Текст книги "Навстречу Мэй"

Открыв глаза от яркого и теплого солнечного цвета, он сначала приятно потянулся, как вдруг подскочил и схватил телефон. На экране высветилось время: двенадцать тридцать, три неотвеченных вызова от дочери и одно сообщение, тоже от нее. «Привет, папа. Ты, скорее всего, забыл, что мы встречаемся сегодня. Оливия».

Зак закрыл руками лицо и почувствовал, как оно загорелось от негодования. Он проспал важную встречу. Пожалуй, самую важную за всю его самодовольную жизнь. Что ей ответить? Я проспал? Она называет меня папой. Какой же я после этого «папа»? Я безответственный кретин, каким, впрочем, всегда для нее и был.

Насколько сон прошедшей ночью казался сладким, настолько явь теперь казалась горькой. Зак никогда ни у кого не просил прощения. И этот раз не был исключением. Он набрал номер дочери и, убедившись, что она еще в колледже, поспешно выбежал из дома.

Глава 9

Мириады разноцветных деревьев украшали сдавшийся в плен осени шумный город. Городской воздух пропитался липкой влагой и запахом сырого асфальта.

Тайлер вернулся домой около семи. Он целый день был занят на работе, ощущая себя свежим и бодрым. После поездки к тетушке Джемме он словно зарядил свои изрядно севшие батарейки, а новый проект на работе вдохновлял его и придавал сил. Зайдя домой, он увидел, как Люсиль пыталась сделать фотографию селфи, но ее нос морщился, и красивое лицо искажалось недовольством.

– Тигренок, наконец-то ты вернулся домой. Сделай мне красивую фотографию, хочу выложить ее в инстаграм и подписать «я после бурного похода в Анабелс», или как ты думаешь, что можно подписать? Мне всегда так трудно подбирать слова для фотографий, не понимаю, как остальные пишут длиннющие тирады. Мы так напились вчера, дорогой. Я ничего не помню. Кто привез меня домой, как я поднималась на лифте, – как будто память отшибло. Но было так весело!

Люсиль, как кошка, растянулась на диване в черном шелковом платье-сорочке и сделала томный взгляд. Ее платиновые волосы были небрежно собраны наверху в пучок. Ее лицо было без макияжа и, несмотря на похмелье, имело отдохнувший и ухоженный вид.

– Я готова, – скомандовала она.

Тайлер сделал несколько фотографий, и жена, просмотрев их, осталась недовольна, воскликнув:

– Какая я опухшая, глаз совсем не видно. Ну и ладно, зато не придется теперь ломать голову, что написать под фото.

Люсиль отложила телефон в сторону и посмотрела на мужа:

– Как ты провел время у Джеммы? Как она?

Приехав на работу после времени, проведенного с Джеммой, он не заикался. На душе было спокойно, и он забылся, как только перешагнул порог своего офиса. При виде жены слова застряли колючим комком у него в горле.

– Нормально, – выдавил из себя Тайлер.

Он прошел на кухню и включил чайник.

– Нормально? И этим словом ты ограничишься? Не хочешь разговаривать, так и скажи. И налей мне тогда шампанского. Голова раскалывается, хоть я и приняла таблетки. Вот такая плата за веселье!

Тайлер не хотел думать о том, как его жена может так себя вести, находясь в положении. В последнее время ему казалось, что он ее совсем не знает. Эта женщина появилась в его жизни как цветное пятно на сером полотне неба, но теперь ему больше не симпатизировал этот цвет. Он казался неуклюжим и неуместным, а небо, напротив, не серым, а пастельно-голубым.

Тайлер налил шампанского и принес жене. Она резко схватила мужа за запястье.

– Посиди со мной, тигренок. – Она похлопала по дивану наманикюренной розовым цветом рукой, как будто отдавала команду хорошо надресированной собаке.

Тайлер послушно сел.

– Обними меня.

Тайлер послушно обнял.

– Поцелуй меня.

Больше всего на свете Тайлеру не хотелось целовать жену. От нее пахло сладкими удушливыми духами, перемешанными с алкоголем. Он почувствовал, как отвращение растеклось по его телу.

– Извини, – высвободившись, сказал он, – мне надо налить ч-ч-чаю.

– Чего налить?

Люсиль приподнялась на локти. Тайлеру не хотелось повторять, но он, пересилив себя, все же сказал:

– Мятный ч-чай.

– О, милый. – Лицо Люсиль приняло маску сострадания. – Ты снова начал заикаться? Что случилось?

Она взяла Тайлера за лицо, и он почувствовал на щеках прикосновение ее искусственных длинных ногтей.

– Говорила я тебе, что работа доведет тебя когда-нибудь до ручки! Вот, пожалуйста. Я так и знала! Тебе нужно больше отдыхать.

У нее никогда не укладывалось в голове, как такой красивый мужчина мог заикаться. В ее понимании это было несовместимо и несправедливо.

Он стоял перед ней, возвысившись, как скала. Сильное тело, мужественное, смелое лицо, крепкие руки. Из его глаз струились доброта и понимание. Он был недосягаем для нее, как рай для грешника.

– Все в п-порядке, – ответил Тайлер.

Люсиль демонстративно вздохнула и отпила половину бокала.

– Вчера в спа приехал бойфренд Вивьен, актер, про которого я тебе рассказывала. На этот раз он не показался болезненным. Наоборот, он выглядел здоровым, как бык. Играть солдата для него в самый раз. Кстати, именно он и уговорил нас поехать на тусовку. А мы, расслабленные и изрядно подпившие шампусика, конечно же, сразу согласились. Хорошо, что я не помню, как мы там веселились. Я не хожу в это место, потому что оно медом намазано для проституток. Они как мухи слетаются туда в поисках старых богатеньких папаш. Жалкое зрелище. Видел бы ты это. Их сразу слышно по акценту и видно. Короткие дешевые платья. Завлекающие декольте. Яркие щеки.

– Ты не хоч-чешь поехать на всю зиму на нашу виллу в Амальфи? – спросил Тайлер и зажег камин.

Оранжевое пламя вспыхнуло и заклубилось вверх невесомым вихрем.

– Почему ты спрашиваешь, тигренок? Хочешь от меня избавиться?

Слова Люсиль были шуткой, но на самом деле именно этого он и хотел. Точнее, не он, а ее любовник Бабкок.

– Зима не лучшее время здесь, ты же з-знаешь. Да и я буду з-занят новым проектом пару м-месяцев точно. Командировки, отчеты.

– Там такая скукотища!

– Возьми с собой новых друзей.

– Хорошая идея, дорогой. Я почему-то об этом не думала. Хотелось бы слетать куда-нибудь на острова, но акклиматизация доконает меня. Помнишь, какая огромная болячка вылезла у меня на подбородке после Сейшел?

Тайлер помнил, потому что Люсиль неделю не давала ему покоя, жалуясь на свой внешний вид, тем самым испортив ему послевкусие от отдыха.

– Да и кожа сохнет после долгих перелетов. Сколько нужно сделать уколов после такого отдыха?

Тайлер подумал, что после шампанского кожа сохнет гораздо больше.

– Но, пожалуй, ты прав, – сказала Люсиль и подошла к окну. – Поехать на несколько месяцев в Италию значит и загореть, и отдохнуть от этой лондонской серости и одновременно избежать дурацкого состояния акклиматизации. Как говорится, улететь вместе с птицами в тепло. А то они то и дело галдели вчера, пролетая в небе и оповещая об этом, когда мы были за городом. Я поговорю с Вивьен.

Она повернулась к Тайлеру.

– Ты помнишь, что скоро мы идем в театр?

– Помню.

– А как же Рождество? Оно уже через пару месяцев. Я думала отмечать его с тобой где-нибудь в заснеженной Австрии.

– Я приеду в Амальфи. Как раз к тому времени все будет налажено с новым проектом и мне будет необходимо развеяться.

– Давай куда-нибудь сходим, – построив предложение вопросительным порядком слов, утвердительно сказала Люсиль. – Голова почти прошла, и теперь я захотела есть.

– Я немного у-устал.

– Да брось, тигренок. Я знаю, что ты сегодня можешь еще и марафон пробежать. Посмотри, какой ты крепкий.

И он действительно мог пробежать марафон. И действительно, он чувствовал себя крепким.

– У-у, какой ты сильный, – призывным голосом и почти шепотом сказала она. – Я хочу тебя прямо здесь и сейчас.

Люсиль подошла к мужу и, не давая ему налить чай, начала трогать его тело. А вот этого он как раз не мог. Мысль о том, что ему придется когда-нибудь лечь с женой в постель, сразу отнимала силы. Он чувствовал себя обесточенным. Он не понимал, для чего она это делает, в какую игру играет и есть ли в этой игре правила. Для чего она притворяется, что хочет его? Зачем унижает себя связью с таким подлецом, как Шон, который даже не смог по-мужски справиться с ситуацией.

«Неужели я сам ее на это толкнул, – думал Тайлер. – А кто же еще? – приходил мгновенный ответ. – И теперь я понесу наказание за это. Я приму ее ребенка и дам ему все, что смогу, точно так же, как мне когда-то дала Джемма».

Люсиль поставила бокал и плавными движениями сначала убрала с плеч тонкие лямки платья, а после позволила ему соскользнуть вниз по стройному телу. Она распустила волосы, и они белыми каскадами заструились по розовым, гладким плечам.

Взгляд Тайлера скользнул по ее животу, как будто ожидая найти ответ на свой вопрос, и, не увидев ничего подобного, он тут же отошел от нее и сел за стол, уставившись в телефон.

– Куда ты хочешь пойти? Я забронирую столик.

Люсиль с недовольным лицом и надутыми губами снова надела платье.

– Мне все равно. Главное, чтобы там было вкусно и много дорогого шампанского.

Глава 10

Оливия и Зак медленно шли по набережной Темзы. На противоположной от них стороне вдоль берега плавно покачивались на воде разноцветные пришвартованные лодки. На их длинных вытянутых носах выглядывали маленькие блестящие окна. На некоторых из них, возле кабин, похожих на голову, развевались британские флаги.

Пушистые деревья, не желая обнажаться, победно горели алым и бордовым. На чистой мостовой, словно аппликацией, были приклеены желтые и коричневые листья. Изредка раздавались истошные крики чаек и треск от сорок.

Мимо пробегали, то замедляя, то ускоряя темп, бегуны в облегающих шортах до колен и женщины с повязками на голове и большими наушниками. Прохладный воздух пахнул преющими листьями и илом. На синем небе, закрывая солнце, танцевали лохматые облака.

Опоздав на встречу с дочерью, Зак тщетно пытался найти хоть какие-то следы обиды на ее милом лице. Оливия грустно улыбалась, но в этом выражении ее лица не было ничего осуждающего. Он летел к ней на встречу с расправленной спиной, за которой он ощущал крылья. Прошлая ночь вспышками воспоминаний загоралась в голове, и приятная дрожь пробегала по его телу. Когда-то он так чувствовал себя, вдохновившись новой идеей.

Впрочем, так было и сегодня. Он выпустил на свободу свое вдохновение, и теперь оно казалось ему обновленной версией его: повзрослевшим и мудрым. А еще многогранным, потому что теперь он хотел попытаться иметь и творчество, и семью. На душе было и волнительно, и страшно, и прекрасно. Он знал, поскольку в полной мере испытал на себе, что никакие таблетки от депрессии или алкоголь не дадут такого чувства счастья. Чистого, без всякой примеси. Вопрос «как я жил без этого раньше» беспокоил его, но он принял решение не отвечать на него. По крайней мере, сейчас. Ответа все равно не было, а истязать себя ему больше не хотелось.

На Оливии было пальто бежевого цвета и темно-синий шарф. Доносящийся с реки легкий бриз играл с ее абрикосовыми кудряшками. Она смотрела на листву под ногами.

Зак долго не мог начать разговор, который запланировал вчера вечером, но беседа своим естественным течением сделала это за него. Он не задавал очевидных на его взгляд вопросов вроде «почему ты девочка и решила сочинять военные драмы» или «знаешь ли ты, дорогая Оливия, что это нелегкий вид кино, потому что сделать его качественным требует не только таланта сценариста. Уж кто-кто, а я это хорошо знаю».

– Нас учат, что важно предугадывать, чего хотят зрители, как им дать то, что они надеются увидеть, – сказала Оливия. – У меня это не очень получается. Я не знаю вкусы людей.

– Их и не нужно знать, Ливи. Ты всегда должна вести честный разговор со зрителем.

– Честный?

– Да, а не добиваться успеха любой ценой. Впрочем, и не получится. Это плохой старт и совсем негодное видение творчества.

– А как же твои фильмы? Большинство из них были коммерческими.

– Это так. Но я бы теперь ни за что не согласился снова так поступить. Заткнуть свой внутренний голос и делать то, что, например, говорят продюсеры. Это было нелегко. Но мой разум поглотила жажда славы. Я хотел снимать фильмы, и я их снимал. Любой ценой. Теперь же я знаю, что где есть цель заработать на зрителях как можно больше денег, там заканчивается творчество. Ты не следуешь тому, что хочешь сказать, ты хочешь преуспеть в том, что хотят слышать остальные. А это заведомо провальный план. Деньги не важны, их можно потерять. Важно то, что ты сделал. Этого у тебя никто не отнимет. Твои творения останутся с тобой навсегда и никогда не предадут. И мы не должны их предавать.

Зак посмотрел на дочь. Она внимательно слушала его, не перебивая, терпеливо, и казалось, что она внемлет каждому его слову. Ему снова вспомнилась прошлая ночь. Кино, которое он снимал, было очень даже неплохим, но теперь казалось ему незрелым, неглубоким.

– Не подумай, Ливи. Я ни о чем не жалею. Опыт есть опыт, и я рад, что пришел к тем мыслям, которые движут мною сейчас. Мы бы не узнали, что такое свет, если бы не познали тьму.

– Ты считаешь, что познал тьму? – спросила Оливия, удивленно посмотрев не отца.

– Несомненно.

Он подумал, что еще неделю назад он думал, что больше никогда не познает свет.

– А я всегда думала наоборот. Все мои воспоминания о тебе наполнены восхищением: мой отец известный режиссер. Я иногда даже запрещала себе думать об этом, чтобы совсем не загордиться, – улыбнулась Оливия.

– Спасибо, Ливи. Но все гораздо серьезнее, мы как-нибудь обязательно поговорим и об этом. Так вот, творчество… Ливи, мне один мой приятель недавно предложил снять фильм. Так вот я бы хотел, чтобы ты слегка подкорректировала для меня свой сценарий. Да-да, и не смотри на меня так. Звучит ответственно, но когда-то тебе придется начать работать с именитыми режиссерами.

– Что? – не дала ему договорить Оливия. – Сценарий для твоего фильма? Я не ослышалась, папа? Я же… ничего из себя не представляю.

– Я как никогда серьезен с тобой. И мне нравится твоя история про японскую шпионку. Я покупаю ее у тебя.

– Папа!

Оливия остановилась, и Зак увидел, как ее глаза озарились надеждой. Казалось, что она не знает, что делать: обнять его, запрыгать от радости или то и другое одновременно. Зак никогда еще не чувствовал себя более гордым. Даже когда ему вручали награду на виду у дюжины голливудских звезд.

– Но при одном условии, – сказал он.

– Каком? – снова удивленно посмотрела на него дочь.

– Я хочу услышать в истории голос Оливии Росс. Не то, что хотят увидеть твои идеальные зрители, не то, чему вас учат на факультете, а то, что твой внутренний творец говорит тебе. Выпусти на волю все свои самые дерзкие фантазии, покажи свой характер, покажи своим рассказом, кто ты такая. Я даю тебе на это месяц.

Глаза Оливии снова потухли, она отвернулась и медленно побрела по мостовой.

– Не получится, папа, – сказала она.

– Это еще почему?

– Я говорю тебе не получится, и все тут.

Зак взял ее за руку и повернул к себе. Он увидел, как слезы застлали ее глаза.

– Я не знаю, кто я, – вдруг заплакала Оливия. – Я не знаю, есть ли у меня внутренний голос или нет, я запретила ему что-либо говорить, когда вы разошлись с мамой. Я не хочу выпускать то, что у меня накопилось внутри, пусть оно разлагается себе спокойно. Папа, я не буду писать для тебя сценарий, потому что ты будешь разочарован в своей дочери, которая представляет из себя полную серость.

– Это неправда! – взорвался Зак. – Я вижу, кто ты такая, и я единственный раз в своей жизни чем-то горжусь. Точнее, не чем-то, а тем, что у меня есть дочь. Да еще и такая талантливая. Может, я бы изменил что-то в своей карьере, может, я о чем-то и сожалею, но только не о том, что встретил твою мать и у нас получилась ты, Оливия. Девочка с таким огромным, добрым сердцем. Да, у нас не сложилось с Элвой, – Зак сам не верил, что произнес это имя, – но это не значит, что у нас не должно сложиться с тобой. Мы не виделись долгое время, но на это были причины. Пусть это и звучит идиотской отговоркой. У меня были на это причины, но теперь все будет по-другому. Я обещаю тебе, Ливи. Все будет совершенно по-другому.

– Папа, прости меня.

Оливия обняла Зака, и он почувствовал, как слезы накатили и на его глаза, но он никогда не плакал и не умел этого делать точно так же, как и просить прощения.

– У тебя есть месяц, Оливия, – строгим голосом сказал Зак. – Тебе нужно привыкать к строгим дедлайнам. Чтобы готовый сценарий лежал у меня на столе в назначенный срок. Ты знаешь мой адрес. А сейчас пойдем куда-нибудь поедим и заодно обсудим, что я наподчеркивал в твоих историях, и я расскажу, что с этим делать. Составим план и обсудим детали. Да, и ты можешь рассчитывать на мою помощь и в течение месяца работы над сценарием. Помнишь, в том месте, где героиню спрашивает император: «Что ты задумала, Эрика?..»

Оливия взяла под руку Зака и, широко улыбаясь, зашагала навстречу солнечному дню.

Глава 11

Разноцветные граффити не оставили ни одного живого места на теле серых промозглых стен. Зашифрованные коды, призывные слова, странные лица, оставленные дерзкой рукой их творца, как будто протестовали против обыденности, отделяя свою территорию от остального города. Рисунки прерывались на арку театра. Над ней белым неоновым огнем горела вывеска. Повсюду воняло канализацией и раздавались оживленные голоса стекающегося к входу народа.

Тайлер почувствовал, что Люсиль сильнее прижалась к нему, когда они подходили к зданию, в котором находился театр. Она то и дело морщилась и выдыхала брезгливое «фу». На ее длинное, красное, с глубоким декольте и длинным вырезом на правой ноге платье была накинута светло-коричневая дорогая шуба. Белые волосы были распущены и свисали упругими локонами. На губах горела ярко-красная помада, густые накладные ресницы обрамляли ее большие беспокойные глаза.

– Не могу поверить, что Вивьен пошла на такое, – говорила она, – да еще и нас вынудила опуститься до такого уровня. Ужаснее места я никогда не видела.

– А по-моему, что-то в этом есть, – ответил Тайлер.

Зайдя внутрь, они прошли по коридору, утопающему в горчичного цвета полумраке, в котором блестела розовой подсветкой висящая на стене надпись «Здравствуйте». С потолка, словно вздутыми венами, нависали металлические трубы. На некоторых стенах были оставлены каракулями черные надписи.

– Ну и местечко, – выдохнула Люсиль, – меня сейчас стошнит в прямом смысле.

Она никогда не говорила о своей беременности, и Тайлер уже было совсем об этом забыл, но теперь ему снова стало не по себе от этой мысли.

Покатый зал с бордовыми сиденьями, словно горный склон, спускался к небольшой сцене, вмещая не более ста человек. В зале было темно, и только по стенам гирляндами были развешаны круглые, излучающие белый свет, лампочки. На потолке, грубо изогнутом аркой, черным ожерельем висели погасшие прожектора. Сцена выглядела небольшой пещерой, освещенной неярким красным светом. Каменный узор на бежевых стенах напоминал пробку из-под шампанского.

Разодетый в дорогие наряды народ неспешно пробирался к своим местам, как будто подтверждая старую поговорку, что не место красит человека, а человек место. Кто-то перешептывался неуверенным голосом, кто-то громко смеялся, держа в руках бокал из-под шампанского, а кто-то, как Люсиль, недовольно морщился от обстановки. Тайлер никого не знал, в отличие от его жены то и дело раздающей приветствия по сторонам.

Точнее, Тайлер знал только Зака и Оливию, которые стояли рядом со сценой и что-то обсуждали. Он пригласил их в последний момент, после того как Зак позвонил и сказал, что у него есть к Тайлеру серьезный разговор. Тайлер ответил, что с него хватит серьезных разговоров, и предложил для начала встретиться в несерьезной обстановке. Зак знал, что когда Тайлер так говорил, это означало что-то интересное, и сразу принял приглашение.

Люсиль увидела Вивьен и, отчаянно махая рукой, пошла ей навстречу, отпустив руку Тайлера. Он же направился к Заку. Поздоровавшись с ним и представившись Оливии, он снова отметил в друге перемены, как будто это было безмолвным условием в их отношениях: не встречаться до тех пор, пока не изменишься.

Несмотря на прежнее наличие живота, Зак выглядел свежее и ухоженнее. И стал напоминать самого себя лет этак пять назад. Темные волосы были аккуратно зачесаны назад, лицо гладко выбрито. На нем были дорогой темно-синий костюм и светлая рубашка. На Оливии было расклешенное от талии легкое платье цвета шафрана. Шелковистые кудряшки словно золотой рамкой окаймляли ее одухотворенное лицо без макияжа. Несмотря на плотную фигуру, она показалась Тайлеру воздушной. Оливия не была красавицей в прямом понимании этого слова, но ее естественность и непринужденность делали ее обворожительной в более глубоком толковании красоты.

– Как мне здесь нравится! – воскликнула она, и ее голос был приятен Тайлеру.

– Вот это и есть настоящее искусство, ничем не контролируемое. Безусловное, оригинальное и безудержное, – продолжала восхищаться она.

Тайлер увидел, как в этот момент Зак смотрел не нее, мягко улыбаясь уголками рта, и как лицо его светилось от нежных чувств.

– Согласен, – ответил Тайлер, – мне тоже здесь нравится. Никакого внешнего пафоса, только внутреннее стремление к творчеству.

– И название мне тоже нравится: «Женщина по имени Джу». Я нашла, что это имя значит..

Ее прервала подошедшая Люсиль с бокалом шампанского в руках.

– И что вы на это скажете? – не поздоровавшись, начала она, манерно поправляя волосы. – Вы друзья Тайлера? Он вас пригласил? Приносим вам самые глубокие извинения за происходящее. Мы ведь и сами не знали, что так выйдет! Какая дыра! Настоящая помойка! И такая холодина. Спасибо шампанскому, что мои зубы перестали стучать.

– Все в порядке, – спокойным голосом уверил ее Зак и протянул ее руку. – Меня зовут Зак Росс, мы встречались пару раз на кинопремьерах.

– Ах да. – Кукольное лицо Люсиль приняло задумчивое выражение. – Кажется, я припоминаю. Вы режиссер?

– Да. Именно. А это моя дочь Оливия. Она сценарист.

– Как приятно, – сказала Люсиль, пожимая руки. – Вы еще над каким-то фильмом собираетесь поработать с моим мужем? Он упоминал это пару месяцев назад.

– Это только сегодня мы собираемся обсудить, – ответил Зак. – В несерьезной обстановке. Так ведь, Тайлер?

– Буду рад вернуться к этому вопросу, – ответил Тайлер.

– Над чем вы сейчас работаете? – спросила Люсиль у Оливии.

– Над сценарием военной драмы.

– Как интересно, и о чем же она?

О девушке, у которой были тяжелые отношения с отцом, который теперь попал в беду, и ей предстоит спасти его, а вместе с ним попутно свою страну. И выдержать испытания запретной любви.

– Военная драма, вы сказали? А звучит, как мыльная опера! – хихикнула Люсиль. – Хотя кто из нас не отправлялся на подобные приключения ради мужчин. Даже когда они это совершенно не ценят.

Она тихонько пихнула Тайлера.

К ним подошла Вивьен, одетая в блестящее темно-коричневое платье, облегающее стройную фигуру. Ее черные волосы были красиво собраны сзади. Она казалась спокойной.

– Спасибо, что пришли, – сказала она и повернулась к Люсиль. – Можно тебя украсть, чтобы ты сидела со мной?

Не успев задать вопрос Тайлеру, Люсиль получила от него согласие.

Почти все зрители заняли места. Оставалось десять минут до начала, но казалось, что вовремя представление не начнется.

Тайлер беседовал с Оливией.

– Так что же означает имя Джу?

– Оно означает «хризантема». А это символ счастья на востоке. А еще любви и верности.

– Тогда очень интересно увидеть, какая женщина носит такое имя, – улыбнулся Тайлер.

Зак подумал, что его бывшая жена могла носить такое имя, если бы жила на востоке.

– А та девушка из твоей истории, – сказал Тайлер, – сумеет спасти отца и попутно свою страну?

– Конечно, – ответила Оливия.

– Так просто?

– Нет, не просто. Ей придется сражаться не только с врагами, но самое главное – с собственными страхами и сомнениями.

– Как она стражается?

– С помощью восточных единоборств и оружия, а еще безграничной веры в себя и в отца. И, конечно, любви ко всему миру.

Она многозначительно посмотрела на Зака.

– Мне нравится, – сказал Тайлер. – А любовь испытания выдержит? Запретная любовь, ты сказала.

– На то она и любовь. Ею не назовешь легкомысленное, слабое чувство. Она выдержит и стерпит все.

Тайлер задумался и понимающе кивнул головой. Зак безмолвно улыбнулся. Белые гирлянды на стенах погасли, и остался гореть лишь красный свет на сцене, на которой появились актеры. Зал притих, и действие началось.

Звучала японская мелодия. Она словно вторила ритму дыхания в зале. Чарующие переливы флейты, мелодичные аккорды лютни, беспокойные щипки сямисэна уносили зрителей далеко в страну восходящего солнца.

И вот сам Тайлер ощущал себя американским солдатом в послевоенной Японии. Он зачаровано смотрел на главную героиню, худенькую гейшу Джу, как на изваяние Мадонны. Вот уже на протяжении часа он не мог отвести от нее глаз, следя за каждым ее грациозным движением, и когда она исчезала со сцены, то не мог дождаться ее появления.

На ней был большой черный парик, собранный в причудливую, типичную для гейш, прическу с вплетенными в нее цветами, и светлое кимоно с голубыми рисунками, которое трепетало в такт ее изящных шагов. Ее пухлые алые губы были приоткрыты. Несколько раз Тайлер почувствовал, что ему хотелось встать, взять за руку Джу и увести ее от неуклюжего от собственной напыщенности американского солдата Бенджамина. Ему хотелось сказать ей, что Бен не достоин даже ее внимания, не то что любви, ведь он всего лишь хочет с ней поразвлечься, так же как и его американские дружки. Неужели она этого сама не видит, слепо поклоняясь его искусственной силе? Она целомудренна, а Бен испорчен. Она мудра, а Бен глуп. Она недоступна, а Бен разгильдяй. Она не обольщала, она завораживала и не оставляла ни единого шанса, чтобы не хотеть обладать ею не только физически, но и ее душой.

– Как стать счастливым? – насмешливо, как казалось Тайлеру, спрашивал у нее солдат Бенджамин.

– Просто любить, – отвечала Джу, скромно опустив глаза.

И Тайлеру захотелось стать счастливым. Ему хотелось любить. Ему даже показалось, что когда они встретились глазами с Джу, она почувствовала, что он именно тот мужчина, которого она долго ждала в своей жизни. Он снял пиджак и положил его на колени, потому что жар обжигал его тело.

Он испытывал облегчение от того, что Люсиль не сидела рядом с ним. Он никогда не любил ее и не хотел спрашивать у нее совета, как ему стать счастливым, потому что она понятия не имела, что такое счастье. Оливия права: настоящая любовь выдержит все. То, что происходило в его отношениях с женой, было горькой насмешкой над любовью.

И вот Джу исполняла свой главный танец. Она распустила густые блестящие волосы, ее красивое фарфоровое лицо ничего не выражало, но Тайлеру казалось, что на нем были одновременно запечатлены боль и страсть.

Из-за частых перемен ритма музыки казалось, что она сумела полностью раствориться в ней, а ее тело стало бескостным, гибко двигаясь в такт звукам барабана и биению сердца Тайлера. Хрупкая, как цветок, она словно падала вниз и поднималась высоко в небо, плавно рассекая воздух широкими рукавами. Ее волосы взмывали в воздухе и мягко ложились на плечи и спину.

Зал взорвался аплодисментами, когда Джу застыла в финальном поклоне, упав на пол.

Тайлер аплодировал стоя. Он огляделся по сторонам и увидел Люсиль. Она с недовольным выражением лица шептала что-то на ухо Вивьен. Оливия тоже встала, громко аплодируя.

– Это было великолепно, – воскликнула она, обращаясь к Тайлеру.

Тайлер не мог дождаться окончания спектакля. Ему было ненавистно смотреть, как американские солдаты насиловали гейш, перепутав их с ночными бабочками, и как после рассуждали о радостях повседневных мелочей, нисколько не сожалея о содеянном. Тайлеру было тошно и стыдно за всех мужчин. Он понимал, что это всего лишь театральная постановка, но за ней стояло гораздо больше, чем просто вымысел сценариста и режиссера. Им удалось напомнить постановкой, что насилие и беззаконие никогда не были показателями силы мужчины, а наоборот, свидетельствовали лишь о его физической слабости и духовной нищете.

В голове крутилась мысль: кто эта девушка, играющая Джу? Что скрывается под толстым слоем грима, как ее зовут, как она каждый день живет, чем дышит. Ему захотелось снять фильм, где она будет главной героиней, где кроме нее вообще не будет других актеров, чтобы он смог вдоволь наслаждаться ее игрой. Ему хотелось поцеловать ее волосы, прикоснуться к ее губам, заглянуть в глубокие, красивые глаза. Он тут же подумал, что его мысли ничем не отличались от поступков американских солдат.

После того, как спектакль окончился, Люсиль подошла к Тайлеру и неуклюже обняла его.

– Меня раздражала эта китаянка, возомнившая себя гейшей.

– К-китаянка? – с надеждой узнать хоть какую-то информацию о Джу, произнес Тайлер.

– Ну да. Как вам спектакль? – обратилась Люсиль к Заку и Оливии.

– Мне очень понравился. Я на полтора часа забыла, что нахожусь в дождливом Лондоне, а не разукрашенной цветущей сакурой Японии, – ответила Оливия.

Зак воздержался от комментариев, просто утвердительно кивнув головой.

– Я рада, – улыбнулась Люсиль. – Я бы хотела представить вас актеру, исполнявшему роль Бенджамина. Я рассказывала тебе о нем, дорогой. Это Себастьен Вуд. Вивьен считает, что у него непременно есть блестящие способности к актерству. Мне тоже так показалось, чего не скажешь о его бесталанной партнерше, ее зовут… А вот и они! – всплеснула руками Люсиль. – Пойдемте я вас познакомлю.

Тайлеру пришлось пожать руку американскому солдату, разбившему сердце девушке, которая сегодня разбила сердце ему самому. Он чувствовал ревность, потому что, в отличие от него, этот солдат еще несколько минут назад прижимал к себе Джу. Бенджамин, а в реальной жизни Себастьен Вуд, вблизи еще больше казался неприятным человеком. Его тонкие губы были равнодушно поджаты, бесцветные глаза надменно изучали собеседников. Его соломенные волосы были зализаны назад. Он обнимал за талию довольную, как кошку, Вивьен.

– Спасибо, что пришли на наш спектакль, – сказал он, пожимая руки. – Надеюсь, вы с удовольствием провели время.

– Более чем, – сказала Оливия, не без восхищения разглядывая звезду вечера.

– Мы стеснены в средствах, – сказал Себастьен, – поэтому декорации и костюмы не блистали роскошью.

– Она и не нужна, – искренне уверила его Оливия, не уловив в его словах фальши. – Когда речь идет о настоящем искусстве, роскошь обычно все портит. Главное сообщение, которое вы сегодня искусно донесли до зрителя. Завораживающее зрелище. Грустно, но в то же время страстно и восторженно.