Текст книги "Дом, где тебя ждут"

Белоруссия, 1941 год

Когда немецкие танки откатили за завесу дыма и затихли одиночные выстрелы, Черемисин понял, что из всего взвода в живых остался он один. Рядом лежал политрук Милютин. Его голова была разворочена взрывом, и мертвые пальцы успели закостенеть на рукояти пистолета. Перебирая руками по краю траншеи, Черемисин сделал несколько неверных шагов вперед и тяжело сполз вниз по сухому песку с примесью суглинка. На краю окопа перед глазами качалась сломанная береза. Наверное, он уцелел потому, что деревце приняло на себя его снаряд. По щеке текло что-то мокрое и липкое.

«Кровь из ушей», – понял Черемисин и удивился, что еще может связно соображать. Облизав пересохшие губы, он корябнул пальцами по фляжке у пояса, но рука сорвалась, и поднять ее сил уже не было. Патронов и снарядов не оставалось. Скосив глаза, Черемисин увидел ящик гранат, на котором, распластав руки, лежал Колька Сидоркин. По тонкой Колькиной шее змейкой ползла красная полоска.

– Сидоркин, а Сидоркин, – почти беззвучно позвал Черемисин, заранее зная, что Сидоркин не ответит, но в сердце стукнулась дикая надежда: а вдруг Колька жив? Вдруг только ранен?

Разорванные барабанные перепонки не могли уловить звук, но спиной Черемисин почувствовал дрожь земли, словно в глубине недр ворочался и подымал голову огнедышащий дракон. Танки. Врешь, фашист, не возьмешь. Чтобы в последний раз насмотреться на небо, Черемисин откинул назад голову, зацепив взглядом ослепительно белое облако, наполненное золотым светом. Коротенькая мысль: «А может, и зря я не верую?» мелькнула и исчезла.

От сильной вибрации песок со стен траншеи осыпался реденьким дождиком. Надо беречь силы, нельзя поддаваться слабости. Черемисин подобрался к Колькиному телу, встал на колени и сгреб руками пару гранат, горячо разогретых июньским солнцем.

Сдирая кожу в кровь, он скручивал гранаты проволокой и никак не мог вспомнить, как звали его первую учительницу. Ольга Ивановна? Людмила Ивановна? Почему-то ему казалось очень важным именно сейчас вспомнить ее имя. Она была совсем молодая, с длинной косой до пояса и глазами цвета полевых колокольчиков.

С последним витком он вспомнил: Людмила Ивановна! За нее, за Родину, за Сталина, за Кольку Сидоркина и за весь взвод, который лежит в траншее.

Напрягая последние силы, Черемисин поднялся во весь рост, перевалил через бруствер и пополз к танку.

Париж, 1941 год

Ветряную оспу принесла из школы Варя. Вечером у нее поднялась температура и спину обсыпало водяными пузырьками. Чтобы не заразить Марка, Фелицата Андреевна отселила внучку за ширму, но было поздно. Ночью Марк тоже затемпературил, а глаза стали несчастными и белыми, как у вареной рыбы. В отношении болезней Фелицата Андреевна придерживалась твердой уверенности, что если хворь лечить, то она пройдет за неделю, а если не лечить, то за семь дней. Фи, ветрянка! Помнится, в гимназии она была счастлива возможности поваляться недельку дома.

Чтобы снять жар, Фелицата Андреевна напоила детей кислым морсом – благо с прошлого года осталась банка апельсинового варенья (о клюкве во Франции и мечтать не приходилось), взяла зонтик и отправилась в аптеку.

В прихожей она мельком глянула на себя в зеркало – поправить у ворота блузки брошь Танюшиной работы и накинула на плечи серую вязаную кофту. На улице сентябрь – ветерок уже прохладный.

Внизу околачивался этот ужасный фашист, который донимает Танюшу преследованиями. Фелицата Андреевна порадовалась, что Таня осталась ночевать в бутике и не видит его противной рожи с квадратным подбородком. При виде Фелицаты Андреевны немец подобрался, словно гончая на смычке у доезжачего.

– Мадам, – он вежливо склонил голову в приветственном поклоне, но Фелицата Андреевна решила не удостаивать его вниманием. Общаться с врагом, который напал на ее Родину и из-за которого маленький мальчик вынужден прятаться в стенном шкафу, было выше ее сил.

– Мадам, прошу передать мой привет вашей дочери, мадам Тане.

С треском захлопнувшаяся дверь отрезала окончание его фразы.

Поболтав пару минут с мадам Форнье, выгуливающей на поводке раскормленного кота, Фелицата Андреевна воинственно вскинула над головой зонтик. Мелкий моросящий дождик смыл летнюю пыль со стен, красиво подчеркнув цвет фасадов домов вдоль улицы Мучеников. Около булочной стояла небольшая очередь – признак войны. На жиры и мясо муниципалитет уже ввел продовольственные карточки. Фелицата Андреевна вспомнила голодный Петроград и вздохнула: похоже, карточна