Текст книги "Печать смерти"

– Отпус-сти! – угрожающе зашипел он, прожигая злобным взглядом. Возможно, если бы парень был повежливее, не дрался, а рассказал какую-нибудь жалостливую историю, я бы не стал сдавать его страже. Но он вместо этого принялся лягаться, грозить мне всевозможными карами, да еще и проклятиями сыпать, причем такими, за которые в старые времена язык прибивали к воротам.

Я развернул незнакомца так, чтобы он брызгал слюной в другую сторону (стоять, прижимая его к себе, словно девушку, было не очень приятно). Завернул и второй локоть за спину. В проеме между домами как раз показалась стража.

– Эй, ребята, сюда! – крикнул я, помахав рукой для верности. Нас заметили. Стражники свернули в проулок. В этот момент, воспользовавшись тем, что я выпустил одну его руку, парень несильно вроде бы ударил меня по левому плечу. От легкого шлепка тело нежданно прошила острая боль. Даже сердце сбилось с ритма, пальцы разжались, беглец вырвался на свободу. Правда, далеко убежать все равно не смог. Справившись с непонятным приступом, я в два прыжка настиг поганца, сшиб с ног, коленом придавил к земле. Сзади набегала стража.

– Держишь? – Запыхавшийся стражник притормозил за спиной. – Вот ведь сволочь прыткая! – Он протиснулся мимо меня на другую сторону, за волосы поднял голову беглеца. – Фу-уф… Точно он! Ну спасибо! Думал уже, упустили! – Два других стражника остановились позади меня. Я немного посторонился, чтобы они могли связать лежащему руки.

– Кто это? – поднимаясь и кое-как отряхивая вымазанное в грязи колено, спросил я у первого, оказавшегося старшим.

– Кандидат в висельники, – усмехнулся тот. – Обворовать самого магистра Траска – слыханная ли дерзость?

Я понимающе хмыкнул. Магистр Траск был придворным магом нашего герцога, заодно слыл едва ли не самым могущественным колдуном на всем Эрихейском побережье.

– Что украл-то? – Плечо ныло, и я принялся заворачивать рукав кафтана, чтобы посмотреть, не ухитрился ли вор загнать какую-нибудь иглу в мышцу.

– Да Бездна его знает! Но колдун сказал…

Я как раз глядел на стражника, поэтому заметил, как внезапно изменилось его лицо: глаза расширились, губа дернулась вниз и в сторону, и он испуганно замолчал. Мне показалось, страж смотрит куда-то мне за спину. Я повернулся: что еще там такое? Стоявший за плечом охранник сдавленно охнул и попятился назад, только тут я сообразил, что оба пялятся на мою руку. За время разговора я закатал рукав едва не до верха и сейчас только увидел, что примерно на ладонь выше локтя на руке переливается синее клеймо.

– Печать смерти… – выдохнул старшина и тоже сделал шаг в глубь улочки, подальше от меня, помеченного страшной меткой. Потом справился с собой, вернулся на место. Я продолжал тупо смотреть на собственное плечо. Тонкие, словно утопленные в кожу линии тускло мерцали, сложный узор печати походил на неправильный цветок, перетекающая из одного лепестка в другой линия в одном месте резко закручивалась внутрь, образуя сложный узел, чем-то напоминающий монограмму, только вот букв было не разобрать. Странно, но я сразу понял, что стражник не ошибся, это она и есть – печать смерти на моем теле. В голове вертелась нелепая мысль: «Должно быть, так чувствует себя приговоренный к казни после оглашения приговора». Я не чувствовал ничего.

Нет, конечно, я ощущал, как учащенно бьется в груди сердце. Но минуту назад, когда гнался за беглецом, оно колотилось еще быстрее. Кровь не шумела оглушающе в ушах, и мир не подернулся зыбким маревом, не подкосились ноги, только тихонько саднило плечо. «Что теперь делать?» – «Ничего уже нельзя поделать!» Мысли раздвоились и понеслись параллельными курсами, но в разные стороны. «Как это глупо, неправильно и просто не может быть правдой…» – «Со вчерашнего дня все шло к тому, начиная с неудачной заливки; боги наказывают меня, за что?!..» – «Нет никакой вины, это слепой нелепый случай, такой же, как внезапная болезнь…» – «Болезнь – проявление воли богов. Можно как-то исправить, загладить…» – «Смерть нельзя загладить!»

Я не сразу расслышал, что ко мне обращаются:

– …теперь понятно. Это он тебя так?

С трудом оторвался от созерцания самого страшного из проклятий, перевел взгляд на говорившего. Это был тот самый, первый из догнавших меня стражников.

– Это он тебя? – повторил тот, махнув на притиснутого лицом к стене вора. Несмотря на скрученные за спиной руки, воины старались держаться как можно дальше от пленника.

Я кивнул, медленно расправляя рукав. Минуту назад я был здоровым молодым мужчиной, уверенным в себе и счастливым. У меня были любящие родители, любимая девушка, достаток и большие планы на будущее. Разум отказывался верить, что всего этого только что не стало.

– Мне очень жаль, парень!

Да, возможно, стражнику и впрямь было жаль, ведь только что на его глазах вполне здоровый человек превратился в мертвеца. От печати смерти не существует противодействий. Заклятие нельзя ни снять, ни уничтожить. Чтобы купить его у темного мага, требуется целое состояние. Так убивают королей. Я горько усмехнулся про себя – простой ювелир удостоился королевских почестей!

– Идем с нами. – Стражник тронул меня за не отмеченное печатью плечо. – Может, в магистрате что посоветуют?

«Что здесь можно посоветовать?» – мысленно буркнул я, сделал шаг и покачнулся. Нет-нет, не было никакой слабости, просто подвернулась нога. Или не просто? Может, тонкие нити, соединяющие душу с телом, уже начали потихоньку расходиться?

Старшина заботливо поддержал меня за локоть:

– Идти-то можешь или?..

Иногда печать смерти действует мгновенно, иногда агония может затянуться на несколько дней или даже лет, все зависит от искусства создавшего ее мага и, конечно, интересов заказчика.

У стены заперхал сухим истеричным смехом пойманный мною вор.

– Может, может, – прокаркал он. – Ты, красавчик, не надейся, что тебе досталась легкая смерть. Успеешь еще помучиться!

Один из стражников двинул тупым концом копья ему в спину:

– Заткнись!

Вор, коротко вякнув, замолк.

– Тащите его в магистрат, – велел старшина своим спутникам. Те опасливо переминались с ноги на ногу. – Да не топчитесь, как трусливые бабы. Если бы у него еще что-нибудь было с собой, уже давно бы воспользовался!

Стражники наконец ухватили пленника за локти и торопливо поволокли к выходу из проулка.

– Пойдем, – снова позвал меня старшина. Я покорно побрел следом, по дороге продолжая прислушиваться к себе, но того отчаяния, которое должен был бы испытывать от случившегося, все еще не ощущал. Вспомнил вдруг, как однажды на городском турнире видел бойца, которого оглушили ударом дубины по затылку. Треск был страшный, палка переломилась. По всем канонам боец должен был рухнуть как подкошенный. Но он еще постоял, удивленно озираясь, потом повернулся, подошел к деревянному ограждению, потрогал голову и только после свалился на землю. Так и я: получил смертельный удар, но все еще продолжал жить, двигаться. Наконец в районе живота ощутил невнятную тяжесть. Но не ту, что возникает после обильного жирного обеда. Этот ком сформировался в верхней части солнечного сплетения – сгусток досады, тревоги и растерянности заворочался, перебирая «кошачьими лапками»: дерг, дерг, то один коготок, то другой сматывал в клубок струны-нервы.

В магистрате, куда я приплелся вслед за задержанным, реакция на мое клеймо была уже знакомая.

– Нам очень жаль, парень. – Капитан, принявший нас первым, а следом и начальник городской стражи старательно отводили глаза. (Очень похоже на то, как разговаривают с неизлечимо больным.) – Нам правда жаль!

Конечно, что тут еще скажешь?

– Вот, возьми, магистр назначил награду за поимку вора. – Начальник стражи протянул мне объемистый кожаный мешочек. «Зачем мертвецу деньги?» Все так же механически я принял кошель, даже, кажется, поблагодарил хмурого седого вояку, отвечавшего за порядок в городе. – Ты как, парень? Домой пойдешь? Так я велю, чтобы тебя проводили…

– Не стоит! – Я вышел из оцепенения. Огляделся, словно впервые увидев стрельчатые окна с цветными стеклами, ловившие отблески садящегося солнца; здоровенный стол на фигурных ножках, серебряный чернильный прибор на нем. За столом, поднявшись с не менее монументального стула, стоял седовласый мужчина, приземистый и крепкий, в шерстяном подлатнике, поверх которого была надета стальная броня. Насечка на нагруднике изображала городской герб – воинственно склонившего голову единорога. – Я… нездешний. – Представилось вдруг, как вхожу в дом в сопровождении стражников. Лицо отца – сначала удивленное, потом испуганное, потом… Не хочу знать, какими будут лица родителей, узнавших о моей смерти! Даже хуже, чем смерти.

– Как хоть зовут тебя?

– Михал, – брякнул я первое пришедшее в голову имя. И тут же на всякий случай добавил: – Я сирота, – и, не попрощавшись пошел к двери. Никто меня не удерживал.

Полутемный коридор загибался под прямым углом, потом выводил в холл. У двери с внутренней стороны дежурил одинокий стражник. Света и здесь было недостаточно, но мне показалось, что он бросил на меня жалостливый взгляд. Нет, так не годится! Меня хоронили даже раньше, чем я сам успел осознать неизбежность гибели. Я круто повернул, не дойдя до выхода, едва не бегом вернулся в кабинет начальника стражи. Пусть проклятие печати считается нестираемым, что-то наверняка можно предпринять. Всегда существует выход, и если он есть, владелец печати должен его знать!

Старый воин и его подчиненные, казалось, так и не двигались со своих мест после моего ухода.

– Мне нужно встретиться с магистром Траском, – заявил я, зачем-то хватаясь за прицепленный к поясу кинжал. Словно он мог придать мне твердости. Я был готов к отказу, возражениям, долгим препирательствам. Подумал и о том, что придется в конце концов назвать свое настоящее имя, но главный стражник лишь коротко кивнул.

– Хорошо. Данбар, – обратился он к капитану, и тот выжидающе посмотрел на начальника, – возьмите его с собой в Серый замок. Думаю, его магичество должен разделить ответственность.

Капитан Данбар хмуро кивнул. В Каннингарде колдовство не слишком популярно. Стражник, как и большинство военных, недолюбливал магистра. В другое время и я бы ни за что не отправился в мрачный замок рядом с фортом. От колдовства и колдунов следует держаться как можно дальше, чтобы с вами не случилось каких-нибудь гадостей. Однако со мной уже все случилось, так что терять нечего.

Снова меня сопровождала пара охранников, возглавляемых капитаном. Во дворе к нам подвели четырех лошадей.

– Верхом ездишь?

Я кивнул, поднимаясь в седло предложенной лошади. Раньше подобный вопрос задел бы мою гордость. Я в дворяне не лезу, но и на деревенского увальня, привыкшего к телеге, не похож. Однако сейчас и в голову не пришло оскорбиться. Какими же мелкими и незначительными показались, в сравнении с постигшим меня несчастьем, прежние обиды и неприятности. Если бы можно было повернуть время вспять!

К форту, а значит, и к Серому замку вела та самая Дворцовая улица, на которой я всего какой-то час назад мечтал открыть свою мастерскую. Проезжая мимо отеля, окинул взглядом мелкий оконный переплет, привычно отмечая обвалившуюся кое-где по углам штукатурку. «Летом надо бы подновить фасад, да заодно и перекрасить, Хильде не нравится нынешний темно-зеленый цвет…» Хильда осталась стоять на Старой площади, вернуться к ней невозможно так же, как в прошлую жизнь. Я запретил себе думать о том, что случится, если колдун не сумеет избавить меня от заклятия. Полное сил молодое тело отказывалось верить в скорую смерть.

Городские особняки богатейших дворян из свиты герцога часто носили названия «замков», хотя большинство на них даже не походило. Но этот и в самом деле был достоин своего наименования. Он был окружен солидной стеной. Капитан спешился, сделав нам знак оставаться в седлах, подошел к металлическим воротам, протянул руку к массивному кольцу, продетому в ноздри бронзового льва. Глаза зверя неожиданно открылись.

– Подумай еще раз, путник, – прорычал лев, – достаточно ли важное у тебя дело, чтобы беспокоить моего хозяина?

– Я посланник герцога, явился к магистру со срочным сообщением. – Капитан продемонстрировал дверной ручке только что извлеченный из-за пазухи свиток с красной сургучной печатью на конце шнурка. Видимо, я пропустил момент его вручения. Бронзовая зверюга закрутила носом, будто принюхиваясь к сургучу, потом внутри нее что-то лязгнуло, массивные створки ворот сами собой начали расходиться.

– Ненавижу волшебную тварь, – пробурчал, возвращаясь в седло, Данбар. – Всякий раз чувствую себя полным идиотом, общаясь с дверной ручкой!

Вчетвером мы въехали в выложенный крупными плитами двор. Внутри, как и снаружи, не было видно ни одной живой души. На этот раз спешились все. Капитан, явно бывавший здесь раньше, провел своего коня к аккуратной коновязи с навесом от дождя. Мы последовали его примеру. Стоило подойти к крыльцу, и ведущая в мрачную громадину дверь распахнулась как по заказу. За ней оказалась молоденькая горничная в сером, как камни замка, платье и свежем переднике. Она сделала книксен и посторонилась, пропуская нас в слабо освещенный холл. Здесь оказалось на удивление мало места. Справа поднималась крутыми ступенями узкая витая лестница, дверь под ней, скорее всего, вела на служебную половину дома. Соседняя стена казалась глухой. Впрочем, вся она была затянута карскими шпалерами – за такими можно укрыть не один тайный ход. Девушка первой начала подниматься по ступеням, за ней гуськом двинулись мы. На втором этаже в коридор, повторяющий очертаниями нижний холл, выходили уже две двери. Колдун ждал нас за одной из них. Гобелены и здесь свисали со всех сторон, наводя на мысли, что кабинет, куда мы попали, был лишь отсеком в разгороженном тяжелыми занавесями зале. Уютно пылал камин, сполохи и тени скользили по бронзовым барельефам, украшавшим круглый вытяжной колпак. В кресле у огня сутулился худощавый старик. Никогда прежде мне не доводилось видеть главного герцогского мага. Поговаривали, что ему не больше тридцати пяти (отец помнил, как полтора десятка лет назад совсем юный Траск пришел наниматься к герцогу), но сейчас он выглядел на все девяносто. Маг не встал навстречу, лишь сделал знак кистью.

– Пусть ваши люди подождут у двери, – тусклым голосом уставшего от жизни человека произнес он. – Незачем вчетвером следить по ковру грязными сапогами.

Я и два стражника замерли на узкой полосе каменного пола у входа. Данбар снова извлек свиток с герцогской печатью и подошел к креслу. Сухой морщинистой рукой колдун принял послание, медленно развернул и, сильно приблизив к глазам, принялся читать. Я терпеливо ждал, когда очередь дойдет и до меня.

– Значит, его заперли в Роковой башне?[4]4
  Роковая башня – одна из башен Каннингардского замка, использующаяся как тюрьма для особо опасных преступников. Обычных воришек или злостных должников содержали в подвалах Судебной Палаты.


[Закрыть] – спросил старик, закончив чтение.

– Да, – ответил капитан и что-то негромко начал говорить. По отдельным долетавшим до нас фразам можно было понять, что он рассказывает историю поимки вора, а значит, и мою историю. Подтверждая предположения, Данбар коротко махнул головой в сторону порога, колдун внимательно оглядел всю нашу троицу.

– И чего вы хотите от меня? – не понижая голоса, спросил он.

– Этот человек помог поймать ограбившего вас подонка и жестоко поплатился за свой добрый поступок. Думаю, он заслуживает немного вашего внимания! – Капитан тоже перестал шептать.

– Я не могу освободить его от печати смерти. Никто не может. К тому же не я «наградил» его проклятием, поэтому не испытываю никаких угрызений по этому поводу.

– Герцогу вряд ли понравится ваш ответ, – с трудом сдерживая гнев, заметил стражник. (Его Светлость разделял неприязнь своих подданных к чародеям, хотя и признавал необходимость магии.)

– Хорошо. Подойдите сюда, молодой человек. – Колдун поднялся. Я прошел по дорогому ковру, закатывая левый рукав. Траск обхватил мое плечо своей птичьей лапкой, поворачивая руку к свету очага. Потом блекло-голубые, со светлыми старческими кругами на радужной оболочке глаза внимательно изучили мое лицо. Я не раз встречал старцев с ярким, по юношески живым взглядом; у этого же молодыми были только зубы – белые, идеально ровные.

– Как я уже говорил, молодой человек, ничем не могу помочь. Очень жаль.

– Это я уже слышал, – тихо заметил я.

– А никто и не скажет вам ничего другого. Магия здесь бессильна. Печать станет прожигать ваши внутренности, пока не достигнет сердца, после чего наступит неизбежный конец. – В голосе мага не было ни капли сочувствия.

– Когда? – стараясь говорить и выглядеть спокойно, спросил я.

– Когда это случится? Сложно сказать. – Траск снова пощупал мышцы на моей руке. – Печать явно предназначалась человеку другого роста и массы. Если бы она оказалась у вас на груди, я бы сказал – дня два-четыре. А так, очень многое зависит от особенностей вашего организма. Скажем, не меньше месяца и не больше года. Точнее определить не берусь.

Маг отпустил мое плечо и вернулся в кресло. Я оправил рукав, собираясь с силами и мыслями.

– Как это будет? – Не хотелось задавать вопрос в присутствии посторонних, но я должен был знать, что меня ожидает. – Что я почувствую?

– Кинжальные боли, удушье, возможно, судороги, – чуть пожал плечами магистр, – у всех по-разному. Вам лучше отправиться домой и заняться приведением в порядок дел, попрощаться с родственниками.

– У него нет родственников, – угрюмо буркнул Данбар.

– Неужели? – Взгляд мага вдруг приобрел заинтересованность. – Если так, вы можете остаться у меня. От проклятия я вас не избавлю, но смогу облегчить страдания. В доме есть гостевая комната.

Столь резкая смена тона показалась мне подозрительной. Да и капитан, стоявший за плечом колдуна, недовольно заиграл желваками, а увидев, что я смотрю на него, чуть заметно качнул головой.

– Я подумаю, – уклончиво ответил я. Предложение магистра заслуживало размышлений.

– Что ж, если надумаете – приходите. – Траск, казалось, снова утратил ко мне всякий интерес. – Прощайте, господа, – произнес он, давая понять, что визит окончен.

Так же гуськом мы спустились по лестнице и вышли во двор замка.

– Ты где остановился? – поравнявшись со мной, спросил Данбар. Я неопределенно махнул рукой, потом сообразил, что капитану, видимо, приказано сопроводить меня до моего временного жилища.

– Я хочу прогуляться пешком, – передавая поводья своей лошади одному из стражников, сообщил я.

– Как знаешь.

Мне показалось, все трое облегченно вздохнули; отметившая меня печать проклятия словно бы бросала и на окружающих свой зловещий отблеск.

– Ты вот что, парень, – прежде чем отвязать коня, Данбар отвел меня в сторонку, – дело, конечно, твое, только я бы к колдуну не ходил. Ты, раз приезжий, верно, не слышал, но у нас в городе магистра Траска прозвали «кошкодером». Уличные мальчишки таскают ему бродячих кошек десятками. Можешь мне поверить, не для того, чтобы мышей ловить.

– А для чего? – вяло поинтересовался я. Судьба животных меня сейчас меньше всего беспокоила, но я и вправду слышал это прозвище магистра.

– Он на них свои зелья испытывает, – совсем тихо сообщил капитан. – На них, на бродячих собаках и на… – Стражник осекся, еще больше нахмурился. – Короче, думаю, он хочет понаблюдать за тобой, как за теми кошками. – Помолчав немного, он без явной связи с предыдущими словами сообщил: – Здесь в Портовом районе есть Веселые кварталы, ну знаешь: девушки и вина на любой вкус. Если уж помирать, так хоть поразвлечься напоследок! Деньги у тебя есть.

Ничего больше не добавив, Данбар поднялся в седло и направил своего жеребца к воротам. Я прибавил шагу и вслед за всадниками проскочил в распахнувшиеся створки.

Оказавшись снаружи, капитан кивнул на прощание и пришпорил коня. Его спутники поспешили следом. Проводив взглядом кавалькаду, я побрел вдоль замковой стены.

Все, вот теперь точно все! Можно было с самого начала не обманывать себя: печать смерти – это приговор, который уже приведен в исполнение. Но как прикажете жить оставшийся год, или полгода, или сколько там мне отмерили боги? Снова представилось, как я возвращаюсь домой и сообщаю дурные новости. Мать тут же начнет причитать и плакать. А отец… Отец, конечно, сдержится, даже постарается ободрить, но, в отличие от матери, он-то точно не переживет удара. Я его единственный сын, поздний, долгожданный ребенок. Надежда на продолжение рода и дела. Может, известие о том, что меня сбила на улице чья-то карета или пырнул ножом грабитель, он бы еще перенес. Но месяцы наблюдать агонию? Нет, этого сердце мастера Ардеса не выдержит. Перед мысленным взором нарисовалось лицо отца, с затаенным в глазах и складках у рта страданием. Проще самому наложить на себя руки, чем увидеть такое! Утаить от родителей свое приобретение? По городу наверняка уже поползли слухи о сегодняшнем происшествии. Конечно, я назвался чужим именем, но Хильда умная девушка, стоит ей услышать о воре, заклеймившем неизвестного доброхота, участвовавшего в его поимке, и она обо всем догадается. Да и я смогу ли как ни в чем не бывало есть, пить, отвечать на расспросы, зная, что печать неумолимо пролагает дорогу в моем теле? Не уверен, что наделен достаточной стойкостью. Я слышал о тех, кто с достоинством принимал известие о неизлечимой болезни и нес свое бремя без жалоб и упреков, да еще находил слова утешения для родных. Интересно, было им от этого легче? Сам я столкнулся с другим примером. Несколько лет назад двоюродный брат матери – цветущий тридцатилетний мужчина – подцепил грудную лихорадку. Мы ездили проведать больного в деревню, где их семья владела двумя обширными выгонами. За те полгода, пока хворь доедала его легкие, он из жизнерадостного, любимого всеми здоровяка превратился в мрачного, обиженного на мир брюзгу. Конечно, болезнь все извиняет, но в глазах его жены уже позже, на похоронах, кроме скорби читалось еще и стыдливое облегчение. Я никого не осуждаю, просто боюсь превратиться в капризного эгоиста, на пороге собственной кончины изводящего нытьем родных. Нет, домой мне возвращаться нельзя!

Я дошел до угла и свернул на узкую улочку, петлявшую между фортом и стеной замка. Здесь было безлюдно. Когда направлялся в магистратуру, солнце стояло еще высоко, но за время моих разъездов успел спуститься вечер, горизонт затянуло сизыми тучами, ветер посвежел. Ноги мерзли в сапогах, промокших за время прогулки по раскисшему на ярмарочной площади снегу. А еще говорят, что молодым умирать не страшно. Не страшно, если подспудно веришь, что с тобой ничего подобного произойти не может. Нет, конечно, произойдет когда-то, но не сейчас! Мне случалось попадать в опасные ситуации. Пару раз в академии благородные ублюдки, полагавшие, что облагодетельствовали весь свет своим появлением, подкарауливали меня в темных карских проулках. Им казалось оскорбительным, что «выскочка ремесленник» не признает их превосходства над собой. Когда дело доходило до драки, дворянские детки всерьез махали клинками, в полной уверенности, что убийство простолюдина сойдет им с рук. Я не боялся поганцев, ведь и у меня имелся меч. Тогда мысль о смертельном исходе поединка просто не приходила в голову. Страшно знать, что скоро умрешь, страшно ожидать смерти, страшно… боги, как же это, оказывается, страшно!

Впереди вырос широкий каменный бордюр, окаймлявший обрыв. Почти отвесный склон был практически лишен растительности. Лишь выцветшие пучки прошлогодней травы ютились на крохотных выступах-карнизах. Полоса прибоя очерчивала далекое подножие, неприветливо шумело внизу подернутое мелкой рябью чугунно-серое море. Набережная была пуста, насколько хватало глаз. Подумалось: что, если подняться на ограждение и прыгнуть? Но это был дамский способ сведения счетов с жизнью. Куда достойнее мужчины броситься на острие собственного меча.

С собой был только кинжал. Взвесил на ладони легкую игрушку. Меня ожидает долгая мучительная агония, почему бы не покончить все разом? Но рука упорно не хотела разворачивать клинок острием к груди. Трудно лишить себя жизни, даже если жить осталось не больше года. «Может, еще не все потеряно?» – убогие, малодушные мыслишки, призванные оправдать собственную трусость. Сунул кинжал в ножны, повернулся спиной к форту и побрел по набережной, обходя портовые районы. Я не знал, куда иду, но следовало найти гостиницу на ночь. Хорошо, хоть деньги у меня теперь имелись. С неба посыпал мелкий колючий дождик, вскоре к промокшим сапогам должен был прибавиться и кафтан. Я ускорил шаг. Глупо, наверное, но не хочется подыхать еще и от грудной лихорадки, с меня и магического проклятия хватит.

Как специально, первой на глаза мне попалась вывеска борделя. Заведение называлось гостиницей, но подвешенная к вывеске красная женская подвязка ясно говорила об истинном занятии здешних обитательниц. Уже совсем собравшись пройти мимо, остановился. Я не ханжа, но всегда сторонился подобных заведений. Как-то стыдно, что ли, было покупать любовь. В Карсе женщины не обходили меня вниманием, думаю, правда, их интерес к моей особе тоже был не вовсе бескорыстным. Отец щедро снабжал меня деньгами, так что я мог позволить себе изящные ухаживания. Да и после возвращения домой мало что изменилось, в нашем квартале хватало покладистых девчонок, ну а потом я познакомился с Хильдой. Вернее, я давно знал дочь банкира Бруста, только прежде она была вредной плаксивой пигалицей, а встретившись мне год назад, оказалась очаровательной стройной девушкой. Красота ее не была классической: довольно длинное лицо, нос с едва заметной горбинкой, небольшие карие глаза. Но все это так чудесно сочеталось, что первое время я с трудом мог отвести взгляд и подолгу пялился на нее самым неприличным образом. Пока однажды Хильда не заметила шутливым тоном: «Если вы и дальше будете так поедать меня глазами, господин Раэн Ардес, я решу, что вы влюбились, и потребую жениться». Я согласился не раздумывая. Но теперь свадьбе не бывать. Так почему не воспользоваться советом капитана и не получить напоследок от жизни все, что можно? Пресытиться любовью, пусть продажной, прежде чем отправиться в холодную Бездну!

По правде сказать, даже сейчас заходить в бордель не хотелось. Но я напомнил себе, что не успел «как следует пожить», а значит, надо срочно наверстывать упущенное. С этими мыслями шагнул к окрашенной чередующимися красно-зелеными полосами (тоже знак ремесла, которым здесь занимались) двери.

«Гостиница» была двухэтажной. Над каменным первым этажом высилась деревянная надстройка. Я толкнул добротную дверь. Внутри помещение напоминало контору какого-нибудь стряпчего, солидного стряпчего. Дубовый барьер делил холл-приемную на две неравные части: перед ним нашлось место для деревянной скамьи и одного мягкого кресла. За барьером на невидимом от двери табурете сидел юноша, одетый под стать обстановке – аккуратно и неброско. При моем появлении он вскочил с места и склонился над барьером:

– Добрый вечер. Господин желает провести у нас ночь?

Я не без интереса окинул приемную взглядом, как-то иначе представлялась мне обитель продажной любви.

– Мм… Да, – ответил без уверенности.

– Рады услужить. – Юноше на вид было от силы лет восемнадцать. Соломенного цвета волосы, курносый нос, открытый мальчишеский взгляд голубых глаз. На владельца увеселительного заведения он никак не тянул, даже на помощника. Наверное, кто-то из взрослых попросил парня временно посидеть за стойкой.

– Имеете какие-либо особые предпочтения? – деловито осведомился между тем мой визави.

– Хм… – снова оказался я в затруднении.

– Понятно, вы еще не определились и желаете осмотреться. – Лицо юноши озарила искренняя улыбка. (Нет, ну невозможно, чтобы он был служителем борделя!) – Думаю лучше всего вам пройти в гостевой зал и познакомиться с девушками. – Парень махнул рукой куда-то за стойку. Стена за его спиной была задрапирована кремовой занавеской с тяжелыми кистями, ткань приподнята подбором с одной стороны. «Видимо, за шторой скрывается дверь», – догадался я. Топтаться и дальше на пороге было неловко, и я шагнул к деревянной перегородке.

– Простите мой вопрос, – уже распахивая дверцу в барьере, тактично осведомился ясноглазый паренек, – господин знает наши расценки?

Я резко затормозил. Действительно, прежде чем соваться в незнакомое место, следовало хотя бы поинтересоваться оплатой.

Юноша словно не заметил моего замешательства, как положено хорошему клерку, и четко произнес:

– Двести ахелей за ночь и дополнительная плата, если вам захочется чего-нибудь особенного. – Цена была впечатляющей; впрочем, по одному виду приемной и служащего можно было понять, что я попал отнюдь не в дешевый притон. Потянулся за кошельком. На ощупь внутри было монет десять, не серебром, как я наделся. Прежде мне не пришло в голову спрашивать про награду, а теперь пересчитывать деньги вроде бы было неудобно. – Не сейчас. – Снова обезоруживающая мальчишеская улыбка. Парень словно подслушал мои мысли. – Заплатите, когда будете уходить.

За занавеской действительно оказались двери. Короткий коридор, скорее тамбур, и взгляду открылся совсем другой зал. Здешняя обстановка как нельзя более полно соответствовала всему тому, что рассказывают о подобных заведениях. Стены сплошь обтянуты красным атласом, на них – зеркала в позолоченных рамах, потолок расписан картинами на фривольные темы. Гигантская люстра и канделябры оплывали десятками свечей, и все же в зале царил особый полумрак. Располагающий, я бы сказал… Вдоль стен тут и там были расставлены обитые в тон общей обстановке кушетки, перемежающиеся низкими столиками с напитками и фруктами. Маленькие альковы в углах отделены от зала полупрозрачной кисеей, а за ней, а также и на диванах… Я поспешно отвел взгляд от резвившихся прямо в комнате парочек. Жутко захотелось развернуться и выбежать на улицу или хотя бы в только что покинутый холл.

– Располагайтесь, – вкрадчиво раздалось над ухом. Вздрогнув, я сделал шаг в глубину зала.

Первая же подошедшая девушка получила мое согласие проводить ее в отдельную комнату – зрелище бесстыдно обнимающихся на виду друг у друга посетителей оказалось для меня слишком шокирующим. Только на втором этаже, в маленькой, но так же шикарно отделанной спальне я сумел разглядеть свою ночную подружку. Как я и ожидал (уровень заведения давал к тому основания), девушка была очень привлекательна, и наряд отнюдь не скрывал, а лишь подчеркивал ее прелести.

– Меня зовут Френи, – улыбаясь сочно накрашенными губами, сообщила она. – А у вас красивые глаза, господин, синие. При темных волосах – это редкость. Говорят, такое сочетание сулит счастье.