Текст книги "Лебединая песня"

Я вновь оглядываюсь на эту великую основу всякого природосообразного обучения языку. Влияя на изучение родной речи, природа до известной степени принудительно подчиняет человечество вечным законам, из которых существенным образом вытекает и должно вытекать всякое природосообразное обучение языку. То, что в этом обучении природосообразно даёт мать и природосообразно воспринимает ребёнок, в обоих оживлено инстинктивно. Мать и ребёнок, можно сказать, в силу инстинкта подчиняются вечным законам такого хода природы. Нет, они всё же не подчиняются этим законам инстинктивно; они лишь инстинктивно побуждаются к этому.

Свободное следование этим законам составляет для них удовольствие и радость. Побуждение взаимно действовать в соответствии с этими законами исходит из самого сокровенного в природе матери и ребёнка.

Но эта природа у современных матерей почти повсюду парализована пагубным отрывом нашего мира от естественности. Так как это ставит таких матерей в неестественные отношения к своим детям, то и законы развития способности к речи теряют у них свою силу. Так как злые извращения нашего времени вмешиваются и в формирование познаний ребёнка, приобретаемых путём чувственного восприятия, следовательно, и в основы природосообразного пути, каким ребёнок учится говорить, то инстинкт уже не помогает изучению родной речи. Природосообразное обучение, которое предоставляют младенцам современные матери, очень беспорядочно и испорчено; в этом случае инстинкт ребёнка, стремящегося к природосообразному восприятию этого обучения, остаётся втуне. Такой подрыв влияния инстинкта «давать» и «воспринимать» в первоначальном материнском обучении влечёт за собой чрезвычайно серьёзные последствия. Этим глубоко и во многих отношениях ослабляется и подрывается истинная природосообразность на всех дальнейших этапах воспитания ребёнка. Да так оно и должно быть.

Так как зло отрыва от естественности, свойственное нашему времени, заставляет ребёнка произносить слова, понимание истинного значения которых не подкреплено в нём самом ни внутренне, ни внешне собственным наблюдением, и слова эти должны запечатлеваться в его сознании, словно они представляют собой реальные знания, то для ребёнка совершенно потеряны сила и благо природосообразности в изучении родной речи. В той же мере обучение ребёнка речи в качестве промежуточной образовательной ступени между формированием способности к наблюдению и формированием мыслительных способностей утратило базу своего истинно природного хода, или своей истинной природосообразности. И как природосообразное формирование способности к наблюдению отклоняется от истинного пути, так и естественный ход, каким ребёнок учится говорить, с первых же моментов усвоения родной речи приостанавливается, запутывается, слабеет.

Из-за этих первых ложных шагов, искажающих природосообразность обучения родному языку, база природосообразного изучения всякого другого языка также лишается своей чистой, благотворной силы, присущей ей в неиспорченном и неослабленном состоянии.

Природосообразный ход изучения всякого иностранного языка должен находиться в совершеннейшем согласии с природосообразным ходом изучения родного языка. Найти это согласие – цель истинного обучения человека языку и всего искусства такого обучения.

Одна из важнейших задач идеи элементарного образования и заключается в том, чтобы помочь человечеству изыскать средства, способные с этой точки зрения предупредить отклонение от хода природы. Немногочисленные и ограниченные опыты, проводившиеся нами в этом направлении, неоспоримо доказывают, что идея элементарного образования в состоянии существенно укрепить и оживить силы, присущие семье.

Факты убеждают, что попытки осуществить эту высокую идею там, где они проводились на солидном основании и удовлетворительным образом, безусловно многого достигли. С одной стороны, разъясняя основы и средства природосообразного обучения языку, они оживляют в матерях желание воспринять их, даже воодушевляют их для этого. С другой стороны, каждому ребёнку, воспитываемому на этих принципах, они позволяют в усвоении языка добиться таких успехов, которые дают ему возможность передавать своим братьям и сёстрам всё, чем он в достаточной мере овладел в результате элементарных упражнений. Следовательно, эти попытки позволяют ввести усвоение родного языка в семейном кругу в колею истинных средств, способных сделать такое усвоение всеобщим.

Изучение ребёнком родного языка безусловно начинается с впечатлений от объектов, чувственно познаваемых им при наблюдении, названия которых сделались притом знакомы его слуху и привычны его устам. Научившись узнавать эти объекты и произносить их названия, ребёнок постепенно, хотя и медленно, но научается узнавать и выражать словами их свойства и действия, то есть относящиеся к ним имена прилагательные и глаголы. Переход в усвоении речи от объектов к прилагательным, а от них к глаголам отнюдь не является последовательным во времени. Младенец слышит названия объектов, прилагательные и глаголы не в какой-то последовательности во времени и не обособленно друг от друга. Он усваивает их так, как их слышит, – тесно связанными между собой во фразах, что очень полезно и поучительно для ребёнка, когда он учится узнавать и говорить.

Фразы помогают ему замечать, догадываться, постепенно со всё возрастающей ясностью понимать и постигать значение отдельных слов и характер их взаимосвязей во всём, что он слышит и что сам говорит.

Значение этого обстоятельства для формирования речи бросается в глаза. Каждое отдельное слово какой-нибудь фразы благодаря взаимосвязи выражаемых в ней понятий поясняет другие слова, связанные с ним этой фразой; поэтому-то фраза в целом легче запоминается, чем отдельное, изолированное слово, не связанное природосообразно ни с каким другим. Благодаря сочетанию с другими словами смысл слова в каждой фразе приобретает определённое, хотя и одностороннее и ограниченное обоснование своего общего значения.

Большие преимущества хода природы при изучении родной речи видны ещё и из того, что начиная с первых исходных начал своего воздействия, такое обучение затрагивает все главные части речи и тысячекратным повторением делает их познавание ясным для ребёнка, а применение – привычным. Не вызывает сомнений, что ребёнок, воспитываемый по элементарному принципу, не только сознаёт, пусть смутно, но твёрдо сущность каждой из главных частей речи; более того, изменения, претерпеваемые каждым существительным, прилагательным и местоимением, то есть изменения каждой склоняемой части речи, словно сами собой усваиваются им и становятся для него привычными. В такой же мере это происходит со всеми изменениями глагола, которые требуются и допускаются спряжением. Другого рода главные части речи любого языка, хотя сами по себе они неизменяемые, благодаря своему влиянию в силу вечных законов подвергают самым разнообразным изменениям позицию слов в фразеологическом отношении. Это наречия, предлоги, союзы, междометия. С помощью построенных на психологической основе последовательных рядов примеров своеобразия их влияния на формирование речи их можно в высокой степени закрепить у ребёнка, а навыки в их применении облегчить ему настолько, насколько это в развитии способности к речи совершенно недостижимо для хода природы, если он предоставлен самому себе.

Важная задача идеи элементарного образования состоит и в том, чтобы всеми средствами своего искусства содействовать и помогать ходу природы в развитии способности к речи посредством последовательных рядов примеров, психологически и мнемонически способствующих образованию ребёнка.

Благодаря их частому повторению они бессознательно для ребёнка, почти механически внедряют в сознание и приучают его к применению каждой отдельной части речи во всём объёме её значения. Природа воздействия обоих указанных рядов подлежащих усвоению главных частей речи всех языков такова, что вся совокупность склонений и спряжений, а также всё, чего требуют психологически обоснованные формы фразеологии, усваивается воспитанниками в широком объёме и прочно, и при этом все обычные трудности подобных упражнений почти совсем отпадают.

За всё время такого обучения дети ни слова не слышат ни о синтаксисе, ни о грамматике. Но практически усвоив до известной степени этим безыскусным путём свой родной язык и бегло овладев речью, они в состоянии соблюдать все грамматические правила, создаваемые естественным ходом обучения языку и соответствующие ему чистотой своего происхождения. Точно так же и особенности, в которых на их родном языке находит себе выражение суть основных форм каждого языка, они в состоянии распознать как в них самих заложенные и как в них самих закреплённые приобретённым опытом.

Каждый ребёнок, природосообразно обучаемый языку, таким путём достигает того, что благодаря упражнениям навсегда усваивает всю совокупность выражений для своих приобретённых чувственным восприятием познаний. Таким образом, он может с величайшей точностью и беглостью дать выражение своим знаниям на родном языке в очень широком объёме; на протяжении всего периода обучения речи ему не придётся усваивать принципы и правила грамматики или заучить для этой конечной цели хоть одно слово наизусть.

Между тем принцип, согласно которому все средства обучения новому языку полностью схожи и по существу совпадают со средствами, с помощью которых ребёнку помогают усвоить родной язык, и есть та точка зрения, которую скрыла от современников изощрённость средств извращения, столь сильно запутывающих и затрудняющих изучение каждого нового языка, особенно в начальной стадии. Тем не менее этот принцип непоколебимо и глубоко укоренился в bon sens[3]3
  Bon sens (франц.) – здравый смысл.


[Закрыть] человеческой природы.

Это факт, что чем меньше лицо, которое должно обучать ребёнка иностранному языку, знакомо с рутинными формами обычного обучения языку, тем больше природа для этой цели наталкивает его на принципы и средства, совпадающие с её ходом в развитии родной речи у ребёнка.

Опыт не оставляет никаких сомнений в том, что чем чаще не оторвавшиеся от естественности люди берутся за обучение ребёнка новому языку, тем поразительней успех их усилий.

Французская служанка, которой поручают немецкого ребёнка для обучения французскому языку, если только она сама грамматически правильно говорит на родном языке, за сравнительно весьма короткий срок, ничего не зная о педагогическом искусстве, без помощи его средств, а только постоянно и усердно разговаривая с ребёнком, добивается того, что ребёнок легко научится находить правильные выражения, говоря о всех предметах, о которых девушка беседует с ним. А наше современное рутинное искусство, применяющее при изучении нового языка одни лишь привычные свои средства, не добивается такого успеха ни при частном обучении, ни в общественных школах.

Если зададим себе вопрос, что даёт этой девушке её преимущество перед обычными учителями иностранного языка, как бы старательно и в известном отношении разумно они ни исходили из средств обучения любому языку, станет очевидным, что своим бесспорным преимуществом в этом случае девушка обязана сходству её метода обучения с тем путём, которому повсюду в мире следует сама природа, когда ребёнок учится родному языку.

Подобно этому ребёнку, усваивающему родную речь, ребёнок, который у этой девушки учится французскому языку, долго, очень долго выслушивает множество французских слов. Они так же долго произносятся в его присутствии, прежде чем он сможет догадаться об их смысле.

При этом присутствие предметов, предоставляемых его возбуждённым беседой органам чувств, позволяет главным образом ребёнку заметить связь между французскими словами и тем, о чём говорится, признать, что данное слово выражает именно этот предмет. Точно так же, как при изучении родной речи, при обучении этой девушкой знакомство с выражениями, определяющими свойства и действия, постепенно присоединяется к знанию выражений для объектов – имён существительных. И все слова, которым ребёнок научился у девушки, так же закрепляются в его сознании многократным повторением и фразеологическими сочетаниями.

Как и при изучении родного языка, фразеология доводит до сознания ребёнка все отдельные главные части речи во взаимосвязанном виде, оживляет и усиливает впечатление от всех сочетаний бесконечным повторением явлений, в каждом случае по-разному и по-особому определённых.

Слова изучаемого языка и преобразования усвоенного ребёнком словарного запаса благодаря этим сочетаниям и повторениям становятся ему отчасти знакомы по содержанию, отчасти привычны по выражению и легко произносимы. При этом ребёнок сам, собственно, не знает, как он этого достиг, – во всяком случае он не испытал всех трудностей заучивания наизусть и утомительных методов объяснения, применяемых при рутинном обучении какому-либо иностранному языку.

Таким путём ребёнок очень легко воспринимает суть любого грамматического правила как знание, основанное на собственном опыте, и полностью понимает правило при первом же словесном его изложении.

Моя точка зрения о соответствии природосообразного изучения родной речи и природосообразного изучения иностранного языка вытекает также из согласованности самых глубоких и самых плодотворных правил, на которых покоятся основы утончённейших средств искусства обучения языку. Даже ошибки этого искусства проистекают из фактов, природосообразных по своему происхождению, но из-за неестественности применения утративших присущую им при их возникновении чистоту. Впрочем, добавлю ещё один имеющий решающее значение пример поразительного сходства естественного хода изучения родного языка с истинными основами изучения всякого другого языка. Известна поговорка: «Нужда – лучший учитель». Но распространена и другая: «Нужда – плохой советчик». Обе совершенно справедливы. Нужда всегда приводит либо к природосообразным средствам самопомощи, либо к насильственным средствам злого эгоизма, из-за которых человек, пытающийся помочь себе, почти во всех случаях сам себя лишает помощи и впадает в состояние одичания.

Когда я привожу в пример нужду в подтверждение данной моей точки зрения, то я имею в виду не этот последний случай. Пусть какой бы то ни было случай привёл человека в такое место, где никто не говорит на его языке и где, следовательно, никто его и он никого не понимает. Тогда он не может изучить язык, которому вынужден в этом городе учиться, никак иначе, а только в полном соответствии с тем, как он усваивал родной язык и как вышеупомянутая девушка учит немецкого ребёнка французскому языку. Я не стану повторять своих взглядов на это соответствие. Они ясно высказаны в приведённых примерах.

Иду дальше и хочу показать, что уже мои первые педагогические опыты подтверждают тот принцип, что природосообразное изучение иностранных языков должно достигаться соответствием средств их изучения ходу природы при изучении родного языка.

Эти опыты, имевшие целью упрощение средств обычного обучения народа, с самого начала привели меня к убеждению, что всякое человеческое знание, а следовательно и всякое обучение человека, исходит из чувственного восприятия. У меня давно уже зародилась мысль о чувственном восприятии как основе развития способности к речи у человека, задолго до того, как в нашем педагогическом объединении эта идея была признана природосообразной, но в том виде, в каком мы её применяли слишком высоко оценённой основой арифметики, да и понята она была односторонне. В условиях, в каких почти с самого начала своего существования находилось наше педагогическое объединение, это моё убеждение не могло иметь значительных последствий для природосообразного подхода к обучению языку.

Элементарная разработка учения о наглядности в том, что касается общих его требований, в особенности же связи с основами обучения языку, а в частности изучения родного и любого другого языка, была очень слаба и разрозненна, поскольку

незаслуженная репутация наших наглядных таблиц, которыми мы в достаточной мере односторонне облегчали детям обучение арифметике, отвлекла наше внимание от общих требований исследования учения о наглядности и направила его на этот единственный пункт.

Из-за этого мы упустили из виду, что природосообразная разработка элементарного учения о наглядности прежде всего должна быть направлена на исследование природосообразных основ способности к речи и лишь в связи с ней – основ мыслительных способностей, а учиться говорить – это лишь отдельный момент, в котором проявляются эти способности.

Направление, которого с самого начала придерживалось наше заведение, в течение многих лет не получало никакого побуждения и никаких средств для исследования общих требований, предъявляемых формированием способности к наблюдению во всём объёме её потребностей – как в отношении её связи с прпродосообразным формированием способности к речи, так и в отношении её связи с формированием мыслительных способностей. При таких обстоятельствах понятие наблюдения уже больше не применялось нами во всём его объёме и всей его глубине как общая основа обучения речи, а применялось лишь частично и односторонне в некоторых упражнениях по ботанике и минералогии.

Одно только обучение числу и форме развивалось в нашей среде как энергично и природосообразно разработанное, но оставшееся изолированным средством умственного развития. Последствия этого в сочетании с другими вплоть до этого часа очень велики и печальны для судеб нашего учебного заведения.

Здесь я не стану их касаться. Скажу только, что нынешние мои попытки упростить обучение языку находятся в теснейшей связи со своеобразием моих стремлений упростить обучение народа, что было мне свойственно ещё в Бургдорфе и выразилось в упомянутых опытах. Тягостный опыт отсутствия у нас природосообразного обучения языку уже давно убедил меня в необходимости по мере моих возможностей восполнить этот пробел, имевшийся в элементарных опытах умственного развития, или по меньшей мере внести свою лепту для восполнения этого пробела в будущем.

Прошло много лет с тех пор, как я пытался исследовать важнейшие основы природосообразного обучения языку, чтобы в наших стремлениях к элементарному образованию успешно использовать это обучение в качестве средоточия природосообразных средств развития способности к наблюдению и мыслительных способностей и придать ему ту простоту, природосообразность и основательную общеполезность, на которые оно способно в той же мере, в какой настоятельно нуждается в них.

После бесконечно путанных взглядов и понятий по данному вопросу, с которыми я годами носился, вызванных причинами, которых я сейчас не касаюсь, – они лежат частично во мне самом, частично вне меня, – я теперь, наконец, думаю, что в ясном понимании пути природы в средствах обучения родной речи я нашёл абсолютный указатель пути ко всем средствам, с помощью которых обучение языку во всех своих частях и во всех направлениях сводится к природосообразным основам. Следовательно, любой язык, каким бы он ни был, несмотря на все особенности и различия в образовании внешних форм, свойственных индивидуально каждому языку, может быть природосообразно изучен.

Опираясь на это, я попытался представить образец всеобщей нормальной формы, показывающей, как и в какой степени можно построить изучение любого иностранного языка, древнего или нового, на этом природном пути, выведя его из вечных законов, лежащих в его основе. Та степень зрелости, к которой теперь начинает приближаться этот опыт, убедила меня в том, что он повсюду может быть использован для этой цели с успехом, если в совершенстве изложить средства, которые он применяет. Для этого я выбрал латинский язык в сочетании с немецким, которым заранее должен владеть ребёнок, приступающий к изучению латыни.

Теперь, однако, я не стану входить в детали опыта. Предполагаемое опубликование одной его части безотлагательно передаст его на суждение публики. А это гораздо более определённо выявит степень его успеха и ценность средств во всём их объёме и взаимосвязи, чем всё, что я без этого шага мог бы предварительно сказать в целях освещения и истолкования опыта.

И. Г. Песталоцци. Литография. Художник Г.А. Хиппиус

…Ребёнок, движимый стремлением к развитию заложенных в нём сил, сам начинает использовать разносторонние силы своих органов чувств и своих членов, которые удовлетворяют его потребность в деятельности, направленной на выработку мастерства.

Он самостоятельно движется вперёд, прежде чем искусство воспитания начинает помогать ему. Помогающее ему образование не должно опережать эту свободную деятельность не сформировавшихся ещё технических склонностей. Искусство должно только побуждающе воздействовать на чувство ребёнка. Возбуждая в ребёнке ощущение «и я так умею», искусство должно поощрять в нём желание повторить понравившийся ему звук. Надо позволить ребёнку свободно взять в руку мел, карандаш, уголь и т. п. и рисовать на стене, на полу, на песке или где бы то ни было прямые и кривые линии и вдоль, и поперёк, не вмешиваясь и не поправляя его.

…Природосообразное развитие мыслительных способностей человека и его способности к суждению зависят не от обширности или количества поверхностно познаваемых предметов чувственного восприятия и размышления. Столь же мало оно зависит и от поверхностного ознакомления с вечными законами, которым подчинена способность к мышлению, и с вытекающими из них правилами её применения…

…Главная её сила исходит из того влияния, которое на культуру человечества оказывает и неизбежно должно оказывать упрощение всех средств воспитания и обучения.

Именно благодаря этому упрощению идея элементарного образования способна повысить образовательное влияние семьи, приводя тем самым в движение бесчисленное множество полезных для воспитания сил, которые в настоящее время дремлют, оставаясь неиспользованными и безжизненными.

Итак, я продолжаю рассмотрение предмета элементарного образования, не рассуждая далее особо об опыте построения нормальной формы для изучения всех языков.

Верно, что жизнь формирует способность к речи, а вся совокупность средств искусства воспитания, действительно пригодных для содействия ходу природы, путём воздействия на эту формируемую жизнью способность исходит из природосообразных средств искусства формирования способности к наблюдению. Так же верно, что жизнь формирует и мыслительные способности и что вся совокупность средств искусства, способных содействовать влиянию этой формирующей их жизни, исходит из природосообразного формирования способности к наблюдению. И подобно тому как средства формирующей человека жизни, воздействующие на основательное развитие способности к речи, весьма надёжны в силу своей согласованности со средствами формирования способности к наблюдению, так и средства, формирующие мыслительные способности, могут оказаться весьма надёжными, если будут согласованы со средствами формирования способности к наблюдению.

Связь между способностью к наблюдению и мыслительными способностями осуществляется следующим образом. Способность к наблюдению, если она не становится неестественной, беспорядочной, если не направлена по ложному пути, сама по себе при всех обстоятельствах приводит человека к отдельным ясным представлениям о предметах его окружения, то есть к отдельным основам природосообразного оживления его мыслительных способностей. Но пока эти ясные представления основаны лишь на чувственном восприятии и только им оживляются, они ни в какой мере не удовлетворяют человеческую природу. Она стремится в себе самой поднять представления, которые стали ей чувственно ясными, до чётких понятий; она стремится самостоятельно сопоставлять предметы своего чувственного восприятия, различать их и сравнивать между собой; она стремится использовать их в качестве подготовительного средства развития своей способности суждения; она стремится логически обработать их. Она должна этого хотеть. Сила мыслительных способностей и способности суждения, заложенных в человеческой природе, неизбежно понуждает её к этому.

Весь мир пользуется этими способностями; весь мир мыслит и судит. Между тем мы далеко не в совершенстве и отнюдь не твёрдо владеем искусством при помощи природосообразно разработанных и психологически последовательно расположенных средств обучения облегчить переход от ясного осознания отдельных предметов чувственного восприятия к правильному мышлению и суждению о них.

С тех пор как существует мир, люди работают над изысканием средств, имеющих целью с помощью искусства облегчить человечеству переход от средств формирования способности к наблюдению к средствам формирования способности к мышлению и возвысить в людях bon sens, вытекающий из простого чувственного восприятия предметов природы, до логически обоснованной способности к мышлению и суждению. Но как люди, пользуясь рутинными средствами формирования способности к наблюдению и речи, оставили естественный путь и, став на путь суетных ухищрений, бросились в объятия глубокой и пагубной неестественности, так это произошло и в отношении средств, почти повсюду применяемых нашим пагубным лжемудрствованием для формирования нашей способности к мышлению.

Бесспорно, что в подобных опытах и средствах разным образом отступили от истинной основы этого искусства, от настоящего упражнения в сугубо правильном сопоставлении, различении и сравнении предметов чувственного восприятия.

Детей всё более желают научить мыслить, с одной стороны, путём произвольного и неестественного увеличения числа предметов размышления, рассматриваемых поверхностно и односторонне, с другой – путём изучения логики, иными словами, если можно так выразиться, через чёткое или изощрённое объяснение вечных законов, лежащих в основе способности к мышлению.

Первый путь – распространение поверхностно и односторонне воспринятых познаний – вместо того, чтобы действительно помочь развитию мыслительных способностей, создаёт величайшие препятствия их природосообразному развитию.

Точно так же при втором пути воспитанники остаются ещё недостаточно подготовленными для всё большего применения мыслительных способностей благодаря сопоставлению, различению и сравнению предметов, действительно и просто связанных с наблюдением. Они не в состоянии при этом настолько понять во всей истинности и глубине вечные законы, лежащие в основе природосообразного развития мыслительных способностей человека, чтобы эти законы можно было рассматривать как общеприменимое средство, способствующее образованию и укрепляющее эти способности. В этом отношении логика, как бы долго дети на всякий лад ни занимались ею, остаётся для них в полном смысле слова закрытой книгой.

Природосообразное развитие мыслительных способностей человека и его способности к суждению зависят не от обширности или количества поверхностно познаваемых предметов чувственного восприятия и размышления. Столь же мало оно зависит и от поверхностного ознакомления с вечными законами, которым подчинена способность к мышлению, и с вытекающими из них правилами её применения. И то, и другое – и произвольное распространение поверхностных знаний, не отвечающих ни обстоятельствам, ни положению ребёнка, и неестественная поспешность в изучении логических правил до того, как проделаны достаточные упражнения логической способности, – всё более уводит человечество, стремящееся к совершенствованию искусства формирования мыслительных способностей человека, от подлинной основы этого искусства к средствам искажения образования. А они, вместо того чтобы природосообразно развивать способность к мышлению, противоестественно её раздувают, сбивают с толку, ослабляют и останавливают.

Бесспорно, природосообразный путь, которым идёт искусство воспитания, развивая человеческую способность к мышлению, должен быть приведён в согласие с природосообразным путём, которым идёт сама жизнь, развивая эту способность.

Подобно тому как человек природосообразно возвышается до способности верить и любить не через толкование ему сущности любви и веры, а через проявление на деле истинной веры и истинной любви, так же он достигает развитой способности к мышлению не с помощью разъяснений и толкований вечных законов, лежащих в основе мыслительных способностей человека, а только благодаря самому акту мышления.

Элементарное образование способно средствами своего искусства содействовать естественному ходу развития мыслительных способностей и поощрять его. Оно видит в обучении числу и форме простейшее средство природосообразно содействовать переходу развитой способности к наблюдению в сформировавшуюся способность к мышлению и поощрять его к развитию и формированию действительной основы этой высшей способности – способности человеческой природы к отвлечённому мышлению.

Но для того чтобы верно судить о сущности этой признанной идеей элементарного образования основы природосообразного искусства развития мыслительных способностей человека, необходимо заранее иметь в виду, что искусство природосообразного обучения числу и форме отнюдь не сводится для их усвоения к механическим упражнениям в счёте и измерении.

Столь же мало оно исходит из средств, как бы ни были они искусны, имеющих целью облегчить и сократить вычисление и измерение, которые воспитанники должны усвоить. Само оно тоже не является просто средством облегчения и сокращения этого механизма. Средства этого искусства, касающиеся числа, не исходят из форм, сходных в счёте с таблицей умножения и с тысячей других искусственных форм, задающихся целью облегчить вычисление и измерение.

Это искусство вытекает из самого простого внутреннего побуждения и оживления основных сил, находящих себе выражение в способности сопоставлять, различать и сравнивать между собой предметы чувственного восприятия. И мы были очень не правы, когда ожидали, что они словно по мановению волшебной палочку как deus ex machina[4]4
  Dus ex machina (лат.) – дословно – Бог из машины; в данном контексте означает внезапно.


[Закрыть] появятся из четырёхугольника наших наглядных таблиц и механизма их умственно безжизненных средств усвоения.

Подлинная сила, достигаемая в результате упражнений во всём том, что пытается дать элементарное обучение числу и форме, заложена в присущем мыслительным способностям человека стремлении к развитию.

Человек должен самостоятельно сопоставлять, различать и сравнивать предметы своего наблюдения в качестве средства научиться мыслить о них. И когда он это делает так, как должен делать, в нём как бы сама собой развивается в своей духовной внутренней сущности сила, оживляющая внутреннее стремление к развитию – способность считать и измерять.