Текст книги "Знакомые насекомые"

Знакомые насекомые
Инна Шевалье

Редактор Ирина Ивонина

Корректор Анна Асонова

Иллюстратор Максим Литвинов

Дизайнер обложки Клавдия Шильденко

© Инна Шевалье, 2023

© Максим Литвинов, иллюстрации, 2023

© Клавдия Шильденко, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0059-9065-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Паук-поэт

В саду профессорской дачи жил паук. Он был молод, но не слишком хорош собой: не хватало глаза и лапы. Зато, по твёрдому убеждению паука, у него имелось «нечто нежное, спрятанное где-то в брюхе», и это «нечто» делало его совершенно непохожим на сородичей.

К большому неудовольствию маменьки-паучихи, молодой паук все дни напролёт проводил в мечтах и наотрез отказался охотиться на садовую живность. Он питался исключительно соком растений и цветочной пыльцой и очень гордился столь необычным рационом.

Паук считал себя утончённым интеллектуалом в прекрасной спортивной форме. Однако старая паучиха была уверена, что проклятое вегетарианство сделало её сына сентиментальным и тощим.

В детстве у паука была заветная мечта отправиться в кругосветное путешествие. Он очень хотел увидеть большой мир, который, по рассказам матушки, простирался за пределами сада аж до самого горизонта.

И вот однажды паучок забрался повыше на дерево и, дождавшись ветерка, стал выпускать тонкую нить паутины.

Ветер тут же подхватил ниточку, оторвал храбреца от ветки и понёс над землёй. Паучок пустился в путь.

– Здравствуй! Здравствуй, большой мир! – восторженно повторял он, разглядывая землю сверху.

Но в этот день у переменчивого ветра были свои планы. Сделав большой круг над дачным поселком, паучок приземлился на подоконнике дома, в саду которого он жил. А в это время старый профессор сидел у распахнутого окна библиотеки и обучал внука чтению. Любознательному паучку невероятно повезло: для него открылся другой большой мир, о котором он даже и не подозревал.

С тех пор юный паук каждый день отправлялся в увлекательное путешествие по книжным страницам. Но он не просто ползал по книгам, он их читал!

Каким образом сын выучился грамоте, для матушки-паучихи навсегда осталось загадкой. Она не знала, что юнец осваивал азы чтения вместе с кудрявым внуком хозяина дачи, тайком присутствуя на всех уроках. А когда паук немного подрос, он смело заползал в карман потёртого пиджака и ехал вместе с профессором в городской университет, где тот преподавал. Там юный паук с упоением слушал его лекции по литературе.

– И в кого он такой? – сокрушалась старая паучиха.

Каждый день она наблюдала, как её странный отпрыск направлялся в дом профессора, чтобы почитать книги в библиотеке. Эти походы доставляли ей немало волнений и беспокойства. Именно из-за страсти к изящной словесности сын потерял лапу и глаз в неравной схватке с профессорским котом, который если не ловил мух, то от скуки гонялся за пауками.

Вскоре молодой книголюб увлёкся сонетами Петрарки и, воспылав любовью к прекрасной Италии, стал называть себя не иначе как Паукино.

Надо сказать, что Паукино принадлежал к большому семейству пауков-кругопрядов. Его род славился непревзойдёнными ткачами и конструкторами – легчайшие двумерные сети их выделки обладали гигантской прочностью. Но сам мечтатель-вегетарианец не только искусно владел перечисленными профессиями – он был гениальным изобретателем!

В профессорской библиотеке Паукино с усердием штудировал астрономию и тригонометрию и, благодаря этим наукам, изобрёл новые конфигурации сетей. Он придумал трёхмерные паутины-дворцы и спиралевидные паутины-галактики.

Паукино строил их только там, где не летали мухи, потому как большего осквернения своих гениальных творений, чем визиты этих назойливых существ, не мог и представить. Он плёл паутины меж двух благоухающих кустов сирени, что скрывались в глубине профессорского сада. И так как растений в нем давно не касалась рука садовника, инновационные сооружения паука не страдали от стихийных бедствий.

Паукино взрослел и вскоре вошёл в тот возраст, в котором все пауки с некоторым страхом и безо всякой романтики начинают подумывать о женитьбе. Как раз в эту пору с ним произошла удивительная метаморфоза. Мысль о продолжении рода к Паукино так и не пришла, зато его посетила муза! Паукино стал сочинять стихи. Рифмуя слова и складывая их в строфы, он плёл и плёл серебристую сеть. Одно другому не только не мешало, но и значительно улучшало качество обоих действий.

С самого детства Паукино хотел быть непохожим на отца и мать, которых считал лишенными всякого таланта и воображения. По его мнению, они жили слишком просто и ужасно скучно: плели паутины, охотились, ели да спали. Так жили их родители и родители их родителей. Из поколения в поколение всё семейство влачило унылое и однообразное существование.

Словом, вопрос «в кого он такой» мучил не только старую паучиху. О том же спрашивал себя и Паукино.

– Даже маменька понимает, что я – особенный! Я не похож на них, я другой… – тихо радовался Паукино.

– Я – поэт! Я – творческая личность! У меня есть нечто нежное, спрятанное где-то в брюхе… – бормотал он себе под нос.

Со временем тихая радость переросла в тихую уверенность.

– Должно быть, когда-то давно в нашем роду были одарённые стихотворцы, чьи таланты преумножились во мне. Иного объяснения я не нахожу! – размышлял Паукино.

Чтобы в этом убедиться, он решил хорошенько изучить свою родословную.

В профессорской библиотеке Паукино обнаружил большую подборку журналов «Насекомые и их знакомые», а также книги по биологии. Эта находка значительно ускорила исследование паучьего генеалогического древа – как и тот факт, что словоохотливую матушку никогда не подводила память.

Она рассказала сыну о всех ближайших родственниках, в жизни или смерти которых имелась хоть капля оригинальности.

Особенно Паукино заинтересовала история его родного дяди, толстосума и убеждённого холостяка, который на склоне лет вдруг надумал жениться.

И здесь Паукино постигло глубокое разочарование! По словам матушки, его почтенный дядя решил взять в жёны толстую вульгарную муху в зелёном блестящем платье и буквально потерял голову. Но не от любви к мухе, а от сабли! Его убил некий худосочный комар прямо на дне рождения этой отвратительной особы.

– Более разгульной мухи я не встречала! – вспоминала маменька с презрением. – Я тогда была ещё очень молодой, но сразу поняла, что из этой пошлой связи ничего хорошего не выйдет!

Рассказывая о скандальном романе, старая паучиха непрестанно закатывала все восемь глаз, будто готовилась вот-вот упасть в обморок.

– Как видишь, сынок, жизнь полна разных непредвиденных обстоятельств! – закончила она назидательным тоном.

– Весьма поучительная история! Она подтверждает моё мнение о том, что от мух одни беды, – воскликнул Паукино и продолжил исследования своей родословной.

Вскоре в его лапах оказался целый короб прелюбопытнейшей информации. Теперь Паукино знал и о самых далёких предках, и обо всех по сей день здравствующих сородичах.

Выяснилось, что древнее семейство кругопрядов состояло из трёх тысяч видов, объединённых в сто семьдесят родов! С незапамятных времён оно дарило миру больших профессионалов своего дела: искусных ткачей, дизайнеров, строителей и архитекторов.

Но к великому огорчению Паукино, все они также были прожорливыми хищниками и хладнокровными убийцами, интриганами, плетущими сети заговоров, и жестокими отравителями.

Особенно его ужаснули самки из рода чёрных вдов. Их обвиняли не только в применении яда, но и в каннибализме. Кто бы мог подумать: в первую брачную ночь они съедали своих мужей!

Сначала Паукино пришел в замешательство. А потом ему стало очень страшно: вдруг когда-нибудь тёмная, безжалостная сторона паучьей натуры проснётся в нём самом?

От этой мысли он даже на некоторое время потерял интерес к поэзии. Вместо нежных нашептываний музы ему слышался зловещий голос, долетавший из глубины веков:

– Опутай… Убей… Съешь…

От этого голоса нечто нежное, спрятанное где-то в брюхе, сжималось и холодело, а лапы сводила судорога.

Лишь невероятным усилием воли Паукино удалось преодолеть внутренние разногласия, собраться с духом и продолжить исследования.

И его труды оказались не напрасны: в одной старой газете Паукино прочёл о невероятном паучьем подвиге во имя науки. Оказалось, две его дальние родственницы со стороны матушки летали в космос! Там отважные паучихи участвовали в эксперименте по плетению сетей в состоянии невесомости. Тем самым они внесли большой вклад в освоение космического пространства и в изучение уникальных способностей кругопрядов!

Страхи Паукино мгновенно рассеялись. Теперь его переполняла гордость за себя и сородичей. Огорчало лишь одно: во всей нескончаемой череде легендарных предков он не обнаружил ни одного поэта. Да что поэты! Среди всех представителей многочисленного семейства не нашлось даже захудалого прозаика!

– Значит, я – новая эволюционная ветвь! – осенило Паукино. От восторга он тут же сочинил великолепную оду «Во славу паучьего рода».

С тех пор паук посвятил жизнь поэзии.

Однако, к огромной досаде Паукино, его литературные труды временами прерывала матушка. Она упорно напоминала о женитьбе и необходимости продолжить род, который Паукино теперь так восхвалял.

Но паук-поэт каждый раз находил новые отговорки.

Тогда старая паучиха сделала хитрый ход. Она пригласила непутёвого сына на прогулку в соседний сад и там, как бы невзначай, указала на тихое местечко в углу забора, где подрастал целый выводок юных паучих.

Увидев потенциального жениха, три дюжины сестер выбежали из жилища и немедленно стали строить Паукино глазки – по четыре пары каждая! К сожалению, в сумме глаз оказалось слишком много для того, чтобы поэт смог оценить их красоту.

Испугавшись такого обилия интереса к собственной персоне, Паукино поспешно ретировался в родной сад и настоятельно попросил матушку больше не вмешиваться в его личную жизнь.

Настоящая причина этого демарша заключалась в том, что ему не нравились паучихи. Более того, Паукино их боялся. Будучи весьма начитанным и образованным, он знал, что паучьи самки думают лишь о еде и размножении, а некоторые из них – не только чёрные вдовы! – ели своих мужей поедом.

Перспектива жертвенной любви его совсем не привлекала.

И когда старая паучиха снова завела разговор о женитьбе, Паукино воскликнул:

– Матушка! Самцы зачастую гибнут в первую брачную ночь. Ты желаешь мне смерти?

– Молодой паук должен уметь изловчиться и после исполнения супружеского долга вовремя удрать с брачного ложа! – невозмутимо ответила старая паучиха.

– Ах, матушка, я – поэт, а не атлет! – возразил Паукино. – Сбегать от возлюбленной, пусть даже из страха смерти, ниже моего достоинства! К тому же, – отмахнулся он, – я ещё не определился с выбором.

От этих слов старая паучиха закатила два глаза, а другими шестью быстро заморгала, тем самым изображая, что у неё вот-вот случится удар.

Маменьку уже давно терзали сомнения: не вожделел ли изнеженный сынок представителей своего пола? Ведь тогда, думала она, сильно укоротившиеся ветви их родового древа окончательно засохнут в лапах её странного отпрыска.

Причин для беспокойства у матери стихотворца было хоть отбавляй. Паукино казался ей яблоком, слишком далеко укатившимся от яблони.

Однако матушкины опасения оказались напрасными. Паукино, у которого в брюхе пряталось «нечто нежное», всего лишь мечтал о красивой романтической любви. И желательно – легкокрылой!

Всё это время Паукино ждал, когда прилетит та единственная, нежная, как цветок, суженая, для которой он будет слагать элегии и петь серенады.

Он много трудился и сплёл грандиозную паутину-галактику, в центре которой было уготовано место для возлюбленной. По утрам паутина блестела на солнце капельками росы, похожими на звёзды, а Паукино мечтательно посматривал на творение своих лап и ждал.

И в один прекрасный день ему наконец повезло: в шёлковые сети влетел маленький, голубой, как небо, мотылёк.

Это была она! Сама прима-балерина из театра мотыльков, шатры которого в конце весны появились в саду, удостоила его своим посещением.

Каждый вечер балетная труппа выступала у большого фонаря, что висел над крыльцом профессорского дома. Долгими часами паук наблюдал за красавицей, с волненьем предвкушая встречу. Самая талантливая и обворожительная танцовщица в этом сезоне имела грандиозный успех. Она восхищала публику не только грацией, но и профессионализмом – ей всегда удавалось выжить во время спектакля! Менее опытные и неловкие обжигали о фонарь лапки и крылышки и замертво падали на ступеньки крыльца.

Паук воспылал страстью к крылатому созданию. Она была воплощением его мечты!

Как только по шелковистым нитям пробежала дрожь, Паукино затаил дыхание. Он подполз к мотыльку поближе и, обратив на неё все семь глаз, взволнованно произнёс:

– Сударыня, разрешите представиться… Меня зовут Паукино!

– Какое красивое имя! – зарделась танцовщица. – Вы, должно быть, итальянец?

– Почти… – уклончиво ответил Паукино.

– А меня зовут Мотылёк! – сказала она. – Я танцую в театре.

– Ах, сударыня… Я давно хотел открыться вам… Вы само очарование! Слава о вас гремит по всему саду! – воскликнул влюблённый паук.

– Вы так любезны! – потупила взгляд Мотылёк. – Надеюсь, это не пустой комплимент?

– Я предельно честен с вами! – пылко произнёс Паукино. – Вы – само совершенство!

– Век танцовщицы краток, а слава преходяща. Ручаюсь, на следующее лето никто обо мне и не вспомнит… – вздохнула балерина.

Мотылёк была немного легкомысленна, но не глупа.

– Ах, что вы! – поспешил возразить Паукино. – Ваша слава никогда не померкнет! Я сложу о вас оды и мадригалы, которые будут жить в веках!

– Так вы поэт? Как романтично! – Мотылёк всплеснула лапками от восторга. – Надеюсь, вы – порядочный господин и не воспользуетесь тем, что я попала к вам в сети? – продолжала она игриво. – Я слишком слаба и не приспособлена к жизни. Каждый может обидеть такую нежную особу, как я…

– Моя госпожа, я – джентльмен! Я предлагаю вам лапу и сердце!

– Ах, я согласна! – недолго думая, сказала Мотылёк.

Втайне она мечтала, как на закате балетной карьеры выйдет замуж за респектабельного иностранца.

– Только у нас не будет пышной свадьбы… – заметил осторожный Паукино, вспомнив о маменьке и разных непредвиденных обстоятельствах. – Мы отпразднуем вдвоём в моём серебряном дворце. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из моей родни испортил торжество!

– Это так феерично и так современно! – воскликнула Мотылёк. – Надеюсь, о нашей секретной церемонии напишут во всех садовых газетах?

– Конечно! Сообщение будет на первой полосе! – уверил невесту наблюдательный паук.

Он давно заметил, что мотыльки тщеславны и живут одним днём.

– Тогда мне нужно украсить крылышки для нашего тайного бракосочетания. Ведь после него мы полетим в свадебное путешествие? В какой-нибудь цветник роз?

– Моя госпожа, я не доверяю переменчивым ветрам и предпочитаю летать только в мечтах… Но и вам ваши крылья больше не понадобятся. Опасно порхать в мире, полном зорких птиц и огнедышащих фонарей! – сказал заботливый паук.

Мотылёк казалась немного разочарованной.

– Ах, моя ненаглядная! Скоро вы станете хозяйкой роскошного дворца, центром сияющей галактики и моей музой! – с воодушевлением пообещал Паукино.

И паук тронул серебряные струны. Они нежно завибрировали, а Паукино стал с упоением декламировать стихи, чем мгновенно усыпил все тревоги Мотылька.

Теперь Мотылёк ни в чём не нуждалась. Паукино кормил милую жёнушку цветочным нектаром, ткал для неё изысканные шелка, читал сонеты и пел серенады. Танцовщица быстро располнела и от этого много спала в гамаке, который заботливый муж соорудил для неё в самом центре паутины.

От избытка чувств Паукино всё больше и больше обволакивал Мотылька липкой серебристой нитью. В конце концов балерине стало трудно дышать, и краски сада померкли в её глазах.

– Ах! Я больше так не могу! Пощадите меня! – взмолилась Мотылёк, чувствуя приближение неминуемой смерти.

– Пощадить вас? Моя госпожа, я люблю вас больше жизни! – воскликнул Паукино.

– Я задыхаюсь от вашей любви! Я хочу на свободу! – хрипела Мотылёк.

– О, моя возлюбленная! – отвечал удивлённый паук. – Разве вам не по душе амплуа респектабельной хозяйки серебряного дворца? Я уверен, другие мотыльки завидуют вашим шёлковым нарядам и вашему статусу. Я принёс вам столько цветочного нектара, что хватило бы на всю труппу вашего театра!

– Мне не нужны ваши подарки! Ни шёлк, ни цветочный нектар! – из последних сил вскричала Мотылёк. – Мои крылья связаны, а сердце в тисках… Всё, что я хочу, – это танцевать… быть самой собой… быть на свободе… – повторяла она в бреду.

– Моя дорогая, вы жестоки и неблагодарны! – обиделся Паукино. – Я любил вас, я заботился о вас! Я посвятил вам лучшие мои сонеты! А что получил взамен?

Паук-поэт опечалился. Да так сильно, что ещё больше стал обволакивать Мотылька своей любовью. Это продолжалось до тех пор, пока Мотылёк не испустила дух.

Паукино был убит горем. Омывшись слезами, он решил построить для возлюбленной мавзолей и до скончания веков оплакивать её безвременную смерть.

Паук приступил к бальзамированию: он смешал пыльцу лилий с капелькой росы и покрыл этой смесью Мотылька. Туго обмотав её благоуханное тело целым мотком шёлковой нити, он застыл от удивления. Прекрасная танцовщица была похожа на поблёскивающий в свете луны кокон.

– Царица, лежащая в серебряном гробу! – задохнулся от восторга Паукино.

Паук торжественно преклонил колено шестой лапы перед мерцающим коконом.

– Моя госпожа! – произнёс он дрожащим голосом. – Ваш милый образ будет жить вечно в моём сердце!

Обливаясь слезами, Паукино написал длинную канцону о несчастной любви и назвал её «На смерть мадонны Мотылёк».

А потом, хорошо поразмыслив, он решил, что тело его прекрасной возлюбленной может достаться какой-нибудь жадной птице и похоронил его. У себя в животе. Ведь он обещал Мотыльку, что они никогда не расстанутся!

На рассвете Паукино уселся горевать неподалёку от своей паутины, сверкающей на солнце капельками росы, как усыпанная звёздами галактика. А когда паук переварил своё горе, он вдруг почувствовал необычайный прилив сил и бодрости. Ему даже показалось, что у него начала отрастать новая лапа!

Вместе с новыми ощущениями к нему стали приходить новые мысли, а мрачный голос из глубины веков больше не казался зловещим. Теперь вместо жуткого заклинания «опутай, убей, съешь» Паукино слышал вкрадчивый шёпот:

– Очаруй… Обезоружь… Раствори в своей любви…

– Матушка была права, вегетарианство мне вредит! – неожиданно для себя решил Паукино, глядя на падающие с яблони спелые плоды.

Яблоки срывались с веток и одно за другим аккуратно укладывались рядышком с деревом.

На следующий день паук сплёл другую паутину неподалёку от первой. И она получилась краше прежней!

– Надеюсь, в следующий раз мне повезёт в делах сердечных гораздо больше… – пробормотал Паукино. Он икнул и принялся выковыривать из зубов остатки своей ненаглядной.

Затем паук-поэт погладил брюхо, где было надёжно спрятано нечто нежное, и, вдохновлённый надеждой, сочинил сонет о прекрасной всепоглощающей любви.

Жизнь и смерть удивительной мухи Луцилии

I

На дальней окраине провинциального городка, в самой гуще помойки, произошло весьма заурядное для этого места событие: на мослах старой коровы родилась муха.

Несколько дней она ползала по вкусно пахнущим отбросам и терпеливо ждала, когда крылья обсохнут и окрепнут. Как только это случилось, муха весело встала на крыло и вместе с ватагой сестёр и подруг полетела жить.

От рождения муха была очень смышлёной и смелой. В её крошечном теле спали глубоким сном большие мечты и немалые амбиции. Но, будучи ещё слишком юной, она ничего об этом не знала.

Не знала муха и своего отца, не знала, что родилась в так называемой неполной и неблагополучной мушиной семье, настолько типичной для этих мест, что о существовании отцов и благополучных семей тут даже не догадывались.

Её мать, грузная зелёная падальница, известная в округе скандалистка и пьяница, промышляла на местной скотобойне и вечно была на сносях. В перерывах между драками за территорию с другими мухами она без конца производила на свет жирных опарышей от разных пролетамцев.

Быстро подрастая, юная муха наслаждалась своей незамысловатой жизнью: весело вилась вокруг помоек и выгребных ям, кружила над полосками огородов, вкусно пахнущих свежим навозом, и обожала обедать на скотобойне. Всё вокруг было родным и знакомым.

Но скоро её внимание привлекли бескрылые гигантские существа, перемещавшиеся на задних лапах. По рассказам матери, мухи с незапамятных времен соседствовали с этими верзилами. Мушка стала заглядывать в дома великанов и с любопытством наблюдала за ними.

Эти особи – самцы, самки и их детёныши – называли себя людьми. Они еле-еле двигались, а жужжали так медленно, что смышлёной мухе ничего не стоило выучить их повадки и усвоить азы примитивного языка.

Неряшливые в быту человеки снабжали едой и кровом бесчисленные сообщества двукрылых. Именно поэтому невзрачные комнатные мухи с глазами цвета гнилой брусники боготворили исполинов.

Но мухи-падальницы, будучи гораздо ближе к реалиям жизни и смерти, смотрели на людей с презрением. Для них человек ничем не отличался от лошади, коровы или даже свиньи. В его мёртвом теле падальницы с таким же успехом могли растить потомство.

Там, где жили гиганты, мухи процветали. Горы гниющих отбросов возвышались вблизи городов, превращая вонючие помойки в настоящий мушиный рай. Нерадивые работники скотобоен выбрасывали останки животных в чистом поле и тем самым создавали для мух шикарные родильные дома и ясли. Везде, где обитал человек, появлялись на свет бесчисленные полчища двукрылых.

Мир мух и мир людей прилипали друг к другу плотно, как хлеб с маслом, и было непонятно: то ли мухи жили в мире людей, то ли люди – в мире мух.

Жизнь в сонном захолустье была отсталой и примитивной, но юная мушка с лёту уразумела: у человеков найдется чему поучиться. Поэтому она всё чаще стала наведываться в места обитания людей исключительно для своего интеллектуального развития.

Мухе нравилось заглядывать в местную школу и наблюдать за маленькими детёнышами двуногих. Те смирно сидели за партами и слушали монотонное жужжание человеческой самки с подобием птичьего гнезда на голове. Иногда они обмакивали острые палочки в чернила и, высунув языки, царапали палочками бумагу.

Каждое утро начиналось с того, что муха на бешеной скорости влетала в окно школы и делала небольшую разминку, нарезая круги под люстрой. Улучшив мозговую циркуляцию, муха садилась на первую попавшуюся чернильницу и с наслаждением отхлёбывала магическую синюю жидкость, ибо уже твёрдо знала, что та открывает путь к знаниям.

После уроков муха летела в ближайший дом. Там она устраивалась на стене и концентрировала внимание на светящемся ящике с тараканьими усами-антеннами, который люди называли телевизором. Уставившись на экран каждой фасеткой своих глаз, муха жадно поглощала информацию.

В этом небольшом ящике удивительным образом умещался огромный мир, который муха познавала со всей мушиной скоростью.

И однажды бархатный голос из телевизора сообщил ей, что представительниц их вида называют луцилиями.

– Вот это да! Так я – Лу-цил-л-л-лия? – ахнула муха.

Она покрутилась перед зеркалом, любуясь собой, и охотно согласилась с бархатным голосом:

– Ты прав, я вылитая Луцилия!

Так юная муха обзавелась именем.

Ежедневно из ящика с тараканьими усами выливался мощный поток новостей, и мозг Луцилии впитывал, как губка, всё услышанное и увиденное. И так как муха от рождения была умницей, она буквально на лету схватывала информацию, делала выводы, вырабатывала теории, а потом применяла их на практике.

Посмотрев пару увлекательных передач «В мире животных», Луцилия сделала своё первое открытие.

Жизнь всех существ заключалась в следующем: питаться себе подобными, производить себе подобных и кормить собой себе подобных.

А когда в ящике с тараканьими усами начался фильм о лососе, Луцилия сделала второе важное открытие:

– У матушки-природы разработан чёткий план для каждой твари!

Муха смотрела в телевизор и не верила своим глазам: жизнь несчастной рыбы служила ярким подтверждением этой теории.

Родившись и немного окрепнув в родном ручье, молодые лососи отправлялись в долгое и опасное плавание к морю или океану. И те, кто благополучно достиг морских глубин, жили там припеваючи. Они вдосталь ели, росли, копили жир и вскоре превращались в великолепных рыбин.

Им бы жить – не тужить в море-океане, но глупцы отправлялись в долгий путь на родину! Чтобы попасть в вожделенное место, лососи шли против течения и, обдирая шкуры, преодолевали пороги… Реки буквально кипели от рыбы, а маленький мозг мухи клокотал от увиденного.

Наконец, оставив за хвостом сотни километров, измождённый лосось возвращался в воды обетованные, откладывал икру и тут же умирал от полного истощения.

И как тот, кто, умножая знания, умножает скорбь, Луцилия содрогнулась от вопиющей жестокости матери-природы.

Она поняла, что смысл жизни всех существ, населяющих землю, заключается лишь в том, чтобы оставить после себя потомство, а затем бесславно протянуть плавники или лапы.

– Так-так… – размышляла муха. – Значит, всё, что от тебя требуется, – это продолжение рода… И никому нет дела ни до тебя, ни до твоих планов на жизнь! – ужаснулась она своей догадке.

Это стало третьим и самым важным открытием Луцилии. Она была потрясена до глубины брюха, и возмущение её не имело предела.

Она вспомнила, как старые мухи, отслужив службу природе, впадали в сонное состояние и становились лёгкой добычей мухобоек или прожорливых птиц. А те, кому удалось избежать насильственной смерти, подыхали буквально на лету и падали одна за другой в холодные осенние лужи.

– Ага! Щас! – Луцилия погрозила кулаком птицам: – От меня вы кормёжки не дождётесь!

От негодования муха нарезала пару кругов под потолком, а потом, сделав в воздухе головокружительный пируэт, уселась на люстру и категорически заявила одной из лампочек:

– Холодная лужа – это не про меня! Жизнь мухи слишком коротка, чтобы тратить её на производство жирных опарышей.

Это прозвучало очень по-новаторски.

Луцилия решила поделиться своими прогрессивными мыслями с другими молодыми мухами. Она пригласила их на слёт-собрание и начала речь:

– Сёстры и подруги! На самках всей земли лежит непомерная ответственность: тяжёлый труд вынашивания и рождения потомства. А в это время самцы вольны делать всё, что им заблагорассудится. И без каких-либо обязательств. Глупо нам, прекрасным феминам, слепо подчиняться матушке-природе!

Но сёстры и подруги лишь крутили головами и недоумённо переглядывались меж собой. Они плохо понимали, о чём жужжит эта странная муха.

– Природа требует от нас самоотдачи и самопожертвования, – гнула свое Луцилия. – От этого мы, мушиные самки, толстеем и стареем. А потом, забытые всеми, подыхаем в осенних лужах, так и не успев насладиться молодостью и свободой!

Луцилия сделала вжик-вжик крыльями.

– Не кажется ли вам, что секрет красоты и долголетия фемин кроется не в самопожертвовании и самоотдаче, а в самосохранении и самообретении? – спросила Луцилия, глубокомысленно окинув взглядом соплеменниц.

Молодым мухам ничего такого не казалось. Жалкие глупышки не вняли её пламенным речам и раздражённо включили свои жужжалки. Луцилия приняла рокот нетерпения за гул одобрения и с азартом продолжала:

– А ещё я слышала от некоторых двуногих, что бесконтрольно размножаться на перенаселённой планете – это преступление!

Но молодые самки, память которых от рождения была слишком короткой, тут же забыли, о чём вещала прогрессивная муха. Услышав слово «размножаться», они сорвались с места и весело полетели спариваться.

Луцилия сначала огорчилась, но потом махнула на дурочек лапой.

– Как хотите! Вы сдохнете такими же безмозглыми, какими родились! – с презрением прожужжала она и полетела в ближайший дом продолжать своё образование.

С этого дня у мухи появилась цель: она не только решила обхитрить матушку-природу, но и когда-нибудь открыто объявить ей войну.

Шло время. Луцилия взрослела, умнела и хорошела. Как-то раз она снова увидела своё отражение в зеркале и поняла, что стала писаной красавицей.

Природа, которой Луцилия отказалась подчиняться, наделила её броской внешностью: огромными терракотовыми очами, слюдяными крылышками, что играли на солнце радужными бликами, нежным позолоченным брюшком и шикарным платьем изумрудного цвета. Невзрачные комнатные мухи, глядя на красотку, лопались от зависти.

Разумеется, от поклонников у Луцилии не было отбоя, но молодая муха их всех с презрением отвергала. Самцы-провинциалы её не интересовали. Эти нервные создания с глазами в кучу только и делали, что гонялись, как умалишённые, за потенциальными невестами. Они нелепо нарезали вокруг них круги, пытаясь одновременно набить брюхо, присмотреть подружку и отогнать соперников. А пока они суетились, самки, перемигиваясь друг с другом, неспешно переползали с вегетарианства на белковую диету: питались то нектаром, то падалью.

Но умная и наблюдательная Луцилия заметила, что после недолгих брачных посиделок или акробатических спариваний на лету деланое спокойствие мушиных самок вскоре бесследно исчезало. Сильно растолстев, они с громким гудением начинали озабоченно носиться над помойками и скотобойнями, прикидывая, где бы соорудить ясли для своих толстых отпрысков. А потом, наскоро опростав брюхо, снова позволяли самцам садиться себе на спину!

Увы! Бедолаги знали только это и ничего более. Мать-природа об этом хорошо позаботилась.

Луцилия видела, как мухи без конца производили себе подобных, но очень скоро их жизненная сила истощалась, и бездна холодных луж мрачно поджидала скукоженные трупики.

С нескрываемым ехидством Луцилия подсчитывала мёртвых самок, отдавших последний долг природе.

Муха в очередной раз покрутилась перед зеркалом.

– Тривиальная жизнь и жалкая смерть – это не для меня! – заключила она. – Я красива и умна. Пора двигаться дальше и испробовать всё на свете!

Луцилия была уверена: впавшая в летаргию глухая провинция препятствует развитию не только мушиных самок, но и фемин двуногих.

Иными словами, Луцилия созрела для перемен.

И тогда муха всерьёз задумалась о переезде в столицу. Именно там была красивая жизнь, о которой она мечтала: яркие огни широких улиц, бесчисленные парки, кафе и рестораны.

– Непременно в столицу! – решительно прожужжала Луцилия и тут же полетела на вокзал.