Текст книги "Операция «Пилот»"

– Соскочить хочешь? – ласково спросил Игорь. – Это ты брось. У нас на тебя планы.

Он задался вопросом: насколько лояльным к его сегодняшнему решению насчет араба будет Тарасов и какие контрактные обязательства нарушит Кабир, если сейчас уедет с полигона без предупреждения, если то, что осталось от этого места, можно назвать полигоном? И кто из его коллег вообще в здравом уме останется тут?

И все-таки на свой страх и риск решил было не звонить, не нервировать начальство раньше времени. Однако Тарасов потревожил его сам в ту же минуту, как только он принял такое крамольное решение.

– Фу ты! – выдохнул он в трубку, едва услышав голос Игоря. – Что же ты… – Дальше прозвучал ряд некорректных, но очень эмоциональных высказываний в адрес Игоря, а заодно и доктора. – Ни одна сволочь не соизволила позвонить… – Это было самое приличное из сказанного им. – Ваши телефоны все время недоступны. Мы вас тут уже похоронили.

– Едем домой, – сообщил Игорь, когда удалось вклиниться в яркий монолог полковника. Он сделал акцент на множественном числе слова «едем». Тарасов, опытный волк, сразу учуял, чем пахнет.

– Он с вами?

– Слава Аллаху, – ответил разведчик и добавил осторожно: – И как вы к этому отнесетесь?

Долгая пауза в трубке. Тарасов прикидывал варианты.

– А как контракт? – Его мысли шли в том же направлении, что и у подчиненного. – Не будут его разыскивать по всей Украине?

– Они все разбежались. Сомневаюсь, что кто-то станет их ловить и заставлять продолжать. Некоторые драпали так быстро, что уже, наверное, переходят польскую границу. Но я провентилирую с ним этот вопрос. Куда его?

– Вези на Каблукова. Надеюсь, ты сможешь обосновать целесообразность работы с ним.

Так они между собой по привычке называли конспиративную квартиру ГУР, располагавшуюся в одной из пятиэтажек Киева. Улицу переименовали в честь Виталия Скакуна – героя нынешней войны, матроса морской пехоты, взорвавшего мост в Геническе, чтобы остановить наступление русских 24 февраля. А имя советского физикохимика Ивана Алексеевича Каблукова, родившегося в середине девятнадцатого века, не пришлось к украинскому двору.

Херсон русские все равно взяли, так что Скакун напрасно взрывал мост. Однако получил посмертно орден Золотой Звезды.

Сейчас нужны герои. Их уже бросили в топку, чтобы бронепоезд, ощерившийся «Хаймарсами», двигался вперед и чтобы пламя от сгоревших увидели все, кого только прочат на роль топлива. Игорю не нравились скороспелые герои, потому что за созданием героических легенд стояли изломанные судьбы и страшный конец для молодых, многие из которых не понимали толком, за кого сражаются. Те, за кого они фактически сражаются, умотали на Запад при первой возможности или умотают, когда все будет кончено. Причем их дети и жены уже там.

Игорю многое не нравилось. Хотя бы то, что он не может отправить своих близких в безопасное место. Но он помалкивал, как и Руслан, как и Тарасов и многие другие. Однако и при них Игорь никогда не стал бы рассуждать на эти темы.

В Геническе когда-то жила его бабка Нина по отцовской линии, переехавшая на Украину с родителями, братьями и сестрами из Сибири, куда они бежали от раскулачивания из Тулы, откуда были родом. Брат бабушки, дядя Ваня, работал в милиции, охранял в том числе и строительство Днепрогэса. Возводили гидроэлектростанцию рабочие со всего Советского Союза.

Пережили голод, бабушка и другой ее брат, Петр, едва не умерли от брюшного тифа. А затем разъехались, кто куда. Четыре сестры оказались в Москве, Петр стал директором школы в Вознесенске, что под Одессой. Еще одна сестра и дядя Ваня – осели в Запорожье и Мелитополе. Сейчас уж никого из них нет в живых. «К счастью, – думал Игорь. – Как бы они отнеслись ко всему, что происходит?»

Так что отец Игоря родился в Москве, служил в Новосибирске, но волею судьбы и Генштаба Министерства обороны СССР попал на Украину и тем самым предрешил судьбу самого Игоря…

Доктор всю дорогу спал, Кабир возился, пристраиваясь так, чтобы не задевать дренажные трубки, курил и тихо ругался по-арабски, а может, разговаривал сам с собой, но звучало это совершенно как ругательства. Он принял как должное, что его вывозят из опасной зоны. «С высоким самомнением типчик, – подумал Игорь, покосившись на дымившуюся сигарету в тонких длинных пальцах араба, артистичных и цепких. – Наверное, только так и надо, чтобы выжить».

Когда еще стояли на обочине около разбомбленного полигона и дым, приносимый оттуда легким весенним ветерком, ел глаза, Кабир заверил, что его никто преследовать за нарушение контракта не станет.

– Это проблемы моего командира из ДАИШ, – пояснил он. – У него были договоренности с МИ6 через людей в «Белых касках», чтобы меня послать сюда. Вашим нужны спецы. – Он указал пальцем себе за спину, на полигон. – Англичане для них рекрутировали. Таких, как я, вольных стрелков, не так уж много. В основном кадровые офицеры, которые приезжают сюда под видом наемников. Ты же и сам это прекрасно знаешь. Ничего я не подписывал, ехал почти что на добровольной основе.

– А оплата? Ты же не альтруист, насколько я успел тебя понять, – заинтересовался Игорь, запирая машину Кабира и собираясь оставить ее здесь, на обочине. Потом коллеги из местного Управления заберут.

– На карточку капает. В Швейцарии, – улыбнулся араб. – И я, кстати, не буду против, если ваше ведомство тоже будет перечислять деньги на этот же счет.

– Пока не за что, – сухо откликнулся Игорь.

Теперь, сидя за рулем, глядя то на дорогу, то на пяточку Богоматери под зеркалом заднего вида, Игорь размышлял, с кем же он все-таки имеет дело. Что-то сомнения его одолели, может ли пусть и не совсем рядовой игиловец иметь такие связи с МИ6, с «Белыми касками», обладать счетом в швейцарском банке?

Все сильнее хотелось разобраться, что же он получил в камуфлированной обертке, практически как подарочек на 23 февраля? Хотя теперь День защитника на Украине 14 октября, а 6 декабря – день ВСУ благодаря Пете Порошенко.

Было опасение, что радость при развертывании «подарка» обернется как минимум удивлением, а в худшем случае Игорь сперва увидит проводки, часовой механизм, а затем существ в белых одеяниях, с пышными крыльями за спиной, хотя, вероятнее, черных существ с копытами и рогами – по делам своим. Как бы не подорваться с этим Кабиром Салимом.

Игорь решил вытянуть из араба максимум информации по игиловской сети в России – контакты, установочные данные, каналы связи с ними, рекомендации, чтобы люди Кабира доверяли агентам ГУР, и сбыть его с рук, «поддавшись» уговорам Тарасова сосредоточиться на летчиках.

…Добрались до Киева поздней ночью. Доктора Игорь высадил у его дома. А сам направился к конспиративной квартире. Проехал по пустынной в такой час улице Каблукова мимо спящих пятиэтажек, череды деревьев с побеленными стволами и въехал в нужный двор.

– Переночуешь здесь. Дальше решим с начальством, куда тебя перебазировать. Не высовывайся.

Сонный Кабир молча кивал и кутался в куртку, его познабливало. Он явно слушал инструкции вполуха, потому что и так все знал, да и мечтал лишь об одном – отлежаться. Игорь снабдил его пакетом с продуктами, купленными по дороге в круглосуточном, там же, в магазине, получил от Руслана ключи от квартиры, которые тот привез по указанию Тарасова. Высадил Кабира и поехал домой кормить кота, страдающего от одиночества.

На следующий день узнал, что большинство наемников, которые чудом уцелели после российской бомбежки, взяли ноги в руки и умотали из страны. Их никто не останавливал. Никаких последствий для их карьеры наемника не наступило.

Часть вторая

Весна 2022 года, г. Москва

Полковник юстиции Олег Ермилов поливал заросли алоэ в своем кабинете на Лубянке. Это действо его умиротворяло, особенно если в кабинете появлялся дерзкий майор Вася Егоров вместе с назойливым запахом оружейной смазки и провинциального одеколона, к которому пристрастился в Ижевске.

Олег сам выпросил у начальства перевод Егорова сюда, в Центральный аппарат ФСБ в ДВКР[11]11
  ДВКР – Департамент военной контрразведки ФСБ России.


[Закрыть]. Вокруг майора всегда стояла воображаемая Олегом пыль – Василий Стефанович постоянно бил копытом от неуемной энергии. Последнее время он одолевал Ермилова, порываясь умчаться на Украину. Генерировал идеи по захвату шпионов, пытающихся похитить военные секреты уже на территориях ДНР и ЛНР.

По мере сил Олег усмирял его, убеждая, что им и тут работы хватает. Сажал Егорова за бумажки, но тот упорствовал и искал приключения на свою голову. Напоминал скуластый, блондинистый Вася древнерусского богатыря. Иногда Олегу хотелось выглянуть в коридор, когда приходил майор, не переминается ли на ковровой дорожке оставленный за дверью богатырский гривастый конь в ожидании хозяина…

Ермилов в начале своей карьеры в ФСБ успел поработать под началом полковника Сорокина, возглавлявшего английский отдел в начале двухтысячных. Затем возникла необходимость перевода Ермилова в Департамент военной контрразведки. Нестандартное решение, если учесть, что в Департаменте работают только военные, а Ермилов юрист по профессии. И тем не менее уже несколько лет полковник Ермилов руководил отделом в ДВКР. Вряд ли у него имелась перспектива получить повышение (возраст уже солидный), но он и не рвался, довольствуясь достигнутым.

Склонный к вечному самокопательству, Ермилов переходил от одной крайности к другой. То он считал, что незаслуженно недооценен, то наоборот – начинал мучиться, что столь же незаслуженно чрезмерно преуспел в карабканье по карьерной лестнице.

А сейчас, когда началась спецоперация на Украине, пришлось забыть обо всех терзаниях. Работы непочатый край. Никаких отпусков – суточные дежурства, чередующиеся таким же суточным отдыхом дома. Ермилов проводил отгулы в дреме, готовке еды и уроков с младшей дочерью Наташкой. Домашние занятия прерывались звонками с работы. Выдергивали даже с выходных.

Несколько раз он выезжал в командировки на Донбасс, к вящему неудовольствию Люськи. Жена даже не могла работать в эти дни в адвокатской конторе и перепоручала дела своему ассистенту. «Молодому на побегушках», как она его называла, и к которому Олег слегка ревновал. Сидя дома, она изводила себя богатым воображением, предполагая самое худшее, что может случиться с ее уже немолодым драгоценным Ермиловым.

За годы совместной жизни, начавшейся еще с юридического института, она привыкла, что Олег, спокойный, рефлексирующий «тютя», как Люська метко его охарактеризовала, тем не менее может запросто сунуться в командировку в горячую точку, коих хватало в девяностые на постсоветском пространстве, потому что, кроме него, некому. Может поддаться искушению своего друга – коварного полковника Петра Горюнова из УБТ[12]12
  УБТ – Управление по борьбе с терроризмом ФСБ России.


[Закрыть], который, находясь вместе с ним в командировке на Кавказе, подбил его без предварительной разведки сунуться в квартиру к боевику, открывшему стрельбу через дверь. Ермилов тогда получил ранение, к счастью, только по касательной, в руку. А также может в Сирии, опять же с подачи вездесущего Горюнова, прокатиться практически по тылам игиловцев, чтобы добраться до сирийских курдов и, попав по дороге в переплет с перестрелкой, очутиться в госпитале с контузией, вывихнутым плечом и небольшим осколком под лопаткой. И все это тихий, скромный юрист, нафантазировавший себе, что он жаждет участвовать в острых контрразведывательных операциях. Причем не просто нафантазировавший, а воплотивший в жизнь замысел, мнившийся всем нереальным.

Так что он недалеко ушел от своего подчиненного Егорова, бредившего о лихих буднях военной контрразведки. Кое-что Василию удавалось провернуть: только недавно благодаря его бдительности и упертости взяли предателя, давно окопавшегося в одном НИИ Минобороны и работавшего на англичан.

Все чаще вокруг российских военных секретов клубился лондонский туман, хотя хватало охотников и из других спецслужб. И все же англичане в последнее время переплюнули всех. «Химичили» в прямом и переносном смысле.

Сегодня Ермилов сам вызвал к себе Егорова, но все равно взялся за лейку и ринулся поливать алоэ, рискуя перелить невлаголюбивое растение. От окна полковник сказал ядовито:

– Ты, Василий, как Архимед. Dos moipu sto, kai tan gan kinaso[13]13
  Дайте мне точку опоры, и я переверну мир (лат.).


[Закрыть].

– Не знаю, шеф, о чем вы, но чувствую, что-то мудрое изрекли, – подхалимски сказал Егоров, скосив голубые глаза на письменный стол полковника. Верная примета, если стол пуст, то Ермилов готовится начать разрабатывать что-нибудь новенькое. Он всегда расчищает плацдарм, чтобы освободить окружающее пространство, не отвлекаться и с головой погрузиться в аналитические материалы – в этой сфере он абсолютный дока. – Я не полиглот, как наш общий знакомый Горюнов. – Он преданно уставился на высокую фигуру полковника на фоне огромного окна.

– Не перегружай свои слабые мозги, – посоветовал Ермилов. – Это я к тому, что, дай тебе волю, ты и землю перевернешь.

– А-а, – припомнил Егоров. – Что-то там… «Дайте мне рычаг, и я сверну горы»?

– Приблизительно, – вздохнул Ермилов, возвращаясь за письменный стол. – Я тебе дам рычаг, вернее, рычагом. У меня нет до сих пор доклада по Свенсону. Что он там высматривал около этой воинской части? Где информация из подчиненного отдела? Что ты рот открыл? Муха влетит.

– Доклад будет вечером, – вздохнул Василий.

– Ты ведь в курсе, что многих наших военных окучивают украинские спецслужбы через мессенджеры? Забрасывают письмами. Особенно взялись за летчиков, – начал Ермилов излагать суть дела, ради которого вызвал Егорова.

– Мы, естественно, отслеживаем всю эту бурную деятельность в интернете. Кроме того, пачки рапортов поступают от летного состава, от наших сотрудников, обеспечивающих безопасность объектов, где расположены военные аэродромы, – пожал плечами Егоров.

– Летному составу надо дать по шапке, – проворчал Ермилов, приглаживая редкие светлые волосы. Его серые глаза глядели сердито. – Фотографируются где ни попадя, в форме, ухитряются и на летном поле себя запечатлеть. Ни в какие ворота! Но в большинстве своем эти послания от СБУ или ГУР Украины носили провокационный характер: угрозы, оскорбления. Сейчас тон изменился. Они жаждут конкретного взаимодействия с нашими летчиками. Надо бы смотаться в Липецк. Чуть меньше семи часов на поезде – и ты там. Ты, кажется, с Ильей Старостиным работал в Ижевске? Теперь он в Липецке – оперативный сотрудник военной контрразведки, бдит в Учебном центре. Так вот к нему обратился один из летчиков – подполковник Андрей Пелехов. Показавшаяся пилоту сперва розыгрышем переписка с незнакомцем начала его, мягко говоря, напрягать. Предлагают ему за угон самолета миллион долларов как минимум. Знают его звание, что он совершает боевые вылеты на Украину. Называли в переписке имя жены летчика. Отслеживают его перемещения. Некий Юрий писал Пелехову, что убежден, что тот является летчиком, «видит» его передвижения от дома до аэродрома, но все же потребуются еще кое-какие документальные подтверждения этому, чтобы вести дальнейший диалог. Настаивает на видеоразговоре по Скайпу или другому каналу интернет-связи. Короче, наступил час икс.

Ермилов взял со стола папку и просунул ее в щель между монитором компьютера и старым матерым кактусом, стоящим на краю стола:

– Тут распечатка всей их переписки до сегодняшнего дня.

Василий быстро и жадно просмотрел бумаги.

– Сколько такого провокационного спама сыпалось на телефоны наших военных, и не только летчиков. Ни по одному эпизоду проверка не давала сколько-нибудь значимых результатов. Таких телефонных террористов находили и в России, работавших с подачи того же ГУР. Но большинство их сидит на Украине. А тут… – Ермилов снова пригладил остатки былой шевелюры. – Леню Говорова к этому делу я подключил чуть раньше, чем тебя, он считает, что переписку ведут непосредственно сотрудники военной разведки Украины, а не нанятые для подобных целей телефонисты-операторы, не компьютерные программы, заточенные на рассылку. Более того, за ними кто-то стоит. Леню смутили лингвистические корявости, явно не от банальной неграмотности, а от другого языкового менталитета, когда принципиально по-другому строятся предложения. Леня настаивает, что это не рядовое психологическое давление на наших военнослужащих, к которому уже все привыкли, в том числе и мы – контрразведка. Боремся по мере сил с телефонными и интернет-атаками, но на сей раз тут нечто большее. Всерьез и, по-видимому, напрямую пошел разговор с украинскими спецслужбами. Дело принимает интересный оборот. При последнем контакте Пелехова с этим Юрием с нашей санкции летчик поставил вопрос ребром. – Ермилов забрал папку у майора и, отыскав нужную страницу, прочел вслух: – «Я не понимаю, какие службы… Если честно нае…» – Ермилов хмыкнул, – ну тут летчик слегка погорячился. «Да и деньги с паспортами, хрен его знает, дадите или нет». И вот ответ Юрия: «Спецслужбы, но в реализации будет участвовать ВСУ, и все согласуют с высшим руководством. Нету никаких обманов». Старостин с Пелеховым бросили этот пробный камень, чтобы убедиться, что все серьезно.

– Получил ЦУ? – Леня Говоров поднял голову на вошедшего в их общий кабинет Егорова.

– Еще какие! – Вася плюхнулся в свое потертое кресло. – Я отправлюсь сейчас в Липецк. Шеф опасается, что доклад летчика командованию не остался незамеченным. ГУР активно задействует западные спутники, а через них любой телефон видно и перемещения его владельца.

– Тогда дело провалено, еще не начавшись, – засомневался Леня.

Он снял пиджак и надел вишневый шерстяной жилет. Отличаясь мнительностью в плане здоровья, Говоров обладал при этом недюжинной памятью, запоминал все, что надо и не надо, и страдал часто от своей фотографической памяти и избытка воспоминаний, хотя для работы такая память была незаменимой, учитывая объем бумажной работы.

– Если так, – Василий переставлял с места на место модель автомата Калашникова, стоявшую у него на письменном столе – подарок от сотрудников концерна, – переписка уже прекратилась бы. Ты отсеял из подобных переписок схожие?

– Да, есть несколько. Они себя не утруждают сочинением новых текстов для сообщений. Если содержание и меняется, то лишь тогда, когда им приходится реагировать на конкретные ответы летчиков. Хотя и наши не отличаются оригинальностью, похожие вопросы и мат-перемат, когда понимают, к чему их толкают. Есть еще пара перспективных, которые не торопились отбрить украинские спецслужбы. Кто-то хотел подразнить, кто-то уже собирался или даже доложил командованию.

– Шеф велел объединить все это. Запросить данные из Управлений.

– По итогам, что радует, все летчики, к кому обращались гуровцы, давали отпор, посылали далеко и надолго или просто игнорировали.

– «Мы верим мужеству отчаянных парней», – вспомнил слова известной песни Егоров.

– Да вы идеалист, батенька, – засмеялся Леня. Но тут же посерьезнел: – Я тоже верю в непоколебимость моральных устоев. Но миллион баксов – это миллион баксов. – Он вздохнул. – И кто-то более хлипкий мог и клюнуть. Может, и сейчас втихаря ведет переговоры с военной разведкой Украины. Надо будет выявить таких тихонь.

…Слова песни, которую он вспомнил в утреннем разговоре с Леней, приклеились к подсознанию, и Егоров то и дело помимо воли вдруг начинал напевать по дороге на вокзал и уже сидя в купе СВ фирменного поезда «Липецк», благо оказался в нем в гордом одиночестве: «Мы верим твердо в героев спорта»…

Прибытие поезда в половине седьмого. Не планировалось, что Старостин будет встречать. Егоров сам доберется до конспиративной квартиры. Никто не должен знать о его приезде, только очень узкий круг лиц.

Васю зачастую раздражала медлительность и излишняя осторожность шефа. Однако несколько лет работы под его началом убедили, что предосторожности Ермилова редко бывают напрасными. Чутье у полковника кошачье – за пятнадцать минут до землетрясения тот обязательно выбежит из помещения. И в случае с пилотами Ермилов проявил небывалую прыть, как считал Егоров. Даже сформулировал почти апрельские тезисы, которые придется исполнять Егорову. Дал дотошные инструкции.

Старостина по закрытой связи известили о приезде в Липецк Василия, предупредили о мерах повышенной конспирации. Нашли способ ввести в курс дела Пелехова о действиях на ближайшее время до получения новых инструкций. Старостину велели не подходить к Пелехову на пушечный выстрел. С телефоном тем более. Ермилов не исключал, что у ГУР может быть агент где-то в Липецком учебном центре помимо технических возможностей по слежению за телефоном летчика. Тогда ситуация будет вызывать серьезные опасения, лед под ногами, который кажется крепким, на самом деле – тонкая корка, а под ней несколько метров черной ледяной воды.

* * *

Когда Егоров, вдохновленный поставленной перед ним задачей выскочил из кабинета, Ермилов задумчиво допил остывший кофе и взялся за телефон. Позвонил руководителю английского отдела, уже давно возглавляемого не Сорокиным, под началом которого Олег начинал работать в ФСБ. Но и с Юрием Ильичом Тимохиным у него сложились хорошие отношения. Ермилову доверяли, насколько это возможно, хотя в принципе даже отделы таили друг от друга информацию, а уж про разные Департаменты и говорить не приходится. Оружие контрразведки – крупицы сведений, добытых различными путями, а уж если самородок доведется откопать и если эти самородки продуцируют успешные агенты, занимающие удачные должности, – тогда это не просто оружие, а супероружие, сверхзвуковое. Кто же станет разбазаривать?

Однако Олег с того начинал работу в английском отделе, что изучил все старые дела, на них, можно сказать, учился азам специфики контрразведки в целом и английского отдела в частности, знал поэтому слишком много, чтобы теперь от него чересчур таиться. Тем паче он действующий сотрудник и начальник отдела.

– Юрий Ильич, хотел с вами посоветоваться, – без обиняков начал Ермилов. – Уделите мне время?

Тимохин посопел в трубку, как видно, просматривая перекидной календарь на столе, и бросил коротко:

– Заходите прямо сейчас.

С последней их встречи Тимохин еще больше погрузнел. Не спасали тренировки – он увлекался футболом. Но теперь все больше стоял на воротах. «Чертова генетика», – обычно ворчал он по поводу своей комплекции. Крупный, солидный, строгий.

Олег уселся в кресло около стола для совещаний.

– Я без прелюдий, – сообщил он решительно. – По нашему Департаменту сейчас начинаем работу… – Олег осекся. – Пытаемся начать. Тема интересная. Всех подробностей раскрывать не буду. Но хотелось бы подсветить одну проблемку. Вдруг по вашей линии что слышно. Кто сейчас из установленных дипломатов-разведчиков МИ6 работает на Украине?

– Ха! – ответил Тимохин, но прозвучало это грустно. – Нам бы по Москве знать, ху из ху. Но ты, однако, Олег Константиныч, борзый. Так вот возьми тебе все и выложи.

– От нашего столика вашему столику, – отшутился Ермилов. А у самого ушки на макушке.

– Насколько мне известно, – оттенив местоимение, с расстановкой, обстоятельно начал Юрий Ильич, и собеседнику было понятно, что уж осведомленнее человека не сыскать, – там трудится на ниве резидентуры ЦРУ Томас Обраен. Этот установленный. Есть подтвержденные данные. Что касается нашего направления… Роджер Греймс. О нем мало что известно. Говорят только, что это человек категоричный и умеет настоять на своем.

– Негусто, – разочаровался в могуществе начальника английского отдела Ермилов.

– А ты что хотел? Вся информация отсюда, от «наших» англичан, за которыми мы ходим. Те крохи, что услышали, в общем-то, случайные оговорки. Обсуждают же нынешнюю ситуацию вокруг Украины. Но интересно другое, появился в Киеве наверняка небезызвестный тебе болгарин. – Тимохин сделал театральную паузу, глядя на призадумавшегося Ермилова.

– Гинчев? Колчо Гинчев – журналист. У него еще своя компания журналистских расследований.

– На самом деле, мы давно уже подозреваем, и не без оснований, что он агент МИ6, но, вероятнее, сотрудник Сикрет сервис. Замешан был в скандальной истории с ЧВК «Вагнер», с оппозиционером нашим недоделанным.

От Тимохина Ермилов вышел неторопливой походкой человека озадаченного, потяжелевшего от свалившейся на него информации. Пускай и не столь объемной, но весьма существенной. Вначале Ермилов собирался с таким же вопросом обратиться и к «американцам», в американский отдел, но первым по очередности поставил английский, поскольку рассчитывал по-приятельски получить там более щедрую информацию. Теперь же «американцев» решил на время отложить, для более детальной проработки проблемы, обретшей имя Колчо Гинчев.

Пока дошел до кабинета, начал вспоминать, что читал по поводу болгарина в открытом доступе. Уж во всяком случае знал, что Гинчева в 2016 году выпнули из России, аннулировав его разрешение на пребывание после расследования известного отравления в Великобритании. Ермилов был в курсе и того, что из-за провокации с ЧВК «Вагнер», организованной военной разведкой Украины, руководимой разведкой англичан и церэушниками, Гинчев еще в 2021 году подолгу околачивался в Киеве, легко брал интервью у офицеров ГУР, и это лишний раз подтверждало его принадлежность к МИ6. Кому из обычных журналистов позволили бы брать интервью у действующих сотрудников спецслужб? Доступ к подобным людям санкционируется на очень высоком уровне. С чего такие преференции обыкновенному журналисту? Или необыкновенному? А в 2020-м Гинчев пытался убедить мировую общественность, что оппозиционера отравили сами сотрудники ФСБ. Вообще подвел «базу» под свои вымыслы из того же разряда фееричных по лживости и пропаганде голливудских фильмов, дескать среди фээсбэшников есть спецгруппа, занимающаяся ликвидацией неугодных властям людей.

О том, что Гинчев связан не с церэушниками, а именно с англичанами, говорил уже хотя бы тот факт, что он занимался в том числе и расследованием, очернявшим НАТО (хотя очернить и без того черное – это затруднительно), – организация снабжала Саудовскую Аравию оружием, чтобы подпитывать войну в Йемене. По большому счету камень в американский огород, несмотря на то что Великобритания тоже в составе Североатлантического альянса.

После организации акций, таких как отравление оппозиционера, МИ6 просто-таки необходимы подобные Гинчеву и его окружению люди, чтобы дать «независимую» оценку произошедшему беспределу, творимому, конечно же, русскими. Ведь продемонстрирован во всех американских фильмах, даже в детских, что главный злодей – человек с русской фамилией, говорящий на корявом русском, принадлежащий к фантастической русской мафии, обнимающий одной рукой березку, а другой стреляющий во все стороны из автомата Калашникова. И зачем, спрашивается, пресловутый двадцать пятый кадр, когда можно просто из раза в раз создавать образ злодея на киноэкране в валенках, ушанке и с балалайкой? У американских обывателей это записано на подкорке где-то между Чехией и Чечней, Ираном и Ираком, которые у них в мозгу сливаются в единое целое. Хотя, честности ради, конкуренцию российской мафии составляют иранцы и отчасти северные корейцы.

Ермилов обнаружил около своего кабинета переминающегося с ноги на ногу Говорова.

– Проходи. – Он отпер дверь и пропустил Леонида, обнимающего пластиковую папочку. – Что там у тебя?

Говоров украдкой потрогал свой лоб.

– Да нет у тебя температуры, – заметил этот жест и подшутил над мнительным сотрудником Ермилов. – Вернее, комнатная.

Леня присел на краешек стула и сообщил:

– Нашел я еще одного перспективного летчика. Он так же, как и Пелехов, заявил о том, что ему пишут с Украины странные люди. Некий Валентин убеждает его, что из спецслужб «незалежной». Надо срочно лететь в Ростовскую область встречаться с летчиком. Зовут его Евгений Мирошин.

Ермилов отмахнулся.

– Титову отправим. Ты мне здесь нужен. Инна всегда на низком старте. Подключим ее к нашему мероприятию и Шмелева заодно. Люди понадобятся. Чувствую, что этими двумя летчиками дело не ограничится. На каждый такой сигнал необходимо реагировать и обеспечить оперативное сопровождение. Уж я не говорю о том, что придется приложить усилия, чтобы уговорить пилотов участвовать в спецоперации. Посмотреть на месте, справятся ли они, не сфальшивят ли, иначе лучше вывести из игры сомневающихся, оставить только уверенных в своих и наших силах. Так, полагаю, из твоего богатого списка кандидатов на проведение игры, дай бог, останется пара человек.

– Не понял насчет «уговаривать», – покраснел Леня, досадуя, что длинноногая Инка Титова опять его обскакала на быстром коне своей подвижности. Легкая она на подъем в отличие от многих и в том числе от Лени-ипохондрика, как его за глаза прозвали в отделе.

– Поставь себя на место этих ребят. Мало того что им попадет по дисциплинарной линии за неуместные фото, выложенные в Сети, но вопрос стоит и о безопасности их семей. А дилемма между азартом, любовью к Родине и любовью к семье… – Ермилов замолчал, словно прикидывал, как бы поступил сам при таком раскладе.

Леонид смотрел на полковника с интересом. Он знал, что у Ермилова трое детей. Двое старшие – двойняшки, уже взрослые, один из них женат и вот-вот сделает отца дедом, самая младшая дочь, поздний ребенок – Наташка, еще, кажется, школьница. «Что бы в самом деле он выбрал?» – Леня посчитал, что долг для полковника все же стоит выше личного, хотя Ермилов сможет исхитриться сделать так, что удастся и семью оградить от опасности, и долг выполнить. «Но так то Ермилов!» – уважительно подумал он, однако привычно надул губы, ведь его снова отодвигают от оперативной работы. Но через секунду он уже торжествовал от сказанного начальством.

– Мне твои мозги нужны здесь. – Полковник ткнул длинным пальцем в столешницу. – Бегать по прериям и территориям могут и Егоров с Титовой. А вот анализировать, на мелкой воде мизерной информации ловить крупную рыбу может не каждый. К тому же тебе надо держать ноги в тепле, – не удержался он от шутки. – Мне необходимо все, что ты сможешь нарыть на Гинчева. Надеюсь, тебе не надо объяснять, кто он такой? Все! – оттенил Ермилов. – И быстро! Особенно связи с Украиной. Он, как мне шепнули, сейчас околачивается в Киеве и, как я полагаю, напрямую связан с нашим делом.

– Вы считаете, что он курирует тему с пилотами?

Ермилов пожал плечами.

– Хотелось бы получить этому неопровержимые доказательства. Так сказать, из первых рук. Но поскольку допросить мы его не можем, на данном этапе, – оттенил он, – то копай, Леня, копай, чтобы было за что зацепиться. Пока что мы забрались на высокую скалу, и вершина вроде не так далеко, однако ни щелки, ни выбоинки, куда можно вбить крюк.