Текст книги "Лебединая песня"

Поэтому всё своё внимание я обратил на промежуточную ступень, которая лежит между элементарной разработкой средств развития способности к наблюдению и средств развития мыслительных способностей. Вся заслуга, на которую я могу претендовать в отношении своего влияния на разработку идей элементарного образования, относится исключительно к области обучения языку.

Я старался личными исследованиями освоить эту одну область и приобрести способность самостоятельно действовать в ней. Вот почему я о ней высказываюсь пространнее, чем о тех отраслях элементарного образования, которых я не исследовал в такой степени, да и не могу считать себя способным на это.

Природосообразные средства обучения любому языку по существу являются природосообразными средствами развития и формирования способности к речи, следовательно, состоят в самой тесной связи с природосообразными средствами развития способности к наблюдению.

Они, собственно говоря, занимают промежуточное положение между природосообразными средствами, которыми располагает искусство обучения для формирования способности к наблюдению, и такими же средствами развития мыслительных способностей.

Формирование способности к наблюдению в качестве существенной основы средств формирования способности к речи, в сочетании с этой последней, следует рассматривать как важную основу природосообразного формирования мыслительных способностей. Следовательно, обучение языку является важной промежуточной ступенью между развитием способности к наблюдению и развитием мыслительных способностей. Образовательные средства для этой промежуточной ступени в своих исходных пунктах носят в значительной мере механический характер, да они и должны быть такими. Способность же к речи – это посредствующее звено между впечатлениями, происходящими от способности к наблюдению, и стремлением мыслительных способностей к развитию.

Все три силы вместе – способность к наблюдению, способность к речи и способность к мышлению – следует считать совокупностью всех средств развития умственных сил. Со способности к наблюдению начинается природосообразное развитие умственных сил человека; в способности к речи оно обретает свой срединный пункт, а в способности к мышлению – конечный.

В пользу такого взгляда говорит и согласованность средств развития способности к наблюдению и способности к речи. Первые, то есть средства, развивающие способность к наблюдению, исходят из объектов и становятся для этой способности образовательными через познание разнообразных свойств и действий этих объектов. Точно так же и механическая сущность элементарных средств упражнения способности к речи исходит из существительных, а с присовокуплением прилагательных и глаголов, в действительности связанных с ними, она становится переходным средством, механически или мнемонически содействующим способности к наблюдению в подведении основ под средства природосообразного развития мыслительных способностей.

Как полные глубокого педагогического смысла слова «жизнь формирует» во всём объёме своих требований целиком справедливы в отношении природосообразного развития способности к наблюдению, так же они справедливы и так же значительны в отношении природообразного развития способности к речи.

Они вдвойне справедливы в отношении тех последствий, которые способность к речи в равной мере влечёт за собой как промежуточная ступень между образовательными средствами развития способности к наблюдению и мыслительных способностей. Эти последствия, с одной стороны, определяются связью внутренней духовной сущности нашей природы с вечными законами, лежащими в основе способности к речи, и её требованиями, и постольку средства и результаты этой способности вовек неизменны и тождественны. С другой стороны, однако, эти последствия определяются взаимосвязью и требованиями бесчисленного множества разнообразнейших обстоятельств, положений, отношений, средств и способностей индивидуумов, образованию которых они должны содействовать. Под таким углом зрения они в той же степени нетождественны и различны.

Поэтому формирование речи, если оно следует элементарному методу, в тот период, когда ребёнок должен учиться говорить, подчинено дважды: с одной стороны, вечно одинаковым законам способности к речи, с другой – бесконечно разным положениям и условиям жизни детей, которые должны научиться говорить.

Зависит оно и от того, и от другого. Никакое в мире другое начало обучения ребёнка родной речи не природосообразно, да никак иначе и невозможно научить ребёнка говорить на родном языке.

Не с изучения языка начинается овладение человечеством речью, а само изучение языка начинается от умения людей говорить.

При этом великое многообразие способов, которыми можно и должно природосообразно развивать у человека способность к речи, определяется у него вовсе не различием внешних форм языка и наречий, а подлинностью и реальностью положений, обстоятельств и условий, в которых живёт каждый отдельный человек, подлинностью и реальностью сил и средств, которыми в этом отношении он обладает. Именно эта подлинность и реальность жизни каждого человека – вот что у одних природосообразно расширяет круг, в пределах которого они учатся говорить, а у других природосообразно сужает его.

И то, что в этом смысле верно в отношении отдельных людей, то верно и в отношении отдельных классов и сословий. Объекты наблюдения, как и средства их использования для умственного развития и формирования умений, у земледельца более ограниченны, чем у горожанина, занятого какой-либо профессией или ремеслом. В свою очередь, у горожанина, занятого какой-либо профессией или ремеслом, объекты наблюдения, как и средства их использования для умственного развития и формирования умений, более ограниченны, чем у сословий и лиц, которых надо готовить к научной деятельности, или вообще у индивидуумов, которых обстоятельства избавили от необходимости, ограничивая себя и жертвуя собой, заботиться об упрочении или даже о сохранении экономического благосостояния своей семьи, об упрочении своего положения.

Эта неоспоримая подлинность и реальность неравенства положений разных сословий и классов в отношении природосообразности развития их способности к речи с необходимостью указывает, как важно, чтобы средства искусства, применяемые для обучения языку как при домашнем, так и при общественном воспитании, были приведены в соответствие с реальными основами действительной жизни отдельных людей и целых классов.

Каждому ясно, что лишь в таком случае эти средства можно будет считать и признавать природосообразными и ведущими к действительному благу человечества.

Таким образом, средства природосообразного формирования способности к речи в общем должны обязательно и весьма существенно различаться по своей организации в смысле их расширения или сужения для каждого из названных выше трёх классов и сословий. В каждом из них они должны удовлетворять потребностям, соответствующим его положению, но ни в одном из них не должны выродиться в помеху его благополучию и покою. У каждого из этих сословий они должны быть связаны с имеющимися в его распоряжении предметами чувственного восприятия, необходимыми для его развития в отношении нравственном, умственном и овладения мастерством, должны согласовываться с ними, чтобы содействовать надёжному упрочению их благотворного влияния.

Дети бедноты и весь класс неимущих земледельцев должны, что касается обучения языку, научиться точно выражаться обо всём том, что относится к их профессии, обязанностям и к их обстоятельствам… При радостном и бодром настроении, свойственном человеку в юном возрасте, знание языка и в душевном отношении нужно развить у земледельцев настолько, чтобы это помогло им внутренне возвыситься и удовлетворило бы их так же, как с внешней стороны это владение языком даёт возможность пользоваться им для удовлетворения нужд, свойственных их положению и обстоятельствам. Но тяжёлый труд этого сословия, с утра до вечера требующий напряжения всех органов чувств и членов, требует в то же время настоятельно, чтобы сам способ обучения языку не вовлекал этих людей в круг знаний и интересов, отвлекающих их, ослабляющих и подрывающих самые основы их благополучия и покоя.

При этом в высшей степени важно, чтобы способ, каким человек учится говорить, не увлёк его к болтовне и болтливости. В жизни крайне важно, чтобы человек учился говорить вдумчиво и серьёзно, следовательно, необходимо, чтобы упражнения в речи были прочно, тесно и живо связаны с упражнениями в мышлении и рассуждении.

Склонность к болтливости, легко порождаемая даже в низших сословиях средствами психологически необоснованного обучения языку и его последствиями, особенно сильный вред может причинить людям, которые должны зарабатывать свой хлеб в поте лица своего, но которых при этом следует так воспитать, чтобы они умели заработать его в своём сословии честно и по-божески.

Современный же мир, считающий себя цивилизованным, недостаточно задумывается над тем, что ему следует весьма осторожно подходить к делу в своём влиянии на образование крестьян – как в том, что касается способа, которым их надо учить говорить, так и в расширении их познаний вообще; ради серьёзного и прочного изучения ими лишь крайне необходимого следует отказаться от всего, что для бедных крестьян означает лишь напрасную трату времени.

Если мы пойдём дальше, то увидим, что сословие ремесленников, представители других профессий в городах, а также зажиточные крестьяне, в своём состоянии и усердным трудом достигшие одинакового с ними положения, нуждаются в более широкой системе упражнений для развития своей речи. Но и эта система упражнений должна исходить из подлинной реальности, из потребностей их действительной жизни, которая со своей стороны во многих отношениях их ограничивает. Основы гражданской добропорядочности, благодушия, спокойной скромной честности городских сословий ремесленников и представителей других профессий и занятий, исчезающие остатки которых я в ранней юности ещё застал в своём родном городе, находили яркое выражение в преимуществах, которыми отличались в этих сословиях обучение языку и тесно с ним связанные упражнения в чтении и письме от подобного же рода упражнений среди сельского люда. Их церковное пение, отчасти также их песни свободы, городские цеховые и общественные песни, песни ремесленников и т. д. были верным свидетельством развитой способности к речи, соответствующей правде и реальным условиям жизни и возвышавшей их духовно в рамках сословия.

Действительно, если говорить об этом сословии, то и в этом отношении нам следует вернуться к природосообразным принципам прошлого и суметь признать, что и бюргерскому сословию мы в общем даём слишком большой запас слов, выражающих понятия бесполезные, не имеющие отношения к благосостоянию сословия. Что же касается реальных потребностей и основ его нравственного, семейного и гражданского блага, то здесь мы даём ему не просто слишком мало словесных выражений, но действительно с каждым днём всё меньше.

Разница в этом деле между частной и общественной заботой о сыновьях и дочерях простых горожан, появившаяся только в мои дни и проявляющаяся теперь, необычайно велика.

Глубоко потрясено в своих основах возвышающее человека внимание к общему сохранению в низших бюргерских сословиях чувства чести и добропорядочности. Я теперь не вхожу в обсуждение причин этого несчастья; но факт верен. Его последствия очень тяжелы для большинства простых городских жителей. Они не только угрожают возможности повышения и упрочения их экономического благосостояния, но и в высокой степени мешают удовлетворению высших человеческих и нравственных потребностей. Бюргерское сословие нуждается в своём собственном бюргерском языке, несомненно вытекающем из факта его действительной жизни и одухотворяющем её. Этого языка ему не хватает в той же степени, в какой жизнь горожан, по крайней мере в очень многих наших городах, перестала быть бюргерской жизнью. И эта нехватка будет ощущаться до тех пор, пока такое положение сохранится.

Ни bon ton, ни различные виды mauvais genre du ton – не тот язык, в котором нуждается бюргерское сословие. Ни тот, ни другой не вытекают из действительности подлинной бюргерской жизни, наоборот, они резко противоречат важнейшим требованиям общественного и частного благосостояния этого сословия. Я не стану говорить о возможностях изучения языка, которые предоставляет бюргерскому сословию распространённое теперь посещение пышных променадов, спектаклей, казино, обществ для чтения газет и журналов, и о других подобных новшествах в публичном обучении языку в городах.

Учёным и высшим сословиям, которые тоже нуждаются в природосообразном формировании способности к речи, исходящем из жизни и ей соответствующем, в той же мере, как и в формировании способности к наблюдению и мыслительных способностей, господствующий в наше время дух и его последствия сослужили столь же дурную службу, как бюргерскому сословию и крестьянам.

Похоже на то, что наш современный мир полагает, будто высшие сословия должны через своё умение говорить научиться мыслить и жить, а совсем не должны у жизни учиться говорить и мыслить. Следуя по такому пути, они лишаются развития реальных сил, которые природой вообще положены в основу речи, мышления и жизни

и которые искусство, в свою очередь, тоже должно положить в их основу. Из-за этого они лишаются существенного средства оживления природосообразного формирования их способностей к наблюдению, речи и мышлению, а вместе с тем и главных основ благотворного приложения своих сил в жизни. Пробел в образовании, неизбежно возникающий у индивидуумов, оказавшихся в таком положении, велик и влечёт за собой далеко идущие последствия.

Что пользы в избытке практического умения приложить силы там, где отсутствуют сами силы, которые следует приложить? А неразвитые, дурно направленные или неестественно извращённые силы, если говорить о благотворном воздействии их применения, без сомнения надо рассматривать как нечто, пожалуй, ещё худшее, чем только отсутствие способностей.

Я не смею слишком полагаться на своё суждение по этому вопросу; думаю, однако, что эта точка зрения заслуживает серьёзного обсуждения со стороны благородных людей из высших сословий, и это важно как ради достоинства, благосостояния и самостоятельности большинства их собратьев по сословию, так и ради тесно с этим связанного общественного благосостояния всех сословий.

Потребность в природосообразном расширении, укреплении и оживлении средств образования в высших сословиях поистине столь же настоятельна, как потребность в природосообразном ограничении и сужении неестественного, безудержного стремления низших сословий не просто к беспокойному и бесплодному, а даже вредному для них многознайству и многословию. Они обычно бывают здесь связаны с настолько же малым и всё уменьшающимся умением, с настолько же всё более поверхностным и неправильным мышлением и суждением.

Соображение относительно двоякой потребности – расширения и ограничения средств искусства для образования людей разных сословий – отвлекло меня от более подробного исследования природосообразных средств развития способности к речи. Возвращаюсь к нему и задаю себе вопрос: как учится младенец говорить? Как он с первого же часа своего рождения подготавливается к тому, чтобы научиться говорить? И я вижу, что с самого первого часа он проявляет такое же внимание к звукам, достигающим его ушей, как к предметам, достигающим его сознания через орган зрения и вообще через все его органы чувств. Таким образом, развитие органов, с помощью которых до его сознания доводится вся совокупность предметов наблюдения, самым тесным образом связано с развитием органа, благодаря которому он учится говорить.

Развитие способности к речи с самой колыбели должно идти у ребёнка в ногу с развитием способности к наблюдению. Ребёнок очень рано ощущает в себе способность воспроизводить слышимые им звуки, и она, как и всякая другая способность человека, оживляется в нём присущим ему внутренним стремлением к использованию и применению её; применение же её по-настоящему и реально укрепляет органы речи ребёнка, правда, незаметно, но изо дня в день. Крик, которому не приходится учиться, с различными его артикуляциями – вот первое проявление заложенной в ребёнке способности к речи. За криком следуют звуки, ещё не имеющие никакой связи с членораздельностью человеческой речи. Они, скорей, весьма схожи со звуками, издаваемыми различными животными, проистекают из чисто животного побуждения органов к саморазвитию, вне всякой связи со звуками человеческих слов, которые слышатся вокруг. Лишь много месяцев спустя эти звуки постепенно начинают заметно походить на гласные и согласные, слышимые в наших словах, и приближаться к звучанию некоторых слогов и слов, часто повторяемых ребёнку. Теперь ребёнок начинает лепетать, повторяя вслед за матерью самые лёгкие звуки, которым она хочет его научить.

С каждым днём ему становится всё легче и приятней учиться говорить, и его успехи в развитии речи всегда связаны с успехами в формировании способности к наблюдению. И если не отклонять его неестественными ухищрениями от пути, которым идёт природа, то изучение языка продвигается вперёд, идя в ногу с формированием способности к наблюдению и всегда в полном соответствии с ним.

И если теперь я прослежу последующий ход природосообразного изучения родной речи, исходные начала которого я обрисовал, то увижу, что это изучение постоянно, в единстве с развитием способности к наблюдению ищет и находит свои образовательные средства в кругу семейной жизни и в своём ближайшем окружении.

То же самое и в отношении развития способности к речи – лишь сама жизнь по-настоящему природосообразно формирует человека и продвигает его вперёд. Все средства культурного развития человека должны согласоваться между собой. Чтобы природосообразно продвигать человека вперёд в развитии его речи, надо природосообразно развивать и его сердце, и его ум, и его способности к мастерству и профессиональные умения. Но даже если иметь в виду одно лишь изолированно взятое обучение речи, то и здесь очень велики отступления от вечных законов хода природы в сторону противных природе суррогатов, подменяющих подлинные и прочные средства развития наших сил.

Детей заставляют читать, когда они ещё не умеют говорить; их хотят научить говорить с помощью книг; их искусственно и насильственно отрывают от чувственного восприятия, этой естественной основы речи, и самым неестественным образом превращают мёртвую букву в исходное начало познаний вещей.

В действительности же природосообразной основой и исходным началом познания вещей является глубочайшая сущность созерцания самой природы, и таковыми их следует признать при любых обстоятельствах.

Человек должен уже давно уметь правильно и точно говорить о многом, прежде чем он созреет для сознательного чтения какой-либо книги.

Но в наши дни больше стремятся к видимости силы, чем к самой силе, и всё возрастающей верой в мнимообразовательные средства, этот продукт самого бессилия, убивают все солидные средства развития способностей.

Если я теперь рассмотрю последовательный ход использования положительных, простых средств при природосообразном изучении речи, этой существенной основы обучения языку, то замечу, что младенец слышит в своём окружении много звуков слов, смысла которых он вначале вовсе не понимает. Многие из них часто повторяются, он воспринимает их слухом, они становятся знакомыми, и он даже привыкает воспроизводить их, совершенно не понимая их значения и даже не догадываясь о нём. Однако это предварительное смутное знакомство с ними на слух и беглость в их воспроизведении служит существенно полезной подготовительной ступенью для реального формирования способности к речи. Понятию о предмете предшествует навык в произнесении звука, его обозначающего. Поэтому само понятие этого обозначенного звуком предмета с момента, когда он через чувственное восприятие узнал самый предмет, связанный со звуком, неизгладимо запечатлевается у ребёнка.

Поэтому для формирования способности к речи очень благоприятные условия создаются там, где ребёнок с колыбели живёт в такой среде, где довольно много и обо многом говорят, особенно о предметах ближайшего окружения ребёнка, связанных с жизнью семьи.

На формирование всех элементов речи исключительно сильно и разносторонне влияние механических подготовительных средств слушания речи чужой.

Слушая, как говорят другие, ребёнок не только заучивает номенклатуру родного языка в очень широком объёме, почти не сознавая при этом, что он чему-то учится; он ещё чисто мнемонически и обобщённо упражняется в применении форм склонения и спряжения со всеми их изменениями. А это уже много значит.

Если же я от рассмотрения пути, которого придерживается природа в отношении механического развития нашей речи, перейду к дальнейшему и задам себе вопрос, как ход природы в развитии способности к речи сказывается на том, что составляет её внутреннюю сущность, содействующую духовному формированию, то увижу, что средства развития способности к речи и здесь находятся в самой тесной связи с природосообразными средствами, содействующими развитию способности к наблюдению.

Способность к речи ступень за ступенью поднимается по тому же пути природы, которым следует в своём развитии способность к наблюдению.

В начале развития способности к наблюдению каждый являющийся ребёнку предмет воспринимается и познаётся лишь как единое целое, и ребёнок лишь очень медленно начинает воспринимать отдельные части предмета обособленно друг от друга. Точно так же различные свойства предмета, проявляющиеся в зависимости от времени и обстоятельств, представляются органам чувств ребёнка лишь случайно, медленно и вне связи друг с другом; они не могут ещё быть ясно осознаны ребёнком во всём их объёме и взаимосвязи. Так и ход природы в развитии способности к речи, предоставленный самому себе и не поддержанный искусством воспитания, подсказывает сперва только назвать предмет, не принимая во внимание ни его отдельные части, ни различные его свойства. Лишь значительно позднее и понемногу ребёнок начинает рассматривать отдельные части предметов во всей их многосторонности, называть их и находить точные и верные выражения для разнообразных свойств, которыми предметы обладают в самое разное время и при самых различных обстоятельствах.

Элементарное образование и все природосообразные средства его искусства в отношении обучения языку ведут ребёнка всецело по тому же пути, которым идёт сама природа, развивая наши силы. Оно сейчас же перестанет быть элементарным, как только поколеблется в своих принципах в данном вопросе, как только перестанет придерживаться их в улучшении своих образовательных средств и в полном их объёме.

Это факт, что ребёнок, получающий хорошее элементарное образование, не станет болтать прежде, чем он узнал что-то через наблюдение, болтать о том, чего он так или иначе не узнал через наблюдение. Интенсивные и экстенсивные успехи в формировании способности к речи, чтобы быть реальными, неизбежно должны идти этим путём. Сама способность к речи лишь в силу этого и может быть на своём пути действительно признана солидной образовательной промежуточной ступенью между способностью к наблюдению и способностью к мышлению. Лишь в силу этого средства её формирования могут быть приведены в соответствие с общими основами истинного, природосообразного образования.

Всё сказанное мной выше станет совершенно ясным, если мы с такой точки зрения подойдём к рассмотрению изучения языка, или, вернее говоря, искусства научиться говорить на каком-нибудь языке. Это искусство – средняя ступень между способностью к наблюдению, которую надлежит развить, и мыслительными способностями, которые надлежит сформировать. Искусство формирования первой способности предваряет искусство формирования второй. Средства формирования мыслительных способностей не будут иметь под собой природосообразной почвы, если им недостаёт природосообразного и достаточного развития способности к наблюдению, или, что одно и то же, результатов способности к наблюдению.

Но что представляет собой природосообразное и достаточно развитое искусство наблюдения? Когда можно считать, что искусство наблюдения в качестве подготовительного средства развития мыслительных способностей для каждого сословия и каждого индивидуума природосообразно и достаточно развито?

Ответ ясен. Способность к наблюдению можно считать достаточно развитой благодаря искусству наблюдения лишь тогда, когда умение наблюдать доведено в человеке любого сословия и при любых обстоятельствах до той высокой степени, которая необходима, чтобы впечатления от чувственного восприятия окружающей среды и условий жизни с ясным сознанием, свободно и уверенно использовать в качестве надёжной основы мышления и суждения об этих именно предметах. Однако такой уровень развития способности к наблюдению достижим в любом случае лишь постольку, поскольку промежуточная ступень образования, лежащая между способностью к наблюдению и мыслительными способностями, доведена до той же степени зрелости, до которой должна быть доведена и способность к наблюдению. Только тогда способность к наблюдению можно рассматривать и использовать в качестве основы, в достаточной мере содействующей развитию мыслительных способностей.

Совершенно очевидно, что у природосообразно воспитываемого ребёнка способность к речи должна быть развита настолько, чтобы он умел выражать впечатления от чувственного восприятия окружающей среды и окружающих условий с такой же определённостью, с какой он себе их уяснил средствами наблюдения. Если, обучая ребёнка языку, не довести его до такой степени владения речью, то между формированием его способности к наблюдению и развитием его мыслительных способностей ляжет пропасть. Её можно заполнить только формированием способности к речи, согласованным, приведённым в равновесие как с природосообразно развитой способностью к наблюдению, так и с природосообразно развиваемой способностью к мышлению.

Такова внутренняя задача психологически обоснованного обучения языку. А решив её, мы разрешим и вторую проблему: как построить преподавание отдельных языков применительно к обучению языку вообще, чтобы оно могло служить нормой природосообразного обучения всем языкам. Если такая норма будет установлена, то будет в достаточной мере разрешена и задача психологического обоснования и изучения каждого отдельного языка. Внутренняя духовная сущность второго изучаемого языка будет благодаря этому настолько раскрыта, что потребуется только перевод, но, конечно, совершенный в психологическом отношении перевод последовательно расположенных рядов мнемонических и психологически построенных упражнений, данных на одном языке, чтобы можно было использовать их для всех других языков.

Благотворные последствия достижения этой цели и даже одного только приближения к ней неизмеримы. Но не надо обманывать себя. Для достижения её, то есть установления подобной всеобщей нормальной формы обучения языку или хотя бы действительного приближения к ней, настоятельно требуется признать твёрдо и всесторонне, что природосообразное формирование способности к речи в этом отношении является промежуточной ступенью между природосообразно развитой способностью к наблюдению и подлежащей такому же природосообразному развитию способностью к мышлению и суждению. И вообще надо всегда иметь в виду ход природы в развитии родной речи у ребёнка.

Принципы, на которых должны основываться средства осуществления такой всеобщей нормальной формы обучения детей понимать любой иностранный язык и разговаривать на нём, обязательно и полностью должны вытекать из того же способа, каким младенец учится своему родному языку.

Они должны вообще исходить из чёткого понимания вечных законов, которым подчинён ход природы в развитии родной речи у ребёнка. Здесь необходимо отметить ещё одно: природосообразным надо считать переход от элементарного изучения родного языка сначала к изучению живых языков и лишь затем к изучению языков мёртвых. Ведь реальные знания, которые ребёнок должен приобрести, изучая живой язык, бесконечно ближе к знаниям, полученным при изучении родного языка, чем те, которые ему нужно дать, если хотят, чтобы он действительно и природосообразно научился понимать мёртвый язык.

Однако во всех случаях принципы, на которых должны основываться средства осуществления такой всеобщей нормальной формы обучения детей понимать какой-нибудь иностранный язык и разговаривать на нём, должны получить полную поддержку и помощь со стороны искусства человечества в мнемоническом и психологическом отношении.

Для этой цели должны быть использованы во всей их истинности и силе результаты этого искусства, которое в обучении языку и в языковых познаниях привело нас за тысячелетия к тому уровню, на котором ныне в действительности находятся средства обучения. Все реальные успехи, которые это искусство преподносит нам в мнемоническом и психологическом отношении, должны быть связаны с основой всякого обучения языку, с тем путём, которым идёт сама природа, развивая в человеке способность к речи. Чего предоставленная самой себе природа, сдерживаемая неразвитыми чувствами и органами младенца, достигает здесь лишь медленно, неуверенно и оставляя пробелы, то искусство упорядочивает в последовательные ряды образовательных средств. Хотя каждое из них в отдельности исходит из вечных законов хода природы в изучении языка, однако в сочетании с другими и в правильном расположении в мнемоническом и психологическом смысле, они достигают силы, совершенно недоступной для природы, когда та предоставлена самой себе.

Как бы ни было это верно и несомненно, так же несомненно и то, что человеческое искусство без глубокого познания хода природы в развитии родной речи ребёнка не может подняться на подобную высоту своего мнемонического и психологического воздействия на образование в процессе изучения новых языков. Напротив, в таком случае искусство в своём воздействии на изучение этих языков начинает прибегать к неестественным приёмам, а они и с этой стороны подрывают и губят всякую истинную природную способность.

Как можно более глубокое познание хода природы в развитии родной речи у ребёнка, таким образом, и является извечной основой и настоящим источником мнемонических и психологических преимуществ, позволяющих искусству облегчать природосообразное изучение каждого нового языка и содействовать ему.