсуждали таблетки.

Беседа – или как уж такие разговоры называются – была о лекарствах. Врач решил включить в курс лечения снотворное. Я против лекарств, и это мне уже до смерти надоело повторять. По отношению ко мне это неуважение, и к тому же я лишний раз переживаю. Ну честно. Мне. Не. Нужны. Лекарства. Неужели так сложно понять?

Обед прошел еще хуже. Я все никак не могла успокоиться. И стакан у меня был пустой. Снова. Пришлось просить. Просить взрослого человека оторваться от еды, подняться из-за стола, подойти ко мне – а я, как дура, стояла, опустив руки, возле пакетов с молоком – и налить мне в стакан молока. Даже трехлетним детям разрешается наливать себе молоко. Пациентам же полагается стоять и смотреть.

Если бы стыд был лекарством, я бы уже вылечилась.

Пятница, 26 октября 2007 года

Вот это ужин! Картошка (опасность, опасность!), соус – а я как вижу его, так меня сразу тянет заорать, и бекон – комковатый и сухой. Увидев всю это лишнюю, и ненужную, и дурацкую еду, я чуть в обморок не упала. И уже решила было вообще послать все куда подальше. Но тут кое-что случилось.

На миг я подняла взгляд и встретилась глазами с другой пациенткой. Наверное, я выглядела так же, поэтому мы с ней слегка заулыбались – вроде как посмеялись над собой и над другими. Вот так мы и сидели, готовые к войне с тарелкой. Хоть кино снимай. У меня уже и название готово: «Когда же ты опустеешь?» И подзаголовок: «Душераздирающий получасовой триллер. Основан на реальных событиях!» Но когда мы смотрели друг на дружку, то, кажется, будто увидели нас самих со стороны. Поэтому мы посмеялись, взяли вилки и даже соус похвалили. По-моему, он и правда был неплохой, хотя когда салат полит таким соусом, я умереть готова. Соус для салата – вот уж без чего точно можно обойтись.

Завтра блинный день. Час от часу не легче.

Суббота, 27 октября 2007 года

Блины, блин!

Три штуки. И еще бекон. И суп с сарделькой. Я себе полголовы сломала, придумывая, как бы мне так этого не есть. Но другие полголовы меня убеждают, что все будет хорошо, вот только я не особо в это верю.

Когда выкатили тележку с едой, я едва не разревелась. А сердце так застучало, как будто это мне гильотину привезли. Видно, со стороны это тоже было заметно, потому что перед уходом медбрат подошел ко мне поболтать. Стыдно было признаваться, что меня до слез напугали плоские круглые штуки из муки.

Как я ела, я, считай, и не помню. Знаю, что начала я с блинов и только потом приступила к супу, потому что знала: если блины остынут, расправиться с ними будет сложнее. Я отрезала большие куски, совала их в рот, поглубже, запивала и, не жуя, глотала. Какие они на вкус, я не разбирала. У меня смелости не хватило. А через час лежала на кровати и ревела. Не только из-за того, что я затолкала в желудок, но и потому что устала. Я как будто в трехдневном марш-броске поучаствовала.

Воскресенье, 28 октября 2007 года

Ужасное утро. Устала после вчерашнего, да и ночь тяжелая выдалась. Медсестра забыла со мной побеседовать перед едой, вспомнила только за полчаса до завтрака, но тогда пора было уже садиться за стол, и я от беседы отказалась. Но когда пришла в столовую, завтрак еще не подали. Пара тупых комментариев – и я заплакала, то есть времени на завтрак осталось еще меньше. Вдобавок ко всему новости по радио начались не в девять, а раньше: оказалось, что часы на стене просто отстают. На завтрак у меня было всего двадцать пять минут, и еще какое-то время я плакала, поэтому к концу завтрака на тарелке еще оставался целый бутерброд, а меня накрыли тошнота и стыд.

За обедом все почти что повторилось. Кто-то что-то сказал, и я расплакалась; если бы не это, то и времени было бы больше.

Хорошо, что слезы соленые.

Когда бутерброд на вкус как пластмасса, то соль как раз может пригодиться.

Зато ужин удался. Я сама завела разговор и даже почти расслабилась, хотя на ужин дали рагу. Здоровенные бесформенные куски мяса в серо-коричневом соусе. Где, интересно, еще, кроме больниц, такое попробуешь? И как нам приучаться к «обычной еде», когда нас кормят тем, что дома есть ни за что не станешь? По крайней мере, если тебе меньше шестидесяти пяти лет, точно не станешь.

Теперь осталось вечерние бутерброды осилить – это я непременно должна после всех сегодняшних неудач с бутербродами.

Понедельник, 29 октября 2007 года

День начался с катастрофы. На завтрак дали не тот хлеб, что обычно.

На ужин тоже без сюрпризов не обошлось. Рыба (безвкусная) была в чем-то вроде кожицы, и я принялась ее сковыривать – в кои-то веки у меня появилось оправдание, чтобы поковыряться в еде, ну, я и обрадовалась. Вот только никто, кроме меня, кожицу с рыбы снимать не стал. А потом я пригляделась и поняла, что оно и на кожицу-то не особо похоже. Значит, я все выдумала? Убедила себя в том, чего на самом деле нет? Я спросила одну из поварих, которая ужинала вместе с нами, и та объяснила, что «кожица» – это мука, соль и перец, и все это прожаренное в масле. Адская смесь. Еще пара раундов на ринге – и я решила вернуть воображаемую «кожицу» обратно, чтобы все было по-честному. Но получилось не очень. Я вдруг поняла, как сложно вернуть обратно то, что уже посчитал непригодным. Когда отодвигаешь что-то в сторону, то уже насовсем, обратного пути нет. Почему же меня нельзя от этого всего избавить?! Уж масло-то с мукой я могу не есть!

Завтра я в первый раз буду наливать себе напитки – и я знаю, что все у меня получится. Я знаю, что именно я буду пить и сколько наливать. На стакане есть отметины – налить нужно до второй. И бутерброды я тоже буду сама делать. Надеюсь, что и тут все пройдет хорошо. Если что, мне помогут. Но я чувствую, что в голове уже намечается план, как положить на бутерброд поменьше, выбрать самые тоненькие ломтики хлеба и все в таком же духе.

В последний раз я делала себе бутерброды в начальной школе. Поразительно – уже десять лет прошло.

Вторник, 30 октября 2007 года

Я представляла, что если сама сделаю бутерброды, то за едой мне будет спокойнее. И ошиблась. Я переживала ничуть не меньше, а может, и больше, да еще и заранее не успокоилась. Сидела за столом и сгорала от стыда. Мне было ничуть не легче, чем прежде, когда бутерброды мне делала медсестра, и от этого стыд только делался сильнее. Сейчас меня тошнит, а мне надо идти на лошади кататься. Отличное начало дня, ничего не скажешь. Молю высшие силы, чтобы сегодняшняя поездка прошла лучше предыдущей, но желудок мне мешает… или это голова?

Обедать мы собирались возле конюшен. Я специально решила в этот раз прокатиться до обеда. И опять меня тошнило, как я и ожидала. А может, именно потому что я этого и ожидала.

Новое сообщение от врача:

«Теперь я вижу, с каким трудом тебе дается еда. Очевидно также, что очень многое зависит от того, помогают тебе во время еды или нет. Складывается ощущение, будто некоторые сотрудники оказывают на тебя благоприятное воздействие, а другие раздражают. Может, следует в будущем попробовать в этом разобраться? Ведь все мы здесь хотим, чтобы ты победила свой недуг, и сложностей на пути к победе тебя ждет немало».

Среда, 31 октября 2007 года

Прямо после обеда в животе у меня стало нехорошо, и я вышла покурить. Без задней мысли я захватила с собой и кошелек. Стоя на площадке для курения, я решила сбегать в киоск и купить газету «Дагбладет». И никого не предупредила.

До киоска я дошагала словно лунатик. Опомнилась посреди киоска, готовая скупить все, до чего рука дотянется. Меня затошнило, на лбу выступил холодный пот, я металась по киоску, как лев по клетке. Наконец я схватила «Дагбладет», бросила на стойку двадцатку – к радости уже наверняка рассвирепевшей продавщицы – и выскочила из киоска. Я боялась, что если остановлюсь или сбавлю ход, то вернусь назад. Битву я выиграла. Победа, но после нее осталось послевкусие. Жаль, что мы вынуждены сражаться в таких битвах.

Новая битва ждала меня во время общего тематического ужина. Такой ужин бывает раз в месяц, и пациенты готовятся к нему заранее и готовят еду. Нам предстояло нарядиться, есть фахитос и запивать их газировкой (газировку выбрали за нас). Фахитос пациенты выбрали, потому что это блюдо не вредно для здоровья. А сотрудники выбрали газировку, потому что она вроде как лучше подходит для праздника.

Никто из пациентов не мог налить себе в стакан газировки. Я обрадовалась: йесс, мы все объединились против газировки. Мы стояли рядом, и никто нам слова сказать не осмеливался, ведь пустые стаканы были у всех! Из размышлений меня вырвал голос одной из медсестер: она веско проговорила, что, мол, странно – только персоналу и хочется пить, а пациентам, похоже, нет, и это странно, ведь еда-то была очень перченая.

Я почувствовала, как краснею – прямо под гримом. Господи, я стою посреди столовой и не могу газировки в стакан налить. Как глупая сопливая девчонка. Надменная и избалованная.

Слова спрятались глубоко внутри, но я прошептала, что надо взять себя в руки и соблюдать договор. А потом я налила себе в стакан газировки. Похоже, об этом не одна я подумала, потому что все тоже принялись наполнять стаканы. Когда я пила, рука у меня слегка дрожала, и, как выяснилось, я схватила бутылку имбирного пива (она стояла ближе всего). Имбирное пиво довольно плохо сочетается с пряной пищей, но я выпила все до дна. Каждая выпитая капля словно добавляла мне уверенности.

Я больше не казалась сама себе невежливой и неуступчивой. Но в голову тут же полезли всякие мысли. «Зачем ты это сделала, ведь тебя никто не заставлял?», «А теперь что, ведь такие напитки пить нельзя?», «Придется выпить больше, чтобы побыстрее избавиться от этого». Однако эти мысли проиграли. Еще одна «победа».

В больших войнах бессмысленных битв не бывает.

Воскресенье, 4 ноября 2007 года

Перед полдником ужасно распереживалась. Отчасти из-за еды, но в основном потому, что за наш стол должна была подсесть новая девушка. Во время еды я постоянно об этом думала. Когда я ем, а люди на меня смотрят, я совсем теряюсь и начинаю сама обращать внимание на то, как держу руки, как переставляю ноги, как следую определенным правилам.

Она что, следит за мной?

Понедельник, 5 ноября 2007 года

На следующем развороте вполне можно большими буквами написать: «Два килограмма». Сегодня утром я взвесилась и обнаружила, что за последнюю неделю здорово прибавила в весе. В такие минуты очень тяжело сосредоточиться на бутербродах, еде или разговорах… У меня весь день в голове гудит.

Четверг, 8 ноября 2007 года

Синенькие таблеточки, иначе говоря, снотворное. С сегодняшнего дня и до самого нашего отъезда в Швецию.

Битва проиграна.

Воскресенье, 11 ноября 2007 года

Неужели только здесь, в Левангере, я теперь смогу чувствовать себя уверенно? Здесь действуют правила и нормы, которые я в состоянии соблюдать. И здесь я сплю. Сегодня настоящий день сна. Я всю ночь проспала. Как заснула после завтрака, так ко второму завтраку еле проснулась. И потом до прогулки опять спала. В машине до Малвика и обратно я тоже спала, а остаток дня ходила, как коматозная, зато после ужина проснулась… И мне было так грустно. И стыдно, что я такая вечно всем недовольная и загруженная. Я пыталась улыбаться, но выходило наоборот.

Какой-то убогий замкнутый круг получается: мне грустно, я притворяюсь веселой, от этого еще грустнее, и я притворяюсь сильнее.

Захотелось прогуляться. В одиночку. Скверная идея. Вместо того чтобы идти не спеша, я побегу, не останавливаясь и не оборачиваясь. Просить кого-то из персонала прогуляться вместе со мной не хотелось – вдруг они посчитают меня чересчур требовательной и избалованной? Но там был один медбрат, которому я доверяю, и я решила рискнуть – сказала ему, и он согласился прогуляться со мной. Мне бы порадоваться, но я разозлилась на саму себя: я давно уже достаточно взрослая, чтобы гулять в одиночку. Но если я даже на это не способна, то какая разница, сколько мне лет?

Кажется, я чаще использую слово «чувствую». Значит ли это, что я чувствую больше, чем прежде? Скучаю по тому чувству, когда ничего не чувствуешь.

Понедельник, 12 ноября 2007 года

Устала, устала, устала. Говорю невпопад и не могу толком поддерживать разговор. Не успеваю. Ни за кем и ни за чем не успеваю. Слышу конец фразы, а что было в начале – забываю. Все через силу. Хочу спать, но мне каждый раз что-то мешает. Еда, разговоры, договоренности, прогулки или мысль о том, что мне еще надо много чего сделать. Нет уж, хватит с меня снотворного.

В следующий раз я напишу, когда мы уже будем в Швеции.

Вторник, 13 ноября 2007 года

Мы остановились в небольшом красном домике неподалеку от Эстерсунда. Нам с еще одной девушкой выделили большой диван, а остальные будут спать на двуспальной кровати в той же комнате. Надеюсь, я усну, потому что когда лежишь и не можешь глаз сомкнуть, а рядом еще куча народа, – это отстой.

День сегодня длинный. За завтраком нервничала, но, по-моему, это из-за поездки. Так переживала, что масло начала счищать. До Оре доехали просто чудесно. Мы с девушкой, которая спит на моем диване, несколько часов подряд проболтали, перепевали всякие известные песни и переиначивали сказки. Смеялись так, что у меня скулы заболели.

Свобода накрыла меня как-то неожиданно, особенно то, что за нами не следили. Я просила медсестру следить за мной во время поездки, в голове уже были планы, как под благовидным предлогом отлучиться и все испортить. «Пойду покурю» – вот самый частый повод выскочить и избавиться от еды, сократив количество калорий. Очень тяжело. Бутерброды и ужин дались с трудом. С маслом я справилась неплохо. По правилу мы, пациенты, должны съедать определенное количество продуктов в день, и на поездки это правило тоже распространяется. С маслом я слегка схитрила, но поговорила с девочками, и мы решили, что в следующий раз я исправлюсь. Самая большая моя проблема – это руки. Руки тех, кто трогал всю эту еду, пока она готовилась. Особенно ужин – там многие ингредиенты надо резать, а овощи толком не промываются, так что все грязное. Лучше бы мне этого не видеть.

И за ужином, и после меня тошнило. За нами в это время не следили, и я совсем сломалась. Других людей я едва выносила, а одна оставаться не осмеливалась. Меня накрыло тошнотой, в ушах шумело, голова разрывалась.

Я словно залезла в авиадвигатель, слова сливались в неделимый поток, я не понимала ни собственных мыслей, ни фраз вокруг. Как будто парализованная, я смотрела в окно, но ничего не видела.

Вот такой туман в ясную погоду.

Четверг, 15 ноября 2007 года

Мы вернулись в Левангер. Домой мы доехали отлично, до Оре пели и смеялись, забежали с другой пациенткой в магазин, и обед прошел на удивление хорошо. Я сама, без чужой помощи положила себе еду, медбрат похвалил меня за размер порции (услышав это, я готова была развернуться и отложить немного еды – медбрат здоровенный, натренированный парень, так что о размерах порции он тоже судит со своей колокольни), мы болтали и веселились. Оставшуюся поездку дремала на заднем сиденье.

После ужина съела десерт, а ведь хуже преступления не придумаешь. Ужасно хотелось потом избавиться от него, а я как раз пошла к себе переодеваться, отчего мне совсем плохо стало. Я еле-еле удержалась, но все же удержалась. Потом было время для тренировок. Кстати, домашние по-прежнему удивляются, когда я рассказываю, что мы здесь дважды в неделю занимаемся спортом. Кто-то даже сердится и спрашивает, как же нам тогда удастся набрать вес.

Ну и ладно. Разогрелась легко, хотя я сейчас и не в форме, а вот когда перешла к серьезной тренировке, то чуть с ума не сошла от ненависти. Бежала, бежала, бежала и все не могла остановиться. И за эту слабость ненавидела сама себя. Какая же я ленивая и отвратительная, но прекратить тренировку сил не было. Совсем как прежде. А потом время вышло, и тренировка закончилась. Да, я понимаю, что это хорошо, однако понимать – это одно, а чувствовать – совсем другое.

Пятница, 16 ноября 2007 года

Странная тяга или желание делать то, что я больше всего на свете ненавижу, это желание непременно возвращается спустя некоторое время. Ненавижу себя.

Воскресенье, 18 ноября 2007 года

Навещала одну знакомую, которая лежит в отделении медицины. Бедная девчонка! В отделении медицины все палаты заняты, поэтому кровать этой девушки поставили в ванной, которая совмещена с туалетом. И из еды ей дают все, что она захочет. Видно, персонал тут не имеет доступа к ее истории болезни, и поэтому они просто не понимают, что творят. От еды она не отказывается, и некоторых это радует, вот они и несут ей все, что она пожелает. Для того, кто страдает булимией, это как очутиться в собственном кошмаре и одновременно мечтах. Мы с ней долго обсуждали, сколько иронии бывает порой в трагических ситуациях. Прямо сейчас в одном и том же месте эту девушку пичкают ядом и противоядием, а все потому, что тут никто ни с кем толком не общается.

Вернувшись обратно, говорить я ни с кем не стала – не хотела себя успокаивать. Завтра взвешивание. Как сделать так, чтобы все прошло хорошо, я не знаю.

Понедельник, 19 ноября 2007 года

Смешно, смешно, смешно! Жалкая идиотка! Мне еще в жизни так стыдно не было. Поздравляю с почетным статусом лгуньи!

Я боялась, что цифра на весах будет не та, что надо, и наплевала и на правила, и на мораль. Я взяла и напилась воды. Сжульничала. Весы показали столько, сколько я и хотела, вот только это же все вранье.

Такого отвратительного завтрака давно не было. От воды и собственного вранья меня тошнило. Посмотреть остальным в глаза у меня не хватало смелости. Я недостойна тут сидеть. Меня надо первым же поездом отправить домой. Стыд меня так измучил, что руки и ноги онемели. И от пота я вся взмокла. Мне нужно было срочно рассказать обо всем кому-нибудь, поэтому я остановила первую попавшуюся медсестру и выпалила: «Привет, меня зовут Ингеборг, и я жуткая врунья». То же самое я повторила на сеансе групповой терапии, перед другими девушками. «Привет. Вот что я сделала. Вот в кого превратилась. Анорексичка с зависимостью, да еще и врунья».

Как я теперь в глаза им буду смотреть, ума не приложу. А персонал вообще не понимает, о чем я. Они почти что хвалят меня. «Молодец, что сказала». «Какая честность, это же замечательно». «Призналась, и отлично».

Вот такие вот фразочки.

Для меня это только слова – пустые и бессмысленные.

Была бы я «молодец» – прибавила бы в весе. «Замечательно» – это когда стараешься выздороветь и выздоравливаешь. «Отлично» – если не врешь и не пытаешься никого обхитрить.

Раньше я думала, что стыдиться своих поступков сильнее, чем тогда, уже невозможно. Я ошибалась.

Вторник, 20 ноября 2007 года

Обед закончился. Лучше мне вообще позабыть о собственном существовании. На душе у меня жутко. Сегодня мы вернулись с прогулки позже, чем остальные, и бутерброды себе я уже делала последней. Сколько же народа уже трогало весь этот хлеб, еду, которую мне теперь предстояло съесть.

Я справилась. Съела. Свою работу сделала. Но теперь мне хочется, чтобы меня вывернуло. Хочется избавиться от этой еды, которая гниет у меня внутри. Как же мне надоели чужие руки – они повсюду, они трогают еду, залезают в напитки, они везде.

И хуже всего: понимаю это я одна.

Среда, 21 ноября 2007 года

Сегодня я чуть не сорвалась. Во время полдника (вообще-то полдники мне даются легче всего, потому что съесть надо только йогурт, и его едят не руками, а ложкой) у меня крышу сорвало.

Ни единой достаточно чистой чашки я не нашла – брала одну за другой и отставляла в сторону, на четвертой чашке меня охватило отчаяние. Мне казалось, будто меня загнали в угол, я чувствовала одновременно апатию и раздражение. Я проглотила еду и побрела прочь из столовой. Хорошо бы меня вырвало. Чтоб вышла из меня вся грязь, все переживания, все, что росло и распухало у меня внутри. Убежать подальше, чтоб осталось позади все отвратительное. Меня словно преследовали. Словно я сама себя преследовала. Я схватила куртку и бросилась на улицу, но успела предупредить, и мне велели вернуться через десять минут. Спасибо тебе, медсестра, которая спасла меня от часового блуждания по окрестностям, которое еще неясно чем закончилось бы. Вернулась запыхавшаяся. Не чувствуя собственного тела. И голова была как чужая. Я как будто смотрела на себя со стороны: вот я сижу на кровати, взгляд пустой, лицо бледное, а внутри серость.

Пятница, 23 ноября 2007 года

Нас на неделю отпустили домой. Казалось бы, каникулы – это все равно что катастрофа. Но вот прямо сейчас я лежу на полу – и нет, это не потому, что я в отчаянии, просто я валяюсь на низенькой раскладушке, которую Марта специально для меня купила сегодня вечером. В ногах у меня мурлычет ее кошка.

Вечер прошел очень хорошо. Я приехала из Левангера на поезде, и Марта встретила меня в городе. Я передала ей список продуктов, которыми мне положено питаться, напитков, которые мне положено пить, и таблеток, которые велено принимать. Давать подруге такой список – это почти унизительно, но Марта так обрадовалась, что ей позволили мне помочь. И как же мы чудесно провели время! Сперва сходили в магазин за продуктами. Ходить по продуктовым магазинам мне тяжеловато, но на этот раз все обошлось. Даже ноги не заледенели. Потом мы пошли домой перекусить, а после отправились покупать мне раскладушку. Марта радовалась, что теперь у нее есть раскладушка для гостей, а мне было приятно делать что-то полезное.

На ужин была тортилья с лосиным фаршем. Лося застрелил отец Марты, а пока мы ходили в магазин, ее парень приготовил фарш. Вечером мы смотрели кино. И мне все время было так спокойно. Перед сном мы болтали и пили чай. И вот сейчас я лежу на раскладушке, а первый день моих недельных каникул закончился. Дверь в комнату Марты приоткрыта – она сама это предложила, потому что мне сложно засыпать. Какая потрясающая у меня подруга.

Суббота, 24 ноября 2007 года

Сижу в поезде. Вот и закончились мои лучшие за всю жизнь каникулы. Строго говоря, других хороших каникул у меня и не было никогда.

Воскресенье, 25 ноября 2007 года

Вчера вечером врач сказал: «Она весила тридцать килограммов. Она была очень больна». И еще: «Если это правда…» Про себя я истолковала их так: «Ты недостаточно худая. Недостаточно больна». «Ты лгунья».

Сегодня утром я проснулась, а перед глазами, словно неоновые вывески, горели эти фразы. От слез – а плачу я все чаще и чаще – глаза опухают и болят.

Я чувствую себя такой неповоротливой, мне все надоело, я боюсь, что больше ни на что не способна.

Однако по утрам я встаю, делаю то, что полагается, силюсь улыбаться и шутить. Иногда я искренне радуюсь, а иногда пытаюсь поступить так, как считаю лучше, – пытаюсь забыть. Это у меня получается, но лишь отчасти. Я все больше убеждаюсь в том, что внутренняя боль напоминает все остальные виды энергии – она не исчезает бесследно. Зато она способна переходить из одной формы в другую.

Понедельник, 26 ноября 2007 года

Интересно, можно ли за день заработать маниакально-депрессивный психоз. Если да, то день этот, наверное, будет такой, как сегодня. Сначала взвешивали, потом предупредили, что мне дадут еще неделю на размышления, сообщили о новом пациенте, о том, что пока во вторую фазу меня не переведут, я ходила гулять, ела, отдыхала и все это время погружалась куда-то глубоко, туда, где пусто и темно, и подниматься наверх мне не хотелось, но в следующую секунду меня захлестывала волна смеха и дурачества, которая будто крышкой закрывала боль. Проблема лишь в том, что под крышкой становится тесновато и иногда что-то вырывается наружу. И тогда я совершаю поступки, за которые мне стыдно, например плачу, скандалю, резко разговариваю с другими или сержусь. Я стараюсь упрятать эти чувства под крышку, запихать в ящик, в котором уже и так тесно. Вдруг его разорвет, что тогда?

Вторник, 27 ноября 2007 года

Перед сном долго беседовала с медсестрой. Из-за этого разговора не могла уснуть. У меня появилась соседка по палате, и поэтому теперь, когда меня мучает бессонница, долго слушать музыку нельзя, да и читать тоже. В понедельник взвешивание, и к нему надо набрать вес, так что мне непременно надо высыпаться. Но как страшно, как жутко передавать контроль над собой крошечным таблеткам. Однако я согласилась. Взяла таблетку. Белую дражинку. Снотворное. Ничего не помню. Проснулась – и все. Никаких снов. Сны терять мне не хочется.

Поздно вечером разговаривала с подружкой. Мы с ней вместе ходили в школу. Она совершенно помешана на внешности. Я рассказала ей, что мне всего за несколько дней надо набрать целый килограмм, иначе меня отправят на неделю домой. «О, так это ж чудненько! – воскликнула подружка. – Значит, тебе можно есть все, что захочется! Ты бы знала, как я тебе завидую!» Неужто со стороны все и впрямь так просто?

Среда, 28 ноября 2007 года

После полдника мне захотелось выйти, выбежать и стряхнуть с себя съеденное. Но вместо этого я попросила медсестру поговорить со мной. Разговор вышел отрывистый, но сейчас иначе у меня не выходит. Я уродливый, бесформенный комок, желание и нежелание, противоречивые импульсы и чувства. Ненавижу себя. Вывернуться бы наизнанку, как выношенная майка.

Четверг, 29 ноября – пятница, 30 ноября 2007 года

Пустота. Проснулась около четырех утра, лежала и смотрела в потолок. Почему я вчера так расстроилась? В чем смысл? Ведь сегодня ничего не изменилось. «Плачь, поплакать полезно», – говорят мне. Вчера боль, сегодня пустота. Вчера чернота, сегодня серость.

Какая разница! В этот день столько всего пошло не так, по разным причинам. Я поехала в Тронхейм делать прививку. Но умники в поликлинике забыли, что, пока лежишь в больнице, прививку тебе не сделают, вот только сказали они мне об этом после того, как я сперва долго планировала эту поездку, а потом тряслась два часа в поезде – не лучшие два часа. (Кондуктор задел мою еду, поэтому половину я выкинула в мусорку, а половина отправилась в унитаз. Он прямо рукавом дотронулся до моих бутербродов, и после этого даже уже съеденное удержать внутри не удалось. Даже сейчас, когда я это вспоминаю, у меня тошнота к горлу подкатывает. Здоровенная лапища, которой он трогает деньги и дверные ручки, задевает мою еду.) Обратно меня отправили на такси.

Мысли, стыд, желания, стыд, импульсы, стыд, поступки, стыд, отказ от поступков, стыд. Кто-то, я или не я, разочаровывается или злится, и неважно, по какой причине.

Я долго плакала в ванной перед зеркалом. Какая я уродина, когда плачу.

Суббота, 1 декабря 2007 года

Сижу на диване. Анализ собственного поведения. Черт, как же меня все бесит! Только что съела на ужин блины – блюдо, которое ненавижу больше всего на свете. Из пациентов нас сейчас тут трое, остальных отпустили на каникулы. Блины все ненавидят, и мы втроем заранее решили, что съедим все, и бекон тоже. Так в чем же дело-то?! Я свою порцию съела, а вы сидите и не чешетесь

Словно издевка: у меня тарелка чистая, а у остальных целая куча бекона лежит! Да, знаю, я делаю все это ради самой себя, а не ради других, но именно поэтому я и разозлилась – потому что все это жутко меня расстроило.

Да хоть помрите все от анорексии, но мне в лицо врать не смейте! Врите врачу, врите медсестрам, родителям, да кому хотите, но не надо лезть мне в голову – там и так уже все наперекосяк!

Господи, быстрей бы эти дурацкие рассуждения закончились. Мне надо выйти отсюда! И еще кое-что: простите, остальные пациентки, за все, что я сейчас написала. Богам известно, что я не всерьез.