Текст книги "Ночь сурка"

Глава 6
Гостья. Прогулка к месту аварии

…Оледенел ключ влаги животворной,

Застыл родник текучего огня.

О, не ищи под саваном меня!

Вячеслав Иванов. Зима души

Она поставила лыжи стоймя, оперла на перила крыльца. Ступеньки затрещали под ее тяжелыми шагами. Не постучавшись, рванула ручку двери и вошла. Протопала через прихожую и коридор в гостиную, встала на пороге. Обвела их пронзительным взглядом черных глаз, остановилась на каждом, словно вбирала в себя, и произнесла низким сильным голосом:

– Где собака?

Она не поздоровалась.

– О господи! – прошептала Зоя, вытаращив глаза.

Остальные также оторопело уставились на странную женщину, стоявшую на пороге. И неудивительно! Исполинского роста, смуглая, с непокрытой головой – черные с сединой космы разметались по плечам, – в черном тулупе и грубых мужских ботинках, она была инородным телом в их теплом и уютном мирке, она была стихией…

– Добрый день, Саломея Филипповна, – сказала Марго. – Наша соседка, господа. Прошу любить и жаловать. Идемте, я вас провожу.

Она поднялась, и они вышли.

– Ну и типаж! – восторженно выдохнул Иван. – Местная достопримечательность, наслышан!

– Местная ведьма, – сказала Елена. – По профессии ветеринар, лечит травами и грибами, варит зелья. И людей и скотину.

– Ведьма? Настоящая? – спросила Стелла, вздернув бровки.

– Ты же ее видела! По-твоему, ненастоящая? Говорят, летает на метле. Мэтр называет ее Таимба.

– Потрясающая женщина! – не мог успокоиться Иван. – Личность! Реликт!

– Что такое Таимба? – спросил Артур.

– Кто. Женщина, которая прилетела с тунгусским метеоритом, – сказал Федор. – Громадная, черная, разговаривала на неизвестном языке и лечила местных. Еще молилась красной звезде – Марсу. Звали Таимба… легенда такая.

– Значит, это был не метеорит, а корабль?

– Как версия. Рассказ о ней написал, если мне не изменяет память, писатель-фантаст Казанцев.

– Пойду посмотрю, – сказала Наташа-Барби, поднимаясь.

– Я тоже! – вскочил Иван.

– Может, заявимся всем кагалом? – съязвила Елена. – Сядь! Лучше устрой засаду за сараем. Она выйдет, а ты ей – фотосессию.

– А ведь идея! – обрадовался Иван, вскочил и побежал из гостиной.

– А что с собакой? – спросила Стелла.

– Отравилась чем-то, – сказал Федор.

– Чем тут можно отравиться?

– Отравили! – сказала Зоя. – Сначала журналист, теперь собака.

– Что ты мелешь! – с раздражением сказал Миша. – Сожрала что-нибудь… дохлую ворону. Может, разгрызла сигару.

– Или выкурила! – фыркнула Зоя. – Как же, как же! А журналист тоже накурился, перевернулся и… ага. И вообще надоело, хочу домой.

– Никто не держит, – уронила Елена.

– Миша! Я хочу домой, слышишь?

– Дороги завалило, черта с два выберешься. – Судя по тону, он тоже был непрочь убраться отсюда подальше.

…Они сгрудились у окна гостиной, смотрели, как Таимба надевает лыжи, отбрасывает назад черную гриву и, помогая себе мощными взмахами лыжных палок, стремительно скользит со двора. Тут же суетился Иван с камерой. В одном свитере, с шарфом вокруг шеи, не чувствуя холода, с выражением полнейшего восторга на красной физиономии.

– Иван… ну вообще… поехал! – сказала Зоя. – Жуткая личность… Как в этом музее… в Лондоне, как его? Я была, жуть! Аж мороз по коже.

– Мадам Тюссо, – подсказала Елена.

– Ага! Вот где жуть! Не передать! Отрубленные головы… как настоящие! Ее бы туда.

– А что с собачкой? – спросила Стелла.

Ее вопрос остался без ответа. Все были заняты необычной гостьей и Иваном.

Иван распахнул дверь и с порога завопил:

– Бомба! Это же… черт знает что такое! Она так на меня посмотрела… пещерная женщина! Душа в пятки! Ведьма!

Он пребывал в совершеннейшем восторге, захлебывался словами, размахивал руками.

– Точно сглазила! – сказала Зоя. – Расслабься. Про журналиста не спросил? Если она ведьма, может, знает.

– Блин! – Иван хлопнул себя ладонью по лбу. – Не сообразил! Ну, ничего, она тут недалеко живет, можно навестить. Марго, ты хорошо ее знаешь?

– Не очень. Она живет в городе, вдвоем с внуком Никитой. Он какой-то недоделанный или вообще с приветом, смотрит мимо и никогда не здоровается. Президент какой-то недоделанной секты, «Руна» вроде. Как ненормальный носится на лыжах с собаками. Приехали на Новый год, привезли живность – трех собак и кошку. После Рождества уедут, если дороги почистят. Летом приедут опять.

– «Руна»? – обрадовался Иван. – Знаю! Все знают. Эзотерический клуб, я там был однажды. Хорошие ребята, правда, без царя в голове.

– А она правда ведьма? – спросила Стелла.

Марго пожала плечами.

– Может, и ведьма.

– А внук такой же?

– Говорю же, с приветом. Они каждый вечер гуляют с собаками. Навещают Рубана, он их любит.

– А ты?

Марго пожала плечами.

– О чем с ними говорить?

– А Мэтр о чем?

– Да все о том же! Каменные бабы, древние алтари, реликты, пещеры, вход в древний мир… всякая чушь. Рубан верит, и она… они оба верят. Она ему травы приносит. Я не выдерживаю с ней рядом. Да и она меня не жалует, одного Рубана. Ее все здесь боятся. Но в случае чего, бегут к ней.

– А гадать она умеет? – спросила Зоя.

– Она не гадалка, а ведьма.

– Может, скажешь, какая разница?

– Гадалки все шарлатанки, а ведьма – это серьезно, – сказал Иван. – Любой может стать гадалкой, вон в Интернете полно курсов. Даже я. Хочешь, погадаю по ручке?

– Хочу! – Зоя протянула ему руку. – А ты у нас ведьма или шарлатан?

Иван прижал ее ладонь к губам. Зоя хихикнула.

– Я у вас ведьмак. Слушай, моя красавица! – начал Иван, буравя ее взглядом. – Будешь ты жить долго и счастливо, и рядом с тобой будет достойный мужчина…

Миша поднялся и сказал резко:

– Зоя, мы собирались в поселок. Идешь?

– Подожди! – отмахнулась подруга. – Видишь, тут судьба решается.

– Как хочешь! – Миша стремительно вышел из гостиной.

– Смотри, бросит, – сказала Елена. – Миша у нас парень серьезный.

– Бросит? Меня? – рассмеялась Зоя. – Да он у меня в ногах валяется… поняла? Я не хотела сюда ехать, так он заплакал. Говорит, дань уважения Мэтру, не очень хочется, но сама понимаешь… все такое.

– Мишка заплакал? – не поверила Елена. – А ты, подруга, не свистишь, часом?

– Не он первый, не он последний. Стоит мне захотеть… Иван, возьмешь меня замуж?

– Возьму! Когда?

Зоя расхохоталась.

– Я подумаю! А там написано, что мы поженимся?

– А как же! Вот видишь, линия вокруг большого пальца? Это я!

Бесшумно появилась Наташа-Барби, сказала, ни к кому не обращаясь:

– Собачке уже лучше. Саломея Филипповна сказала: отравление, скорее всего крысиным ядом. Леонард Константинович в порядке.

– А кто траванул, не сказала случайно? – спросил Дим. – Кому она помешала?

– Что ты несешь! – воскликнула Марго. – Кому нужно ее травить! Ты же прекрасно знаешь, сколько ей лет. Пятнадцать! Она давно уже полудохлая. Я говорю Рубану: давай возьмем щенка, я присмотрела, а он ни в какую.

– Я иду гулять, – заявила Елена. – Кто со мной? Пока солнце.

– Может, поискать журналиста? – предложила Стелла. – А вдруг…

– Федор, вы с нами?

– С удовольствием. Только схожу, проведаю Леонарда Константиновича и Нору. На лыжах?

– Пешком. Дядя Паша выдаст валенки. Подъем! Наташа! Дим!

– Я пас! – Дим поднял руки. – Холодно, ну ее на фиг, эту романтику!

– А мы, Зоенька? – умильно спросил Иван. – День просто шикарный!

– Пошли! Хочу посмотреть на перевернутую тачку.

– Марго, ты с нами? – позвала Елена. – Ты чего кислая?

– Простыла, наверное, пойду прилягу…

* * *

– Здесь! – сказал Иван, останавливаясь. – Фары уже погасли. Представляете, девчонки, фары горели всю позапрошлую ночь! Смотрим сверху, а они светят. Прямо мистический ужас какой-то! Уже погасли.

– Куда же он все-таки делся?

– Скорее всего засыпало снегом.

– А почему собаки не взяли след? Мы на другой день искали с собаками. Не взяли след собачки-то. Мистика!

– Иван, ты такой впечатлительный! – хихикнула Зоя.

– Летим вниз? – Наташа-Барби стремительно шагнула с дороги в снег, упала на спину и заскользила вниз.

– Во дает! – сказала Зоя.

За Наташей-Барби, цепляясь за кусты, стали спускаться остальные. Зоя вскрикивала, оступаясь, мела сугробы своей шикарной норковой шубой. Иван удерживал ее за руку. Елена вырвалась вперед, заскользила, балансируя и размахивая руками. Федор последовал за ней, стараясь держать равновесие. Стелла и Артур, взявшись за руки, осторожно и медленно съезжали, сопротивляясь ускорению, тащившему их вниз…

– Уф! Приехали! – расхохоталась Зоя, отряхивая полы шубы. – Фары, между прочим, еще горят!

Они стояли кучкой, рассматривая завалившуюся набок машину. Передние фары действительно горели – едва заметно, выморочным желтоватым светом, находясь при последнем издыхании.

– Страшно! – выдохнула Стелла. – Машина еще живая, а человека нет…

Открытая дверца со стороны водителя, сугроб внутри, занесенное снегом лобовое стекло, паутина трещин и грязно-бурые пятна. Горящие фары… все еще горящие.

Они стояли молча. Даже Зоя прониклась пронзительным трагизмом картины и замолчала наконец.

– Куда он мог уйти? – сказал Артур, ни к кому не обращаясь.

– Уйти? Уползти. Мы пошли искать через шесть часов, значит, он мог прийти в себя, выбраться и уползти. Тем более тачка не перевернута, а только накренилась. Вопрос: куда?

– Она могла перевернуться несколько раз, а потом снова стать на колеса и завалиться набок. Надеюсь, он был пристегнут, – сказал Федор.

– Он мог уползти только сюда, – сказал Иван, показывая рукой. – В сторону от машины, как можно дальше… он мог опасаться взрыва. То есть оставил ее позади себя, за спиной.

– Мы искали везде, – напомнил Артур. – Вряд ли его успело засыпать снегом.

– Что ты хочешь сказать?

– За шесть часов? Снегопад был будь здоров, конечно, засыпало! Он где-то здесь.

– А колодцы? – сказала Наташа-Барби. – Марго говорила, здесь полно заброшенных колодцев.

– Колодцы в роще, около большого холма. Здесь их нет, я спрашивал, – сказал Артур. – И не полно, а всего два.

– Так куда же он все-таки делся? – повторил Иван. – Федя! Можешь ответить как философ?

– Пока нет.

– Фары погасли! – взвизгнула Зоя. – Только что!

– Господи! – ахнула Стелла.

Они снова замолчали. Стояли молча, смотрели на мертвые слепые фары, чувствуя, как медленно вползает в них гадкое липкое нечто, чему и названия-то не было… страх, не страх… оторопь, осознание собственной малости и беспомощности перед неизвестной силой… испытывая тоскливое желание оказаться как можно дальше отсюда… Солнечный день, казалось, померк.

– Я хочу уйти! – резко сказала Зоя. – Иван!

Они вздрогнули, и чары рассеялись. Все встало на свои места. Опрокинутая машина, погасшие фары, человек, который выбрался и уполз… куда-то.

– Возвращаемся! – скомандовал Иван. – Мальчики вперед, берем на абордаж девочек. Федор!

– Я похожу тут немного, – сказал Федор. – Дорогу я помню.

– Не вздумайте исчезнуть! – сказала Зоя. – А то останемся без сильного пола.

Никто не засмеялся, шутка была неудачной…

Глава 7
Что дальше?

Рубан полулежал на своем раздолбанном диване, подсунув под себя подушки, дымил сигарой; смотрел в потолок, думал. Через открытое окно залетали редкие снежинки. Нора лежала в его ногах, прикрытая пледом. Время от времени он, кряхтя, дотягивался до собаки рукой, проверял, жива ли.

Федор постучался. Не получив ответа, нажал на ручку двери, сказал с порога:

– Леонард Константинович, можно к вам?

– Заходи, Федя. Бери стул, садись. Саломея ушла?

– Давно. Мы ходили на место аварии…

– Нашел что-нибудь?

– Если вы имеете в виду следы журналиста, то нет. Все засыпано снегом. Надо бы вытащить джип, но, как я понимаю, сейчас это невозможно. Жалко будет, если растащат.

– Не думаю, народ здесь смирный. Пусть лежит, весной вытащим. Все равно. Где же он? Ты хоть что-то понимаешь? Мысли есть?

– Есть, Леонард Константинович.

– То есть ты можешь объяснить, что с ним случилось?

– Мне кажется, могу. Если отставить эмоции и ведьмовство, то на ум приходят только две версии, объясняющие, что с ним случилось. Несчастный случай или злой умысел.

Рубан помолчал. Потом спросил:

– Он жив?

– Не знаю. Могу предположить, что он выжил в аварии.

– А дальше что? Где он?

– Пока не знаю. Но думаю, узнаю.

– Отравление Норы как-то связано с аварией? Зачем ее отравили?

– Мы не знаем, отравили ее или нет. Она могла сама проглотить что-нибудь, в ее возрасте… сами понимаете. Случайно.

– Нора умная собака, она никогда ничего не возьмет случайно. Понимаешь, Федя, сначала журналист, теперь Нора… двое из тех, кто был ближе ко мне. Добавь сюда письма с угрозами… по-твоему, случайность? Сказать, кто следующий? – Он ткнул себя рукой в грудь. – Между прочим, Паша думает так же, сказал, будет здесь ночевать. Абсурд! В моем собственном доме, среди домашних и друзей… Я чувствую себя старым параноиком. Жизнь прожита, Федя, и ставки сделаны. Пора подводить итоги. Впереди одиночество и ожидание конца. Естественного или… – Он махнул рукой.

– Леонард Константинович, что за пораженческие настроения? Случайности имеют место быть, и никуда от них не денешься. Не нужно искать злой умысел там, где его нет. Или он не доказан. Письма – да, согласен, неприятно, но известные люди иногда получают письма с угрозами. Маленькие люди таким образом самоутверждаются. Куда они делись – вопрос, возможно, куда-то завалились или вы спрятали в надежное место. Найдем. Нора… не согласен, что злой умысел. Она ведь не умерла, Саломея Филипповна сказала, что будет жить. А ведь отравить ее до смерти нетрудно, принимая во внимание возраст. Журналист… Я остался около машины, когда все ушли, проверил тормозной шланг, ползал в снегу, разгребал снег. Первое, что приходит в голову, – перерезанный тормозной шланг. Все чисто. Бензина полный бак. Никто не планировал аварии, это был несчастный случай. Мы не знаем, в каком он был состоянии, возможно, выпил. Просто неудачно совпало.

– Так звезды встали? – сказал Рубан.

– Так звезды встали. Так что на этом поставим точку, Леонард Константинович. Вы помните, что у вас день рождения? И что гости явились на юбилей и вам нужно присутствовать на церемонии? Иван открыл мне по секрету, планируется ужин при свечах, а также сообщил, что привез петарды. Так что у нас будет полная возможность стать свидетелями большого фейерверка, переходящего в пожар. Заодно и проверим вашу теорию заговора и неслучайной цепи случайностей.

– Устал я, Федя. Не хочу никого видеть. Смотреть на их лица, пить с ними за собственное здоровье, зная, что каждую минуту могут отправить на тот свет…

– В таком случае нужно сыграть в рулетку, – ухмыльнулся Федор.

– В рулетку? – Рубан удивился и задумался; вдруг рассмеялся: – А ведь это мысль! Ты прав, Федя. Разнюнился, старый дурак. Ты прав. Поставим на кон жизнь. Нора, старушка, хочешь посмотреть на фейерверк? Надеюсь, до завтра ты оклемаешься. Нора! – позвал он, и собака подняла голову. – Жива? Завтра у нас праздник, девочка, готовься.

– Утром вы собирались мне что-то сказать, – напомнил Федор.

– Правда? – ненатурально удивился Рубан. – Не припоминаю…

* * *

– Иван, журналист пил? – спросил Федор, когда они остались вдвоем в гостиной. Остальные после ужина разбрелись по своим комнатам. Федор рассматривал иконы и коврики на стенах, Иван расставлял шандалы с каминной полки на полу вокруг кресла с Марго-дубль. Готовился к фотосессии.

– Пил? Как все. Просто ему больше надо было, парень здоровый. Пьяным его не видел.

– А когда поехал в поселок?

– Ты чего, Федя? У нас же ни хрена не осталось, потому и поехал. Был трезв как стеклышко.

– Почему один?

– Не помню. Наверное, никто больше не захотел. Дорога одна, мимо поселка не промажешь. А что?

– Какие у него отношения с коллективом? Были…

– Нормальные, ты чего, Федя! Елена издевалась, фыркала, что напишет он книгу, как же! Мишка воротил морду, ну да он себя раз в год любит. Зое он нравился, цепляла его, мускулы на руках щупала, а он таял. Простой парень, без подходов. Марго его не замечала, тоже вечно надутая… хотя… – Иван задумался. – Я видел их как-то в гостиной, сидели, разговаривали, голова к голове… я еще удивился. Рубан вообще не выходит, сидит у себя в мастерской – как я понимаю, они не очень, чего-то там у них не складывается. Рубан, конечно, гений, но характерец термоядерный. Я его люблю, Федя, и глубоко уважаю, он наша история. Смотрю на его «Оплакивание», самому впору заплакать, такая экспрессия бьет… через край! Гений-то гений, а с другой стороны, чему радоваться? Как художник, он кончился, поверь моему слову. Все в прошлом. Последние три года – ничего, полный ноль. Сын-неудачник. Столько баб было за всю жизнь, одних жен четыре, а в итоге пшик. Дим парень хороший, не злой, но ему все по фигу, абсолютно пустое место. Ты думаешь, Марго родит ему кого-нибудь? Даже не смешно. Слава, деньги, а потом что? Ученик Миша, гений, мастер… ты видел его? Что может создать художник с такой кислой рожей? Согласен, несколько работ заслуживают внимания, да, но это же декаданс! А где мажорная нота? Где, я тебя спрашиваю?

Иван вопросительно смотрел на Федора, и тот с трудом сдержал усмешку, вспомнив выставку, где они познакомились, – работы Ивана поразили его контрастом между радостным видом художника и его депрессивным творчеством. Иван понял и сказал:

– Когда это было! В молодости мы все душу рвем. Ладно, согласен, он мне не нравится… породы у нас разные, я простой человек, от сохи, а он весь из себя, выпендреж, понты… Что они в нем находят, убей, не понимаю! Елена косяки кидает, Зоя с ним спит, сюда вот заявилась, хотя это не ее. Подозреваю, замуж собирается. Вот возьму и отобью на хрен! У нас сегодня ночью рандеву, она придумала сниматься при свечах, представляешь? – Иван ухмыльнулся. – А ты думаешь, эта адвокатская парочка здесь просто так? Завещание он собирается переписать, не иначе. У всех свои проблемы, журналист им по барабану. Хотя, между нами, я думаю, никакой он не журналист.

– И кто же он по-твоему?

– Понятия не имею. Уж очень орбиты у них с Рубаном разные. У меня глаз алмаз, все замечаю… кстати, очень мешает в жизни. Так вот, однажды ставня в мастерской хлопнула, вроде как выстрел – так и жахнуло! Мы в гостиной сидели. Журналист за дверь выскочил, и я заметил, руку под мышку сунул, будто пушка у него там. То-то и оно. Андрей больше тянет на телохранителя, Федя, чем на журналиста. И Леша Добродеев его не знает. И все документы с собой таскал, ничего не оставлял в комнате. А зачем он тут… – Иван поднял брови «домиком» и развел руками. – Что-то в атмосфере, Федя, не того-с. Сложная атмосфера. Журналист исчез, собаку отравили. А с какой стороны прилетит, хрен его знает. Вроде все на виду, друг дружку тысячу лет знают, а тучки ходят. Я провожал Саломею, выскочил за ворота следом, а она вдруг остановилась, обернулась на Гнездо и перекрестилась! Не поверишь, у меня мороз продрал по шкуре! И припустила, как олимпиец, только ее и видели. Тоже почуяла недоброе, ведьма.

– Иван, какая ведьма? Да что ж вы все так повелись на мистику! Женщины ладно, им положено, но ты! Не ожидал.

Иван, криво усмехаясь, смотрел на Федора. Потом сказал:

– Вот только не надо меня дурить, Федя. Ходишь всюду, вопросы задаешь, около джипа остался, к Рубану запросто… За дурака держишь? Ты-то здесь каким боком? Объяснение дохлое. Я же помню стеклянных кукол, как ты маньяка ловил. Неспроста ты здесь. Ну? В чем дело?

Федор рассмеялся и поднял руки:

– Сдаюсь! Неспроста.

– Ну и?..

– Рубан получает письма с угрозами, растерялся, позвонил старому другу, тот посоветовал на всякий случай телохранителя. А потом предложил мне приехать и осмотреться. Что я и сделал. Места здешние прекрасно знаю, неоднократно бывал в студенческом лагере. Личность Рубана всегда была мне интересна. Только ты же понимаешь…

– Так я и думал! – обрадовался Иван. – Не боись, Федя, твоя тайна умрет вместе со мной. Высмотрел что-нибудь?

– Трудно сказать, Иван. Да ты и сам все видишь, ты здесь раньше меня.

– Значит, журналист, собака, письма… не случайно?

– Не знаю, Иван. Посмотрим. Раз ты меня раскусил, будешь товарищем по оружию. Слушай, смотри в оба… нам нужно уберечь Рубана.

– Ты хоть догадываешься, откуда рванет?

– Я даже не уверен, что рванет. Преступник не объявляет о намерении совершить преступление, он его совершает. А здесь скорее желание напугать… Деморализовать. Сюда вписывается отравление Норы… если это было отравление, и исчезновение журналиста.

– Зачем?

– Не знаю. Рубан немолод, давление, сердце…

– А что ты высмотрел на месте аварии?

– Ничего. Были кое-какие версии, но они не подтвердились. Ты помнишь тот вечер, когда журналист уехал в поселок? Кто находился в доме, помнишь?

– Да все тут были… сидели в гостиной, трепались. Марго выходила на кухню, потом к Рубану. Помню, мы спрашивали, как он. Елена принесла себе из кухни чай, шмыгала носом. Адвокаты сидели на диване, молчали. Наташа-Барби, Елена… Она хорошая баба, но злая. Потом Артур вышел за шалью – супруга мерзла. Не было долго. Вернулся без шали, сказал: не нашел. Она пошла сама. Потом пришла Зоя, и все завертелось вокруг нее… Я смотрел на нее и думал, что красивой женщине все сходит с рук – и глупость, и грубость, и дурной базар. Рассказывала про магазины в Париже, Елена ехидничала. Я спросил: а в Лувре была? Она наморщила лоб, говорит, не помню такого, мы ходим только в самые шикарные. Елену аж перекосило. Но хороша! Под конец пришел Мишка, заспанный, морда красная, кислый; стал разжигать камин… любит он разжигать камин – можно сидеть спиной к обществу и презрительно молчать. Все вроде.

– А Дим?

– Дим? – Иван задумался. – Не помню. Ты понимаешь, Дим не бросается в глаза… не знаю, как это у него получается. Что есть, что нету. Если бы он вообще исчез, никто бы не заметил. Был! – Иван хлопнул себя ладонью по лбу. – Был! Пришел и с порога закричал: а где Андрюха, не вернулся? А что?

– На всякий случай.

– Ага. – Иван уставился на Федора в упор, на физиономии отразилась напряженная работа мысли.

– Что? – спросил Федор.

– Слушай, Федя, будь другом, присядь около куклы! – вдруг сказал Иван. – На подлокотник. Классная задумка – кукла и человек. Глубокое философское содержание.

– Какое же?

– Она неживая, он живой. Единство и борьба… как и в жизни. Вот сюда! Слева!

Федор повиновался.

– Хорошо! Прислонись к ней, будто что-то говоришь. Возьми за руку. Или нет… приподними ей край шляпы, будто заглядываешь в лицо. Ага! Классно смотритесь, ребята.

…Федор сидел на подлокотнике кресла, испытывая странное чувство нереальности. Рядом с ним сидела, не опираясь на спинку, вытянув длинные тонкие ноги в черных чулках, неподвижная гипсовая кукла с ярко раскрашенным бессмысленным личиком.

Иван самозабвенно бегал вокруг Федора и Марго-дубль, щелкал камерой…