Текст книги "Девья яма"

Глава 4

Фролыч всегда говорил, что люди делятся на тех, кто боится пещер, и тех, кто не может без них жить. Хотя если вдуматься, чего в пещерах этих хорошего? Темно, холодно и грязно. Ник, конечно, относил себя ко вторым. Но ведь его сюда никогда не тянуло так, как того же Фролыча или Колю. Они были просто маньяки, дня не могли без Ямы прожить. Фролыч вообще всю её, кажется, облазил, в любую щель готов был залезть. И Коля не отставал. А зачем ходил сюда Ник? Неужели только из-за Коли и Фролыча?

Сейчас, когда вокруг была тесная щель, ему казалось – правда, только из-за них. А вообще мог бы спокойно жить без этой Ямы. И не лез бы сейчас никуда по уши в грязи, не забивалась бы в нос пыль, а рёбра не сжимало бы по мере того, как он вкручивается в толщу породы. Как какой-нибудь червяк, крот, землеройка. Свет фонарика то и дело отражался от камня, и казалось – всё, тупик, придётся карабкаться обратно. Но потом луч снова проваливался в непроглядную темноту впереди, и, сжав зубы, Ник продолжал вкручиваться в шкурник.

Нет, он прекрасно знал, для чего ходил в Яму, – ради самой Ямы. Потому что больше всего его здесь завораживали не размеры галерей, не запутанные переходы, не темнота, не тишина и не холод один и тот же в любое время года, так что зимой сюда спускались греться, а летом – освежиться. Его притягивала возможность оказаться один на один с самим собой – и с Ямой. Точнее, с горой. Ник всегда думал о ней как о живом человеке. Гигантском, так что не увидишь лица, даже если закинешь голову. Да ничего не увидишь – одно ощущение присутствия. Не мужчина, не женщина – хотя думал Ник о ней в женском роде, – просто живая гора.

И вот выяснилось, что он ничего про Яму не знал и впервые оказался с ней один на один по-настоящему, без Фролыча или хотя бы без Коли. И теперь всё зависело только от него.

Всё – в первую очередь собственная жизнь.

Он никогда не боялся пещеры. Он чувствовал себя в ней естественно, хотя, если вдуматься, это совершенно неестественная, не предназначенная для человека среда. Стоит только представить, какая масса находится сверху. Какая огромная, неосознаваемая просто величина. И какой ты в ней маленький. Единственный живой в этой толще неживой породы. Сглотнёт гора – и не заметит. Продолжит спать, как будто никого в её брюхе и не было. А застрять в узком лазе можно запросто.

Запросто. Можно. И вот, похоже, оно и случилось. Ник ещё раз попробовал дёрнуться, но не вышло. Накатил страх, и стало нечем дышать. Он постарался схватить ртом воздух. Лёгкие не смогли достаточно расшириться, спина больно вжалась в жёсткий камень. Ноги ещё были свободны, а вот плечи сдавило. Сердце билось так, что отдавалось в горе. Кровь стучала в ушах. Холода Ник давно не чувствовал, ему было жарко, со лба из-под каски, из-под тёплой шапки тёк пот. Кислорода в шкуродёре было так мало, что дышать приходилось урывками, как будто он был на глубине и за воздухом нужно всплывать. А когда этого не получалось, в мозгу зажигалась тревожная лампочка. Сейчас она уже не гасла, продолжала мигать и звенеть.

Так, расслабиться и полежать. Просто полежать и подумать. Ник подтянул руки под голову, как можно удобнее положил лицо на ладони, в перчатки, лишь бы не в холодную мокрую грязь, которая тут везде. Стал вспоминать всё, что слышал от Фролыча про шкуродёры и как там себя вести. Главное, не паниковать, что бы ни происходило. Даже если понял, что не можешь пошевелиться. Надо остановиться и подышать. Даже если нечем уже, если нос в породе, если рёбра сдавило и кажется, что останешься тут навсегда. И не вытащит тебя Коля за верёвку. Даже если в голове мелькают всякие ужасы – всё равно замри и дыши. И успокойся. Тогда обязательно что-нибудь придумаешь. Все ошибки от паники, так говорил Фролыч. Или от глупости, подумал Ник. Кто просил сюда лезть? Коля. Вот и лез бы сам! Но он не протиснулся даже на метр. А сколько уже прополз Ник? Пять? Десять? И какой длины верёвка в бухте? Ему не пришло в голову это спросить. И кто знает, сколько ещё впереди? И есть ли там вообще что-то?

– Должно быть, – сказал Коля. Ник услышал его голос в голове так отчётливо, что подумал, это галлюцинация от отсутствия кислорода. Но нет – просто память. – Или галерея, или хотя бы платформа.

– Почему ты так уверен? – спросил Ник. Они стояли во второй галерее на узкой террасе третьего уровня – вся вторая галерея, не столь большая, как первая, но более высокая, была изрезана террасами. Они уходили вверх, как подвесные дороги, иногда становясь совсем узкими, иногда обрываясь, иногда превращаясь в целые этажи. Та, куда привёл Ника Коля, была третья снизу, сюда нужно было лезть по обвязке. А щель, на которую Коля указывал, была ещё на два метра выше. – Как только её Фролыч нашёл? – Ник шарил по стене фонариком. Щель была такая неприметная, что луч не сразу выхватил её. Снизу она была похожа на торчащий из породы валун. Но по стене именно оттуда сочилась тёмная струйка воды, и изморозь блестела в свете фонарика: во второй галерее было теплее, около нуля, но пар шёл изо рта.

– В том-то и фишка. Он нашёл не щель. Он нашёл камень. Здесь, на террасе. Поднял голову – и увидел щель.

– Камень? Какой ещё?

– Драгоценный.

– В смысле? Месторождение, что ли?

– Дебилоид ты. Обработанный камень. Сапфир.

– Да гонишь! Откуда?

– Ну вот, никто не верит. А Фролыч считает, что он выкатился оттуда. Что там промыло лаз, и его вынесло водой. Больше никак сюда не мог попасть. А если так, значит, там что-то есть. Дальше по шкурнику.

– Так, погоди. Ты хочешь сказать, что я должен туда залезть и найти там… чего? Клад, что ли?

– Откуда я знаю, что ты должен там найти. Никто не знает. Но что-то там есть. Стопудово.

– А вдруг Фролыч ошибается?

– Может, и ошибается. Но лучше бы не ошибался.

– Почему?

– Почему-почему… – Коля опять мялся, снова не хотел говорить, как там, на вязе. – Проблемы у него теперь, короче. Из-за этого камня.

– Какие ещё проблемы?

– Ну, такие. Что лучше тебе что-то там найти. Или хотя бы доказать, что камень выкатился оттуда, а не по-другому сюда попал. Короче, всё, время идёт. Давай уже, двигай!

И он стал рассказывать, как вбиты крюки, чтобы добраться до щели, что на первом метре, куда он смог протиснуться, глинисто и скользко, – а дальше непонятно, но чувствуется, что лаз идёт вверх. Потом проверили обвязку, договорились, как дёргать верёвку, если тревога и надо доставать.

В последний момент вспомнил про сапёрную лопатку. Думали, как закрепить её, чтобы не мешала и нигде не застряла. Не придумали. В шкурнике ничего не должно болтаться на комбезе, там даже простые карабины могут цепляться и мешать. В итоге Ник просто взял лопатку в руку.

Теперь она больно впивалась в щёку, но выпустить её не решался. Он уже срубил с её помощью торчащий прямо посреди шкурника нарост породы, хорошо, что она была мягкая и легко поддалась. И сейчас, когда стало ясно, что он упёрся, тоже знатно поработал этой лопаткой. Но сделал только хуже. Потому что теперь отброшенная порода была в носу и глазах, а девать её, в смысле отбросить дальше, было некуда. И что теперь? Продолжать копать, закапываться в грунт, пока он тут совсем не задохнётся? Нет, надо назад. Ничего тут нет, ежу понятно! Надо назад, срочно, прямо сейчас! Но не развернуться, никак не повернуться, даже до верёвки, которая привязана к поясу, он дотянуться не мог, так плотно застряли плечи. Так что и Коле не посигналить, чтобы доставал. Оставалось только ползти задом, извиваться, как червяк.

Он ещё раз попробовал просунуть руку под животом. Вынимай меня отсюда! Вытягивай как-нибудь! Но просунуть руку было нереально. Красная лампочка трезвонила так, что уже ушами её слышал. Он задёргался в какой-то судороге, но не смог продвинуться ни на сантиметр ни вперёд, ни назад. Снова вспомнился Фролыч с его умными наставлениями. Про то, например, что надо вовремя останавливаться. Кошка, любил говорить он, в случае опасности лезет вверх, а человек бежит вперёд. И та, и другая тактика обычно спасает, но порой стоит жизни. Надо быть умнее инстинктов и понимать, когда они не помогут. Сколько кошек погибало на деревьях, так и не сумев спуститься вниз. Сколько людей погибло, потому что не умели вовремя остановиться.

Он будет в их числе.

Лёгкие горели, в голове был туман. Потом он тоже вспыхнул алым и стало так страшно, как никогда в жизни. Ник забился. К чёрту всё! Выпустите меня! Сейчас же! Слышишь? Яма! Девка ты белая! Тварь, мразь! Выпусти меня! Я не хотел сюда, я не думал сюда залезать! Это всё они, меня заставили! Слышишь?!

Он дёрнулся снова и затих. Кажется, даже отрубился. Лежал не шевелясь, с закрытыми глазами, а потом почувствовал, что совершенно, как-то нереально спокоен. И твёрдо знает, что надо делать дальше.

Вытянул вперёд руку с лопаткой. Постарался как можно выше задрать голову, чтобы фонарик светил вперёд, а не вниз. Это было сложно, почти невозможно, шея тут же заныла. Хорошо, будем рыть вслепую. Опустил лицо, улёгся прямо в камни и грязь и колющими движениями ввёл лопатку в мягкую, податливую породу.

Но не впереди себя, а правее.

Раз.

Ещё раз.

Порода сыпалась в лицо и за шиворот, но он не обращал на это внимания. Ещё. И снова. Чуть продвинуться, изогнувшись, чтобы опять вытянуть руку. И ещё. И ещё.

Вдруг показалось, что порода больше не падает на лицо. Как будто провалилась дальше, по движению лопаты. И кислорода стало больше, алый туман в голове расступился. Снова попытался приподнять голову и посветить впереди. Так и есть – рука ушла в провал. Хорошо, теперь есть куда отбрасывать породу. Он стал рыть вбок, то вправо, то влево, сбрасывая не к себе, а от себя. Проход расширялся. Ник ещё не продвигался, но рукам уже было свободней. А главное, теперь он мог спокойно дышать, на него пошёл воздух.

Впереди и правда что-то было!

Наконец он понял, что может просунуть руки и за ними пустота. Зацепился за край прорытого хода и подтянулся сразу на полметра. Тут же почувствовал, что может поднять голову. Может вытянуть плечи. Может ещё протянуть себя и вытащить полностью.

Он вылез, хотел рывком встать – и шарахнулся головой о низкий свод. Хорошо, что в каске. Опустился на четвереньки, обвёл пространство лучом фонаря. Он был в гроте. Маленьком, узком. Видно, водами здесь промыло что-то типа кармана. В свете фонарика выступали и нависали сверху валуны, более плотные, чем основная порода. Порадовался, что не встретил такого в шкурнике – вот их бы точно лопаткой не взять. На удивление, тут было теплее, чем в пещере. Или просто он так вспотел, пока сюда лез. Но нет – пар изо рта не шёл, а на дне в лужицах стояла вода, и по стенам там и тут блестели подтёки: значит, больше нуля.

А Фролыч-то был прав, подумал Ник и вдруг почувствовал, насколько же он устал. Ноги не держали, руки дрожали, живот стало сводить. Он сел и прижался спиной к стене грота. Закрыл глаза, перевёл дух.

Потом открыл и всмотрелся перед собой. В луче белёсо играло – мельчайшая взвесь, пыль. Пещерные духи. И совершенно, глубинно тихо. Тише, чем в гротах.

Темно. Пусто.

Ну и что он тут должен искать?

Он стал более внимательно шарить лучом фонарика вокруг. Ничего необычного. Ни тебе сундука, ни золота-брильянтов.

И вдруг вздрогнул – у стены и правда что-то лежало. Он не понял что, но не порода. Точнее, под насыпью породы просматривалось нечто иное. Мягкое. Бесформенное. Как будто тряпки.

Он приблизился, всматриваясь.

И его отбросило – в луче блеснуло белое, безжизненное, но как будто бы человеческое.

Кисть? Рука?

Он зажмурился. Сердце заколотилось сильнее, чем в шкурнике.

Так, спокойно. Не может быть. Это всё байки, бредни. Никакой. Белой Девы. Нет. Её выдумали. Фролыч же и выдумал.

Он открыл глаза – и сразу увидел её снова.

Да, это была рука. Тонкая и белая. Очевидно, что неживая. Маленькая. Как будто детская.

«Мне снится, снится, снится. Этого не может быть», – твердил Ник про себя. И хотел закрыть глаза, но вместо этого продолжал вести лучом света.

Если есть рука.

То должно быть.

Ещё что-то.

И он нашёл: чуть выше выступало – белое, холодное.

Лицо?

Щека?

Нет, этого не может…

Как заворожённый, он протянул руку, не отводя глаз, не отводя своего света, который выхватывал из тьмы, из этой кромешной, нутряной, где никогда никто не был, где никто никогда не дышал и не жил, – выхватывал что-то живое.

Или похожее на живое.

Рука наткнулась на ткань. Посыпалась нападавшая с потолка пещеры порода. Он откинул ткань и остолбенел.

Лицо.

Это была девушка. Девочка. Не старше, чем Ник. Гладкая белая кожа. Девочка лежала навзничь. Как будто спала. Глаза закрыты. Лицо спокойное. Тихое, словно ничто её не волновало. Будто всё уже давно отступило. Нет страданий. Нет страха. Она просто лежит и спит. Глубоко. Сладко.

А Ник стоял перед ней на коленях и не мог вздохнуть.

В жёлтом свете фонаря она казалась не только живой, но и невероятно, невозможно красивой. Как призрак.

Дух горы.

И ещё что-то было в ней. Что-то неуловимо знакомое. Как будто он видел её во сне. Или когда-то давно, в детстве. Едва различимое. Вот в этом профиле. В линии рта и носа. В тонких бровях. Гладком лбе. Будто он прекрасно знал эти черты, давно вобрал их в себя – так что теперь не верил, что видит их на самом деле. Что это не сон.

Правда, не сон?

Захотелось проверить, коснуться. Он тут же сам ожил и задышал быстрее и глубже. В лицо бросилась кровь, а кисти, наоборот, похолодели. Такими холодными, замёрзшими пальцами он стянул одну перчатку и протянул руку. Слегка коснулся торчащей из-под груды тряпок и породы тонкой белой ладони. И вздрогнул снова – она была настоящей, самой что ни на есть настоящей, человеческой. А главное, казалась тёплой. Или сам Ник так сильно замёрз, что уже не чувствовал холода?

Но она правда казалась мягкой и тёплой.

Она была живой.

Нет, этого не может быть. Этого просто не может быть.

Он по-прежнему не отводил глаз от её лица, от сомкнутых век с густыми ресницами. Стало казаться, что вот сейчас он пожмёт эту руку – и ресницы дрогнут, глаза раскроются. Но нет же, нет, так не бывает. Может, он просто умер там, в шкуродёре? Или уснул от нехватки кислорода и ему снится? Или ещё что-нибудь… Но он не поддавался таким объяснениям. Что-то внутри толкало и требовало другого. Сейчас же, немедленно.

Повинуясь этому, как инстинкту, не думая больше ни секунды, он склонился к ней и медленно, стараясь не дышать, как над святыней, поцеловал холодными губами в тёплую, мягкую щёку.

И тут же отшатнулся, постарался вскочить, ударился всем телом о стену, а каской – о свод. Заорал так, что у самого в ушах зазвенело.

Потому что ресницы дрогнули. Потому что глаза открылись. Потому что девочка уже смотрела, не мигая, сквозь луч света – прямо на него.

Глава 5

1

Они стояли над ней, не сводя глаз, и дышали тяжело, как после забега. Коля отстегнул шлем и стянул шапку, провёл ею по лбу, стирая пот. Ник тоже хотел так сделать, но понимал, что он такой грязный, что вымажет шапку. С него по-настоящему текло, под комбинезоном взмок, как в бане, – прополз этот чёртов шкуродёр дважды туда и обратно, причём в последний раз толкая перед собой девочку. Точнее, её тянул Коля, отсюда, снизу – они для этого соорудили настоящую систему из карабинов, – а Ник только поправлял и помогал. Хорошо, что в заветном шкафчике у Фролыча нашлись спасательские носилки из очень прочной, прорезиненной кордуры, с лёгкими, гибкими дугами с двух сторон. Положить в них девочку не составило труда, дуги он загнул так, что получился кокон. Дальше оставалось следить, чтобы она из него не сползла, пока её вытягивали из лаза, чтобы дуги не застряли, чтобы кокон везде протиснулся. А свою обвязку Ник надел ей ещё в гроте, так что на выходе было легко спустить её на террасу. Сам же он слез без страховки, держась за выступы и вбитые крючья. Не заметил, как спустился, ему не до того было. В нормальном состоянии ему этого не сделать было бы, но сейчас оказалось всё нипочём.

И вот теперь они стояли с Колей и смотрели на девочку, снова лежавшую на тех же носилках. Она опять была без сознания. Она была так слаба, что то и дело теряла сознание, пока Ник обвязывал её и клал в носилки. Хорошо, что на спуске пришла в себя, держалась за штыри, слушала, что ей кричит снизу Коля. Но молчала, как немая. До сих пор не проронила ни слова. Только смотрела очень серьёзными глазами, так что у него сердце сжималось и он готов был и дальше рваться из сил, лишь бы ей помочь.

– Блин, я до конца думал, что ты заливаешь, – выдохнул, наконец, Коля. – Типа, ты камней наложил поприкалываться. Всё, думаю, сейчас вылезешь, по шее получишь.

– Нормальный такой прикол был бы, ага, – хмыкнул Ник, успокаивая дыхание. – А зачем надо было про драгоценности заливать? Ты её искал? Так бы и сказал. Я там чуть крышей не поехал, когда её увидел.

– Да нет! Я правда! Мне Фролыч…

– Честно давай – это она у него потерялась, да? С экскурсии отбилась? У него поэтому проблемы возникли?

– Нет! Он правда камень нашёл! Я вообще не знаю, откуда она!

– Ладно, спросим потом. Флизуху давай.

Коля засуетился, прыгнул к вещам, которые они принесли из первой галереи, достал свою кофту. Протянул Нику. Тот показал грязнющие руки:

– Сам.

Коля закатил глаза, показывая, что забыл. На самом деле было видно, что боится подойти к ней, а уж тем более – надеть кофту. Всё же он присел, попытался поднять ей одну руку. И тут же выпрямился, будто ошпарился.

– Блин, ты это видел? Она же в платье!

Ник кивнул. Конечно, видел. Какое-то длинное, странное платье, а сверху – что-то вроде пальто. На ногах – тёплые колготки, такие их родители в детстве носили. И странные высокие ботиночки со шнуровкой, даже с небольшим каблучком. Он всё это хорошо рассмотрел, пока надевал на неё обвязку. Пересиливал смущение, всё бормотал какие-то глупые извинения не столько для неё, сколько для себя. Вспоминать сейчас это было совестно, но ведь было нужно, иначе они бы её не вытянули и не спустили.

– Ты видел когда-нибудь, чтобы в пещеру ходили в платье? – Коля зашептал в ухо, будто она могла их слышать. – Это зачем?

– Откуда я знаю. Отстань! – Ник отодвинулся от него. – Может, фотались они тут. Милка вон тоже собиралась сюда в шмотках своих лезть.

– Милка не полезет, она не дура.

Ник хотел ответить, что про Милку ещё можно поспорить, а с этой девочкой явно что-то стряслось, – как она пошевелилась, приподнялась и села, облокотившись о стену.

Они оба невольно попятились и замолчали. Ник сразу заметил это и сам на себя разозлился – чего он как маленький, сказок наслушался! Никакой это не дух, настоящий живой человек, он же знает, он сам её трогал! Надо заканчивать со страхами.

– Привет. – Он присел перед ней, и она подняла руку, защищаясь от яркого света. – Прости! – Ник приподнял фонарик, луч стал бить над головой, но его хватало, чтобы осветить её на удивление спокойное лицо. – Как себя чувствуешь? Сильно замёрзла? Что-то болит? Идти сможешь?

– Ты как туда попала? – из-за плеча вылез Коля, но Ник отодвинул его – вот что за человек, не может потерпеть!

Однако девочка смотрела так, будто не понимала их.

– Ей надо пить! – Ник хлопнул себя по лбу. – Балда я. И ты. Специалист, тоже мне! У неё же обезвоживание! Воду давай скорее!

Девочка действительно очень хотела пить. Она залпом выпила пол-литровую бутылку и снова закрыла глаза, так это лишило её сил.

– Она там сутки точно пролежала, – снова зашептал Коля. – Вчера в пещеру уже никто не заходил, объявление это повесили. А вот в среду были туристы. Она от них, наверное, отбилась.

– И сама туда заползла?

– В темноте куда не заползёшь.

– Шутишь? На такую верхотуру? – Ник кивнул на лаз.

Коля пожал плечами – всё это и правда выглядело неправдоподобно – и тут же пихнул в плечо: девочка открыла глаза.

– Тебе лучше? – спросил Ник, вглядываясь в нее, насколько можно было из-под луча фонарика. Девочка села поудобнее и смотрела на них как будто более осознанным взглядом. – Тебя как зовут?

– Я – Николай, – влез Коля.

– Nicolay? – произнесла она как-то странно, будто с акцентом. – Nicki?

– С чего вдруг Никки? – обиделся Коля. – Ник у нас вот – Никита. А я Коля.

– Nicki. Kolya. – Она перебирала имена. Потом слегка улыбнулась – Merci. Je me sens déjà mieux. Mais où sommes-nous?⁵

Они уставились на неё так, будто заговорила сама стена, у которой они стояли.

– Блин, я же говорю: туристка! – зашептал Коля в каком-то отчаянии, как будто сбывалось его самое мрачное предчувствие. – Это что за язык-то хоть? Ты понимаешь?

Ник замотал головой.

– Кажется, французский. – Теперь он тоже шептал, хотя смысла в этом не было.

– И что делать? – И, не дожидаясь ответа, Коля присел перед ней и заговорил нарочито громко, как с глухой: – Ты нас понимаешь? Ты кто? Как тебя зовут? Ты как здесь оказалась?

– Вот пристал – как оказалась, как оказалась! – Ник попытался сделать дружелюбное лицо. – Hi! Hello! Эм… – Он мучительно соображал, что бы спросить, но в голове была пустота, как на экзамене. – Do you speak English? What is your name?⁶

Но девочка по-прежнему переводила глаза с него на Колю и молчала.

– Ни черта она не понимает! – снова с отчаянием зашептал Коля. – Я слышал, они там во Франции своей английский презирают.

– Английский – международный язык общения.

– И что! А у них была столетняя война. За сто лет кого угодно презирать научишься. Ой, слушай! А может, она головой треснулась? В темноте-то. И теперь…

– Où sommes-nous?⁷ – сказала девочка.

– Ага, и теперь по-французски говорит, – фыркнул Ник.

Коля не ответил – он тыкался в телефон, пытался загрузить онлайн-переводчик.

– Ты чего? – удивился Ник. – Тут же не ловит.

– Ну я подумал, вдруг… – Коля смутился и убрал телефон. – И что нам с ней теперь делать?

– Что, что. В первую очередь надо в больницу. Потом в полицию. Пусть разбираются.

– Чего?! – Коля аж подпрыгнул. – Нельзя её! Нельзя в больницу! И в полицию – тем более нельзя! Сам подумай, что мы скажем: что залезли в оцепленную пещеру? Где прямо так и написано: не влезай. Думаешь, нам это с рук сойдёт?

– De quoi parlez-vous? Vous me comprenez?⁸

– Совсем рехнулся? У тебя игры, а человеку нужна помощь, сам не видишь? – Ник начал злиться. – Предлагаешь её тут оставить?

– Нет! Кто сказал? Нет, конечно. Её… давай её… Ко мне! – Колю вдруг осенило. – Правда! Мамка ещё дома, она только после обеда на смену уйдёт! Зачем в больницу, если у нас свой собственный врач! Высшей квалификации!

Это меняло дело. Ник как-то забыл, что мама у Коли – врач. Правда, в перинатальном центре, но какая разница: понять, нужна ли человеку помощь, она явно сможет. По правде говоря, доводы Коли про закрытую пещеру его тоже тронули – объясняться перед дедом не хотелось. Поэтому если можно обойтись без огласки, он был только за. А там, глядишь, поймут, как поговорить с девочкой, найдут её родных – и дело с концом.

– Ладно, – согласился он. – Но если твоя мама скажет, что надо в больницу, сразу туда.

– Не вопрос! – Коля с готовностью кивнул.

Ник опять присел перед девочкой.

– Vous parlez si vite que je ne comprends presque rien. Où sommes-nous? Pouvez-vous me répondre?⁹– спросила она. В ней не было страха, не было потерянности, но она явно не понимала, что происходит. Может, и правда ударилась и всё забыла? Не может же человек оказаться в темноте, провести там непонятно сколько времени и ничего не бояться?

Ник взял её за руку, постарался говорить спокойно и убедительно.

– Мы – помощь. Help. – Он положил вторую ладонь себе на грудь, а потом слегка потянул девочку за руку. – Идём с нами. Наверх. Up! – Он показал вверх. – Там врач. Doctor.

– Docteur? Oui, j’ai besoin d’un docteur¹⁰. – Девочка закивала.

– Она тебя поняла! – Коля принялся колотить Ника по плечу. – Ты видишь – поняла!

– Да вижу, вижу. – Ник увернулся, продолжая улыбаться девочке и тихонько тянуть её за руку.

– Идём! Come! Come! – твердил за плечом Коля.

– Ты сможешь идти? Can you… – Но она уже поняла и сделала попытку подняться. Однако тут же потеряла равновесие и схватилась рукой за стену. Ник нырнул под вторую руку и поддержал её.

Она оказалась совсем рядом, как там, в гроте Но теперь глаза её были открыты, и она смотрела, как будто извиняясь, со слабой улыбкой.

– Pardonnez-moi, j’ai eu le vertige¹¹.

– Ты сможешь её вести? А я тогда вещи. – Коля ужасно суетился. И он, кажется, боялся её. По крайней мере, старался не касаться, даже вещи стал собирать так, чтобы огибать и случайно не задеть. Ника это рассмешило.

– Идём уже, – сказал он и кивнул вперёд, указывая дорогу лучом фонарика. Почувствовал, как девочка облокотилась о него и пошла, с каждым шагом всё более уверенно.

2

Снаружи было солнечно, блестели листья, звенели птицы, воробьи купались в пыли прямо у входа в ледник, и оказалось жарко.

А девочка как вышла – так и повалилась в эту самую пыль, прямо к этим воробьям.

До этого, пока шли по пещере, Ник чувствовал, что её локоть всё меньше и меньше давит ему в руку. В первой галерее они задержались, чтобы переодеться, и она осматривалась с любопытством, как ему показалось, а не просто из тактичности, чтобы на них не смотреть. Даже встала со стула, на который он её усадил, и немного отошла сама, ни за что не держась.

Из ледника они выбирались с теми же предосторожностями, как и заходили туда, и Ник снова держал её за руку, хотя ему казалось, что это было лишнее – девочка двигалась так легко и уверенно, будто видела в темноте.

А вот выйдя на солнце, ослабла и рухнула. Ник уже потерял бдительность и не успел её подхватить, а Коля возился с замком. Подбежал, стал с тревогой всматриваться. Ник неуклюже переложил её на траву, просто оттащил с дороги и тоже теперь разглядывал.

Девочка была невероятно бледна. Даже под грязью, которая покрывала её лицо, было заметно, что кожа белая, как бумага, и такая же тонкая: на шее и щеках просвечивали жилки. Волосы были заплетены в косу, но и они, и одежда были такие грязные, что даже цвет не угадывался. И одежда эта – теперь он ясно видел – была рваная и ветхая, платье истончилось до прозрачности, а пальто зияло дырами.

– Блин, откуда она взялась? Неделю, что ли, под землёй просидела? Так изорваться. – Коля явно заметил то же самое.

– Не обязательно неделю. Если она там пролезла, где я откапывался, то не сложно было порвать одежду.

– Может, мы эту штуку снимем? – Коля кивнул на её пальто. – Уж больно бомжатский вид.

– Оставь, она ещё, наверное, не согрелась.

– Думаешь, это греет? Лучше флизуху всё-таки надеть. Как мы с ней по городу-то пойдём? Скажут ещё, что мы её избили и ограбили.

– Ой, прекрати. Так и пойдём, какая разница. Тут два шага идти-то. Никто на нас внимания не обратит.

Говоря это, он достал влажные салфетки и стал оттирать девочке лицо. Зачем он это делал, сам не мог объяснить, искал-то он воду, но пока искал, вспомнил, что она всю выпила.

Под грязью проступила белая кожа, и всё те же смутно знакомые черты снова больно кольнули память. Ведь правда как будто её видел, но когда? И где?

Она глубоко вздохнула и открыла глаза. Сощурилась – но открыла их снова. И осталась смотреть вверх так, что Ник тоже запрокинул голову. Над ними было небо. Просто – голубое небо. Летнее, чистое. Бесконечное. Его резали чёрные молнии стрижей.

И больше ничего.

– Так, теперь оба зависли, – послышался над ухом голос Коли. – Мы до дома дойдём сегодня, нет? Время – одиннадцать, маман скоро свалит.

– Маман? Que fera maman?¹²

Ник опустил глаза и налетел на открытый взгляд девочки.

Голубые. У неё глаза тоже были голубые. Как небо.

– Его мама – врач. Doctor. Она тебя ждёт. Идём.

Он протянул руку. Девочка привычно подала свою и стала подниматься.

– Ты её понимать уже начал? – хмыкнул Коля. Ник ничего не ответил. Он только сейчас осознал, что время и правда одиннадцать, а она в ночь сегодня, потом её только завтра ждать! Значит, в Яме они пробыли всего часа три. Ему же казалось, прошло полдня. Да, под землёй время идёт иначе. Точнее, ощущение времени.

Он мельком взглянул на девочку. Она шла уверенно, но оглядывалась так, будто видела всё впервые – и деревья, и траву, и фонари, и лавочки на аллее. Как будто ни разу в этом парке не была. Хотя такого не может быть, ведь другой дороги к Яме нет.

С тем же удивлением и даже как будто с радостью смотрела она на всё – и на машины, и на дома, и на их двор, и даже на обшарпанный подъезд и на дверь Коли, перед которой они остановились.

Коля вставил ключ, но прежде, чем успел повернуть, замок щёлкнул, и дверь распахнулась.