Текст книги "Скитания души и ее осколки"

Бурцев раз в месяц появляясь в редакции, отдавал в машбюро свои статьи и ответы на вопросы подростков. Он видел исполнительность и ответственность машинистки. Однажды обратился к ней с просьбой отпечатать несколько страниц своего опуса.

– Но я на работе не могу печатать другие документы, – отказывалась Неля.

– Может быть, вы дома будете печатать. Наверняка у вас есть машинка. Я заплачу.

Неля колебалась недолго. Поразмыслив, решила, что «лишние деньги» не помешают и согласилась на предложение Юрия Антоновича.

– Только у меня одна просьба – никому не говорить, что пишу роман. Стесняюсь, вдруг засмеют.

– Хорошо, – ответила Неля, – будьте спокойны. Никто ничего не узнает.

Так между ними завязались доверительные отношения. Именно Бурцев узнавал о «проказах» ее мужа. Началось с того, что Лешу как-то раз задержали в гастрономе самообслуживания. Он попытался спрятать пачку масла в карман. Позвонив Неле из милиции, он, оправдываясь, рассказал, что с ним приключилось.

– Понимаешь, просто забыл, что эту пачку взял в этом гастрономе. До того заходил в другой магазин, хотел масло купить там. Мне показалось, что эту пачку купил раньше, поэтому положил в карман.

Неля сразу же связалась с Юрием Антоновичем и, обливаясь слезами, поведала историю о пачке масла.

– Вы знаете, Леша очень хороший человек. Трудолюбивый, энергичный. Ведь только благодаря нему, я живу на этом свете. Он не мог украсть. – Она так убедительно защищала мужа, что адвокат ей поверил. Какие действия предпринял Бурцев, Неля не знала, только через несколько часов муж оказался дома.

Когда они переехали на съемную квартиру, через полгода опять раздался телефонный звонок из милиции.

– Знаешь, меня опять повязали, – с раскаянием проговорил Леша.

– Что на этот раз?

– Разбил витрину магазина. Поскользнулся и нечаянно влетел в витрину.

Снова Неля обратилась к Бурцеву, и снова его выпустили. Правда, пришлось заплатить огромный штраф – двести пятьдесят рублей.

– Мне стыдно все время просить, чтобы тебя выручили, освободили от наказания. – Такими словами Неля встретила мужа. – Сколько будут продолжаться твои «незатейливые проделки»

– А кто заикнулся о маленьком магнитофоне? Я? Нет! Моя дорогуля!

– Я что, просила украсть, купить? В разговоре заметила, что появились в обиходе маленькие магнитофоны. Теперь, что все время выяснять отношения с милицией? Может, там начнешь жить!?

– Я всех ненавижу.

– Кого всех?

– Всех. Ментов. Особенно ментовок. Все они продажные твари.

– Что за ментовки?! Что за уголовный жаргон?! Еще тюрьму свою многолетней давности никак не забудешь, – Неля впервые за несколько лет напомнила ему о тюремном прошлом. Будто опомнившись, продолжила.

– Ладно, выкинь все из головы, Пожалуйста, сделай так, чтобы больше не было таких «неожиданностей».

Когда отдавала Юрию Антоновичу новые отпечатанные страницы его романа, он ей очень серьезным тоном заметил.

– Неля, вам вероятно, надо пересмотреть свою семейную жизнь. Советую как друг, желающий добра. Ни к чему хорошему такое поведение вашего мужа, не приведет.

В редакции никто не ведал о перипетиях семейной жизни машинистки. В общем, Неля старалась скрывать пороки мужа от посторонних глаз. Ведь в свое время обещала быть не только женой, но и верным, надежным другом Леше, чтобы с ним не случилось. Через несколько дней, когда уже услышала на работе об убийстве милиционера, в комнате, превращенной в склад, нашла маленькую револьверную пулю. Ничего не сказав, Леше она спрятала пулю в надежное место.

Обстоятельства насторожили Нелю. Закрались сомнения, не дающие покоя, выливаясь в один вопрос – ее муж убийца или нет. Какими – то окольными вопросами пыталась выяснить, насколько «шутка» мужа, произнесенная на вокзале была правдой или плодом его фантазии. Искренне произнося несуразные вещи, он запутывал жену все больше и больше. В конце концов, не говоря мужу о тревожащих ее подозрениях, сообщила, что устала от его шуток, поэтому подает на развод и уходит жить в свою комнату в коммунальной квартире. Маленькую пулю она прихватила с собой.

Ни соседи по коммунальной квартире, ни сослуживцы Нели, ни Бурцев, ни даже Нина не знали об ее разводе с мужем и довольно странных отношениях между ними. Соседям по квартире сообщила, что ей необходимо ходить в районную поликлинику. Из того района, где снимают квартиру, ездить неудобно. Поэтому чаще всего будет пребывать на прежнем месте жительства. Появление Леши в «коммуналке» удивления, недоумения и кривотолков у соседей не вызывало. Неля время от времени навещала Лешу в съемном жилье. Ее беспрестанно терзала мысль – может быть, бывший муж об убийстве все придумал, пулю на самом деле нашел в лесу. Он ей рассказывал о находке, но, ни разу ее не показал. А теперь она нашла эту пулю. В то же время ей одиноко без него. Поэтому принимает его то – у себя дома, то ездит к нему. И все же печать о разводе в паспорте поставила.

Затем, спустя некоторое время, сумела получить только для себя комнату в коммунальной квартире. Новое место жительства Нелю радовало – оно находилось рядом с домом Нины, и после работы могла приходить к подруге. С Лешей она продолжала видеться. Он помог с ремонтом и обустройством ее комнаты. А Неля помогала ему собирать вещи в съемной квартире для вселения в ее бывшую коммуналку. Когда с переездом Нели и Леши по разным квартирам соседи поняли, что они развелись, пересудам не было конца. Только и обсуждалось как: «ловко эта парочка все провернула. Столько лет притворялась мужем и женой, чтобы дать Москву этому лимитчику» Леша, копируя интонацию чуть ли не каждого из них, со смехом рассказывал Неле об этих пересудах.

Но через год раздельного существования с бывшим мужем, он ей преподнес очередную новость. Он женится, чтобы прописать одну «идиотку», а на полученные деньги купить машину.

Неля сразу поняла, что никакой «идиотки» нет, все в его жизни серьезно, а она остается одна с сомнениями, которые никуда не исчезали. И еще очень хорошо понимала, что она много сил вложила в его статус, он оканчивал свой институт, оставался лишь диплом. Леша не был больше тем несчастным провинциалом, когда-то появившимся перед ней. И теперь все готовое «уходило к другой женщине» Она, сорокалетняя, остается одна, с грузом сомнений и главное никому не нужной. Еще в былые времена при всяких неудачах она обращалась за утешением к актрисе. Так и сейчас она бросилась бежать к Нине.

Как ни странно, Нина терпеливо слушала признания своей подопечной, прорывающиеся сквозь рыдания и всхлипывания. Актриса ни разу не упрекнула Нелю, и не припоминала ей «пророческие предсказания», сделанные еще в самом начале этого брачного союза. Неля же, упиваясь ролью жертвы, говорила о том, сколько она вложила сил в создание и возвышение образа мужа. Она выставляла Лешу всегда перед всеми в лучшем свете, всегда защищала, и можно было подумать, что он просто замечательный, благородный человек. Нина и не подозревает, сколько раз она, Неля, вытаскивала Лешу из ситуаций, когда тот мог просто оказаться в тюрьме. Ведь, благодаря работе в редакции, она наладила необходимые связи для «очищения» образа мужа. Только поэтому его «мелкие приключения» всегда заканчивались благополучно.

Говорила Неля о неблагодарности мужа и его измене двухлетней давности. Тогда она его простила. Хотя официально они находились в разводе, но отношения поддерживали. Теперь, когда достиг определенного положения, бросает ее, оставляет ни с чем.

Как ни с чем, – недоуменно вопросила Нина. – У тебя хорошая работа, своя комната. Живи и радуйся. Более молодых бросают и ничего, как-то устраиваются в жизни.

– Но мне-то уже сорок и кому я нужна со своей комнатой и работой машинистки, – продолжила, всхлипывая Неля. Только в одном она не признавалась подруге, что все «подвиги мужа» провоцировала сама своим неуемным желанием красивой жизни на показ.

– Ну, так и, слава Богу, что осталась без него, – наконец заключила Нина. Неизвестно во что еще бы вляпалась. С твоей-то прыткостью… – Нина хотела еще что-то сказать, но Неля, внезапно перестав рыдать, едва слышно пролепетала.

– Мне кажется, что он убийца. – Едва шевеля языком, стала повествовать о своих догадках, как в шутливой манере Леша на вокзале признался в убийстве милиционера. Потом о дерзком грабеже и убийстве служителя порядка она услышала на работе. Целый год находилась в сомнениях. То, что пуля, на самом деле, год хранится у нее, Неля не сказала. Мол, нашла ее совсем недавно в съемной квартире, еще до переезда мужа в ее комнату, когда ездила за своими вещами, чтобы их сразу перевезти в новое жилье.

И Нина решительно заявила ей, что Неля немедленно должна идти в милицию и сделать заявление о своих предположениях и показать эту пулю.

Я не могу, – ответила Неля. Нет, я киплю вся от злости и ненависти,(что он повесил на меня такие подозрения, а сам)и хочет уйти к другой женщине. Я готова его убить.

– Ну и что выиграешь, тюрьму? Нет, иди в милицию, – настаивала Нина. Я подумаю, – опять едва слышно пролепетала Неля.

– Дай мне пулю, у меня есть очень хороший знакомый, связанный с милицейским управлением. Я ему покажу, посоветуюсь, как лучше поступить в твоем случае, чтобы ты ни с какой стороны не коснулась этого страшного дела. И Неля доверчиво отдала ей пулю.

Возвращаясь домой, беспрестанно причитая одну и ту же фразу: «я убью его. Как мог так со мной поступить?!», она не замечала, как слезы горя и отчаяния текли по лицу. Неля задыхалась от боли, непроходимой обиды. Ненасытная животная нечеловеческая ненависть поглощала все ее существо. Неожиданно она почувствовала, что кто-то идет следом за ней. Обернулась. Душа стояла рядом, одетая в пальто покроя середины пятидесятых годов, под воротником которого был повязан пестрый шарфик. Это была не та дерзкая, всегда насмехающаяся и поучающая Нелю особа. Люся Лихарева, ее школьная подруга двадцатилетней давности, взяв Нелю за руку, успокаивающе произнесла.

– Мне очень жаль тебя. Но ты сможешь быть сильной и все неприятности победить. Сможешь выстоять наперекор всем трудностям. Я рядом с тобой. Так же, как в нашем детстве.

Перед глазами Нели возникла та электричка, из которой, если бы не Люся, ее выбросили бы под откос.

– Но он предал меня. Я чувствую, что он совершил убийство. Оно висит и на мне. И в этот момент хочет еще лучше устроиться в жизни.

– А Викинг не бросил тебя? Не предал?

– Нет. Не предал. Я знала, что у него, кроме меня, еще кто-то есть. Я сама мирилась с этим. Он был совсем другой. Я любила его. Может быть, и сейчас продолжаю любить. В той комнате я была счастлива с ним. А этот отнял у меня комнату счастья.

– Возможно, и к лучшему, что решила обо всем рассказать Нине, – продолжала Люся. Не все так плохо, подружка. Еще найдешь себя и гармонию в жизни.

Но, когда это произойдет? – ошеломленно вопросила Неля.

– Не знаю, – и тут Неля ощутила, что стоит посреди тротуара, недалеко от своего бывшего дома и, словно, невменяемая разговаривает сама с собой.

– Боже, кажется, я схожу с ума, – мысленно пронеслось в голове Нели. Развернувшись, она направилась к своему нынешнему месту жительства.

Через несколько дней на работу к Неле приехали следователи из главного милицейского управления и увезли ее на допрос. Там она поняла, что Нина сама пришла в управление. Никакого знакомого милицейского чина у нее не было. Отдав пулю, рассказала все, что слышала от Нели. Больше суток Нелю продержали в предварительном заключении. Она повторяла одно и то же, что во время убийства ее не было в городе. Это могут подтвердить на работе и в доме отдыха, где она находилась. Донести о том, чему она не была свидетелем – ну, никак не могла. Что она слышала много разных «шуток» от бывшего мужа, поэтому и «шутку» об убийстве приняла за «очередную его фантазию».

Уже год, как она находится с ним в разводе, после которого жили раздельно. Сейчас обитает совсем в другом районе. Пулю нашла недавно, на съемной квартире, когда приехала забрать кое-какие свои вещи. Бывшему мужу о находке ничего не сказала и не спрашивала. Помнила, что когда-то он ей рассказывал, что нашел в лесу «пульку». Может быть, он врал про лес, а может быть, все было действительно так. Свои подозрения и сомнения почувствовала только недавно, о чем поделилась с подругой, та ей обещала все разузнать у знакомого, потом решить, как быть в дальнейшем.

– Да, правильно, – сказал один из следователей. – Она нам и принесла эту пулю. Сейчас вас отпускаем, дадите нам подписку о невыезде из Москвы.

Выйдя из заключения, Неля прямиком отправилась к Нине.

– Вы что?! Решили посадить меня в тюрьму? Как я могла донести о том, в чем не была уверена? – яростно набросилась Неля на актрису. – Я так доверяла вам. Теперь, с вашей «легкой руки» получается, что я соучастница. И как мне возвращаться на работу?

– Потому что, дуреха, находилась бы еще долго в сомнениях, терзая свое и мое сердце. А так мы покончим с ним, – парировала Нина. – Не хотела понимать, что связалась с бандитом. Я тебя избавила от него. Его от твоей комнаты. Его новую «возлюбленную» от московской прописки.

– Вы со мной поступили подло! Неужели не понимаете этого?! И чем вы были лучше его, когда обокрали меня в детстве, а когда решили не отдавать плащ Ленечке? Только тем, что не убивали никого, – впервые в жизни за все многие годы, Неля, не боясь скандала, выговаривала подруге все, что думала о ней.

– Убирайся вон, неблагодарная свинья. Значит, все держала в себе, чтобы в нужный момент вспомнить – завизжала Нина.

Хлопнув дверью, Неля ушла от подруги, с терзающим ее вопросом: «как теперь возвращаться на работу с позорным пятном – то ли подследственной, то ли свидетеля».

Не успела Неля вернуться домой, как на нее обрушилось новое известие. Позвонила Агнесса Сергеевна, с которой Неля все годы замужества поддерживала отношения. Старая женщина от волнения с трудом выговаривала слова. Сначала это были непонятные звуки, напоминающие мычание, потом справившись с волнением, с дрожащим от ужаса голосом просто выбрасывала в трубку слова.

– Нелин… Револьвер… Арестовали… Надели наручники.

В конце концов, Неля поняла, что в квартиру нагрянул, чуть ли не целый отряд милиционеров и следователь, который потом допрашивал всех жильцов по очереди. В темной общей комнате, где у каждого квартиранта было свое место, складывались ненужные вещи, в старом тряпье Леши был найден револьвер, модный складывающийся японский зонтик и даже рулон синтетической кожи. Все было прикрыто, и даже кое-что, в том числе и револьвер, завернуты непонятно откуда взятым чуть ли не помойным тряпьем. Жильцы с ним ругались из-за этого тряпья, мол, он развел антисанитарию. Грозили это тряпье выбросить, если он сам им не займется.

– Нелин, – продолжала Агнесса Сергеевна, – мы пережили страшные часы. Каждого долго опрашивали. Как вы могли привести в дом такого человека!? Разве его сравнишь с литератором.

Но он вам нравился. И не раз вы обращались к нему за помощью, – и Неля повесила трубку.

На работе к Неле отнеслись с сочувствием, а Юрий Антонович вызвался выступить ее защитником. Разобравшись со всеми тонкостями дела Нели, он успокоил ее, сказав, что услуги адвоката ей не понадобятся. Надо ждать суда. Через полгода прошел суд. В процессе судебного заседания Неля узнала, что револьвер был украден Лешей более десяти лет назад. Окончив десятый класс, он думал, как ему «отвертеться» от армии. Надумал прострелить себе ногу, поэтому решил украсть револьвер у соседа сержанта милиции. Из-за пристрастия к спиртному жена бросила соседа и он жил один. Одним утром Леша, найдя дома нераспечатанную бутылку портвейна, «опохмелил» содержимым соседа.

Сержант так напился, что упав головой на стол, захрапев, крепко уснул. Натянув на руки, заранее приготовленные резиновые перчатки, Леша выкрал из шкафа, куда пьяный сосед, не думая, при нем бросил револьвер. Ему даже не пришлось искать, куда милиционер кладет оружие. Затем Леша убежал к морю, там недалеко находилась свалка, и выкинул перчатки. Когда бежал к свалке, нечаянно задел барабан оружия. Из него выкатилась пуля. Он спешил. Подняв ее, он вместе с револьвером, обернув их тряпкой, зарыл все под деревом в саду. Сержанта уволили за халатное отношение к оружию, он не помнил, где его оставил. Ногу Леша не прострелил, стало страшно, а от армии все-таки с опозданием «отвертелся» Где бы он ни жил, револьвер с вставленной пулей на место, всегда был припрятан. Никто не знал, что у него хранится оружие. Скорее всего, пряча его в съемной квартире, он не заметил, как из барабана револьвера опять выкатилась пуля, затерявшаяся затем в складе его вещей. А Неля случайно ее нашла.

Бывшего мужа Нели за совершенное убийство, в котором он признался, приговорили к расстрелу. На вопрос: «почему он совершил такое преступление?». Нисколько, не смущаясь, заявил, что ненавидит эту власть – воров и негодяев. На суде «новая возлюбленная» Леши поведала Неле, что вплоть до ареста бывшего мужа, он все время беспокоился о Неле «как она сможет жить без него. Ей так нужна помощь» Значит он, ее Нелю, все-таки любил.

В день окончания суда, впервые за полгода почувствовала успокоение и равнодушие. В этот момент она попыталась вычеркнуть из памяти Лешу. Через год, после суда, помирилась с Ниной, признав, что была не права, упрекнув ту в «грехах» давно прошедших лет. Нина, со своей стороны, согласилась, что и она совершила своим походом в милицейское управление, не очень умный поступок. Конечно, надо было Нелю предупредить и даже пойти вместе. Но, она актриса, боялась, что «ее девочка» никогда не решится сделать заявление.

В общем, они обе виноваты, но ближе, ни у той, ни у другой – никого нет. А в то время обе были захлестнуты эмоциями, больше, чем разумом. Неля не то, что затаилась, она как-то сникла, замкнулась в себе. Затихла в проявлении своих чувств. Казалось, что безразличие ко всему, стало основной чертой ее характера. Почти на целое десятилетие, кроме работы, дома и посещений Нины ничем больше не интересовалась. После двух лет по окончании суда, ее внезапно разыскал Викинг. Предложил любую помощь. Резко оборвав его красноречие, Неля грубо заявила: «Я не нуждаюсь, ни в чьей помощи. Тем более в помощи твоей. От тебя, кроме предательства, я ничего не ожидаю.»

И все это десятилетие ей нет-нет виделись черты мужа, которые она никак не могла соединить в одно целое…

Так и текла ее размеренно-безраличная ко всему жизнь, в которой она больше не грезила о мужчине, созданном воображением юности. Уже не искала того, к которому можно было прислониться, ничего не делая. Но на исходе восьмидесятых годов начали происходить события, которые коренным образом изменили ее жизнь. Неожиданно для Нели знакомые ей люди, ранее и не помышлявшие о религии, потянулись в действующие храмы. Под влиянием приятельницы, когда-то устроившей ее на работу, вместе с ней пошла в храм.

Приятельница убедила Нелю, что там она сможет найти уверенность в себе и силы для существования. Только сын Божий может ей помочь найти гармонию и равновесие в жизни. Но в последний момент, уже переступив порог храма, чего-то испугалась и выбежала из него. Приятельница кинулась вдогонку за Нелей.

– Куда ты бежишь? – она схватила Нелю за руку.

– Не могу. Понимаешь, не могу. Это сидит внутри. Не могу предать Бога, в которого верила моя бабушка. Да и я атеистка. Что мне там делать?

Но Бог у нас один. А это сын Божий.

– Если так рассуждать, – размышляла вслух Неля, – то и мы дети божьи.

И она вспомнила, что Нина всегда противилась, как она говорила «церковным домыслам» Нет ни за что она больше не пойдет в церковь. И вспомнила еще, как много лет назад ходила и просила святую помочь ей с Викингом. Но та ничего не сделала.

– Да и не верю я в Бога, тем более в сына Божьего, – отвергнув все уговоры приятельницы, ушла прочь.

Сейчас, сидя перед зеркалом, Женщина ощущала радость от того, что в то время не поддалась настроению многих людей, и избегла их участи. Они считали себя, как им казалось, вернувшимися в лоно церкви. Она видела, как эти люди в той стране становились ненавистниками евреев, определяя себя истинно верующими, крестясь, когда надо и не надо, подчеркивая свою лояльность власти. Ведь и она могла стать такой, когда искала опору внутри себя. В то время ее удержал образ бабушки. Безграничную и бескорыстную ее любовь Женщина помнила всю свою жизнь. Бабушка за эту любовь никогда ничего не требовала взамен. И теперь понимает, что ее никто так не любил – ни мужчины, встречавшиеся на пути, ни родственники, ни самый близкий в ту пору человек – актриса.

А тогда шел конец восьмидесятых, когда растерянность и неопределенность, витавшие в воздухе, не давали другого решения в поисках душевного спокойствия, как обращения к религии. В этот самый момент опять перед ней появилась Двора «свиристелка», которую она видела всего один раз в начале 72 года. Неля увидела располневшую особу около сорока лет, с той же манерой щебетать, а не говорить. Двора Златкевич производила довольно странное впечатление.

На улице лето, более тридцати градусов тепла, а на гостье была одета кофта, глухо застегнутая на ряд пуговиц, с длинными рукавами и юбка чуть ли не до пят. На голове ее красовался огромный платок в виде тюрбана, под которым скрывались волосы.

– Вам не жарко в такой одежде, – спросила Неля. – Если хотите, я могу дать вам кофточку. Недавно купила. Еще ни разу не одевала. В ней будет прохладнее.

– Нет, не надо. Спасибо. А почему вы не отвечали на мои письма, – как бы ни желая продолжать разговор о кофточке, – перебила Нелю Двора.

– А я никаких писем не получала. Возможно, терялись в дороге, – в тоже время Неля хотела показать себя гостеприимной хозяйкой и она предложила Дворе вместе пообедать.

– Вы знаете, сумела достать свежайшего кролика, и его вкусно запекла, – похвасталась Неля. Но Двора, вежливо отказалась, сообщив, что не хочет огорчать хозяйку, мол, совсем недавно обедала, а кролика ей есть нельзя. Она, как и их бабушки, соблюдает традиции.

– Но это, же не свинина, я помню, что евреям свинину нельзя кушать, но сама ем. И ничего со мной не случилось.

И тут Двора перевела разговор. Начала рассказывать, почему оказалась в Москве. Она посланница Сохнута. Эта организация собирает евреев по всему миру. Неля никогда не слышала, и знать ей было неоткуда об этой организации.

– Вам надо ехать в Израиль, – прощебетала Двора. Что Вам здесь делать? Ни родственников, ни детей нет?

– Как нет?! – воскликнула Неля. – У меня здесь есть Нина. Я с ней всю свою сознательную жизнь прошла. Она мне заменила всех родственников. Ее сын, можно сказать, наш общий ребенок. – Словно, боясь не успеть, все рассказать, – торопливо говорила Неля. Она даже не подумала, что имя актрисы ничего не объясняет и ничего не значит для собеседницы.

– А что сейчас происходит в Москве, – продолжала настаивать на своем гостья. – Я не помню, чтобы в мое время так агрессивно, настойчиво и главное открыто проявлялось неприятие к нам. Нет, определенно вам здесь делать нечего. Вам никогда не дадут забыть, что вы еврейка.

– Да и это правда, – подумала про себя Неля. Несколько дней назад она, в который раз, повздорила с Ниной. Уже преклонного возраста актриса не преминула ей заметить, что евреи опять «греют руки» – и рестораны свои открывают, и магазины. Куда простому русскому человеку деваться?

– Прямо уж одни евреи, – огрызнулась Неля. А русским ничего не достается, – с сарказмом вопросила она.

– Ты знаешь, что я люблю евреев, поняв, что сказала не то, – стала оправдываться Нина. – Ты же знаешь – почти все мои друзья евреи. Да куда далеко ходить. Самый родной, самый близкий человек после Глебушки – ты.

Но Неля все, же не нашутку обиделась и несколько дней не общалась с Ниной. В такие моменты Неля почему-то начинала вспоминать замечания актрисы, услышанные еще в юности. И что евреи грязные и жадные, и много бед исходит от евреев, Всегда высказывания Нины заканчивались одними и теми же словами, что есть жиды, а есть евреи. Нелю это не касается. Потому что она еврейка. Слова Нины обижали Нелю, она переставала с ней видеться, а потом, вроде бы забывала и опять возвращалась к ней. Двора, не видя задумчивости Нели, продолжала ее убеждать в необходимости переезда в Израиль.

– Я сама вам сделаю вызов. Сама встречу и привезу к себе домой в Иерусалим. Поживете у меня, пока не определитесь.

– Ну, как я уеду, – упиралась Неля. – Мне уже много лет. Там, в Израиле, у меня никого нет. Ни друзей, ни родственников. Не знаю языка. Да и другими языками, кроме русского, не владею. Толком нет никакой специальности. Работа моя и здесь оказалась сплошной видимостью. А кому я там нужна. Тем более через тройку лет выйду на пенсию. Нет, такие эксперименты уже не для меня.

Двора поняла, что Неле трудно решиться на такой поступок, она просто не созрела для этого шага, ей и в голову не приходило, что можно уехать в другую страну. Страну, которая, вполне возможно, открыла бы ее саму для себя.

– Я завтра улетаю домой, в Иерусалим, – мягко произнесла Двора, ощущая, что все же каким-то образом заронила в Нелину душу зерна сомнений и надежд на непонятное будущее. – Через некоторое время, с божьей помощью, думаю снова приехать в Москву. На всякий случай оставляю вам свой адрес и телефон в Израиле. Я вам еще напишу, вполне возможно, и позвоню.

Не успел и след Дворы исчезнуть, как Неля приближалась к дому Нины. Еще стоя на пороге квартиры, она начала рассказывать актрисе о приглашении, перебраться в Израиль. Жить там.

– Ты, что на старости лет совсем рехнулась, – первое, что услышала от Нины. – Здесь твоя Родина. Твоя жизнь прошла в этой стране, а не в другой. Кто у тебя там? Дети, родственники? Никого. А здесь мы – твоя семья. Кому ты была нужна все эти годы? Никому – ни дяде, который, наверно, забыл, как тебя зовут. Нина хотела еще что-то сказать, но Неля перебила ее.

– Ничего он не забыл. Я с ним все годы встречаюсь. Езжу домой и с его женой в хороших отношениях, они очень тепло меня принимают. Правда не знают, что и с вами я все время вместе.

– Что-то никогда мне не говорила об этом. Да, ладно, тебе виднее – обиженно произнесла Нина. – И все равно ты никому не нужна была, – продолжила актриса, – ни кавалерам, которые бросали тебя. Ни мужу-преступнику. А здесь мы – твоя семья. Только мне и была нужна, потому что ты для меня все. Подумай своей непутевой башкой. Пора уже стать взрослым человеком. Все витаешь в облаках.

Неля подумала и решила, что Нина права. Действительно, что ей делать в Израиле. В Москве прожила долгую жизнь. Какая-никакая, но семья у нее есть. Но желание бабушки, вылившееся в слово Иерусалим, никогда не исчезало из памяти.

Вот и сейчас, сидя перед зеркалом, Женщина понимает, почему бабушка так мечтала об Иерусалиме. Потому что начинаешь любить этот неземной город, называемый Иерусалимом. И беременную луну, и месяц-конек, и звезды, похожие на огромные гроздья винограда, которые вот-вот упадут тебе в руки. И верблюжьи горбы-холмы, и чашу Мертвого моря, отражающуюся в безжалостных солнечных лучах, которые достигают твоего окна и говорят о начале нового дня. Дня твоего города, твоей земли, где днем луна и солнце могут противостоять, не мешая друг другу. Земли знающей заботы и трудности, радости и веселья, войны и мир, потери и приобретения. И мчишься в этот город, куда бы ни уезжала, понимая, что привязалась нему навсегда. Именно в нем живут те, кто дорог и близок тебе, а главное твой Бог и твоей бабушки, позвавший сюда.

А тогда стояло начало лета 1989 года. Двора вновь появилась в Москве. Как и полтора года назад, она приехала к Неле, но уже с вызовым на проживание в Израиле. Казалось, что за прошедшее время Двора забыла о ней, никаких вестей (ни звонков, ни писем) от нее не было. Неля продолжала свое серое существование, а иначе ее состояние никак назвать было нельзя, какое Двора застала в предыдущее посещение. Также по-прежнему, она продолжала ссориться с Ниной. После каждой ссоры покидала подругу, но потом мирилась, и отношения вновь восстанавливались между ними.

В теперешнюю встречу с Дворой ее отношение к переезду в Израиль резко изменилось. Неле, как когда-то в детстве, пришлось столкнуться не только с неприятием ее еврейской внешности, но и происхождения. Так скрываемые раньше антиеврейские выпады, стали открытыми и не преследовались властями. Ей стало страшно. Страшно не от того, что пропали продукты в магазинах, а от того, что ее могут убить. Ведь совсем недавно месяц назад ее, 50-летнюю женщину избили в подъезде элитного дома, и никто не пришел на помощь. В синяках и кровяных подтеках сумела вырваться из рук пьяного охранника, кричавшего ей вслед: «Наконец-то пришло время расправиться с жидами. Сейчас убежала. Потом прикончим»

Ушибы и ссадины подтвердили в поликлинике. В милиции заявление о побоях не взяли. Сказали, что должна обращаться в суд. Оказалось, что в суде, без открытия дела в милиции, никто ее заявление рассматривать не станет. Да и многие знакомые, словно сорвавшись с цепи, бросились уезжать за пределы. Поэтому новое появление Дворы в своей жизни приняла с радостью и согласием на отъезд в Израиль. С Ниной находилась в очередной ссоре, о своем решении, кроме дяди, никому сообщать не стала. Тот, таким выбором племянницы, был недоволен и тоже перестал с ней общаться. За три месяца до окончания оформления документов уволилась с работы, объяснив причину выдумкой о предложении выйти замуж и быть на содержании мужа.

Для того, чтобы продержатся до отъезда, выкупить билет на самолет и не «думать, где взять средства» Двора ей оставила значительную сумму в рублях. Ведь, кто покидал страну, с них требовали плату за отказ от гражданства. Так же необходимо было внести деньги за ремонт оставляемого жилья. Расходы выливались в крупную сумму, которой у Нели не было. Это Двора посоветовала уволиться с работы, чтобы спокойно готовиться к отъезду. Соседи по коммунальной квартире никак не могли понять, почему Неля стала распродавать вещи, мебель и прочую утварь. Им она также поведала о «своем замужестве». Жених настолько состоятельный человек, что из ее «барахла» ничего не понадобится. И «барахло» пошло нарасхват. Каждый хотел что-то купить у нее, тем более продавала очень дешево, лишь бы поскорее от всего избавиться и получить деньги.

Неля улетела в Израиль, не попрощавшись с Ниной, с двумя чемоданами. Пересылка багажа из Москвы в то время была отменена. Двора встретила ее и поселила у себя, где Неля и прожила чуть более года. Все Неле казалось странным в образе жизни Дворы и ее семьи. С каждым днем она чувствовала, что климат для нее невыносим, что очень тоскует по Москве и по Нине. Дворе ничего не говорила, но раздражение захлестывало Нелю. После окончания полугодового пособия, занялась поисками работы. Масса людей «огромным вихрем внеслась» в страну и найти какую-нибудь работу, казалось невыполнимой задачей.