Текст книги "Девья яма"

Глава 2

Вяз рос в глубине двора, как раз напротив их квартир – и Ника, и Коли. Они давно его облюбовали, потому что вяз был старым, корявым и очень удобным для лазанья. На нижнюю ветку, толстую и широкую, забраться не составляло труда, а с неё прекрасно были видны и окна Ника – как раз детской, – и Колино окно, ровно под ним. Коля жил на первом этаже, что было предметом зависти Ника, когда они были помладше: Коля запросто мог улизнуть, если не хотел, чтобы мама знала, что он куда-то ушёл. Сколько раз, сидя на вязе, Ник наблюдал, как открывалось окно, оттуда высовывался Коля, вылезал, повисал на руках…

Он даже вздрогнул: стоило вспомнить, как окно растворилось и появился Коля. Сперва выбросил какой-то пакет, потом вылез сам, повис на руках и опустился на землю. Трёх секунд не прошло – а он уже мчал через двор, радостно размахивая своим пакетом.

Ник спрыгнул с ветки, и они даже обнялись в первом счастливом порыве, а потом стали друг друга толкать и тузить. Но вдруг Коля отстранился, оценивающе осмотрел Ника и удовлетворённо кивнул:

– Совсем не вырос. Это хорошо!

Ник вспыхнул. Это была подножка. Коля прекрасно знал, что Ник всегда переживал, что самый мелкий в классе. И в Москве он тоже самый мелкий. Сам-то Коля заметно вытянулся за год и в плечах стал шире. Ну так и что?! Ник хотел уже ему всё высказать, но Коля, видимо, сам понял, что обидел, и похлопал по плечу:

– Это ничего, для дела в самый раз.

– Какого ещё дела?

– Сейчас расскажу. – Коля бросил взгляд на свои окна, как будто чего-то опасался, и полез на вяз – если сесть выше, то за листьями их не будет видно, это тоже давно было проверено. – Ты про себя пока давай. Вы надолго?

– На всё лето.

– Крутота. – Коля сел на ветке, прислонился к стволу. Ник – рядом.

– Ну не знаю. Нас мама сплавила.

– В смысле? Одних, что ли?

– А что такого? Мама в поезд посадила, а дед встретил. Ехать-то – всего одна ночь.

– Нормально! Я бы тоже так хотел. Мы вообще никуда не ездим. В этом году мамка тоже сказала, что денег нет. Хотела в лагерь меня отправить, так тоже нет денег…

– А мне надоело уже, – сказал Ник. – Мы же снова переезжаем.

– Куда это? И так уже в Москве.

– Как будто дальше некуда. – Ник фыркнул. – В Испанию. В Барселону, точнее.

– Вау! Вот это крутяк! – Глаза у Коли загорелись.

– Да чего крутого! – Ник разозлился: ничего он не понимает, прямо как все! – Не хочу я. Там папа работу нашёл, он уже уехал, осенью ещё. А мы должны за ним вот. Мама поэтому нас к деду и сплавила, чтобы мы ей не мешали дела делать. – Ник изобразил, как она это сказала, сморщившись и закатив глаза. Коля засмеялся – Ник всегда здорово пародировал разных людей. Но ему самому было не смешно. – А я с дедом решил остаться, – выдал он.

– Это как? Тут, что ли?

– А где ещё? Я никуда не хочу, мне здесь нравится.

– Ой, ну ты… – Коля хотел ответить, но что-то такое мелькнуло у Ника в глазах, что он не стал, только рукой махнул. – Я бы вот свалил. Хоть бы в ту же Москву. Давай махнёмся!

– Сдалась вам всем эта Москва! – вспыхнул Ник. – Там всё такое!.. И люди!.. – Он подбирал, но не находил слов. В нём кипело. – Ты как Милка прямо, – нашёл он, наконец, самый убийственный аргумент. – Она вся такая: ай, Москва, я там то, я там сё! – Он стал кривляться. Коля прыснул. Ник почувствовал, что его напряжение уходит, когда начинает обезьянничать, и продолжил с большим вдохновением, ломаясь и взмахивая рукой: – Ах, Испания! Море! Солнце! Сидит в телефоне целыми ночами, испанский этот несчастный учит. Си, сеньор! Ун гато пор фавор!⁴ Барселоной бредит. А вообще ей везде будет норм, где Сеть есть.

Ник выдохся. О том, что он тоже учил испанский, решил не рассказывать.

– А, да, она же в блогеры заделалась, – сказал Коля.

– Блогерша-шмогерша. А ты откуда знаешь? – насторожился Ник.

Коля пожал плечами:

– Да так. Пару выпусков видел.

– Чего там смотреть! Человек на полном серьёзе снимает, как едет в торговом центре на прозрачном лифте. Нормально, да?

– Не, у неё и норм видосы были, полезные даже – что делать, если рядом кому-то плохо, например. Если у человека там инсульт или эпилепсия или просто в обморок упал. Я маме показывал, она сказала, что всё правильно.

Ник скривился. Он не знал про эти видео и удивился, но показать не хотел.

– Ой, слушай, – вдруг оживился Коля, – она же там говорила, что решила эти ролики делать после того, как в обморок в автобусе упала, а рядом никого не оказалось, кто бы ей помог. Она что, заболела? С ней часто такие приступы? У неё, может, с головой что-то?

– У неё по жизни что-то с головой, – фыркнул Ник. – Милка не меняется. Она, кроме шмоток, ни о чём не думает. Сюда тоже целый чемодан приволокла: буду, говорит, стримы вести с местных развалин. Это она про музей, прикинь! Она ещё в Яму напросится, вот увидишь.

– Кстати, о Яме. – Коля резко стал серьёзным. – Тут дело есть: Фролыч новый ход нашёл. Поможешь разведать? Там шкурник жёсткий, Фролыч сунулся, но не пролез, там вообще только ребёнок пролезет. Я сам пробовал, но плечи застревают. А ты пройдёшь, ты мелкий.

– Я? А зачем? – Ник почувствовал что-то неприятное, липкое, и вместе с тем плеснул азарт. Но он год не был в пещере. Он вспомнит вообще, как это делается?

– Фролыч считает, там должен быть или ход, или большой карман. Оттуда воздух идёт. И вода сочится.

– А потом что? Зачем он ему? Если так и так туда никто залезть не сможет?

– Как зачем? Можно мелких тренировать. Новичков, типа. В секции. Только знать бы, что там не тупик.

– И он хочет это на мне проверить?

– Не он. Я хочу. Он ещё не знает, что ты приехал. Это моя идея.

Ник почувствовал разочарование. Одно дело – руководитель секции тебе предлагает, другое дело – Коля, пусть даже и лучший друг.

– Да я ему скажу, не переживай. Он просто… уехал сейчас, короче. Соревнования у него. В этом… ну как его… на Урале. – Коля непонятно мялся. – А мне сказал пока разведать.

– Одному, что ли?

– Фролыч мне доверяет!

Фролыч и правда доверял Коле больше всех в секции. А уж тот Фролыча вообще как отца родного любил, благо, что своего отца у него и не было. Да и было за что любить – Фролыч крутой, в смысле, сильный, смелый, весёлый, всегда готов поддержать, но и требовать умеет. Он же не только в Яму их водил, но и подготовку физическую всегда требовал, скалолазанием они с ним занимались, он для этого стенку специальную выбил. Хотел её сзади музея поставить, где секция, но власти не разрешили – культурное наследие. Дед как раз и не разрешил, хоть Ник сам его тогда уламывал. Пришлось ставить у школы. Ничего, это тоже недалеко. Зато теперь была стена, единственная в городе, где они занимались перед тем, как лезть в Яму. А уж от Ямы Фролыч вообще был без ума. Мама говорила, он там душу оставил, скормил той самой Белой Деве. Ник, когда маленький был, верил – он Деву эту ужасно боялся и в том, что она есть на самом деле, не сомневался, ведь недаром пещеру так и называют – Девья яма. Самая большая пещера в регионе, на минуточку. Реально большая, там три автобуса можно поставить в первых залах! Так что туристов водить – это запросто. Но вот чтобы пускать детей одних в шкуродёры…

– Ну что, полезешь? – Коля как будто слышал, о чём Ник думал.

– Посмотрим. Фролыч когда вернётся?

– Неважно! Он нам полное добро дал. Давай решайся! Нам же только глянуть – и айда.

– А вдруг застряну?

– Не застрянешь, там порода мягкая. Я сапёрную лопатку взял. И железо всё есть. Будешь на обвязке, вообще без палева.

– Чего, прямо сейчас, что ли, лезть? – Липкое, холодное снова зашевелилось, потянуло под ложечкой. Ник почувствовал, что ладони вспотели. Но и азарт застучал в голове: чего ждать-то, давай решайся!

– А чего время терять?

– Да так-то всё лето впереди. Вот вернётся Фролыч…

– Это у тебя всё лето, а тут, может, на дни счёт идёт! – выпалил вдруг Коля и осёкся.

– В смысле? – Ник напрягся, но тут вспомнил разговор с дедом: – А, из-за музея, что ли?

– Какого музея? – Коля смотрел мрачно, он как будто не хотел больше говорить.

– Дед сегодня в администрацию поехал, сказал, как раз про Яму решать будут, чтобы в музей её перевести. Туристов водить.

– Да! Точно – из-за музея! – Коля так оживился, что Ник перестал ему верить. Он как будто нашёл всему объяснение – и именно Ник ему подсказал. – Как народ повалит, уже ничего толком не исследуешь.

– Ну это же, наверное, не быстро. У нас точно время будет. Чтобы слазить.

– Нет, не будет! Яму уже закрыли, ты хоть знаешь?

– В смысле? Кто? Почему? – Ник растерялся.

– Кто-кто. Просто взяли – и закрыли. Объявление висит. Типа, распоряжение администрации. Доступ в ледник и пещеру запрещён.

Ник нахмурился. Почему дед ничего ему не сказал? Впрочем, дед же не думал, что Ник в первый же день решит лезть в Яму. Точнее, что он в первый же день встретится со своим закадычным другом, которому стрельнёт сразу же лезть в Яму. Вот прямо с дерева – и туда.

Об этом он и сам не думал.

Но если администрация музея закрыла Яму, значит, был повод. Дед и есть администрация. В смысле – директор. А Ник не готов идти против деда.

– И чего же мы тогда туда полезем?

– Да как ты не понимаешь! – Коля закатил глаза. Его лицо выражало отчаяние. Ник чувствовал, что тупит. Коля чего-то хотел от него, но чего и зачем – не говорил. А ему это не нравилось. – Вопрос жизни и смерти!

– Чьей?

– Моей! Хочешь – моей! Так легче?

– Ничего не легче, если ты не говоришь.

– Ладно. Я скажу. Я всё расскажу, – выпалил Коля. И замолчал. Смотрел и молчал. Не то не решался. Не то не доверял. Ник ощутил опять неприятное шевеление под ложечкой. – Только не сейчас. Давай потом.

– Это когда же?

– Потом. Обязательно всё расскажу. Ты просто пока поверь, что мне это очень нужно.

– Именно сегодня?

– Да. Именно сегодня.

Они сидели на ветке и буравили друг другу глазами. Липкое, неприятное так и тянуло. Но голос внутри снова заговорил. Он твердил, что Коля – друг. Единственный. А друзьям надо доверять. Не хочет говорить – и не надо. В конце концов, друзья помогают друг другу. В любой ситуации. Просто так.

– Ну, чего, не полезешь? – спросил Коля хмуро.

– Ладно. Айда. – Ник махнул рукой.

– Молодца, ценю! – Коля тут же преобразился и, как Фролыч, хлопнул его по спине, чуть с ветки не скинул. – Дёрнули! – Он спрыгнул, подхватил свой пакет.

– Погоди! Куда дёрнули! У меня же снаряги никакой!

– Я всё собрал. В первой галерее лежит. Там и комбезы, и каски, и железо. Не парься, работают профессионалы! Ты только вот сапоги примерь.

Он вытряхнул из пакета старые резинки. Ник спрыгнул, снял ботинок. С недоверием вставил ногу. Сапог видал виды и явно бывал в Яме не раз. Но подошёл как родной.

– Это мои, прошлогодние. Я же говорю, не вырос! – Коля был счастлив, он смеялся и готов был прыгать. Ник чувствовал, что от этой весёлости в нём притупляется тревога. И правда, чего такого, сколько раз они лазили в эту Яму, сколько ходов исследовали там. Да, шкурники ещё не попадались, но тем же интереснее! И Коля друг. А друзьям надо верить.

– Ныряем! – скомандовал тот, закинул за спину пакет и припустил со всех ног – в парк, к Яме.

Глава 3

1

Наконец его отпустило.

Чем ближе подходили к пещере, тем больше колотило. Колотило, пока шли через парк. Коля выбрал обходной путь, не по центральной аллее, где висели камеры на фонарях, – Ник это заметил. А у самого ледника вообще в кусты свернул, так что к двери они продирались, как какие-нибудь медведи.

Коля молчал, от вяза не проронил ни слова, и от этого колотило ещё сильнее. Они были как бандиты, как будто не дома, не возле дедушкиного музея, где Ник с младенчества бывал, – а в чужом, опасном месте. Или Коля чего-то выдумал, или это такие правила игры? Но он выглядел слишком серьёзным, слишком сосредоточенным. Даже между бровей лежала морщина, которой раньше Ник у него не замечал. Вообще стоило признать, что Коля не только вырос за год, но и повзрослел. Он-то, наивный, представлял, как приедет этакий умудрённый жизнью, хлебнувший лиха в переездах, будет рассказывать как бы нехотя, каково это – привыкать к жизни в мегаполисе. А оказалось, Коле даже не интересно. Это было обидно. Но в то же время сразу потеряло ценность в глазах самого Ника, так что и обидеться-то по-настоящему не получалось. По всему было видно, что у Коли стряслось что-то серьёзное, а что именно – не говорит. И это было во много раз обиднее. И в то же время нельзя было надуться и не разговаривать. Это было бы ребячество. Рядом с Колиной проблемой – детский сад, штаны на лямках. От всего этого Ника трясло, как будто он шёл не в пещеру, а на экзамен.

А когда они подобрались к двери и на ней оказалось объявление «Доступ в ледник и пещеру закрыт по распоряжению администрации музея», а Коля при этом с хозяйским видом достал ключ и вставил в замок, – Ника чуть не затошнило от страха.

– Ты чего! – Он схватил Колю за руку, зашептал сдавленно: – Дед прибьёт!

– Мы туда и обратно. Никто не заметит.

– С ума сошёл! Откуда у тебя ключ?

– Фролыч копию сделал, давно уже.

– Фролыч тоже не пошёл бы, если написано «Закрыто»!

– Да они не имеют права! Пока это не музей, пещера им не принадлежит! Поэтому – не имеют права закрывать. Понятно?! – Коля почти кричал, смотрел со злостью.

А ведь он прав, мелькнуло в голове. И чего же дед? Он же не может таких простых вещей не понимать.

– Наверное, есть причина, раз закрыли. Не ты один такой умный. Вдруг там опасно?

– Ни фига там не опасно. Это потому что… Короче: ты идёшь?

– А ничего, что там камеры? – Никита кивнул на ледник. – И сейчас Семиглав будет здесь.

– Не будет. Во-первых, у них там сейчас как раз пересменка с ночным охранником, никто на мониторы не пялится. А во-вторых, мы свет включать не будем.

«Он и это предусмотрел», – успел подумать Ник и отпустил Колину руку.

Щёлкнул замок. Коля отпер дверь, проскользнул внутрь, втянув Ника за собой, и тут же её захлопнул. Шагнул вдоль стены, Ник – за ним.

Тут оба замерли.

Нику стало тяжело дышать, как будто он был под водой, как будто его куда-то засасывало.

– Три шага прямо, потом шаг вправо, – прошептал Коля в самое ухо. – Камера смотрит на дверь. Мы в слепой зоне.

Ник кивнул, хотя в этой кромешной темноте Коля не мог его видеть. Он тоже помнил, как пройти ко входу в Яму, но вдруг тут что-то за год изменилось. Проверять не хотелось. Если дед готовится передать пещеру музею, он и сигнализацию мог уже установить. У Ника аж горло перехватило от этой мысли – попасться собственному деду не хотелось, это дома он – добрый деда Лёша, а как директора краеведческого музея его боялись даже в администрации. Никита это прекрасно знал.

Коля не двигался – видимо, ждал, когда глаза привыкнут к темноте. Ник ждал тоже. Наконец ощущение, что на голову надели мешок из чёрного бархата, стало проходить. Очертания предметов не проступили, свет в ледник не проникал, но стал виден красный глазок камеры на стене напротив. Дверь в пещеру была прямо под ней, Ник знал. Видимо, Коля тоже начал её видеть, потому что слегка потянул его за руку – и пошёл туда.

Три шага прямо, один – вправо.

Пахло погребом. Собственно, ледник – это и есть что-то типа погреба, только не под землёй, а в боку горы. Стены обшиты досками, полки от потолка до пола. На полках – банки, коробки, бочоночки. За пыльным стеклом различимы ягоды, мочёные яблоки, солёные помидоры. На этикетках – стилизованные надписи «Малиновое варенье», «Огурцы солёные», «Капуста квашеная». Всё ненастоящее, бутафория. Только полки и обшивка – прежние. Хотя Ник, когда был мелкий, верил, что и банки, и еда – всё на самом деле. Что до сих пор хранят здесь заготовки на зиму, из гигантской бочки в углу, из-под холодного влажного плоского голыша размером с голову можно достать мочёных яблок и даже целый арбуз. А у дальней, самой холодной стены, в тазике со льдом, в красивой металлической баночке с плотной крышкой стоит только что сделанное, принесённое с кухни вкусное и сладкое мороженое.

Про мороженое – что оно было когда-то настоящее – он знал точно. Потому что здесь же, посреди помещения стоял стенд с фотографиями и текстом о том, как использовали ледник раньше, почему здесь ничего не портится и даже летом не тает лёд, который сюда клали с зимы. Ник учился читать на этих музейных текстах, поэтому всё помнил наизусть. Как и фотографии. Там были в основном люди со странными, застывшими лицами, так не похожие на современных. А на центральной – веранда дворянского дома, в смысле музея, в смысле усадьбы Лебедевых-Сокольских. Правда, сейчас этой веранды с видом на реку уже нет, дед говорил, она не сохранилась. Там, на фото, за столом с белой скатертью разместилась большая семья, все в белых одеждах, залитые солнцем и потому почти неразличимые, стёртые временем и светом, похожие на ангелов. Сидят и кушают серебряными ложечками мороженое. Среди взрослых – двое детей. Подпись – о том, что мороженое было излюбленным лакомством, как его делали и всякое такое.

Ник прекрасно помнил эту фотографию, кто где, в какой позе, как на кого падает свет. Столько раз силился различить в затёртых фигурах Сашу. Даже казалось, что различал, что Саша сидит на углу, в профиль, на голове – модная тогда бескозырка, а рядом, с длинными волосами, спиной к фотографу – его сестрица Марго. Но всё это – смутно, приблизительно, как сам засвеченный временем снимок.

И ледник, и мороженое в нём стали возможны благодаря вечной мерзлоте – промёрзшему брюху горы, пещере, которая начинается прямо тут, за обшивкой стены. Поэтому и пахнет здесь сыростью, погребом. Но ещё не Ямой. Яма пахнет иначе, не перепутать ни с чем. С закрытыми глазами, в темноте сразу поймёшь, где ты находишься – уже там или ещё тут. Потому что ледник – преддверие, предчувствие Ямы. А всё настоящее, подземное, с нутряным мраком и холодом, со сталактитами и сталагмитами, с серебряной изморозью и паром изо рта, и даже с духом Белой Девы и другими спелеологическими байками – всё это дальше, за дверью.

Коля отпер её вторым ключом так же быстро, как входную, открыл и втянул Ника за собой.

Дверь захлопнулась, отрезая их от мира.

Пять крутых ступенек в узком и низком проходе – и они в Яме.

Коля врубил фонарик, осветил себя снизу.

– Добро пожаловать домой, – прорычал жутким голосом.

В жёлтом свете его лицо было счастливым и безумным – но совершенно своим.

Тут-то Ника и отпустило.

2

С фонариком Коля, конечно, придуривался: в первой галерее свет был. И не просто свет, а настоящая профессиональная подсветка: светодиодная лента вдоль тропы, разноцветные прожекторы, выхватывающие самые красивые сталактиты и рисунки мерзлоты на стенах. Галерея огромная, высокая, как какой-нибудь старинный храм. Ник и чувствовал себя здесь схоже – как в древнем, величественном сооружении. Только круче, потому что человек к нему руку не приложил. Почти не приложил: вот ступеньки при входе и сам вход – это да, это пришлось вырубить. Потому что изначально вход в пещеру был просто провалом, который открылся в далёком девяносто восьмом году при реконструкции ледника, когда деревянная обшивка стены сгнила и обвалилась. Ник сто раз слышал эту историю, и от Фролыча, и от деда, и она его всегда завораживала: только представить, что во всё это великолепие вела обычная дыра! А когда самый смелый сунулся туда, то попал в настоящий храм. От этой мысли у Никиты голова кружилась.

Смелым оказался, разумеется, Фролыч. Тогда ему было, как Нику сейчас, тринадцать, он помогал отцу-реставратору на работе во время летних каникул. Так он в Яме и застрял, как мама шутила. Она имела право так шутить – они с Фролычем были одноклассники.

В общем, свет в первой галерее был не яркий, а мягкий, таинственный, он подчёркивал размеры пещеры, но не убивал её загадочности и глубины. Однако сейчас они, конечно, всю эту красоту включать не стали. Им хватило дежурной лампочки у входа. Она выхватывала из мрака ступеньки и площадку перед ними, её называли сенями. Тут стоял стул, на который обычно садился смотритель, если в пещеру спускалась экскурсия, а подальше – большой железный шкаф-пенал, в котором хранилось всякое нужное: аптечка, спаснабор, тряпки и веник, электрический чайник на пол-литра и даже никогда не мытый, в коричневых чайных разводах стакан с идиотским рисунком и надписью «Зайка моя».

Вот там-то Коля и сложил необходимые для спуска вещи.

Ник присвистнул, когда увидел, насколько тот хорошо подготовился. Тут было два набора термобелья, тёплая флисовая куртка, комбез – его Коля явно свистнул в секции, ему тыща лет, – две каски с фонарями и огромный мешок с железом – обвязки, карабины. Моток верёвки лежал отдельно. Даже тёплая шапка и флисовые перчатки, тоже две пары, были тут же, Коля и про них не забыл, хотя часто в секции ребята забывали – и тогда Фролыч мог снять с маршрута и не пустить в Яму («Отморозитесь, а мне отвечай!»).

– Одевайся, а то дуба дадим, – кинул Коля сухо.

Это было правдой – после улицы они уже успели порядком остыть в леднике, где обычно плюс пять, а здесь, в пещере, ещё холодней – стабильные в любое время года минус три градуса в первой галерее. Дальше теплее, но здесь – холодильник.

– Сам смотри, что тебе подойдёт, тут один набор побольше, другой поменьше, я же не знал, насколько ты вырос, – говорил Коля, пока Ник разворачивал и прикидывал термуху. Сам же приставил к шкафу стул, залез и снял оттуда набитый доверху рюкзак с его собственной, проверенной и подогнанной снарягой. Снаружи к рюкзаку была прикручена каска.

– А я уж подумал, что мы ещё кого-то ждём, – пошутил Ник. – Комбез у меня дома, кстати, свой лежит. Ты бы сказал.

– Если бы я сказал, ты бы мне весь мозг выел: куда да зачем. И так попытался уже. – Коля усмехнулся, быстро натягивая комбинезон прямо поверх спортивных штанов, в которых пришёл. Он уже стал снова свой, как будто сбросил с себя всё наносное. Ник знал это свойство пещеры: здесь люди становились сами собой. Или просто он их здесь начинал понимать лучше, чем наверху, в шуме города и при дневном свете. Тут всё лишнее отступало, человек становился проще и понятнее, сразу было видно, чего от кого ждать и насколько перед тобой надёжный экземпляр, а с кем лучше в одну связку не становиться.

С Колей они уже не раз были в одной связке, и застревали на стенах, и даже терялись в переходах, было дело – но он был надёжный, понятный. Настоящий друг, короче.

– Ты и сейчас мне ничего не собираешься объяснять? – спросил Ник. Он уже влез в комбез и выбирал каску. Первая ухнула сразу на нос, несмотря на тёплую шапку, которую он надел вниз, вторая села лучше.

– Терпение, только терпение. Остались метры. – Коля застегнул все кнопки и клапаны, подтянул ремешок на шлеме и попрыгал, проверяя снарягу. Сапоги гулко бухали на камнях. – Бери бухту, – он кивнул на верёвку, – а я всё остальное. – Он погрузил в рюкзак пакет с железом. Там звучно отозвалось пластиком. – Вода. Две по пол-литра, тебе и мне. На всякий. А всякий, как известно, бывает разный, – выдал он одну из многочисленных фролычевских присказок. – Всё, погнали. Врубаю дальний.

Развернулся и пошёл по набитой тропе вперёд – ко второму гроту. Луч фонарика прыгал по мерцающим стенам, а потом наглухо утонул в чёрной бархатной пустоте.