Текст книги "Странные страны. Записки русского путешественника"

Саша еще раз оглядывает местность: не осталось ли мусора. Кострище засыпают землей, и место нашей стоянки приобретает первоначальный, экологически чистый вид.

Все, кроме Чубайса, который по понятным причинам охладел к своей «табуретке», стремятся сесть на уже «объезженный» гидроцикл.

Перед тем, как спустить машины на воду, окончательно запечатываем гидрокостюмы, застегивая на спинах друг у друга молнии. Пробуем рации. Связь в порядке.

Волоком втаскиваем гидроциклы по песку в воду, и каждый следующий – все тяжелее, потому что народу на берегу все меньше и меньше. Первый пошел… Второй пошел… Последний – Саша Давыдов. И он же первый в «свинье».

Двинулись!

Давыдов резко газует и улетает вперед. Мы пробуем не отстать, и становится по-настоящему страшно. Идти нужно наперерез волне, которая нам, автомобилистам, кажется «лежачим полицейским», неожиданно возникшим на пути при скорости километров сто пятьдесят в час…

Довольно быстро намеченный строй рассыпается, потому что в потоке брызг, свиста – тут уж не до строя, лишь бы к кому-то пристроиться. Я обнаружил, что волны, идущие от соседа, отбрасывают в сторону, поэтому резко ушел влево, почти догнал лидера – Сашу Давыдова, и сам стал гнать волну.

«Свинья» превратилась в «змею». Саша Давыдов резко затормозил. Я не понял, что случилось, остановился и спросил его об этом по рации. Саша сказал, что слишком растянулись и нужно всех собрать. Последнего ждали минут десять. За время перехода таких остановок было несколько.

Страшновато, потому что берега нет, ты в открытом море. С дорогой проще, понятно, куда она ведет. Здесь направление определяет впереди идущий. Давыдов по рации просит кого-то всех сосчитать. Я понимаю, кого он просит, потому что слышу гул мотора. А потом появляется вертолет. Он-то нас и считает.

Вертолеты во всех экспедициях появляются невесть откуда и исчезают незнамо куда. У них свои графики, диспетчеры, заправки, коридоры. Никогда не знаешь, когда прилетят, когда улетят… Все это каким-то образом соотносится с нашим маршрутом, но каким именно – знают только господь Бог и Саша Давыдов.

Проходит полтора-два часа, и тут начинают посещать нехорошие мысли, что гидрокостюм может оказаться мокрым не только снаружи. Берега не видно, и конца страданиям тоже. Потом мы обменялись впечатлениями, и оказалось, все думают, что такая неприятность только с ним, а у остальных все в порядке. Вертолет возвращается, и по рации у него спрашивают, виден ли берег. Скорость повышается, несколько раз вдали мерещится берег. Потом оказывается, что это мираж, а когда очередной мираж не исчезает, гидроциклы уже не скользят по воде, а летят. Выпрыгнув на берег, на ходу срывая с себя перчатки и шлемы, путешественники молча и нервно расстегивают друг другу молнии на спине и пулей устремляются в ближайшие кусты. Один из нас устремился настолько стремительно, что забыл про молнию сзади и через несколько секунд еще стремительней выбежал из кустов, жестами призывая бегущих навстречу немедленно ее расстегнуть.

Мы перешли горловину Белого моря («горло», как говорили наши профессионалы), и после короткой остановки двинулись вдоль берега. Саша Давыдов рванул с максимальной скоростью. Саша, не гони!!! Дай увидеть берег! Посмотри как красиво!

А смотреть было на что…

Деревеньки, избушки, церквушки…

Все похоже на старую графику в картинной галерее. Деревянные домики, которые в течение веков продувал соленый морской ветер, приобрели серый графитовый цвет, с разной интенсивностью проступающий на фоне сероватого неба.

К концу перехода волны улеглись, наступил штиль, и через разрывы в облаках мощно, как прожектор, выстрелил солнечный луч. Всю дорогу я держался за Сашей Давыдовым, но усталость дала о себе знать, руки занемели от напряжения, и я немного отстал. Рядом притормозил Миша Абызов и сказал: «Не торопись, давай полюбуемся закатом». Я слышал этот «пароль» не впервые и понимал, что закат ни причем, тем более здесь, на Севере, где день никогда не клонился к вечеру. Абызов достал фляжку, из которой мы хлебнули чего-то очень крепкого и очень вкусного. Так было каждый раз, когда кто-то рядом идущий предлагал «полюбоваться» небом, облаками, морем, горными вершинами, туманом или радугой.

На самом деле солнце зависло над горизонтом, чтобы скоро снова подняться в зенит, и прочертило на воде широкую световую дорожку. По ней мы неспешно подошли к берегу.

Залив, несколько домов на пригорке, старая церковь, колокольня без купола и сельский погост. Деревня казалась давно покинутой, и мы, вышедшие из моря, в оранжевых скафандрах, шлемах и высоких сапогах, выглядели как космические пришельцы, обнаружившие следы древней цивилизации. Однако, жизнь на этой планете существовала: на холме неожиданно возникли двое мужчин, явно в веселом хмелю, причем один поддерживал другого. Тот, которого поддерживали, ничуть не удивился, увидев нас, и представился местным губернатором. Этому очень удивился Чубайс.

«Губернатор» толково объяснил, что все законно: в деревне всего семь человек – он сам с женой, Володька и четыре старухи от восьмидесяти пяти до девяноста семи лет. Никто ими не управляет, поэтому он выдвинул свою кандидатуру самостоятельно, и никто не возражал. От него мы узнали, что неподалеку есть турбаза, на которой отдыхал сам король Швеции, и чтобы туда добраться, нужно пройти вглубь залива метров на 300. Добрались. Вытащили гидроциклы на песок. Турбаза оказалась не королевской, но очень приличной: отреставрированные деревянные домики и, самое главное, с душем. Это была незапланированная возможность воспользоваться благами цивилизации.

Неорганизованно поужинали и неорганизованно уснули. Каждый дошел до первой незанятой кровати.

Даня Абызов раздевался по дороге, и по очереди ронял на землю куртку, свитер, рубашку… Все зверски устали.

2 июля

Переменная облачность. Промозглый морской ветер. Температура + 15°.

Утром, которое давно перепуталось с вечером и ночью, как обычно, позавтракали, собрали снаряжение, надели рюкзаки и пошли к воде. Сегодня по плану – переход на Варзугу.

На берегу обнаружили, что гидроциклы стоят метрах в двухстах от воды – думали, что пошутил «губернатор». Оказалось, отлив. Большой воды придется ждать еще шесть часов. Все разбрелись. Меня потянуло в деревню. Проходя мимо одного из домов, услышал:

– Милок, заходи в гости!

На крыльце, гостеприимно распахнув дверь, стояла одна из местных старушек. Я зашел. Старушка угощала чаем и расспрашивала, кто мы и откуда. На время я заменил ей газеты, радио и телевидение. Потом рассказывала свою жизнь: про семью, про детей и про умершего лет тридцать назад мужа, чей портрет висел в красном углу под образами. Они с соседкой зимой живут в поселке, а сюда приезжают летом, потому что здесь огород, рыба и мужья на погосте.

Распрощавшись с хозяйкой, направился вдоль деревни к берегу, и тотчас же увидел на пороге следующего дома «губернатора». Тот был еще веселее, чем при нашей первой встрече:

– А ко мне чего не заходишь? Заходи! У меня на приеме Чубайс!

Действительно, у «губернатора» сидел Анатолий Борисович. Посреди стола красовалась бутылка «Путинки».

– Самого дорогого не пожалел для дорогого гостя! – похвалился губернатор.

Магазинная водка здесь редкость, магазины тоже. Об этом, похоже, и разговаривал губернатор с представителем «центра». Я застал конец их дискуссии по экономике и политике. Чубайс всерьез предлагал заняться промышленным ловом, заготовкой и переработкой рыбы, которой в море и местных реках хоть отбавляй. Объяснял, как это поможет создать инфраструктуру региона и поднимет уровень жизни. Губернатор, выпив еще рюмочку, ответил, что инфраструктура у них сложилась лет триста или даже больше: что выпить всегда найдется, а рыбу ловим, когда закуска кончается.

«Путинку» допить не успели – осталось чуть-чуть на донышке. Пора было торопиться на берег, чтобы не пропустить прилив. Вода прибывала стремительно, так же стремительно добрались до турбазы, стащили вещи на берег, снова запаковались в тяжелые одежды и начали сталкивать гидроциклы в воду. У погоста, на противоположном берегу залива, появилось все население во главе с губернатором. Чубайс попросил кого-то из спортсменов сгонять на тот берег и отвезти им изъятые из запасов Миши Абызова гостинцы – сыр бри, испанское вяленое мясо, коньяк сорокалетней выдержки, конфеты, засахаренные фрукты в роскошной импортной упаковке и другую заморскую мелочь.

Бабушки стояли на пригорке в праздничных светлых вышитых платьях и платках. Когда мы отходили от берега, над заливом поплыли высокие печальные голоса – старушки затянули медленную пронзительную песню, скорее напоминавшую молитву или плач, которым обычно провожали уходящих в море.

* * *

За несколько часов мы преодолели оставшийся морской путь и оказались в устье реки Варзуги. Здесь, на Варзуге, начиналась сухопутная часть экспедиции. Дальше пойдем на север по Кольскому полуострову, и скоро пересечем полярный круг…

Пришли баржи и КАМазы с техникой. На берег выгружены квадроциклы – на спортивном жаргоне «квады», мотоциклы и джипы.

Поздний вечер. Солнечно. Прохладно. Комары.

Прошли 120 километров. Бездорожье, скальные участки, болота. Наконец, поселок Варзуга – столица районного масштаба. Нас встречает группа местных руководителей в черных официальных костюмчиках с обязательным галстуком. Здороваются с Чубайсом, наклонив голову, – ни дать, ни взять гоголевские чиновники из «Ревизора». Городничий – маленький коренастый человек, ловко поднимающийся на цыпочках, чтобы казаться выше. И встречу он устроил для Чубайса, и даже местный клуб, в котором играют свадьбы, проводят торжественные собрания, выпускные вечера и похороны превратил в ресторан. Нас, пыльных и забрызганных болотной жижей, усадили по одну сторону длинного стола, по другую сторону – они. Девочки в возрасте, в белых, еще советского образца официантских наколках, обносят дорогих гостей водочкой и закусками. На столе – только рыба. Жареная, запеченная, соленая, с капустой, с картошкой, с кашей. Бутерброды – с рыбой, пирожки – с рыбой, пельмени – с рыбой. Рыба с рыбой… Мы поедаем бесконечную рыбу, городничий с подчиненными съедают глазами Чубайса.

Очень вкусно. Очень сытно. Засыпаем.

3 июля

Непривычно тихо. Светит солнце. Поют птицы.

Проснулись на турбазе, где нас любезно приютила местная администрация. Позвали завтракать. Стол ломился от блюд. Вчерашних. Рыба, рыба, рыба… За завтраком городничий рассказывал, что именно на эту турбазу приезжал рыбачить шведский король. И Ельцин. А может быть даже вместе.

Выйдя из столовой, мы обнаружили разновозрастную компанию местных мальчишек, столпившихся вокруг техники. Джипы, квады и «наш» вертолет, появившийся, как обычно, без видимых причин, были почти целиком облеплены детворой. Заметив нас, мальчишки сбились в кучку. Вид у них был сплоченный и полный решимости перейти в наступление, если вдруг будут ругать за излишнее любопытство.

– Смотри-ка, какая команда! – заметил кто-то из наших, – Может в футбол?

На цивилизованной турбазе нашелся почти новый мяч. Наверно, до нас его пинал только шведский король. Матч состоялся тут же, на поляне. Силы, однако, оказались не равны. У нас были отличные игроки и отличный играющий тренер – Чубайс. Анатолий Борисович побегал пять минут, вышел за боковую линию и продолжил тактическое руководство игрой. Мы повели в счете 8:0. Мальчишки расстроились.

В это время с очередной рыбалки возвращался Юра Платонов. Он немедленно примкнул к местным, перевел в свою команду брата Гену и кого-то из спортсменов. Получились две примерно равные по мастерству сборные поселка Варзуга, причем капитаном второй сборной оказался Карстен. Противостояние «наших» с «НАТО» продолжилось.

Отправились обратно в поселок. Оказалось, вечером накануне мы проехали до турбазы километра четыре по камням и скальным выступам, но в памяти это не отложилось.

На центральной площади Варзуги, ровно через дорогу от того «ресторана», где вчера нас принимали местные начальники, возвышалась поразительной красоты деревянная церковь. Почему-то накануне ее никто не видел, наверно, спали уже за ужином.

Как нам рассказали, церковь построили в XVII веке поморы. Местный батюшка – бывший офицер-подводник. Окончил Военно-морскую академию в Ленинграде и служил на Северном флоте, потом ушел на гражданку, постригся и теперь служит в храме. Поднялись на звонницу, и отец Митрофан рассказал, как строили заново колокольню, разрушенную в советские тридцатые годы. Расколотые и изувеченные колокола погрузили на лодки и свезли в Устье, чтобы отправить на переплавку. В ожидании погрузки на бот их вывалили на песчаный берег реки. Ближайший прилив смыл большую часть ценного груза. Пока решали, как копать, да чем вытаскивать, следующий прилив поглотил оставшиеся колокола. И как потом ни искали со щупами – не нашли. Позже приезжали на это место ученые и археологи с приборами, металлоискателями, пытались обнаружить, – бесполезно… Шесть лет назад, когда поднимали над селом новые колокола, вывешивали и настраивали, внезапно налетел шквальный ветер, дождь и непонятный для августа холод и мрак. От храма все равно никто не ушел, даже маленькие дети, а вместе с первым звоном наступила тишайшая, прекрасная солнечная погода. Из таких рассказов, наверно и возникали библейские притчи и житийные истории.

Все потихоньку стянулись к машинам, собираясь ехать, и еще долго ждали Чубайса, который беседовал с батюшкой. Позже, когда мы уже вели по маршруту наш борт-001, Анатолий Борисович, у которого я никогда раньше не замечал симпатии к церкви, неожиданно сказал:

– Храм надо восстановить. Он четыреста лет держится… Я решил дать денег.

– Вы? Или РАО?

– Я, – ответил Чубайс, – РАО есть, куда вкладывать деньги. Видите, опоры электропередач, а проводов нет!

Я пригляделся, действительно: на равном расстоянии друг от друга стояли опоры бывшей ЛЭП, огромные металлические вышки без проводов. Еще в девяностые их срезали местные умельцы и продали как цветной лом.

Меньше, чем через год к восстановленному храму в Варзуге подвели электричество от восстановленной ЛЭП.

4 июля. Утро

Холодно. Ветер. Солнце. Абызов долго разглядывает свои командирские часы и спрашивает:

– Сейчас полседьмого или 18.30?

Только что закончился длинный переход. Шли весь вечер и всю ночь – нагоняли отставание от графика. Разделились на три группы: наши спортсмены и техники – на джипах, вторая группа, в том числе и я, – на квадроциклах, а самые отчаянные – среди них, конечно, Даня Абызов – на мотоциклах. Снова пришлось долго и подробно облачаться в специальные костюмы, надевать защиту, пристегивать и проверять рации. Навыки вождения квада вспомнил довольно быстро, хотя после годичного перерыва побаивался общения с этим зверем – еще давали о себе знать результаты прошлогоднего путешествия в Узбекистан. К счастью, в этот раз обошлось без аварий и трещин в ребрах.

По пыльной дороге, которая то вдруг резко обрывалась и превращалась в болото, то абсолютно терялась в зарослях, а иногда петляла среди скал, прошли километров 180 или 200. По хорошей трассе на это хватило бы двух-трех часов, а здесь – весь вечер и почти вся ночь…

Остановились у озера. Рядом – безжизненная деревня. Называется Муна. Ни одного человека, только дома с выбитыми окнами. Непонятно, почему в одних деревнях этого края жизнь идет своим чередом, рождаются дети, родители работают и строят дома, а из других – бегут, бросают родные места и оставляют заколоченные жилища?

Неожиданно ветер стих, и в воздухе образовалось невозможное количество комаров и прочих мелких тварей, мешающих двигаться, говорить и даже дышать. Саша Давыдов открыл специальный «антикомариный» чемодан, и стал выдавать всем баллончики с репеллентами и накомарники. Репелленты не действуют. В накомарниках члены экспедиции похожи на бригаду пчеловодов. В руках у «пчеловодов» не соты и бидоны с медом, а бутылки, бокалы и бутерброды… Мы кричим «Ура» и открываем шампанское: как сообщил Михаил Абызов, только что пройден Северный полярный круг.

Спасибо, Михаил Анатольевич!

Спасибо, Анатолий Борисович!

Теперь я еще и полярник…

Спасибо всем… всем… всем спать…

5 июля

Не холодно, не жарко… Голова болит…

Давыдов каждый день объявляет подъем в девять утра, но «режим» соблюдать не удается: несмотря на усталость после этапа яркий полярный день мешает заснуть, и лишь к утру погружаешься в сон, из которого трудно выбраться по сигналу. Собираемся медленно, но постепенно движение в лагере становится все более интенсивным: снова грузимся, сворачиваем палатки, надеваем костюмы. Сегодня идем к поселку Октябрьский – это всего лишь 50 километров. Саша Давыдов сказал, что джипы пойдут по хорошей дороге, а мы – по настоящей. Это значит по болоту, камням, гатям. Но собственно, именно за этим мы здесь. Именно ради этих камней и болот был самолет, потом вертолет и гидроциклы. Мы выбираем бездорожье.

По «хорошей» дороге нагруженные до предела джипы шли с трудом, и к месту остановки прибыли черными почти по самую крышу.

Катя Сиротенко, решив, что мы двигаемся слишком медленно, стала обгонять колонну, промчалась мимо меня, на скорости налетела на большой камень и поставила свой квадроцикл практически на дыбы. Чтобы избежать столкновения, я резко вывернул руль и вылетел «на полосу» – поросшую небольшими деревьями и густым кустарником обочину. Такая «авария» где-нибудь в Подмосковье была бы для участников и очевидцев большим событием, здесь же – легкая заминка, на которую никто и внимания не обратил.

Еще через какое-то время, в очередном болоте, вырубился один из ведущих мостов квада, и только на полном газу удалось выбраться из засасывающей жижи. Я перестал различать, где кто. Все были облеплены толстым слоем грязи, и каждый напоминал сосиску в тесте, только сильно подгоревшую.

Уже почти в конце перехода я сбился с пути и заехал в тупичок. Стал разворачиваться, на какое-то мгновение потерял бдительность и обнаружил перед собой большое и, очевидно, крепкое дерево, которое приближалось с предельно допустимой скоростью. Резко свернув влево, налетел на поросль молодых березок. Их гибкие стволы распрямились и образовали естественный трамплин: я совершил затяжной прыжок на кваде. Вася Мозжухин решил, что это – сознательно срежиссированный номер, и показал большой палец – ну, молодец! Хотя даже при огромном желании я не смог бы этот трюк повторить.

Вокруг болот – то ли тайга, то ли сосновый бор. Ландшафт и погода на Кольском полуострове меняются чуть ли не поминутно. Из болота неожиданно выскакиваешь на песчаную дюну, где между стволов высоких сосен пробиваются вкось лучи солнца, как в Юрмале или Ниде. Так же вдруг, ниоткуда, возникают деревушки и поселки, и там, где, казалось, нет ни души, видишь сидящих в избе рыбаков, которые ничуть не удивляются нашему вторжению. Стены сплошь увешаны сетями, а под потолком рядами вялится рыба. Рыбаки нам рады и спрашивают, нет ли пива, чтобы опохмелиться. Несу им бутылку финской клюквенной водки. В знак благодарности они собирают с потолка рыбу. Такое ощущение, что рыба здесь водится прямо в колодце возле дома…

Опять болота, гати, песок, камни…

Мы стоим на переправе через реку и ждем мотоциклистов. Им труднее всего даются броды и серьезные болота – иногда дорога буквально впадает в мелкие илистые озерца, и даже на квадах с четырьмя ведущими колесами проскакивать такие места очень тяжело.

Наконец появляется первый мотоцикл. Кажется, это Абызов, как всегда, впереди всех. Он рассказывает, что мотоциклы на самых вязких участках пути приходилось переносить на руках. Вот и остальные подтянулись. Надо продолжать путь. Впереди поселок Октябрьский. Говорят, там есть аэродром. Почему-то мне становится неудобно появляться в цивилизованном месте в такой грязной одежде и с совершенно с черным лицом. Вымыться негде. Вода в реке – восемь градусов. И даже не это страшит. Можно зажмуриться, вдохнуть поглубже и броситься с разбегу в холодную воду. Страшно раздеться – тебя немедленно атакует туча комаров. Интересно, что они здесь едят, когда нас нет?

…Вот он, аэродром! Тайга резко обрывается, и до самого горизонта расстилается взлетное поле. Ровное, твердое, пустое. После полного бездорожья, где за час можно продвинуться не на километр даже, а на несколько десятков метров, мы не могли удержаться от соблазна «погонять». Без всякой команды квады выстроились в одну линию и помчались к горизонту. Каждый закручивал ручку газа до предела, выжимая максимальную скорость. Кажется, еще чуть-чуть – и можно взлетать!

Взлет остановил Чубайс. Он остро чувствует ситуацию, близкую к катастрофе и пытается ее разрядить… Наверно, это от профессии или от жизненного опыта.

Мы могли бы разбиться – на скорости квадроциклы становятся неуправляемыми.

Цивилизации, вопреки моим ожиданиям, никакой. Чубайс рассказал, что в шестидесятые годы этот аэродром был суперзасекреченным. Отсюда с прицелом на Скандинавию взлетали истребители: «отсель грозить мы будем шведу…». В те самые шестидесятые он видел это собственными глазами, потому что бродил недалеко от Октябрьского с группой студентов-походников. На взлетное поле их, правда, не пустили и даже пытались задержать…

Сейчас здесь пусто, и не отпускает ощущение чего-то инопланетного.

6 июля

Низкое небо. Сумерки. Ветер иногда разгоняет облака, и тогда становится ясно, что сумерки – это иллюзия.

Дальнейший путь – через ручьи, речушки, реки, болота и мелкие озера. Такая своеобразная подготовка к рафтингу. Форсируем многочисленные водные преграды.

Каждый раз, когда подъезжаем к быстрой каменистой реке, упираемся взглядом в вывороченные течением опоры мостов и принимаем решение идти вброд, я отбрасываю сомнения, потому что абсолютно уверен: дальше пройти нельзя никак. Но вопреки доводам разума чувствую, что раз мы здесь, значит Саша Давыдов либо уже переправлялся на тот берег, либо все промерил, просчитал, выверил… и это значит, что нельзя не идти. Все могут, а ты нет? Зачем тогда в это ввязываться?

Первый и главный в колонне – Саша Давыдов. Вода поднимается до середины колеса, до порога, до капота. Уже должен захлебнуться мотор, или колеса соскользнуть с невидимой подводной колеи, но… пройдена самая глубокая точка, и постепенно машина начинает выныривать: над водой появляются капот, колеса, пороги.

Я – следующий.

Решительно не понятно, как все-таки двигатель не глохнет. Скоро убеждаюсь, что глохнет. Правда, не у меня. Экипажи по очереди останавливаются, зачерпнув воды или поскользнувшись на подводных камнях, и тогда приходится пускать в ход лебедку, вытаскивая застрявший джип на более гладкое и мелкое место. Понять, что произошло с машиной и как ее легче вытащить, можно только нырнув. Наши спортсмены и техники похожи на водолазов, обследующих поврежденный киль корабля. Вынырнув, они забираются на капот плывущего джипа, как на капитанский мостик, и командуют буксиру: право руля, лево руля!

Я не заглох!!!

Ура!

Чубайс вернул меня на землю, пояснив, что дело не в моем супермастерстве, а в суперколесах, которые он вывез из некой автолаборатории. Кажется, в этой же лаборатории разрабатывали резину для луноходов.

Добрались до стоянки. Это Умб-озеро, один из красивейших водоемов Кольского полуострова. Над водой поднимается то ли утренний, то ли вечерний туман. Время перестало делиться на день и ночь, и единицей измерения стали отрезки пути.

Кто-то полез купаться голышом. Кто-то ловил рыбу. Механики спешно приводили в порядок джипы, пострадавшие в этом водном марафоне. Миша Абызов разложил на капоте своей машины мокрый паспорт, мокрые права, еще какие-то документы и развесил сушиться мокрые банкноты. Его джип довольно долго проторчал «по шейку в воде», и когда они с Даней, выбравшись на берег, открыли двери, было ощущение, что подняли шлюз небольшого водохранилища. Вода, хлынувшая из машины, выбрасывала на песок книги, диски, вещи, пластиковые стаканы, очки, карты, рыболовные снасти. Потом Абызов признался, что чувствовал себя карасиком, которого несут с рыбалки в оцинкованном ведерке с водой…

Сохнем, выпиваем-согреваемся.

Борода, наш повар, варит супчик. Чубайс первым не выдерживает, берет половник и наливает себе миску горячего ароматного супа. Кто-то тут же протягивает ему свою миску, и Анатолий Борисович наливает вторую. К нему выстраивается небольшая очередь – приходится взять на себя функции дежурного по кухне.

А тут еще звонок по спутниковой связи. Отставив суп, Чубайс отходит в сторону, долго разговаривает и возвращается с мрачноватым выражением лица. Объяснений долго ждать не надо – кто-то снял его с маршрута и вызвал на работу. Теперь остается ждать вертолета с Большой земли.

Обычный ужин превращается в проводы. Тосты и напутствия.

Вертолет прилетает довольно быстро, и Анатолий Борисович, глядя на остающихся без присмотра веселых членов экспедиции, поручает мне важную миссию:

– Вы, как работник культуры, должны остаться ответственным за нравственность.

Я был полон решимости выполнить его поручение, но стоило вертолету подняться в воздух, как Миша Абызов предложил отметить мое назначение.

Отказываться было безнравственно, и я согласился.

Праздновали весь долгий светлый полярный вечер, незаметно переходящий в такую же светлую ночь.

Горят костры, сохнут вещи, одиночки бродят по лагерю; кто-то отдыхает, кто-то допивает, кто-то засыпает…

Итоги этапа: один внедорожник остался без тормозов, другой – только с двумя ведущими колесами, а третий пришлось списать. Даже наши механики, умеющие чинить все – от примуса до КамАЗа, – не справились. Мы лишились одного экипажа, одного главы РАО ЕЭС и части крепких напитков.

7 июля

Неожиданно настало лето. Ясно, солнечно, жарко.

Направляемся к реке Кутсайоки, где нас ждет рафтинг и крупнейший в Европе водопад – Маманя. Дорога, точнее ее полное отсутствие, снова пошла по грязи и болотам. Почему-то здесь, в отличие от города, где любая лужа или яма сразу отзывается у водителя нервами, матом, стрессом, это вызывает запланированную радость, азарт и чувство полной свободы, как в детстве, когда мама купила резиновые сапоги и разрешила ходить по всем лужам. А в ботинках было нельзя…

Вернемся к сюжету.

Инструкторы по рафтингу – сплошь мастера спорта и чемпионы по прохождению водных маршрутов высочайшей категории сложности. Их стихия – пороги и водопады.

Навыкам пилотирования нас обучают на берегу. Важно уметь жестко зафиксировать тело в рафте, зацепившись ногами за надувной валик, одновременно служащий сиденьем для впередисидящих – никакой страховки, веревки, ремня безопасности не предусмотрено, ибо «в случае крушения тело должно легко отделиться от рафта для свободного падения в воду». Важно синхронно работать веслами, то есть руками и корпусом. Из-за малейшей несогласованности в движениях можно закрутиться на месте, перевернуться, нырнуть.

Облачаемся в водонепроницаемые костюмы, делимся на экипажи и в воду! Весь маршрут по реке, до самого водопада – быстрое течение, водовороты и пороги. Вовремя оттолкнуться веслом от препятствия, отдаться течению, где это возможно, лавировать между скалистыми выступами и, наконец, устремиться вниз с непрогнозируемым, неуправляемым, непредсказуемым валом падающей воды – все это мне пришлось испытать впервые.

У водопада Маманя река затихает, становится спокойнее и ровнее, как будто набирает дыхание перед прыжком. Здесь мы причаливаем, и инструкторы ведут нас вниз по высокому каменистому берегу – ринуться вниз на рафтах с 20-метровой высоты даже им кажется небезопасным. Рафты спускают на веревках, и там, где вода перестает бурлить, собирая брызги водопада в новый поток, опять пускают их в плавание. Следующий водопад – Оба-на, и это препятствие мы должны пройти уже на рафтах. Всего каких-то 7–10 метров… И нас снова ведут вниз по берегу, объясняя, показывая и разжевывая многократно, где именно нужно работать правым веслом, где левым, и между какими камнями лучше проскочить к кромке водопада, чтобы «упасть» правильно. Долго спускаемся по склону, и я вижу многотонную низвергающуюся массу воды снизу. Эта стихия шутя может раздавить, бросить с размаху на камень или разбить наш «утлый челн» о скалы. Именно об этом как бы между делом, непринужденно и весело рассказывают инструкторы. Они уверены, что точный расчет и четкость действий смогут эту махину обмануть. Я сомневаюсь.

Может, из-за уважения к моим годам, а может, физической или общественной весомости, инструкторы предлагают:

– Иосиф Леонидович, давайте вы нас внизу подождете?

Чувствую себя бойцом, которого не берут в разведку. Возмущаюсь и настаиваю. Все соглашаются, но Саша Давыдов собирается сидеть рядом, чтобы не терять мою фигуру из поля зрения.

Какое там поле зрения!

В долю секунды ты оказываешься внутри бурлящего потока, как муравей, случайно попавший под струю водопроводного крана, как Ной, наблюдающий разверзшиеся хляби небесные… Хотя нет, Ной – это тот, кто веслом пытается направить падение в нужное русло, а я, скорее, кто-нибудь из тварей его ковчега…

Всеобщее ликование: мы внизу! мы сделали это!

В фильмах в такие моменты всегда звучит патетическая музыка, и на лицах героев появляется усталая улыбка.

В нашем случае патетики не получилось, потому что уже на ровном месте, после того, как все подняли весла вверх и прокричали «ура», наш рафт напоролся-таки на острый камень, и именно подо мной с треском лопнула, точнее сказать, взорвалась одна из резиновых камер. Нас перевернуло и накрыло уже совсем не опасной, легкой волной.

Снова на берег, и пока заклеивают сорокасантиметровую дыру (а это непросто – в ход идут газовые баллоны, горелки, специальный клей, наждак, тальк и другие ингредиенты и приспособления), команда разбредается. Кто-то пьет чай из термоса, кто-то фотографирует водопад Оба-на с нового ракурса… Миша Абызов обнаруживает, что его прекрасная фотокамера с набором уникальных объективов утонула, и придется воспользоваться новой.

Я записываю впечатления. Подходит Саша Давыдов и предлагает глоток виски. Удивительный человек и потрясающий профессионал! Не понимаю, как можно удерживать в голове столько информации! Маршрут, транспорт, снаряжение, обеспечение «тылов», связь с большой землей… Пока мы идем на джипах по Кольской тайге, он уже думает о сплаве по реке, рассчитывает, когда к месту стоянки у Баренцева моря должен вылететь вертолет из Архангельска, делает поправки на неизбежные изменения в графике движения, погодные условия…

Глоток виски, глоток чая, глоток кофе… а кто-то еще и закусил… Все расслабились, и разом ощутили, что вновь работать веслом будет ой как трудно. Видимо, водопад отобрал последние силы…