Текст книги "Рудник «Веселый»"

– Давай, Ботаник, кашеварь тут, я прошвырнусь по окрестностям, мало ли что. – Я снял карабин с предохранителя, загнал патрон в патронник и вышел. Снова на предохранитель не стал ставить, на душе было не спокойно. И место такое, что казалось, будто сейчас громыхнёт музыка, раздастся многоголосый гогот, пьяные крики, визг проституток, угодивших на субботник. Такие мероприятия проводились здесь достаточно редко, но мне как-то не повезло оказаться на одном из них.

* * *

Тогда турбаза называлась «Клёны». Странноватое название для Горного Алтая, но принадлежала она Сергею Сергеевичу, директору спорткомплекса и нашему с Ванькой покровителю, а у него фантазия что надо. На базу ехали с Ванькой – Сергеич попросил отвезти, он за день до этого хорошо набрался, не рискнул сесть за руль. По дороге рассказал, что деньги под залог прииска получили – векселем на предъявителя, и что вексель сейчас у формального владельца – Кращенкова. Собственно, помимо того, что на базе отмечают день рождения одного из авторитетов… «Сами понимаете… отметиться надо… обидятся пацаны»… – главной целью Степаныча была встреча с Аркадием. Мы приехали раньше его, у того встала машина где-то по пути. Братва оттягивалась по полной программе: привезли девочек, водки – хоть залейся, в пищеблоке хлопотали повара, но у меня не было настроения – сидел рядом с этими «хозяевами жизни» от криминала, и кусок в горло не лез. Впервые, наверное, вот так, будто со стороны, посмотрел на них – и на себя в этой компании. Тогда же впервые задал себе вопрос: а сколько стоят деньги? Ванька же, напротив, развлекался вовсю. Приехала бригада девочек из Барнаула. Одна из проституток, оценив обстановку, стянула с себя футболку и, взмахнув ею над головой, закричала: «Ур-ра! Субботник!!! Гуляем, бабы!!!» Иван расхохотался и, похлопав по коленке, крикнул в ответ: «Молодец! Ты мне нравишься, иди ко мне!» Девчонку звали Ленкой – так представилась – и всю ночь она не отлипала от Ваньки. По крайней мере, утром, когда я собрался спуститься в прокуренный холл, она, поддерживая моего друга за талию, помогала Ивану подняться по лестнице. Иван пьяно разулыбался, обнял меня и похлопал по спине: «Всё, Яшка, я спать, спать, братан, а то щас здеся срублюсь!»

– Тебе помочь? – предложил я.

– Не, меня вон Ленка до кровати доведёт и согреет потом. Да, Ленусь?

Девчонка хихикнула и, подтянувшись на носках, что-то прошептала тому на ухо. Иван заржал во всё горло, обнял её покрепче, и они пропали в одном из номеров второго этажа.

Аркадий приехал на следующее утро. Когда он зашёл в переполненный зал, веселье было в самом разгаре.

– О, кого я вижу, аристократ подгребся! Профессор, брателло, каким ветром тебя к нам задуло? – Жбан, именинник, подошёл к нему, поздоровался за руку, потом сгрёб в медвежьи объятья. Аркадий не удержался от гримасы, с моего места было видно, как его глаза полыхнули бешенством, но тут же лицо Профессора приняло обычное благожелательно-равнодушное выражение. Он, высвободившись из рук именинника, оглядел сидящих за столом – в большинстве все были ему более или менее знакомы. Гости уже изрядно напились. Основным развлечением, как всегда случается на таких сборищах, были водка, травка, карты и девочки.

Гость сел за стол, дородная повариха мигом принесла прибор, тарелку. Налил себе стопку водки, сморщившись, выпил. Подцепил вилкой кусок с тарелки с мясным ассорти, закусил и, медленно пережёвывая пищу, оглядел собравшихся. Я, сидя с краю, внимательно смотрел на него и поражался, как такие тёртые жизнью люди – тот же Сергеич – не видят презрения на его лице? Он смотрел так, будто весь мир в его кармане, а здесь собрались не люди, а насекомые, которых он может раздавить в любой момент. Мне тогда показалось, что он сейчас не сдержится и с его губ сорвутся примерно такие слова: «Вы быдло, господа бандиты! Ничего-то, кроме такого вот скотства, вам не нужно. Пальцы гнуть легко, а вот по-настоящему ничего и не имеете. Вся ваша жизнь – непрекращающийся общак, сплошная праздничная распальцовка!» Но, подумав об этом, невольно оглянулся назад – за моей спиной висело большое, от пола до потолка, зеркало – нет ли такой гримасы и на моём лице? Почему-то подумалось, что я полностью согласен с Аркадием, и это мои ощущения, мои чувства, моё отвращение к компании сложилось в столь циничную фразу.

Один из гостей по кличке Малина пнул проститутку. Та, визжа, упала на кресло, опрокинув его. Почему-то бандитам это показалась забавным – они покатились со смеху. Аркаша брезгливо сморщился. Я обратил внимание, что Сергеич, сидевший с другой стороны длинного, во весь холл, стола, тоже внимательно наблюдает за гостем.

– Ну, за твоё здоровье! – Аферист опрокинул ещё стопку, так же сморщился и, тщательно оглядев блюда, решил закусить солёным огурчиком. Я знал, что Профессор брезглив, во время прошлых дел, в поездках, как бы долго ни находились в пути, он никогда не ел в придорожных кафе. – Без обид, Жбан, и ты, Сергеич, – он слегка поклонился в сторону заслуженного тренера, – не поймите неправильно – ехать надо, разговор важный. Сами понимаете, лучше бы с вами в баньку тут сходил, но вместо этого ночь на трассе парился, машина встала.

Пока они прощались, пока Профессор перекидывался фразами то с тем, то с другим, Сергей Сергеевич кивнул мне, со значением посмотрев на Аркадия. Но мне даже не пришлось напрашиваться на обратную дорогу, он сам подозвал меня.

– Яшка, ты, смотрю, не пил, давай за руль. Тема важная, как раз по тому делу, с человечками встретиться надо будет. Нужно подстраховать меня. – Заметив пьяненькую девчонку, что всю ночь не отлипала от моего друга, Аркадий окликнул её:

– Ленка. Салова, кому говорю! – Проститутка, вздрогнув, уставилась на Аркашу. Я удивился, заметив в её глазах испуг, который, впрочем, исчез после следующих слов:

– Чеши тоже в машину. Подзаработать хочешь?

Та, обрадовавшись, расцвела и метнулась по лестнице наверх – за сумкой, но я притормозил её, ухватив за локоть:

– Где Иван?

– Да спит он, хоть самого трахай – толку-то, нажрался, пьяный…

– Ты базар фильтруй, дура. – Я хотел подняться посмотреть, как там друг, но Иван уже сам спускался вниз. На площадке он едва не упал, но я успел подхватить его под локоть.

Аркадий, увидев, что я веду Ваньку к машине, недовольно поморщился и, процедив: «Ладно, всё равно по пути, забросим», сплюнул под ноги. Я уже начал немного различать состояния Аркадия – сейчас он, несмотря на показную раздражительность, был доволен и в то же время сосредоточен. Таким аферист становился, когда возникала новая тема, касавшаяся больших денег, и такое же состояние было перед тем, как эти «большие деньги» оседали в его карманах – перед самым завершением «темы».

Мы уехали. А на следующий день сообщили – база сгорела часа через два после нашего отъезда, когда веселье уже поугасло и опохмелившиеся гости расползлись кто куда спать. Спаслись немногие – Сергей Сергеич и несколько парней из пехоты. У Сергеича тут же, ещё до приезда пожарных, прихватило сердце – эмчеэсники едва успели доставить его до ближайшей больницы.

* * *

Я постоял немного, выкурил сигарету, наблюдая, как солнце стремительно падает за гору. Вот погас последний луч на вершине и сразу опустилась темнота, но ненадолго – тут же за спиной, выйдя из облаков, мягко засветилась луна, полная, круглая, большая. Я обогнул сторожку, стараясь ступать мягко, неслышно. Прошёл к бетонным столбам въездных ворот, огляделся. Вроде всё спокойно. Повернул назад, намереваясь пройти к остаткам стен основного строения, как вдруг увидел бесшумно несущуюся прямо на меня тёмную массу. Успел сделать два выстрела, но не попал. Не знаю, что это за зверь, но вёрткий, зараза! Я успел отпрыгнуть в сторону. Следующий момент не помню, каким-то чудом оказался у двери в сторожку, зверь нёсся на меня и всей тушей – судя по удару, килограммов в триста – врезался в захлопнувшуюся дверь. Дверь крепкая, выдержала. Я порадовался, что засов сделан по-хозяйски, на века, и смазан. Современный хлипкий замок вылетел бы сразу! Дверь открывалась внутрь, иначе у меня не было бы времени рвануть её на себя. Ещё пара ударов, и всё стихло.

– Что за свинья там хрюкает? – спокойно поинтересовался Петро, присаживаясь к столу. – Кабана спугнул, что ли?

– Я, Ботаник, в отличие от тебя, зоологией не интересуюсь и что за зверь там бродит – не знаю. Не разглядел. Едва ноги унёс, туша килограммов в триста – разорвал бы. А ты сидишь и спокойно ешь. Хоть бы посочувствовал!

– А я и сочувствую, – веселясь, ответил напарник. – Слышал же, что стреляешь, хотел выбежать, да руки заняты – как раз тушёнка разогрелась, с печки снимал. А тут ты и сам появился. Давай жрать, уже голова от голода не варит. Слушай, а ты видел, какие в горах звёзды?

– Не, Петьк, ты уникум, – меня пробрал смех. – Дал Бог напарничка: я тут едва успел до сторожки добежать, спасая свою шкуру, а он, кроме еды, ни о чём не может думать! Вот ты проглот!

Положил «Сайгу» на стол, прошёл к рукомойнику, смыл грязь и мазут. Наскоро перекусили, я рухнул на топчан, спиной упёршись в стену. Холодная! Засунул за спину подушку, отметив, что наволочка практичная, из плотной синей ткани – из такой шьют спецовки. Напарник, прежде чем лечь, прошёл к двери.

– Ты куда?

– Отлить.

– Карабин возьми.

– Ага, – он лязгнул засовом и тут же навалился на дверь. Я метнулся к нему, вдвоём с трудом удержали оборону – зверь настырно ломился внутрь. – Вот привязалась, скотина! – выругался Петька. – И что теперь делать?

– Ждать до утра. С такой охраной нас никто не тронет, и тихо подойти не получится. Так что спать можно спокойно. А нужду справить вон ведро возьми.

– За окнами всё равно приглядывать надо, мало ли что, – пробормотал Петро, присаживаясь к столу.

Я отметил, что друг сегодня на удивление молчалив, обычно его не переслушать, не заткнуть, фонтанировал гипотезами и идеями, а тут что-то задумчивый, хотя такие события должны были привести его в невероятное возбуждение. Хотя можно понять, не каждый день в тебя стреляют. Петро молча сметелил две банки тушёнки вприкуску с бутербродами, допил остывший чай.

– Ну и что ты обо всём этом думаешь? – задал я вопрос только для того, чтобы не молчать.

– А… да вот думаю много, но пока в голове не укладывается – фактов мало. Ситуация похожа на сказку. Рипа ван Винкеля помнишь? – Я не успел даже кивнуть, как Пётр «обогатил» меня информацией: – «Рип ван Винкель» – это рассказ классика американской литературы Вашингтона Ирвинга об одном голландском охотнике в Америке… то есть тогда ещё в Новом Амстердаме. Пошёл поохотиться, встретил странную компанию – не то моряков, не то пиратов. Они попросили его донести бочонок с пивом до места пикника. Помог, в благодарность его угостили. Он заснул. Просыпается, возвращается домой, но уже не в Новый Амстердам, а в Нью-Йорк и выясняет, что прошло сто пятьдесят лет и его гульдены никому не нужны. Он собирается и с претензиями опять в горы – искать ту компанию, которая угостила его на пикнике. И что ты думаешь? Находит ведь! И не возвращается. Я внимательно прочёл всё, что подготовил Сорокин. Кажется, здесь похожая история. Задокументировано около десятка случаев, начиная со времён разработки здесь Коргонской каменоломни. Люди стали пропадать сразу же, как только началась добыча камня. Тогда сильно не искали, думали, что в бега ударились. И записей не так много, но некоторые случаи отмечались особо, к примеру, в 1780 году была сделана в канцелярии Колывано-Воскресенских заводов запись о пропаже Ивана Петрова, приписного крестьянина. Пропал во время работы в Коргонских каменоломнях, на глазах изумлённого десятника. Вот стоял – и нет его. Так-то пропаж много было в то время, но именно этого Петрова упомянул не зря – он потом объявился через тридцать лет, в 1810 году. На том же месте, в том же Коргоне, перепугав своим появлением рабочую команду. Вид у него был живописный – грязен, лохмат, но специально отмечено, что здоров, как бык, и полон сил.

– Не, погоди, Петруха. Я про стрельбу спросил, – перебил его я, но Пётр отмахнулся:

– Да это не важно, подумаешь, мелочи! – Усмехнувшись, я повернулся на бок и, упёршись локтём в подушку, опустил голову на ладонь. Интересный всё же человек Петька: то, что сегодня его голова едва не разлетелась спелым арбузом по кабине – это не важно, а вот события двухсот-трёхсотлетней давности – это самый насущный вопрос на сегодня! Но Пётр, не обращая внимания на мою саркастическую усмешку, продолжал гнуть свою линию:

– Яш, ты дальше слушай, не перебивай. Я весь день об этом думаю, уже голову сломал, перебирать варианты. Так вот, Александр Шангин, первый историк Колывано-Воскресенских заводов, сын Петра Шангина, первооткрывателя вот этих всех копей, у него специальная работа есть. Называется так: «О случаях внезапного исчезновения и столь же внезапного появления людей на Колывано-Воскресенских заводах».

– А при чём здесь заводы? – поспешил подстраховаться – слушать прицепом к каменоломне историю местных заводов мне не хотелось, время хоть и непозднее, но выспаться надо, отдохнуть – день был длинный, насыщенный событиями, а Петруху если занесёт в разговоры, то ночи не хватит! – Вопрос о руднике, насколько я понимаю, стоит. Ты бы не грузил меня ненужными подробностями, мне сейчас ещё только истории возникновения горной промышленности на Алтае не хватало!

– Не мешало бы её знать, – проворчал Ботаник, – а то рассказываю тебе, а ты не улавливаешь сути, и всё потому, что пренебрегаешь историей.

– Я юрист, – перевернулся я на спину, заложил руки за голову и уставился в потолок – тоже недавно выбеленный, чистенький, ни следа паутины.

– Тем более должен знать, что каменоломни, прииски, рудники находились в ведомстве Колывано-Воскресенских заводов и назывались так же. Так что если сейчас всё это отдельные предприятия, то раньше они обозначались именно так: «Завод». К сведению для тебя, между прочим, так.

– Ладно, не ворчи. Что там туша, ещё дежурит?

– Пыхтит свин, – сказал Петро, послушав у двери, – и похрюкивает во сне. Странный какой-то кабан. Обычно дикие звери себя так не ведут. Может, домашний?

– Ну-ну, – я захохотал, – из цирка сбежал, дрессированный. – Петьк, ты с гипотезами поаккуратнее бы, а то договоришься – клоуны в кошмарах сниться будут!

– У меня, в отличие от некоторых, не буду пальцем показывать, кошмаров не бывает, – проворчал он голосом обиженного ребёнка, прошёл к столу, сел. – Да ну его, обычный кабан, может, чей домашний сбежал.

– Ботаник, ты гений! И как я сам не додумался, что домашний? Ведь чувствовал, кто-то бежал за нами от самого Коргона. Утром Серёга встанет и не досчитается одной свиньи в хлеву. – Я посмотрел на вытянувшееся лицо напарника, засмеялся. – Ладно, шучу. Давай заканчивай, что там за бодяга с пропавшими в каменоломнях?

Пётр проглотил последний бутерброд с колбасой, взял со стола пустую банку из-под тушёнки, заглянул в неё и, вздохнув, поставил на место. Я усмехнулся: у Ботаника мозги были напрямую соединены с желудком, когда он думал усиленно, то ел так же – не замечая, что ест и в каком количестве. Зная за ним эту привычку, я встал, подтянул поближе рюкзак и выложил на стол булку хлеба и консервы. Тема меня заинтересовала, а Петро – хороший рассказчик, умеет подать материал так, что поневоле всё укладывается по полочкам, хоть и заходит он обычно издалека, но в конце оказывается, что именно такое, обстоятельное, изложение той или иной темы полностью раскрывает картину. Хотя иногда увлекался, и мне приходилось возвращать его в канву повествования, но это получалось не всегда. Часто просто не мог сдержать раздражения: комсомолец семидесятых – зануда редкая! Пока резал хлеб, колбасу, открывал шпроты, он щёлкнул крышкой одной из банок и, закидывая в рот блестящие, будто лакированные, маслины, продолжил:

– Так вот, в этой бумаге задокументировано двенадцать случаев, когда люди сначала пропадали, а потом появлялись. Причём все они локализованы здесь, в долине Коргона. Там выше, по течению Коргона, находятся гигантские пласты яшмы. Да и не только яшмы. Расцветки просто фантастические. Вазы из неё делали. Да что только не делали! В Эрмитаже царицу ваз знаешь? Она из ревнёвской яшмы сделана – это и поближе, и доставка проще к камнерезному заводу. А здесь блок лежит на каменоломнях почти в два раза больше…

– Стоп, Петруха, в сторону уходишь. Нам эта яшма до одного места, мы не за ней сюда приехали.

– А… Да, точно. Ладно её, яшму, действительно, отвлёкся. Хотя если с умом подойти, то богатства здесь гораздо больше, чем всё золото, которое здесь, возможно, добыли.

– Ты мне мозги не забивай ерундой. Давай ближе к теме. Что там дальше с потерянными? И со временем – это особенно важно. Какие-то свидетельские показания есть? Хоть какая-то зацепка?

– А что тут может быть? Все пропавшие были приписными крестьянами. То есть фактически крепостными. А если крепостной пропал, а мёртвого тела не обнаружено, значит, он в бегах. То есть произошло похищение государственного имущества. А его необходимо найти и вернуть законному владельцу – правящему дому Романовых. И только из-за этого обстоятельства мы знаем о пропажах и чудесных возвращениях.

– Понятно. Дальше что?

– А дальше смешнее: ну, пропал человек, мёртвого тела не обнаружили, о чём составили отчёт. А тут вдруг через тридцать лет объявляется – нисколько не постаревший, и говорит, что он такой-то, такой-то – а дело-то уже давно в архиве. Жены некоторые повторно замуж вышли да и внешностью своей больше на мам похожи, а то и на бабушек. Документов при возвращенцах опять же никаких не было.

– Так, всё. Ты можешь хоть раз не рассказывать так обстоятельно о всякой ерунде? Мне вот сейчас до их паспортных данных нет дела. Не обижайся, братан, но если в таком темпе ты будешь излагать информацию, то до наших дней мы доберёмся через неделю – не раньше. Конкретизирую задачу: что случалось с ними и что помнили пропавшие? Какие воспоминания задокументированы в бумагах?

– Ты не поверишь, если не считать пересказов местной легенды, то никаких. Вообще.

– А в наши дни? Ну, там при советской власти или позже?

– То же самое. Зашли, попали в сказку – и вышли. А тут уже сорок лет прошло.

– Хорошо, что за сказка? Излагай, Ботаник, а я кофейка организую.

– Да ну его, этот кофе! С него мочевой пузырь переполняется, а облегчиться свинья под дверью не даёт. Ладно, сказка, как ты говоришь, из серии «Хозяйка Медной горы», вариант алтайского разлива. Адаптированный, или, лучше будет сказать, привязанный к местности.

– Золотая девка? – Вспомнив разговор жены и матери хозяина ГАЗ-66 – Серёги, я уже не сомневался, что это так.

– А ты откуда знаешь? – удивился Ботаник. – Она. Так вот, Бажов, создатель истории о Хозяйке Медной горы, долго жил в Рудном Алтае. В Усть-Каменогорске точно, в двадцатых годах. Собственно, первые сказы он там и написал.

– Так, сейчас ты меня обогатишь знаниями о творчестве и вкладе в русскую культуру Павла Бажова. Петро, расскажи легенду? Не, не делай такие глаза – больше очков стали! Не надо так смотреть – и про Рипа ван Винкеля я знаю, и «Хозяйку Медной горы» с детства помню. Местные нюансы имеются? Или то же самое?

– Коргонские каменоломни забросили после отмены крепостного права, а вот прииск на притоке Коргона существовал после этого довольно долго. Да золото тут по всем ручьям мыли. А на Весёлом – не Сёйке… – добавил он таким тоном, будто это я, а не он сам изначально перепутал место нахождения прииска, но ничего не стал говорить – сейчас он на подначку разразится лекцией по географии, и только для того, чтобы показать, что я не прав, а он точно знает, в чём отличие навигации от, собственно, географии, – …а ручье Весёлом, давшем название прииску, ну, том самом ручье, который твой приятель-геолог в письме Казённым называет… Так вот, люди стали пропадать уже после революции – по крайней мере, после тех упоминаний при крепостном праве не было задокументировано ни одного случая. А здесь сразу один за другим. В тридцатых годах. Но времена тогда были суровые, а здесь как раз известный Васька Атаманов партизанил, ну и списывали на то, что ушли к Атаманову, а потом в Монголию…

– Так, Петро, всё, я вспомнил – точно, прямо слово в слово «Хозяйка Медной горы». У Бажова к ней прямо тот самый Васька, только уральского разлива, и попал. Время уже к утру скоро, а ты мне ничего не сказал!

– Да как ничего?! – Петро закричал, бросил на стол кружку, расплескав остатки кофе.

– Я тебе всю ночь талдычу, что Данила-мастер с горными мастерами и наши пропаданцы – они явления одного порядка. И потом, какое утро, десяти ещё нет?

– Во-о-от… Вот! Вот ты мне про этот порядок сейчас без лишних слов и расскажешь. Но сначала в одно-два предложения – различия между легендами о Хозяйке горы и о Золотой девке есть?

– Есть, – пробурчал учёный. – Алтайцы считают Золотую девку дочерью Ульгеня, а Хозяйка Медной горы – она вообще непонятного происхождения, русские начали добывать малахит – тут она и нарисовалась неизвестно откуда. Точнее, Бажов её нарисовал. А Ульгень – это бог-кузнец кроме всего прочего, никакой это не дьявол, не сатана, как пытаются представить наши попы. И тут интересный момент – алтайцы рассказывают, что Золотая девка заманивает людей к отцу своему. Кто отгадает её загадки, того наградит и отпустит – эти через много лет, но возвращались, а того, кто не ответит, на работу к отцу в кузницу отправляла. И тут встаёт интересный момент – иногда проскальзывали у нашедшихся после долгого отсутствия воспоминания о каких-то подземных заводах. Будто бы они там работали, но не долго – день, от силы неделю. И сказать много не могли, так, общие описания, что-де машины стучат, молотки гремят, огня много.

– И?..

– И всё. Я уж грешным делом подумал, нет ли тут следов нашей чуди белоглазой… Как тебе такая мысль? Думаешь, опять я что попало мелю?

– Мели Емеля – твоя неделя. Знаешь, Ботаник, я одно понял, общаясь с тобой – куда б твоя научная мысль ни забредала, в какие бы конспиралогические или мифологические дебри её ни заносило, ты подо всё подведёшь научную базу. А Сорокину именно это и нужно, иначе бы он тебе не платил деньги. Всё, отбой ВДВ! Завтра будем на месте смотреть, что там такое на руднике есть и кто там часики переводит.

Петро не стал спорить – день был длинный, насыщенный событиями. Он снял ботинки, завалился на топчан и тут же захрапел. Я повернулся на бок, выдернул из-под головы напарника подушку, закрыл ею уши – не помогло, храп всё равно был слышен. Пару раз пихнул напарника, тот что-то пробормотал во сне и захрапел с новой силой. Выругавшись, встал, закурил и задумался: кому мы так на хвост наступили? Вообще стрельба не укладывалась ни в какие ворота. По руднику всё законно, тема официальная, документы у собственников вроде в полном порядке – добросовестные приобретатели, да и с собой у нас нет ничего такого, на что можно позариться. Но кому-то очень не хочется, чтобы на прииске появились «чужие» люди. Может, по старым долгам?.. Аркадий? Нет, вряд ли. Откуда ему взяться здесь? Даже если он уже на свободе – а скорее всего, это так, – то дело давнее, вряд ли он вспомнит о руднике, обо мне, и вообще, по его размаху, с каким он проворачивал дела, рудник «Весёлый» – так себе, мелочовка. Нет, не может быть, чтобы сейчас, спустя столько лет, Аферист нарисовался именно здесь – в Горном Алтае. Скорее, я накручиваю, не освободившись от собственных воспоминаний и переживаний. Тогда кто? Кто стрелял?..

Я посмотрел на часы – скоро полночь.

– Петруха, храпишь, как конь, повернись на бок.

Ботаник что-то проворчал во сне, но умолк и, уткнувшись носом в стену, натянул одеяло на голову. Я подкинул дровишек, закрыл печную дверцу, прилёг на край топчана, не раздеваясь. Ботаник снова захрапел. За дверью, в унисон, похрюкивал кабан. Показалось, что кто-то позвал: «Яша, Яшенька! Иди сюда, милый!», но скорее всего, это уже было во сне…

Сны мне после Поломошного сниться перестали, чему, не скрою, очень радовался. Но в эту ночь, в сторожке на сгоревшей базе, случилось что-то похожее на те состояния.

«Яша… Яшенька»… – звал меня знакомый, родной голос. Там же, во сне, я будто открыл глаза и увидел спящего рядом напарника. «Яшенька, сынок…» – снова позвал ласковый голос. Встал, прошёл к окну. За окном светила луна – полная, ясная, она висела низко, будто прилепившись к вершине горы. Кругом светло, каждая травинка видна, каждая веточка, каждый камень. Показалось, что могу рассмотреть даже насекомых в траве.

За окном, залитая луной, стояла мать. Моя покойная мать стояла и манила меня, звала ласковым голосом: «Выйди, сынок, поговорить надо нам. Давно не виделись, да вот случай представился»…

Я посмотрел на Петра, на себя, спокойно лежащего рядом, вспомнил, что сплю, что ничего мне на самом деле не угрожает, и пошёл на зов. Мать протянула руку – прямо сквозь стекло, я прикоснулся к её пальцам и, наверное, если бы смог, то заплакал бы. Но я не умел этого – даже во сне не получилось, хотя тоска и чувство невозвратной потери скрутили душу. Она была такой, какой я её запомнил в детстве, – молодой, улыбчивой, с чёрной косой, закрученной в узел на затылке, с голубыми глазами, светящимися любовью.

«Беспокоюсь за тебя, сынок, – сказала она, останавливаясь. – Всё от тебя смерть отводят, отводят, а ты снова у неё на дороге встаёшь. Вот Ванечку жалко, погиб, чтобы ты жил. И Витенька утонул в Поломошном. Теперь Петенька с тобой, чтобы ты дальше жил. И хоть скучаю по тебе, а берегу, берегу тебя, глупого… Когда уж за ум возьмёшься, сынок?»…

Я хотел ей что-то сказать, что – сейчас не вспомню, но что-то хорошее, успокаивающее, и не смог. Лицо сделалось свинцово-тяжёлым, слова застряли где-то в горле комом и не хотели вырываться наружу. А фигура матери потихоньку удалялась. Она грустно улыбнулась, подняла руку, помахала мне рукой и растаяла, растворившись в лунном свете…

Я превозмог оцепенение и с трудом прошептал: «Мама… мама»…

И тут же получил удар под рёбра.

Ничего не понимая, ударил в ответ, но что-то тяжёлое навалилось сверху, рот зажала мужская ладонь.

– Тихо, тихо, – прошептали в ухо. Я не сразу узнал голос Петра. – Тихо, Яшк! Орёшь, как резаный. Попытался разбудить тебя, так ты едва не придушил меня, так в горло вцепился. Приснилось что?.. – Он убрал руку от моего лица и откатился к стене.

– Приснилось… – ответил я. – Совесть моя приснилась…

– А, ну бывает, говорил же, хорошо, что мне кошмары снятся, – и, хохотнув, отвернулся к стене. Тут же раздался громкий храп. А я, завидуя способности напарника мгновенно проваливаться в сон, до утра не сомкнул глаз, всё думал. Думал об Иване, погибшем во время случайной перестрелки, в чужой драке в «Хаус-клубе», вспоминал Виктора, с которым вели прошлое дело по покупке институтской земли в Поломошном, утонувшего там же, в соскользнувшей с парома машине. Думал о Петьке – с того же Поломошного и посёлка пробного коммунизма осталось чёткое понимание: предчувствия нельзя игнорировать. И во сне получил недвусмысленное предупреждение: напарник в большой опасности. Сны я не считал чем-то мистическим, во мне вообще не было склонности к мистицизму: здесь я, не хуже Петра, подо всё старался подвести причину из нашей неизменной реальности, но жизнь постоянно проверяла на вшивость мой практицизм. И кто знает, моё ли подсознание выдало столь явный, столь реалистичный сон, обозначив и конкретизировав мои опасения, или же это действительно была душа моей матери? Хотя что такое душа? Кто её потрогал, пощупал, измерил?..

Я встал, прошёлся по комнате, посмотрел в окно: верхушки гор начали светлеть, скоро рассвет, а я так и не сомкнул глаз. Прилёг на топчан, позавидовав другу – Петруха так за ночь и не шевельнулся, спал как убитый.