Текст книги "Лев с ножом в сердце"

Глава 9
Бывшие партнеры

Андрей Громов поднялся ему настречу, они обнялись.

– С возвращением! – Он с улыбкой смотрел на Павла. – Я уже заждался. Звонил твоим, Маша рассказала, что ты теперь обитаешь в Посадовке, в старом доме. Потянуло к истокам?

– Да нет, мне все равно, – ответил Павел. – Маша не хочет в Посадовку, она всегда любила город.

– Как ты?

– Ничего, живой, как видишь.

Оба чувствовали неловкость. В свое время они занимались бизнесом, но особой дружбы между ними не возникало. Пили вместе, знакомились с женщинами. Им было удобно вдвоем.

– А ты как?

– Потихоньку. Старею, – Андрей рассмеялся немного делано. – С машинами завязал, занялся более спокойным бизнесом; междугородные перевозки, такси. Заработки, конечно, уже не те, но жить можно. Крутые были времена, – произнес он мечтательно. – И бабки крутые, запросто могли сыграть в ящик. Сейчас жизнь спокойнее…

– Ты женат? – спросил Павел. Не то чтобы ему было это так уж интересно – спросил, чтобы не молчать.

– Развелся, – коротко ответил Андрей, не выражая готовности посвящать бывшего партнера в детали личной жизни. Помолчали. – Какие планы?

– Пока осмотрюсь… – неопределенно ответил Павел.

– Давай за возвращение, – предложил Андрей, доставая из тумбы письменного стола бутылку коньяка и стаканы. – За возвращение и новый старт!

Он разлил коньяк. Они чокнулись, выпили.

– Извини, закусить нечем, – сказал Андрей. – Такие вот дела… – Он покачал головой, сожалея. Потом спросил: – Как у тебя с финансами? Подкинуть?

Павел пожал плечами.

– Твою долю в бизнесе я отдал твоему отцу, на адвокатов… Потом Маша забегала, просила помочь.

Павел побагровел. Он хотел попросить Андрея вернуть его долю, но тот его опередил.

– У меня есть расписки, – продолжал Громов. – Готов отчитаться за каждую потраченную копейку. – Это прозвучало как шутка, но шуткой не было. Он смотрел на бывшего партнера выжидательно, готовый держать ответ.

– Понятно, – ответил Павел.

– Если нужна работа, скажи, – добавил Андрей. – У меня остались связи, могу устроить механиком. Не забыл еще старую профессию? Самая ходовая по теперешним временам, с руками оторвут. Я бы с радостью взял тебя к себе, но пока не могу. Ну, еще встретимся, покалякаем. Ты осмотрись сначала.

– Спасибо.

– Не за что пока. Позвони, если надумаешь. – Андрей помолчал, не глядя на гостя. Произнес задумчиво: – Это сколько же с тех пор… Восемь лет! Судьба… Я тут недавно видел эту, что тебя притопила, свидетельницу! Подругу твоей Оли. Если бы не она… Сделала вид, что не узнала, дрянь. Ты бы поговорил с ней?!

Павел пожал плечами – зачем?

– Послушай, – вспомнил он, – я был на кладбище, видел памятник. Твоя работа?

– Моя, – ответил Андрей, вспыхивая скулами. – Мне твоя Оля всегда нравилась, стоящим человеком была. Я подумал, что, кроме меня, все равно некому… – Слова его прозвучали упреком.

– Маша мне ничего не писала.

– Я ей не говорил, кажется. Не помню уже.

– Спасибо.

– Человек должен оставить след. А как ты нашел?

– Случайно. Навестил родителей.

– У тебя батя хороший был, – сказал Андрей. – Переживал за тебя. Болел долго, я давал Маше деньги, помогал с лекарствами. Это сейчас все есть, а тогда попробуй достань! Все через клиентов. Она, наверное, писала.

Павел кивнул, хотя не помнил, чтобы Маша сообщала об Андрее. Она вообще писала скупо, жаловалась в основном: Юра без работы, живем трудно, денег не хватает…

Они еще выпили. Андрей вспомнил, как они гоняли машины из Германии и Чехословакии. Хорошее было время! Жаль, что так получилось… И бизнес пошел наперекосяк. В его словах Павлу снова почудился упрек – если бы не ты, казалось, говорил он… Если бы не ты!

Они допили коньяк. Говорить было не о чем. Павел наконец поднялся.

– С работой помогу, – повторил Андрей, тоже вставая. Он не удерживал гостя. Казалось, бывший партнер испытывает облегчение оттого, что тягостное свидание подошло к концу. Порывшись в ящике стола, он достал конверт, явно приготовленный заранее, протянул Павлу. – Бери, – сказал. – Материальная помощь. На первое время. И не тяни с работой… Звони. Ты ведь там тоже был механиком?

Первым побуждением Павла было отказаться, но, вспомнив, что денег почти не осталось, он взял конверт, испытывая жгучее чувство стыда. Если он и питал смутную надежду, что Андрей возьмет его в долю, то сейчас она развеялась без следа. Он ясно понял, что их дороги разошлись восемь лет назад. И ему, Павлу, придется привыкать к мысли, что он другой, нежеланный, и должен знать свое место. Ему никогда не смыть клеймо убийцы…

Андрей словно почувствовал его настроение, обнял за плечи, сказал искренне: «Не бойся, старик, мы еще развернемся! Самое главное – ты вернулся. Мы еще повоюем!»

* * *

Выйдя из подъезда, я оглянулась по сторонам. Смутное беспокойство не покидало меня. Я почти убедила себя, что в черном окне напротив никого не было, а то, что я приняла за человека, всего-навсего штора. Ну кому, скажите на милость, нужно прятаться в темноте и подглядывать за мной? Неужели нельзя выбрать более достойный объект? Окна Илларии, например, выходят на ту же сторону, она часто засиживается допоздна. Я бы на месте этого… типа выбрала Илларию. Моя начальница вызывала у меня чувство восхищения и вместе с тем желание как можно реже попадаться ей на глаза.

Она была красива той настоящей красотой, которая не зависит ни от одежды, ни от косметики. Я не смогла бы объяснить, что именно в ней внушало мне опасения. В Илларии чувствовались сила и жестокость. Я смутно понимала, что моя начальница – существо другой породы – породы хищников. За всю историю человечества красивых, сильных, умных и жестоких женщин было немного, их всех можно пересчитать по пальцам – во всяком случае, тех, кто пережил свою эпоху и остался в людской памяти. Красота, как правило, самодостаточна, и природа редко наделяет избранницу еще и силой духа и мозгами. Ну, кто? Несомненно, библейская Юдифь, отрезавшая голову Олоферну. А еще? Иродиада, из того же источника, с головой Иоанна. Женщины семейства Медичи. Иллария. Сильные, аморальные, убийцы и отравительницы. Со знаком минус. Неужели слава выбирает жестоких и аморальных? Я вспомнила звездное дитя Аэлиту с ее интервью! Она тоже выбирает сильных, бессовестных и аморальных – говорит, читателям про них знать интересно.

Раньше выбирали передовиков производства. У каждого времени свои герои…

Иллария едва замечает меня. Каждый раз, когда мы сталкиваемся в коридоре, облачко недоумения мелькает на ее лице – она никак не может запомнить такую заурядную личность, как… как… опять забыла! Иллария кивает в ответ, дрогнув кончиками губ, и величественно проплывает мимо. От ее красоты захватывает дух, и в то же время появляется желание побыстрее убраться с дороги и вжаться в стену. Я иногда представляю себе яркую, полную страстей жизнь своей начальницы, такую отличную от моей. О ее любовных романах ходят легенды. Речицкий, еще несколько громких имен… Правда, это не вяжется с ее привычкой засиживаться на работе. Иногда, уходя в восемь или девять, я вижу полоску света, пробивающуюся из-под двери ее кабинета.

А имя? Иллария! Необыкновенное, полное света, звонкое имя. Незаурядное имя для незаурядной личности. «Номен ист омен», – говорили древние. «Имя – судьба». В переводе с латыни «Иллария» значит «светлая» или «радостная», что есть правильно, она именно такая. А мое имя… Елизавета – «весть Бога». Пожимаю плечами – непонятно. Какой должна быть женщина с таким именем? Неброская, не отвлекающая внимание на себя. Принесла весть и – свободна! Хотя, с другой стороны, были же царицы с этим именем…

Моросил невесомый дождь. Похолодало, и меня в легком плащике пробирало до костей. Я мчалась через анфиладу проходных дворов, спотыкаясь на неровностях и трещинах старинного асфальта, к выходу на улицу, где слышался шум машин и человеческие голоса. По инерции я неслась всю дорогу и перевела дух только возле дома.

У моего подъезда на лавочке сидели какие-то люди. Я узнала бабу Капу, ту самую, что могла дать фору репортеру скандальной хроники в вопросах осведомленности как о событиях в нашем микрорайоне, так и во всем мире. Скукожившись от холода, она прижимала к себе жирного кастрированного кота Митяя, но почему-то не уходила домой. Рядом с ней сидела довольно странная пара. Пышная блондинка с длинными волосами, в ярком открытом платье с наброшенной на плечи мужской курткой и в туфлях на босу ногу, и хмуроватый парень, явно моложе ее. На коленях женщины лежал маленький ребенок, завернутый в зеленое одеяло с головой. Мой взгляд зацепился за торчащие рыжеватые колечки волос.

При виде меня баба Капа встрепенулась, потревожив Митяя. Тот раскрыл клыкастую пасть и беззвучно мяукнул.

– А вот и Лизонька! – пропела баба Капа противным голосом, радостно улыбаясь. – Пришла! Я же говорила, сию минуту прибудет.

Женщина с ребенком поднялась с лавочки, напряженно впившись взглядом в мое лицо. Как и баба Капа, она улыбалась, но улыбка ее была неуверенной.

Я остановилась, недоумевая. Эту женщину я видела впервые в жизни.

Она откашлялась, зябко повела плечами и сказала сипловатым голосом:

– А мы уж заждались… Здравствуй, доча!

Глава 10
Триумвират-2

Звонок раздался в шесть утра, и капитан Астахов, чертыхаясь сквозь сон, потянулся за трубкой. Он шлепал ладонью по тумбочке, пока телефонный аппарат со страшным грохотом не свалился на пол. Клара тявкнула в ответ, возмущаясь. «Тебя тут только не хватало», – пробурчал капитан. Звонил его непосредственный начальник подполковник Кузнецов Леонид Максимович.

– Это я не вам, товарищ подполковник, – поспешил сказать Коля. – Это я Кларе. Путается тут под ногами… ни свет ни заря.

– Кто рано встает, тому бог дает, – назидательно сказал Кузнецов.

– Ага, – отозвался капитан скептически, – ну, вот встали вы рано, товарищ подполковник, и что хорошего?

– Ничего хорошего, ты прав… Убийство. Запоминай адрес. Космонавтов, семнадцать «А». Во дворе, частный дом.

– Еду, – ответил Коля. Он сполз с кровати и едва не упал, споткнувшись о Клару, лежавшую на своем излюбленном месте – на хозяйских тапочках. – Отдай! – Он попытался вытащить из-под нее обувку. Клара обнажила верхние клыки и издала негромкий рык. – Не понял! – удивился Коля, окончательно просыпаясь. – Ирка! – позвал он. – Подъем! – Он потянул одеяло. – Погуляй сегодня с собакой, будь человеком. У меня труп, Кузнецов звонил. Бегу. Слышишь?

Ирочка притворилась, что спит. А может, и правда спала. Коля с сожалением посмотрел на круглую птичью голову подруги, пестрые перышки на макушке, перевел глаза на будильник…

– Ирка! – позвал снова. – Спишь?

Еще Джером Клапка Джером заметил, что ничто нас так не раздражает, как вид спящего человека, когда мы уже проснулись.

– Ирка! – завопил Коля, окончательно сдергивая с нее одеяло. – Подъем!

Ирочка даже не пошевелилась. Лежала спиной к нему, подогнув коленки, как кузнечик. В короткой маечке. Коля увидел цепочку острых позвонков, тощенькие бедра, хлипкую шейку и только вздохнул. Ирка была трогательна и беззащитна, как эльф. Коля, лишенный всякой романтики, подумал, что Ирка у него все-таки ничего… «Когда спит зубами к стенке» – пришло в голову детское присловье. Необычно растроганный, он рассматривал спящую Ирочку, испытывая раскаяние – накануне вечером он обозвал ее идиоткой. Она поставила на огонь чайник и повисла на телефоне, а чайник распаялся, заполнил дымом всю квартиру и едва не учинил пожар.

Частный дом номер семнадцать «А» по улице Космонавтов был не домом, а целыми хоромами, вписавшимися в глухой «карман» между многоэтажками. Удобно, подумал Коля. Почти центр города, а смотрится как деревня.

Город застраивался бешеными темпами, дома росли как на дрожжах. Цены зашкаливали, несмотря на прогнозы ведущих экономистов, что вот-вот начнется спад. Предприимчивые люди скупали землю, добивались разрешения на строительство, продавали квартиры на нулевом цикле – и вперед с песнями. Иногда они исчезали вместе с деньгами пайщиков, что вызывало шум в прессе на день-другой. Напрасно рыдали обманутые, обивая пороги начальства и создавая комитеты спасения. Жулики как сквозь землю проваливались, чтобы вынырнуть вскоре в другом месте.

Любое мало-мальски свободное пространство – дворы, обширные когда-то, пустыри, игровые площадки, любая дыра, – все использовалось под застройки, несмотря на возмущенные вопли и письма жителей района. Сносились старые дома, мощно перли из земли новые.

Хоромы с дурацкими башенками под номером семнадцать, обнесенные высоким железобетонным забором, смотрелись диковато в окружении нависающих со всех сторон хрущоб.

Дежурный у ворот козырнул капитану. Вокруг уже стояла кучка зевак – есть порода людей, нутром чующих «событие». Немолодые тетки в основном, кое-кто с помойными ведрами. Завидев капитана, они заколыхались, обмениваясь впечатлениями.

Кузнецов приветствовал подчиненного взмахом руки.

– Кофе хочешь? – спросил он. – Вон термос.

Коля уже пил кофе. Но тем не менее налил себе еще и оглянулся в поисках пакета с едой, который, несомненно, положила заботливая супруга Кузнецова.

– Жена в доме отдыха, – предупредил начальник. – Только кофе.

Обстановка гостиной поражала пышностью. Было много позолоты и хрусталя, зеркал и картин в старинных резных рамах. На картинах – пышные женщины, натюрморты с фруктами и убитой птицей, невиданные цветы. Серебряные фигурки в угловой стеклянной горке мягко сияли в свете гигантской люстры. Непрошеным гостем, бедным родственником смотрелось старинное потемневшее от времени бюро благородной формы, со множеством ящичков и деликатной латунной отделкой. В масть этому бюро – круглый столик на трех львиных лапах в углу и два изящных, обитых темно-красной гобеленовой тканью кресла.

Комната производила странное впечатление: смешение бесценной, даже на Колин, не особенно искушенный, взгляд, мебели и современного «блескучего» китча, правда, безумно дорогого. И картины! Коля мог бы поклясться, что точно такие он видел на базаре, только без рам. И кричаще-яркий ковер на полу – черный с красными розами. Пышные, наглухо задернутые портьеры. Затхлый воздух.

На желтом кожаном диване, низком, мягком – на таких нежатся одалиски в гаремах, – среди пестрых разнокалиберных подушечек лежал мертвый человек. Толстый, лысый, в распахнутом черном атласном халате мужчина лет шестидесяти. Правая рука его, в перстнях, с покрытыми лаком ногтями, вцепилась в ворот халата, словно он, задыхаясь, пытался сорвать с себя одежду. Левую руку, падая, он подмял под себя. Черная полоса на шее, отдутловатое посиневшее лицо, перекошенный рот не оставляли никаких сомнений, что человек был задушен.

– Леонид Семенович Глузд, владелец сети продуктовых магазинов, – сказал Кузнецов.

Черная бутылка вина на журнальном столике, два бокала и открытая коробка шоколадных конфет довершали картину.

Судмедэксперт Лисица – седенький, маленький, напоминающий статью подростка, пребывал, как всегда, в самом приятном расположении духа. Он пил слабый кофе из собственного термоса – берег сердце, но зато компенсировал недополученное удовольствие неимоверным количеством сахара. Его кофе напоминал сироп.

Тут же крутился фотограф Ашот Акопян, Ашотик, сверкал вспышками. В поисках ракурса он проделывал акробатические номера. Ашотик был не просто фотограф, художник. Две возбужденные тетки-понятые жались к стене. Коля невольно оглянулся в поисках помойных ведер.

– Примерно в двенадцать. Возможно, несколько позже, – ответил Лисица на вопросительный взгляд капитана. – Точнее скажу после вскрытия. Удавлен шарфом или толстым шнуром. Орудие убийства не найдено.

– Он живет один? – спросил Коля, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Жена за границей, – ответил Кузнецов. – Сейчас привезут домоправительницу, тогда и поговорим. Но уже сейчас могу сказать, что унесены две картины – вон, видишь, пустые рамы, у окна и над бюро. Всего две из двух десятков. Исчезли также фигурки из серванта… судя по пятнам, где нет пыли. Семь штук. Семь из двадцати. Сейф открыт, там документы, бутылка виски, шкатулка для ювелирных изделий – пустая. Что там было еще, расскажет жена, когда вернется. Ее уже вызвали. Думаю, что имелось. Убийца прихватил ювелирные изделия, хотя мне почему-то кажется, что мы имеем дело со специалистом по антиквариату – уж очень целенаправленно он грабил. А ювелирные изделия прихватил за компанию.

– Награбленное уместилось в маленьком чемоданчике, вроде «дипломата», – заметил капитан. – А картины – в тубе. Удобно. Сигнализация не сработала, значит, этот, – он кивнул в сторону трупа, – впустил гостей сам. Гостью, – поправился он. – Женщину. Если бы мужика – пили бы коньяк.

Домоправительница – крупная старуха – ринулась в комнату, стаскивая на ходу плащ. Увидев лежащего на диване хозяина, она ахнула, зажав рукой рот.

Напившись валерьянки, напричитавшись, Валентина Федоровна – так ее звали – довольно связно и обстоятельно рассказала о пропавших вещах.

– Собаки пропали, – деловито перечисляла она. – Чистого серебра, старинные. И золотой дьявол на камнях. Голый, прости господи, сидит на камне, такой страшный, аж сердце заходится. И две картинки, одна ничего, вроде как деревенская – зима, снег и пегая корова смотрит из сарая, грустная такая, и слеза в глазу. Вроде как ребенок рисовал. Другая тоже маленькая, старинная, вся темная. Желтые розы в вазе. А в сейфе у Леонида Семеныча были женины цацки и папка с монетами…

* * *

– Тенденция, однако, – заметил Федор Алексеев, выслушав отчет капитана Астахова о новом убийстве и ограблении. Друзья снова сидели в «Тутси». – Похоже, заезжие гастролеры? У нас вроде тихо было до сих пор. Что именно взяли?

– Заезжие? – задумался капитан. – А черт их знает, может, и заезжие. Взяли, как и в прошлый раз, антиквариат, картины – одна с коровой, другая с желтыми розами, из сейфа – коллекцию монет и ювелирные изделия.

– Всего-навсего через две недели после того парня, хозяина казино, которого повесили. Там тоже антиквариат и картины. И тоже наркотик в вине. Один и тот же исполнитель? – спросил Федор.

– А хрен его знает, – ответил Коля.

– Я думаю, преступление совершили разные лица, – подал голос Савелий, и друзья, как по команде, повернулись к нему.

– Да что ты! – обрадовался Коля. – Ну? Не томи, Савелий. Излагай.

– У каждого преступника… это самое, свой почерк, – принялся объяснять Зотов. – А тут разный почерк… Того, первого, повесили, а этого…

– Точно, почерк разный. Молодец, Савелий, разбираешься. Кстати, о хозяине казино. Один из моих… людей, часовой мастер, старый антикварщик…

– Неужели Одноглазый? – перебил его Федор. – Жив еще?

– Оперативная информация, – строго ответил капитан. – Разглашению не подлежит.

– Да ладно, я и так знаю, – ответил Федор. – Редкая сволочь.

– Может, и редкая, зато полезная, – заметил капитан. – В таком бизнесе только сволочь и выживет. Можешь не перебивать?

– Могу, – пообещал Федор. – Давай!

– Одногла… мой человек, одним словом, шепнул, что ему принесли платиновый медальон с изумрудной птицей, похоже, из вещей, украденных у хозяина казино Краснухина. Принес мужчина. Ювелир незаметно достал список, стал сравнивать, развлекая его разговорами. Однако тот заподозрил что-то, вырвал медальон у него из рук и ушел.

– Разумеется, раньше он этого мужчину никогда не видел, – скептически заметил Федор. – Одноглазый соврет – недорого возьмет.

– Зачем? – спросил Савелий.

– Чтобы выказать рвение. А капитан Астахов в ответ закроет глаза на всякие мелкие нарушения… информатора. Например, спекуляцию драгметаллами. И поможет при случае. По принципу – ты мне, я тебе. Или рука руку моет. Слышал, Савелий?

– Да нет, не врет он, – сказал Астахов. – Мы с ним в эти игры не играем. Он меня знает.

– Допустим. И что? Таинственный человек с медальоном был, разумеется, в зеленом пальто и резиновых сапогах, лысый, без руки. Тут источник для достоверности будет путаться в показаниях – не то без правой, не то без левой.

– Зачем? – изумился Зотов.

– Откуда я знаю? – Федор пожал плечами. – Значит, нужно… зачем-то.

– Савелий, не слушай Федьку, это вредно для здоровья, – заметил капитан. – Это был мужчина лет сорока, ничем не примечательный. Немногословный. За все время пребывания в лавке он произнес всего два-три слова. Протянул медальон и буркнул что-то вроде: «Интересуетесь?» Источник запомнил шрам на правой руке около большого пальца.

– Какие кадры! – вскричал Федор. – Какова наблюдательность! Одноглазому давно пора присваивать очередное звание. Он у вас кто? Все еще старший ефрейтор? Несолидно. Надо бы повысить.

– Повысим, – ответил капитан хладнокровно. – Не волнуйся.

– А фоторобот? – вспомнил Савелий. – Фоторобот будете делать?

– А надо? – спросил Астахов.

– Ну, во всех детективах… составляют фоторобот, – пробормотал Зотов.

– Ну, раз во всех детективах, тогда, может, и сделаем.

– Странно, – заметил Федор. – Серьезный грабитель-убийца идет к скупщику краденого и предлагает ему «грязное» ювелирное изделие, будто ему не хватает на жизнь. Туфта полная!

– А может, ему срочно понадобились деньги? – предположил Зотов.

– Преступник, разбирающийся в антиквариате, не пойдет к дешевому барыге, Савелий. Не тот уровень.

– Да знаю! – сказал с досадой Николай. – Но вещь-то краденая. Где-то он ее взял!

– Пахнет жареным, – сказал Федор. – Я бы попрессовал Одноглазого. Врет он. На нем пробы негде ставить. Грабитель и убийца, поиздержавшись, запросто приходит к первому попавшемуся ювелиру и сует ему краденую вещь? Так?

– Может, и так. Возможно, гастролер без связей. А за Одноглазым присмотрим, – отреагировал капитан на удивление спокойно, но спокойствие это напоминало штиль перед бурей. – Мне и самому, как вы понимаете… А больше ничего. Никаких зацепок. Жена Краснухина обвиняет секретаря, какие-то тайные делишки у него были с покойным. Тот показал, что по просьбе покойного нанял частного детектива, который предоставил компромат на жену – у нее был любовник, а она якобы узнала об этом и приняла меры. Боялась развода. Вернее, не она узнала, а любовник – бывший сотрудник охранного агентства, ныне безработный. На пятнадцать лет моложе дамы. Типичный альфонс. Но на убийцу не тянет, тем более не разбирается в антиквариате. Она рыдает на допросах, а морда радостная: наследница. Альфонс тоже настроен оптимистично, даже не скрывает. Мыльная опера, тошнит уже. Ненавидят друг друга, но живут вместе, не разводятся. Пока не доходит до убийства.

– Как печально, – заметил Савелий.

– Да уж…

– Не там копаете, – вдруг произнес Федор. – Не там.

Тут капитан не выдержал и взорвался.

– Федька, тебя что, из бурсы вышибли? – резко спросил он. – Сколько можно из меня кишки тянуть? Ты думаешь, я не знаю цену Одно… этому фраеру?

– Пока не вышибли. Ладно, Коля, – примирительно сказал Федор, – это я так, не обращай внимания. Завидую, наверное.

– Возвращайся, делов-то!

– А что… может, и вернусь, – произнес Алексеев задумчиво.

– А вдруг это убийца приходил? – наконец сообразил Савелий. – К ювелиру?

– Конечно, убийца! – ответил ему Федор. – Теперь Коля сделает фоторобот, как ты и советовал, и он, считай, у нас в кармане. Но! Несмотря на разный почерк, как ты опять-таки заметил, я склонен думать, что здесь действовал один и тот же персонаж. Почерк, может, и разный, а схема одна. Суди сам, Савелий. Отсутствие следов взлома – раз. Присутствие женщины – два. Некий химический препарат, который вырубает жертву, – три. Взяты самые ценные вещи – золото, камни и антиквариат – четыре. Никаких свидетелей – пять. И главное – убийство. Не всякий грабитель идет на убийство!

– Если это один и тот же преступник, то, значит, и женщина одна и та же, – рассудительно заметил Савелий.

– Резонно, – отозвался Федор. – Хотя необязательно. Правда, Коля?

– Вы меня уже достали, – с горечью сказал капитан. – Везде одна и та же лажа. Я зачем сюда прихожу? Расслабиться. А мне тут баки забивают… Кто будет? – он взялся за графин с водкой.

– Мне немного, – предупредил Зотов.

– Ежу понятно, – ответил капитан, разливая спиртное. – Только продукт переводить. За что пьем?

– Савелий? За что пьем? – спросил Федор. – Ты у нас самый… оптимистичный. Давай тост!

– Чтобы все было хорошо… – поколебавшись, предложил Савелий.

– Отлично сказано! – воскликнул Алексеев. – Чтобы все было хорошо!

Друзья чокнулись. Огорченный капитан Астахов принял водку одним глотком. Федор растянул на три. Савелий Зотов, стараясь не дышать, страшно сморщившись, пил мелкими глотками…