Текст книги "Другая белая"

Глава третья

Декабрь 2002 г.

Получив визу от многолетнего директора музея – «Очень жаль! Не возражаю» – и сдав квартиру, Марина прилетела в Англию, где через двенадцать дней, как того требовал закон, она и Дэвид подали заявление на регистрацию брака. Этому предшествовал получасовой разговор представителя городского совета с каждым по отдельности. Перед самым Рождеством Марина вышла замуж за Дэвида по туристической визе, что в то время хотя и не приветствовалось, но допускалось.

Выбрали небольшой уютный ресторанчик. Заказали столик на шестерых. Вернувшись из ресторана, поставили будильник на три часа ночи, проснулись и, сонные, поехали в Home Office[29]29
  Министерство внутренних дел Великобритании (англ.).


[Закрыть]. На страшном ветру в колоссальной очереди, где Марина и ее муж были почти единственными людьми с белой кожей, они мерзли до полудня, наконец их впустили, и через полчаса улыбчивая чернокожая девушка выдала Марине ее паспорт с жирной черной печатью – видом на жительство в Соединенном Королевстве. Измученные, но счастливые, поехали домой. Пока ехали, усталость как рукой сняло, хотелось продолжения праздника, хотелось есть. До ночи просидели в экзотическом тайском ресторанчике. Так начиналась задуманная ими тихая семейная жизнь.

2003 – 2004 гг.

Марина приехала на новое место жительства с твердыми намерениями: а) не мерить все своим прежним опытом, б) попытаться погрузиться в новую жизнь полностью, не искать контактов с соотечественниками, не устанавливать антенну российского телевидения, в) не зацикливаться на бытовых мелочах, г) стараться видеть и находить в муже только хорошее.

Все это поначалу не составляло никакого труда. Марине так осточертело одиночество вдвоем и одиночество в одиночку, что даже само присутствие всегда улыбавшегося мужа было радостью. Дэвид нравился Марине внешне. В джинсах и короткой спортивной куртке он – со спины – вполне мог сойти за молодого парня. Но было брюшко, была борьба с ним в тренажерном зале, пока безуспешная.

На стене его кухни висела деревянная доска с газетными и журнальными вырезками, напоминаниями самому себе и тому подобной мелочью. Сверху – старая черно-белая фотография молодого прикуривающего сигарету Дэвида. Марина любовалась ею, когда готовила обед. Как-то спросила:

– Когда ты бросил курить?

– Я и не начинал, я ведь регбистом был с юности, – ответил он.

– Но на этой фотографии ты ведь куришь?

Он расхохотался:

– Это Ричард Бартон! Крис приколола эту картинку. Он тоже из Уэльса, может быть, и есть между нами какое-то сходство.

Вот так: ее муж похож на звезду Голливуда, за которого сама Элизабет Тэйлор выходила замуж целых два раза!

Состоялось и Маринино «погружение» в жизнь английской семьи. Она оказалась не просто замужем, но в семье с маленьким ребенком.

Дочь Дэвида красавица Крис – полное имя Кристэл – вернулась из Москвы и жила неподалеку. «Личная проблема», как выразился Дэвид в Москве, разрешилась и явилась миру прелестной девочкой Энни. Отец малышки был деду неизвестен. Единственное, что ему удалось узнать, что тот – англичанин. Крис вышла на работу, когда Энни был месяц. Дэвид сидел с ребенком. Марина сразу подключилась к заботам и находила в этом удовольствие: ее собственная внучка была ненамного старше. Энни сразу приняла ее и бегала за ней хвостиком. Вместе они гуляли, смотрели любимую «Белоснежку», играли в мяч в саду. Марина читала ей книжки, представляя персонажей в лицах, что приводило малышку в восторг.

Дэвид с первых же дней посвятил жену в состояние своих финансов. Неплохая пенсия, есть сбережения в акциях и на банковском счету. В перспективе после шестидесяти пяти лет – государственная пенсия, хотя и очень скромная, но на жену положена небольшая надбавка.

– Мы с тобой, – он подчеркнул «с тобой», – вполне платежеспособны, и у нас есть кое-что на rainy day[30]30
  На черный день (англ.).


[Закрыть].

Марина предложила ему разделить оплату счетов, а уж за телефон она просто обязана будет платить сама – ведь звонить в Москву собиралась каждый день. Дэвид отказался:

– Все плачу через банк. Если хочешь, давай откроем общий счет.

Вот этого Марина никак не хотела: никогда никому не была финансово подотчетной, всю жизнь сама зарабатывала, сама тратила, сама и занимала, когда не хватало денег. Он пожал плечами:

– Дело твое.

– Но уж на дом и на себя я буду тратить из своего кармана, ты не возражай.

Он возражать не стал – кивнул одобрительно.

* * *

Двухэтажный дом Дэвида стоял на самой окраине маленького городка Мэйдэнхеда (Maidenhead). Дом был интересный, по-английски назывался semi-detached, то есть состоял из двух одинаковых частей и был рассчитан на две семьи (менее престижные дома – terraced – были соединены друг с другом в длинный ряд, более престижные назывались detached, что означало – отдельный особняк). Дэвид сказал, что дом был построен в период строительного бума двадцатых годов, когда элитарные сельские пригороды юго-востока Англии были переделаны на исторический лад. Историзм этого дома был тюдоровским[31]31
  Тюдоры правили Англией с 1485 по 1603 г.


[Закрыть]: кирпичный «низ» и белый «верх» с выступающим наружу каркасом из темных деревянных балок. Дотошная Марина заинтересовалась и откопала в «Amazon»[32]32
  Крупнейший продавец книг в Сети (англ.).


[Закрыть] книжку карикатуриста и дизайнера Осберта Ланкастера. Ланкастеру этот историзм явно не нравился, и он язвил: «Даже Первая мировая война и ее последствия не смогли снизить антикварный энтузиазм, охвативший английскую публику… Опыт, приобретенный на авиационных и военных заводах, стал использоваться при производстве «старых» дубовых балок, оконных рам с бутылочным стеклом и фонарей из кованого железа»[33]33
  Цитируется по В. Хилльер, С. Эскритт «Стиль ар деко».


[Закрыть]. Он назвал это «тюдоровским стилем для маклеров». Маклеры наверняка хорошо зарабатывали на продаже этой модной недвижимости. Ланкастеру виднее, но Марине нравилось.

«Тюдоровских» стекол в доме Дэвида уже не было, но большой камин сохранился, и железный фонарь все еще висел над входной дверью. Марина находила все это очаровательным. Черные балки были и внутри дома.

«Это можно будет так интересно обыграть, – думала она и тут же себя останавливала. – Уйми свои порывы, хотя бы на первых порах». Марина хотела быть разумной и неактивной, всем абсолютно довольной.

Про городок говорили, что когда-то он был «с характером», то есть с обликом, хранившим прошлое. Это прошлое, может быть, где-то еще и оставалось, но центр был ужасен: с нелепым «небоскребом», воткнутым в стеклянно-кирпично-каменную низкую застройку непонятного времени. Туда и не тянуло совсем.

А у Дэвида – красота. Уединенное местечко на самой окраине городка. Все соседи не нахвалятся – тишь, да гладь, да Божья благодать. Пять минут пешком – и поля, перегороженные живыми изгородями, а на них пасутся лошадки. Они подходили близко-близко, просто так, поболтать, и Марина читала им стихи из репертуара своей маленькой внучки: «Одна лошадка белая с утра до ночи бегала…»

Дэвид въехал в свой дом не так давно и был им очень доволен. Для Марины же главным было то, что, как он сказал, никакая другая женщина в нем до нее не жила.

Для нее не было секретом, что дизайн интерьера отнюдь не являлся приоритетом для англичан – это не Италия, не Франция и не «новая» Россия. Свой дом есть, это главное! Какое-то подобие интерьера создавалось хозяевами в меру вкуса и потребностей только в нижних комнатах – гостиной и столовой. В гостиной у Дэвида стояли явно знавшие лучшие времена викторианские диван и два кресла с высокими спинками – гарнитур из трех частей, как тут говорят, два книжных шкафа, придиванный столик, на нем лампа с бахромой, на стенах – картины каких-то сражений в темных рамах и фотографии дочери с внучкой – везде, где видел глаз. В давно не действующем камине – электрический обогреватель. В углу – полный комплект современной техники: телевизор и прочее.

Три спальни наверху были меблированы с роскошью каменного века: кровать и две тумбочки в главной спальне, просто кровать во второй, стол с компьютером – в третьей. Да, были еще ванная комната наверху и отдельный туалет внизу.

К приезду Марины Дэвид основательно подготовился. Выбросил старую мебель из спальни, заменил ее широченной кроватью с ортопедическим матрасом, двумя новыми тумбочками и туалетным столиком. Выбросил и всю старую сантехнику, установил новую ванну, но традициям не изменил: раковина с двумя кранами, подающими горячую и холодную воду раздельно, и ванна без душа. Горячей воды вечером хватало только на то, чтобы наполнить одну ванну. Первой ее принимала Марина, а потом уже Дэвид. «Хорошо, что это не Япония, а то пришлось бы лезть в воду после мужа».

Отопления в доме не было.

– Зачем оно? – откровенно удивлялся Дэвид.

Электрический радиатор действительно нагревал комнату почти до температуры сауны, так что время от времени Марина выбегала на улицу подышать, поскольку проветривание не одобрялось. В спальне «для сугреву» существовало электрическое одеяло. Он как о смешном происшествии рассказал, что однажды это одеяло под ним загорелось, после чего он долго судился с фирмой-производителем и даже что-то отсудил. «Не-е-ет, электричества нам в постели не на-доть», – решила Марина.

У Дэвида жили два кота. В свои прошлые приезды Марина видела их не часто – они прятались от нее и в основном пребывали в саду. Поставленные перед фактом присутствия в доме новой хозяйки, они вынуждены были пойти на мировую. Марина сама в прошлом была кошатницей и ничего не имела против, но как-то ночью, спустившись в кухню попить воды, щелкнула выключателем и в страхе отшатнулась: прямо на обеденном столе спали они – два старых огромных грязно-серых кота! Сонно приоткрыв глаза и дернув ушами, они и не подумали покинуть свою лежанку. Какие нахалы! Утром Марина сказала об этом Дэвиду. В ответ услышала: «Они привыкли там спать». Теперь ей стало понятно, почему он перед едой всегда протирал клеенку антисептиком. Она была вынуждена смириться с обстоятельствами, но купила и стала убирать после еды две скатерти – льняную и хлопковую.

В голове Марины зрел планчик изменений и в обстановке дома, и в гардеробе мужа. Он определенно не делал из одежды культа. В один из дней Марина открыла встроенный шкаф с разбитым зеркалом – надо срочно его убрать! – который стал их общим, и запустила руки в его костюмы. Их было много, он был прав, когда говорил, что у него все есть, даже смокинг, но… это же экспонаты для музея! Подумала: «Создание этой «коллекции» началось с его женитьбой и завершилось с разводом – лет пятнадцать назад».

Прорыв в этой части плана удалось совершить очень быстро. Гуляли по Виндзору, зашли в любимый средним классом «Marks & Spencer». Марина обманным путем затащила его на верхний этаж, где продавалась мужская одежда, и, быстро осмотревшись, заметила то, что нужно.

– Будь добр, примерь этот пиджак, пожалуйста.

Пиджак сидел отлично.

– Ну посмотри на себя в зеркало, ты же просто – принц Уэльский!

Слаксы, рубашки взяла без примерок – размер у мужа стандартный. Не успев оглянуться, он оказался перед кассой и за все это заплатил. Вышли из магазина – Марина никогда не видела мужа столь обескураженным. Вечером, за обедом, со смехом и изумлением он вспоминал события дня:

– И как это у тебя получилось – окрутить меня?! В два счета провела меня, хитреца-валлийца, и мягкими ручками опустошила мой карман! Двести фунтов! Да я свою первую машину за сто купил!

– Ты можешь вернуть все, если тебе не нравится.

– Мне все нравится, но у меня одежды хватит на всю жизнь.

– Дэвид, мода же меняется!!!

– Мне главное, чтобы было удобно.

Эта победа была важной (когда выходили вместе, Марина с гордостью смотрела на мужа), но на данном отрезке времени единственной. Попытка изменить что-то в интерьере провалилась.

Единственно, что он сделал с превеликим удовольствием, – с помощью Марины вынул из шкафа огромное разбитое зеркало. Они вдвоем спустили его в гараж. Однажды вечером Крис срочно попросила отца приехать и посидеть со спящей Энни. Воспользовавшись отсутствием мужа, Марина сделала в гостиной кое-какую перестановку мебели, от чего комната стала просторней. Поздно вечером Дэвид вернулся. Марина без слов, распираемая гордостью, смотрела на его реакцию. Он помолчал несколько минут, нахмурился, потом поцеловал ее в щеку и произнес:

– Я знаю, что моему дому нужна TLC[34]34
  Сокр. от Tender Loving Care – нежная любящая забота. Англичане любят аббревиатуры.


[Закрыть]. Но в следующий раз советуйся со мной.

Было видно, что он остался недоволен ее самодеятельностью.

Советуйся! Марина хотела посоветоваться по поводу сноса стены между гостиной и столовой и превращения двух комнат в одно большое двусветное пространство. Хорошо, что не озвучила. Об обновлении обстановки тоже не могло быть и речи. Как-то Дэвид сказал, что вся меблировка – из дома его матери в Уэльсе:

– Больших затрат стоило все это перевезти, но я рад: такой мебели сейчас и не делают.

«Эт-т точно», – мысленно прокоментировала Марина.

* * *

Что составляло их жизнь, когда они были одни без Энни и Крис?

Марина с удивлением открывала, как многого она была лишена в ее такой насыщенной делами и событиями московской жизни.

Оказалось, что жить можно не только в городе. Впервые в жизни Марина полюбила природу здесь, в этой стране, где трава зимой зеленее, чем летом. Они подолгу гуляли по зеленым полям, ездили на берег Темзы и смотрели на спокойную темную водную гладь. Вокруг их городка были великолепные сады и парки. Она прочитала как-то, что природа Англии не поражает грандиозностью и красочностью, но очаровательна и лирична. Согласилась с этим, если имелся в виду естественный ландшафт – поля, холмы, спокойные реки. Но рукотворные сады и парки – это другое. В них были краски всех континентов! Здесь распавшаяся Британская империя все еще сохраняла свою мощь! Привезенные из далеких колоний экзотические растения прекрасно прижились в мягком климате. Рассаженные по-английски, то есть в поэтическом беспорядке, они зеленели и цвели круглый год, так что соскучиться по лету здесь было невозможно. Марина, не переставая, фотографировала, хотя ее дилетантские фотографии не могли передать того, что видел глаз.

Дальние прогулки. Долгие разговоры. Дэвид рассказывал ей о своем детстве в горной деревушке Южного Уэльса: отец умер рано, его и сестру растила мать, жили на крохотную пенсию. Женщины Уэльса сильные, жизнь суровая. Поколения за поколениями мужчины в его семье работали на шахтах. Единственный шанс на лучшую жизнь – дать детям образование. Матери это удалось, что и позволило ему после школы переехать на юг Англии и довольно быстро сделать карьеру госслужащего. Сестра окончила университет – тогда это было бесплатно, даже стипендию студентам платили, вышла замуж за канадца, уехала к нему жить, разошлась, но домой не вернулась, жила одна в Канаде. Мечтой Дэвида было повидать ее и познакомить с Мариной.

– Вот возьму и решусь на перелет, ты мне какую-нибудь снотворную таблетку дашь и будешь следить, чтобы я не проснулся в полете.

– Насчет этого не беспокойся – таблеткой обеспечу, – смеялась Марина.

Она уже знала, что в этой стране без рецепта можно было купить только простейшие pain-killers[35]35
  Болеутоляющие лекарства (англ.).


[Закрыть], сосательные таблетки от горла и витамины, все остальное – по рецепту, и то – если удастся убедить своего GP[36]36
  General Practitioner – врач общей практики, терапевт (англ.).


[Закрыть]. Но какое бы лекарство ни выписал врач – все очень и очень недорого, по единой фиксированной цене за весь «пакет», а после шестидесяти лет лекарства по рецепту бесплатны. До шестидесяти ей было еще далеко, поэтому лекарства возила из Москвы в больших количествах.

Дэвид очень любил мать, умершую несколько лет тому назад. «Она была очень спокойной женщиной» – это звучало как лучший из всех возможных комплиментов. Жизнь научила ее находить выход из любых ситуаций. Дэвид вспоминал, как однажды в магазине трехлетняя Крис, разыгравшись, скинула на пол несколько бутылок дорогого вина и коробок с шоколадом. Бабка обмерла, но тут же нашлась. Возмущенным голосом она отчитала вышедшего на шум владельца магазина за неправильно расставленные товары:

– Как это вы нелепо все тут поставили – ребенок мог бы серьезно пораниться!

Скандал владельцу был не нужен, он извинился и подарил Крис большую шоколадку.

Подобных историй в памяти Дэвида была уйма.

Когда гуляли, он всегда держал Марину за руку. За руку, не под руку. Как маленькую.

* * *

Самым торжественным и ожидаемым событием дня был обед в шесть часов вечера. Марина любила готовить, ей нравилась реакция Дэвида: «Delicious!»[37]37
  Очень вкусно (англ.).


[Закрыть] Она переодевалась, следила за тем, чтобы обязательно была видна ложбинка на груди – cleavage: он это очень любил, да, честно говоря, местных женщин без вот этого самого она почти и не встречала: женщины были полногрудые. Накрывала стол красивой скатертью, доставала привезенные в качестве приданого мельхиоровые приборы, большие белые веджвудские тарелки (купила на Оксфорд-стрит). Тарелки она грела в микроволновке, перед тем как положить на них еду. Обедали при свечах и с вином. Непьющая Марина вначале отнекивалась, но потом, видя недовольство мужа, стала пить наравне с ним. Это тоже стало ей нравиться – в Москве такого не было. Дэвид пил, как он это называл, по-русски, то есть с тостами. Они уже успели посмотреть многие комедии советских времен с Марининым переводом. Фразы «тостующий пьет до дна» и «тостуемый пьет до дна» привели его в полный восторг, они стали сопровождать их застолья. За столом Дэвид молодел и озорничал, рассказывал анекдоты. Например, про Черчилля.

– Ты ведь знаешь, что он любил выпить? Однажды в театре дама за его спиной громко зашептала: «Смотрите, он опять пьяный!» Черчилль обернулся и сказал: «Да, мадам, сегодня я пьян, но завтра буду трезв, а вы… уродливы сегодня и будете уродливы завтра».

Марина не верила:

– Не мог он так сказать, он же был джентльменом. (Потом сама прочитала: было такое, но не в театре, а в парламенте, и сказано это было даме-депутату.)

Смеялись много, потом вместе мыли посуду. Марина, посмотрев однажды, как это делал он один – не смывая пену с тарелок и сразу вытирая их полотенцем, – подпускала его к этой процедуре только в качестве помощника.

* * *

Конечно, они смотрели телевизор! Рэгби – каждое воскресенье. Когда играла команда Уэльса, Дэвид облачался в майку с драконом – символом Уэльса. Уговаривал и ее сделать то же, но Марина, посмотрев на застиранную майку, вежливо отказалась, справедливо заподозрив, что кто-то другой ее уже носил.

Сама она любила смотреть все передачи о собственности: для нее они были окном в частный мир британцев. «House Doctor»[38]38
  «Доктор для дома» (англ.).


[Закрыть]– о том, как сделать свой дом продаваемым (в то время на рынке жилья свои условия диктовал покупатель, продать дом было нелегко из-за переизбытка предложений), «Location.Location.Location»[39]39
  Здесь: «Выбираем местожительство» (англ.).


[Закрыть] – как отыскать дом своей мечты, «Changing rooms»[40]40
  Здесь: «Меняем интерьер» (англ.).


[Закрыть] – как сделать свой дом уютным.

Эта передача была похожа на ту, которую Марина старалась не пропускать в Москве, – «Квартирный вопрос». Только здесь все начиналось с бюджета: сколько денег в наличии и сколько каждая переделка, как правило очень скромная, будет стоить. Интерьеры в московской передаче были роскошнее, но Марина, знавшая по своему опыту, во что в реальности обходятся подобные фантазии в рублях или твердой валюте, которыми расплачиваешься за «евроремонты», так ни разу и не услышала ни малейшего упоминания о презренном металле. Асоциальное телевидение!

Нравились ведущие. Советы, как переделать дом, который долгое время простаивал на рынке, давала ведущая с американским акцентом. Она не щадила домовладельцев:

– Дом захламлен, ковры пропахли собачиной, стены цвета взбесившихся помоев, кто же такой купит?!

Дэвид иногда не выдерживал:

– Американка! Ее специально выбрали для этой передачи – женщина этой страны никогда бы себе такого не позволила. Она бы сказала «it's lovely!»[41]41
  Как мило (англ.).


[Закрыть]

Комментарий Марины о том, что это неискренне, он парировал вопросом:

– А разве уместно всегда быть искренним? – И добавил: – Это не значит лгать – просто экономно расходовать правду.

* * *

Марина приехала в страну, считая, что с английским языком у нее проблем не будет. Она ошибалась: проблемы были. Не говоря уже про уличный разговорный английский и великое множество акцентов, она далеко не все понимала в телевизионных передачах: не давался ей, например, английский юмор. Дэвид, как ни странно, юмористические передачи не любил, а ей нравилась одна – с комментариями событий недели. Марина смотрела, смеялась над мимикой и жестами людей на экране, но текст, произносимый с невероятной скоростью, она понимала на одну треть, остальное – «непереводимая игра слов с использованием местных идиоматических выражений». Она произнесла про себя эту некороткую фразу и в который уж раз вздохнула: «Как тут прикажете погружаться в новую жизнь?» Только вообразишь себя домовитой хозяйкой английского дома и погрузишься, как неподвластная воображению сила тут же и вытолкнет. В борьбе английского с русским неизменно побеждал последний. Великий и могучий русский язык. Как огромная планета, он держал ее в поле своего притяжения всеми шутками и прибаутками, цитатами из произведений советских и прочих писателей, а также русскими романсами, городским фольклором, советским шансоном и бардовской песней. И песнями советских композиторов. В общем, всем тем, что накопилось в памяти за жизнь. Еще и «посмеивался» над своим слабым английским собратом: ну-ка вырази это на нем! Выразить не получалось. Притяжение Могучего слабело только ночью.

* * *

Ночь была сильна, она все меняла, все преображала! Оживали незамечаемые днем черно-белые фотографии предков по обеим сторонам лестницы. Шахтеры и их верные жены смотрели строго, но не враждебно. Они благославляли потомков на богоугодное дело: прильнуть мужу к жене своей и стать им плотью единой…

«Любовь, как акт, лишена глагола»[42]42
  И. Бродский «Л. В. Лившицу».


[Закрыть] в богатом русском языке. Но это, вот это самое, как-там-его-прилично-называть, у них с Дэвидом было, и было восхитительным! Марина всегда была женщиной чувственной, но эта особенность ее натуры в ее самую «женскую пору» была и невостребованной, и неудовлетворенной. Как-то – было ей тогда лет тридцать – в темноте ночи прозвучали слова: «А мне и не надо всего этого, давай по-простому…» И хоть злопамятной не была, но вот закрылось в ней что-то после этих слов, да и попыток открыть не последовало. «По-простому? Ну давай, коль так… когда уж очень приспичит…»

И как же сладко было повиноваться страстному и желающему, его умелым рукам, его особому ночному голосу. Как упоительно было повелевать повелителем, слышать едва сдерживаемые стоны, видеть искаженное страстью лицо, владеть своим еще гибким телом, всеми его скрытыми мышцами. Знать, как властвовать. Знания были из какого-то далекого далека, из какой-то неподвластной уму архаики, и голоса ночные оттуда же – неокультуренные. После этой «дикой» страсти – нежность: «number one», «the One», «irresistible!»[43]43
  Здесь: лучшая, единственная, неотразимая (англ.).


[Закрыть]

А еще позже Марина лежала, глядя в потолок, с легким сердцем и абсолютно пустой головой – вот оно какое, оказывается, бывает полное освобождение. Это та самая легкость бытия: не думать, не пытаться все предусмотреть, предугадать и соломки подстелить. «Да гори она синим пламенем, соломка эта! Боже, как хорошо…» И потом уже, засыпая: «Какая молодец, что решилась приехать, а то жила бы сейчас в Москве зимней вишней замороженной…»

 
Ты говорила мне люблю. Но это по ночам,
сквозь зубы, а утром…[44]44
  К. Симонов. Стихотворение.


[Закрыть]
 

А утром, полулежа в шезлонге в саду, Марина снова погружалась в свои думы и разговор с самой собой. «Пока все хорошо, но как долго это продлится? Что мешает мне полюбить этого человека? Он так добр, называет меня «ту little cherub»[45]45
  Мой маленький ангел (англ.).


[Закрыть]. Вот он сидит рядом, кроссворд разгадывает, разгадает и отправит его куда-то по почте, а потом, вполне возможно, получит десять фунтов… Нет, определенно есть что-то положительно скотское в спокойном характере мужчины… Кажется, из какой-то английской пьесы». В их первый год Марине и днем хотелось продолжения близости: флирта, словесного поединка, остроумных реплик, его победы над ней. Обыденность дня разочаровывала. Хотя умом она понимала, что он жаждал покоя и стабильности так же сильно, как она – открытых ею так поздно новых ощущений.

Выговорившись про себя таким образом, с чувством некой вины тянулась к мужу, который, конечно, и не подозревал, что она его только что препарировала.

– Кофе, чай, дорогой?

– Я сам сделаю, ты сиди, – отвечал держатель ключей от рая земного.

Глядя на упруго вскочившего с места Дэвида, Марина в очередной раз подивилась тому, как долго сохраняют молодость мужчины в этой стране. А в общем-то, это вполне объяснимо: ездят на хороших машинах по хорошим дорогам, после работы отдыхают в своих садиках, в меру заняты физическим трудом. Плюс общая атмосфера доброжелательности где бы то ни было, отсутствие уличного хамства и, как следствие, – необходимости всегда быть готовым к обороне. Агрессивности нет совсем. Может быть, это тоже сохраняет нервные и иные клетки, жизнь продляет и молодость?

«Где есть чай, там есть надежда» – поговорка тут такая. Ежечасная кружка чая или кофе с обязательной печенюшкой вносили разнообразие в их дневную жизнь. «Эти напитки слишком жидкие без печенья» – так тут шутят. Дэвид макал это печенье в жидкость – так ей мама в детстве печенье размачивала! Макнуть как следует, чтобы стало мягче, но не размокло совсем, было искусством, иначе вся трапеза превращалась в рыбную ловлю – вылавливание ложкой крошек из кружки. Марину не на шутку волновал вопрос, как они отличают чай от кофе: по цвету и вкусу эти напитки здесь казались ей абсолютно одинаковыми. Как выяснилось, этим вопросом задавалась не одна она. Как-то прочитала в местной газете шутку: «Чем отличается английский чай от английского кофе? Их подают в разных чашках», у Дэвида они и подавались в одинаковых кружках – чашек до приезда Марины в доме не водилось. Она начала было заваривать себе чай отдельно по-московски, но потом решила не отбивать у мужа охоту проявлять заботу, стала пить с молоком, от которого ее с детства воротило. Чего не сделаешь для укрепления семьи!

Однажды он рассмешил ее просьбой купить красное кружевное белье и чулки с резинками. «Боже, какая пошлость!» Женщина в красном кружеве, по ее мнению, выглядела смешной и жалкой, напоминала кокоток из старых фильмов, да еще чулки на резинках этих противных – с детства ненавидела…

– Дэвид! Неужели у меня нет других достоинств и я должна, как папуас, украшать себя красными перьями?

– Я старомодный. Пожалуйста, сделай, как я прошу.

Отпустил в Лондон для этой цели. Подвез до станции.

Марина уступила – Лондон стоил жертвы. Вечером по дороге домой:

– Подарок тебе я купила.

– Красный кружевной?

Обрадовался, как мальчишка велосипеду. Ночь была полна новых впечатлений.

* * *

Марина уже знала о сердечных ранах Дэвида.

Как-то после нескольких бокалов вина Дэвид разоткровенничался:

– В первый раз я женился по страстной любви, но это было ошибкой: жена оказалась оппортунисткой.

В ответ на удивленный Маринин взгляд он раскрыл тему.

– Никогда не упускала ни одной возможности в жизни: выскочила замуж за меня против воли богатых родителей, чтобы уехать из уэльской деревушки, бросила меня, чтобы выйти за миллионера, бросила миллионера, чтобы выйти замуж за лорда. Теперь она леди.

По тону, каким это было сказано, Марина поняла, что бывшая жена-оппортунистка-ныне-леди все еще оставалась незарубцевавшейся раной если не сердца, то самолюбия уж точно.

– Представь, она подделала мою подпись на документе, чтобы Крис приняли в дорогую частную школу для девочек. Я, конечно, был против этого, пусть бы дочь училась рядом с домом вместе с обычными детьми.

– Дэвид, в Москве мы с мужем сделали все возможное, чтобы найти для мальчиков хорошую «английскую» школу. Это естественно, когда родители хотят для детей лучшего образования!

– Ей не образование было нужно, а свои амбиции тешить – мол, дочь у нее учится вместе с детьми верхне-среднего класса. Я все это прекрасно понимал уже тогда.

Тогда – это когда жена еще не принадлежала к аристократии и была с ним? Марина в таких разговорах улавливала некие следы зависти и злобы, что ей совсем не нравилось. Но, может быть, она ошибалась…

Дэвид продолжал:

– Она отдала Крис в интернат. Что я мог поделать – я же работал. Не навещала ее, даже на каникулы не брала… Когда пришло время заполнять всякие анкеты, в графе «родители» Крис всегда писала: «Отец. С матерью связи нет».

После развода он жил в счастливом «партнерстве» с женщиной и двумя ее дочерьми, одна из которых была инвалидом детства – уже подросток, а мозг на уровне малого ребенка. Все у них было хорошо, они купили большой дом и вдвоем выплачивали за него кредит, но вот Крис окончила школу, так ненавистный ей boarding school[46]46
  Инернат (англ.).


[Закрыть], и должна была решать, с кем из родителей жить дальше. Выбора у нее в общем-то и не было – ее растил отец. Крис поселилась с ним, его дамой сердца и двумя ее дочерьми. Девочка, которая с двенадцати лет не знала дома, была счастлива, сразу же подружилась со здоровой дочкой – своей ровесницей, они проводили все свободное время вместе, вместе худели, считая калории, вместе ходили на танцы, в кино… И надо же было той как-то сказать за столом:

– Ты мне теперь как сестра.

– у тебя есть твоя родная сестра! – гневно отреагировала мать.

Это стало началом конца их большой семьи. Вскоре отношения распались. Так решила подруга Дэвида, с которой было прожито без малого четыре года. Продали огромный дом с четырьмя спальнями, кредит за который выплачивали вместе. Дэвид сейчас очень жалел об этом:

– Выплатил бы и один – зарплата позволяла, жили бы сейчас вместе с Крис.

Подруга с ребенком-инвалидом недолго жила одна, меньше чем через год она вышла замуж за следователя из полиции. Недавно Дэвид встретил их обоих в супермакете.

– Ничего не скажешь, по-прежнему ни грамма лишнего жира – никогда не пропускала gym[47]47
  Сокр. от gymnasium – тренажерный зал (англ.).


[Закрыть], но я посмотрел на нее и подумал: «Из-за этой женщины я страдал? В ней нет ничего привлекательного!»

Крис очень тогда переживала: только покинула интернат, начала жить в семье, а тут и семьи не стало. Встречаться с новой подругой, «почти сестрой», она не могла – той было строго запрещено. Вся ушла в учебу, потом и аспирантуру окончила, из-за чего у нее нередко проблемы с работой: школы хотят платить учителям поменьше, а Крис меньше не заплатишь, у нее степень. Так она стала путешествовать по миру. Где она только не работала! До Москвы – в Таиланде.

– И везде – общества валлийцев, – довольно смеялся Дэвид, – мы разбросаны по миру, но стараемся держаться друг друга.

Марина слушала эти рассказы, проникаясь сочувствием к мужу. Теперь ей была понятна маска высокомерия на его лице. Презентабельный мужчина, полный сил, платежеспособный, с собственным домом и – дважды брошен женщинами, которые без него не пропали, прекрасно устроились, а одна даже вошла в узкий круг аристократии. Легко ли пережить такое?! В довершение всего единственная, выращенная им без матери дочь стала single mom![48]48
  Мать-одиночка (англ.).


[Закрыть] Это было сильнейшим ударом.