Текст книги "Королева Марго пенсионерка"

            Я всё ещё возбуждённая от побоища с силой дёрнула ручку открывающую окно во двор. Окно открылось, но в моих руках оказалась ручка замка. Остальные внутренние части оконного приспособления зазвенели, падая на каменный пол прихожей. Я выглянула во двор. Около закрытой калитки, на корточках, сидела рыдающая в голос молодая женщина. Её блузка оказалась без некоторых пуговиц. На растрёпанных волосах, как венец у Христа, расположились разноцветные ветки шиповника. Лицо женщины было всё в подтёках из слёз и чёрной туши для ресниц.

– Ну что Святая Магдалена, сдаёшься?! – крикнула я ей, выглянув в окно.

– Да, ну вас! – обиженно, тихо ответила мне пострадавшая.

– Не груби старшим, получишь ещё по попе! – Мария опять заплакала и так жалобно, что мне стало её жалко. Выйдя во двор, я присела на корточки рядом с ней.

            Пока она растирала по лицу потёкшие потоки чёрной туши и рыдала, я думала, что делать с этой красавицей. Надо всё-таки, раз появилась такая возможность, узнать у неё, что она искала в документах Люды.

– Ладно, красавица, повоевали и ладно! Я сейчас вызову полицию, а ты всё подробно им расскажешь. Зачем стащила мои ключи, что искала в документах?

– Не надо полицию. Я всё и так расскажу. Правда! Ничего такого плохого я не хотела. У вас нет валидола или сердечных капель? Что-то мне нехорошо, – спросила она жалобно, держась рукой за сердце.

– Не хо-те-ла, – передразнила я её, – а что тогда рылась в чужих документах? Ладно, уж пошли в дом, – я подала руку испуганной Марии и помогла встать ей с земли, – пошли, а то простынешь. Выскочила раздетая. Не лето. Да не бойся ты, иди, разберёмся.

Глава 10

            Мария умылась и переоделась в халат моей дочери. Такой она показалась мне миловиднее, чем, тогда – при нашей неожиданной встрече в ресторане, в красивом наряде и с правильно наложенным макияжем она выглядела на несколько лет старше. А сейчас на меня смотрела худенькая, испуганная молодая женщина с остатками поломанных колючих веток в волосах.

– Сколько же тебе лет, красавица? – поинтересовалась я, освобождая её длинные чёрные волосы от шипов шиповника.

– Скоро тридцать два, – ответила она, потупив глаза.

– Молодая симпатичная девушка, чего же со старым ослом связалась. Толстый, лысый, страшный, противный, да ещё хвост отрастил. Хиппи недоделанный, – тихо бормотала я, боясь сделать ей больно, распутывая волосы.

– Жизнь связала. Так получилось.

– Какая жизнь? О чём ты? Чем-то шантажирует тебя Никанор, как и пенсионеров, от которых дарственные получил? – Решила я проявить свою проницательность. И как оказалось, не ошиблась.

– Откуда вы знаете? – Мария встрепенулась, вскрикнула от боли и повернула ко мне голову с ещё торчащей у неё в волосах колючей веткой. Мне стало понятно, что своим вопросом я попала в самую точку.

– Так, милочка! – я села рядом с ней, – ты в курсе, что чистосердечное признание срок уменьшает?

– Какой срок? – встрепенулась Мария.

– Срок? Который ты получишь, когда попадёшь в тюрьму, как подельник Никанора. Ты что, не знала, что за убийство пожизненное дают? Не в курсе? – своим убедительным голосом я пыталась внушить в Марию страх от неизбежности наказания.

– Какое пожизненное?! Мы никого не убивали, за шантаж, да… Какое пожизненное?! Чего вы мне тут, – Мария резко отвернулась от меня и опять заойкала от боли. Сделав глоток коньяка, который я налила ей вместо корвалола, она немного успокоилась.

– А ты не переживай, давай, успокаивайся, – я головой кивнула на бокал, – так вот, деточка, что я тебе скажу. Сегодня я присутствовала на совещании в полиции, – продолжала я спокойно сочинять, мысленно подбирая нужную юридическую терминологию, которую совершенно не знала. Так и не найдя нужных слов я извернулась как могла, – так вот! Там мой знакомый генерал, во всеуслышание, заметь, при всех полковниках сказал, что это дело решённое! День два, и мы его возьмём! – для убедительности я слегка ударила кулаком по столу. Мария вздрогнула от неожиданности.

– А ты не дёргайся! Ты мне ещё дополнительно за мою чашку ответишь! И вообще, кем ты приходишься этому Никанору? – опять обескуражила я её своим вопросом.

– Дочь…тьфу…жена…тьфу – определение своего статуса застопорилось в горле Марии.

– Чего ты тут расплевалась! Итак, уборки после твоего набега невпроворот! – Повысила я на неё голос, – так, он ещё и инцестом занимается? Понятно!

– Какой инцест?! – возмутилась Мария, – он меня удочерил в четырнадцать лет! Правда, не по документам. На матери женился, – покраснев, сказала Мария.

– Так, так. Это всё проясняет, – задумчиво произнесла я.

Мне вспомнился рассказ Людмилы. А она тогда сказала, что не могла больше жить с матерью и отчимом, поэтому уехала к отцу в Геленджик.

– Всё правильно! Теперь всё проясняется! Убийца! Удочерил, говоришь? Вот она кого узнала, – мне стало понятно, почему Люда побледнела, услышав голос Никанора при первой встрече в магазине. Почему ей понадобилась соль, якобы за которой она вернулась в магазин, а когда у меня дома всмотрелась в фотографию старика, то конечно узнала его. Возможно, он и был её отчимом. Возможно, узнав, каким-то образом Людмилу, он решил избавиться от неё, поэтому и травил ртутью. Да, но тогда он должен был узнать её ещё прошлым летом. Но встретив её в магазине, он даже внимания на неё не обратил. С другой стороны я сама Людмилу еле узнала. Интересно. Надо заняться этим Никанором и узнать всю его подноготную, – размышляла я, пока меня не растормошила Мария.

– Маргарита Сергеевна, объясните мне, пожалуйста, что вы имеете против Влада.

– Какого Влада?

– Никанора. Никанор это его рабочий псевдоним. Мне надо знать.

– Ой, а ты бедная овечка тридцатилетняя, не догадываешься? У него, таких удочерённых знаешь, сколько было? Убийца он! – ответила я ей в сердцах.

– Удочерённых? Сколько? Вы это о ком? Кто убийца? – Мария плеснула в бокал коньяка и с удивлением смотрела на меня.

– Кто? Папенька твой, или кем он тебе приходится? Теперь уже любовник, сожитель? Точнее совратитель. И точно убийца! Конец ему наступил! Он ещё не знает, с кем связался! Так! Тебе надо написать чистосердечное признание! – я вытащила из ящика чистые листы бумаги и ручку.

– Ничего я писать не буду! – Мария отодвинула от себя бумагу, – какое признание, в чём?

– Не будешь? И не надо! Тогда ты следующий труп! Он Люду убил и с тобой расправится! – я убрала листы бумаги и ручку, но Маша придержала мою руку.

– Я ничего не понимаю, Маргарита Сергеевна, объясните, пожалуйста, – она смотрела на меня жалостливым и непонимающим взглядом. Я села рядом с ней и продолжила свой допрос.

– Объясни мне сначала, зачем он прислал тебя ко мне?

– Никанор, то есть Влад, ну, Владимир Петрович узнал, что соседка погибла. Он знал, что она одинокая. Хотел, чтобы я в бумагах её порылась. В фотографиях. Он говорит, что фотографии о многом говорят. Одинокий человек или у него есть наследники. Его человек в её доме их искал, не нашёл. Проследили за вами, видели, как вы с её салона коробку забрали. Влад подумал, может они у вас, и бумаги, и фотографии, – всхлипывая, рассказывала Мария.

– Так, Владимир Петрович, Влад – Никанор! А фотографии ему зачем?

– Хотел посмотреть её фотоальбом. Думал, может они встречались когда-то? Он никак не мог понять, почему у Соколовой такая реакция на его фотографию в буклете.

– Ага, не понял, он. Ясно. Детские фотографии Людмилы его интересуют. Так вы всё-таки выискиваете одиноких?

– Да нет, по поводу Соколовой у нас и планов никаких не было. Это после того как мы с бабой Лизой рассказали ему о том, что Людмила увидев его фото, стала кричать на нас, он и заинтересовался её персоной. Объясните в чём дело? Он никого не убивал и мы тоже.

– Сдаётся мне, моя дорогая, что ты у него не одна такая доченька – любовница. И подозреваю я, не одну такую дочь, он на тот свет отправил, – Маша с испугом отшатнулась от стола.

– Ладно, для начала ты расскажи, откуда и когда он появился в жизни твоей матери? Потом я тебе всё объясню.

            Взяв чашку с кофе в руки и нервно теребя её, Мария начала свой рассказ.

– Я тогда жила у бабушки, в деревне. Честно сказать мы с ней удивились, когда мать приехала и привезла с собой спокойного тихого на вид мужчину и сказала, что это её муж. В тот год мне четырнадцать лет исполнилось. Он мне стариком казался, хотя было ему на вид лет пятьдесят. Я удивлялась, чего он в ней нашёл? Мать моя сильно выпивала. Сожителей меняла чуть не каждый месяц. Она сообщила, что дом наш в деревне продала, в городе они купили однокомнатную малогабаритную квартирку. Приехали за мной, потому что теперь новую жизнь начнут. Да и дядя Володя считает, что семья должна быть полной. Хотя я не хотела уезжать от бабушки, и она просила мать не забирать меня в маленькую квартиру.

– А как его фамилия? – перебила я рассказ Маши.

– Не знаю. Он мамину взял. Объяснил, это тем, что его смешная. Не солидно, мол. Мама вскоре, примерно через полтора года умерла, – потупив взор, ответила Мария.

– Как она умерла? Болела?

– Да нет, нет. Опять запила и отравилась палённой водкой. А потом как-то вот…– Мария не хотела продолжать разговор на эту тему, видно было, что со смертью матери здесь что-то не чисто.

– Понятно, водка, говоришь палёная? Сдаётся мне, задурил он тебе голову, а соседи как же относились, что мать на «тот свет» ушла, а девочка с чужим дядей осталась? Бабушка твоя, ей всё равно это было?

– Так мы квартиру продали, а по новому адресу все думали, что мы дочь с отцом. А года через два, мы в другой город уехали и уже как муж с женой жили. Да в то время никому дела ни до кого не было. А мы из города в город мотались с ним.

– А здесь как оказались?

– Так, когда Влад Никанором стал, ну так сказать целителем душ.

Да, вы не смейтесь, у него даже диплом психолога есть. Язык у него подвешен хорошо. Так горит, что народ к нему валом исповедоваться ходит. Вот и пришёл как-то мужичок один, мы ещё по ростовской области катали – души исцеляли. Пришёл и попросил душу очистить от скверны. Люто он брата своего старшего ненавидит. Говорит, помирать время пришло, а он от ненависти этой никак избавиться не может. Вот Никанор и очистил душу-то. Успокоил мужичка.

            Рассказал тот, что у него был старший брат военный. Отец, при жизни и его и мать побивал, а в старшем сыне души не чаял. Младшего всё принижал, обижал не заслуженно. А как отец умер, выяснилось, что дом отписан на старшего сына. На этого военного. Наследник приехал сразу. И мать ему не мать и брат не помеха, продал дом, да уехал. Мать с горя умерла. А мужичок стал правду искать, не нашёл. Только разузнал он, какими уж путями, что брат его палачом служил в тюрьме. А как дом продал, пенсия подошла, он семью забрал и поближе к Москве уехал. Чтобы никто не догадался, кем он все эти годы работал. Никанор поколдовал над ним, заклинания какие-то читал, успокоил деда Николая, так зовут этого обиженного старичка, потом с собой забрал.

            Никанор сначала откуда-то узнал всё о его брате. Потом купил участок в вашей деревне по соседству с дачей старшего брата деда Николая. Удачно всё сложилось. А как мы обосновались на новом месте, Никанор познакомился с Дмитрием Николаевичем – старшим братом нашего деда. Дмитрий Николаевич, хотя и старше был своего брата на пять лет, выглядел намного моложе его. Форму поддерживал. Всё на велосипеде катался.

– Палач профессия не престижная, но есть преступники, например, растлители детей, которых стрелять на месте не жалко. Так что сын понял бы отца, я думаю. Что-то в такой шантаж мне не верится, – засомневалась я.

– Как бы там не было, но в точку попал Никанор. Дмитрий Николаевич больше смерти огласки своей профессии боялся и ещё того, что сын его узнает, как он мать родную на старости лет без жилья оставил и что к её смерти причастен. Он бы не только дачу отдал. Так что сам он умер. Совесть его замучила. Да и года своё взяли. Он как брата увидел, просить стал: дай, говорит, уйти на тот свет в глазах сына и внуков не опозоренным. Мать, говорит, меня очень любила, а я с ней так обошёлся. Брата не знал. Проси, говорит, что хочешь. Вот и отписал на брата дом с участком. А потом быстро на этот дом дед Николай дарственную оформил на Влада. Так два участка и стало у Никанора. А дед Коля прижился у нас, помогать стал по хозяйству. Только сейчас что-то огрызается на Влада, ходит всё зло бормочет что-то себе под нос.

– А третий участок, что тоже сосед сам отдал? Прямо благотворительный

фонд какой-то!

– Соловьёвский дом на участке, который рядом с усадьбой Дмитрия Николаевича был? Так этот Соловьёв вообще чудаком был. Как мы с ним познакомились, от нас не выходил. Считал себя провидцем, ясновидящим. Никанор для него таким авторитетом стал. Чудаковатый он был. Книжек разных начитался, передач насмотрелся. Влад очень жалел, что он умер. Соловьёв ему помогал в работе с людьми. Он столько знал о переселении душ, мог часами рассказывать всякую ерунду и все ему верили. Мы в Москве салон открыли. Так люди к нам идут, идут. Вы не думайте, Соловьёв сам подарил дом. Увидел, Николаевич дарственную сделал на Никанора и тоже предложил свой вклад на исцеление человеческих душ внести. Со своими детьми он не общался, да и не нужен им был старик. Жена давно умерла.

– Понятно. Значит, души заблудшие исцеляете? Участки нахапали, в Москве салон открыли. Как-то это всё ладно у вас выходит? Приехали из ростовской области и сразу на тебе всё на тарелочке. И квартирка, наверное, есть в Москве? Что-то не сходится…

– Маргарита Сергеевна, так мы не сразу здесь обосновались. У нас по области несколько салонов было. Магия, приворот, всё такое. Потом кто-то из ростовских высокопоставленных клиентов или соучредителей, я точно не знаю, предложил Никанору, как он сказал «вместе с ним на Москву идти». Вот и пошёл Никанор. Я дела закрывала по ростовской области, а когда управилась, к Никанору уже в квартиру приехала. Он мне её подарит. Я же в салоне работаю. Сюда редко приезжала. Потом меня Никанор в деревню привёз, баба Лиза что-то захандрила. А он хочет здесь свой Центр открыть. Поэтому и территория такая большая нужна.

– Ты так и дальше собираешься жить?

– А куда мне деваться? Бомжовать? От бабушкиного дома только прописка и осталась. Ни работы, ни образования, ни жилья.

– Знаешь, в одних и тех же, можно сказать в одинаковых обстоятельствах, люди ведут себя по-разному. Сдаётся мне, что судьба твоя схожа с Людмилиной. Что детство ваше закончилось с появлением этого упыря. Пока не могу утверждать этого. Но я выясню, раскопаю всю эту выгребную яму. Я не я буду. А тебе, милая, вот что скажу. Выхода у неё нет! – Передразнила я Марию, – выход, милая моя, всегда есть, если человек его ищет. А ты повисла на обстоятельствах, как на качелях и вот катаешься. Выхода у неё нет! Подожди, будешь ему ещё через несколько лет подгузники менять. Он тебе жизнь испортил, детей вот у тебя нет, а ты ему всю молодость подарила.

Маша сидела, ссутулившись, с поникшей головой, и растрёпанными во все стороны волосами.

– Он обещал салон на меня оформить, – она заплакала.

– Ты подумала о цене? Салон в обмен за твою жизнь. А потом, знаю таких людоедов. Сейчас, оформит он! Такие до последнего будут мусолить, пока не состаришься или не надоешь. Потом за другую возьмётся, помоложе дуру найдёт. Их сейчас, кукол силиконовых – только пальцем помани. Обещал он! С ним надо рвать раз и навсегда!

– Как рвать? – Маша полными слёз глазами посмотрела на меня.

– Как рвать? – обыкновенно. Так, чтобы ему потом не хотелось кому– то ещё судьбу ломать.

– А как?

– Его же методами. Компроматом!

– А я всё вам рассказала. Я больше ничего о нём не знаю. Он хитрый. Не за что его даже прихватить. Его знаете за знахарство сколько раз и вызывали и задерживали. У него все бумажки, чеки, отчётность, знакомства большие везде.

– А салон как зарегистрирован?

– У него диплом есть консультанта-психолога. Зарегистрирован салон как кабинет психологической разгрузки. Консультации психолога без ведения врачебной практики. «Магия чувств».

– А тебя он кем пристроил?

– Да, я и управляющая, и секретарь, и продавец амулетов, книжной продукции и агент по привлечению посетителей. Пока салон в Москве один, я успеваю, да Ваня ещё помогает.

– А это ещё кто?

– Водитель личный.

– Понятно, вот видишь, не совсем дура, что-то умеешь делать. А баба Лиза у вас теперь агент по привлечению? Старушку заставили воровать. Она ключи мои стащила, дом у неё отняли, козу заставили продать. Теперь мои внуки без молока козьего остались.

– Да никто её не заставлял коз продавать, дом дарить. Люди, знаете, какие странные бывают. Им стоит только слово ласковое сказать или то, что они хотели бы услышать, так за это всё, что у них есть: машины, состояние, коз, готовы отдать, продать, точно я вам говорю, Марго Сергеевна…

– Ты мне здесь, песен не пой, сос-то-я-ние! Прям, бегут к вам все с состояниями и чего ты всё Марго, Марго? Маргарита Сергеевна я для тебя, раскудахталась, прям Никанор – свет в окошке для неё, – что-то разнервничалась я, – тебя послушать Влад твой просто положительный герой! А мамашку-то твою траванул! Точно он! Это его метод людей травить. Устала я что-то от погонь и мордобоя. Давай-ка закругляться, уже темнеет. Я рано ложусь, да и встаю рано, – сказала я Марии.

            Она посмотрела на меня растерянным взглядом.

– Маргарита Сергеевна, не прогоняйте меня. Можно мне у вас побыть? Не могу я сейчас к Владу вернуться.

            Меня смутила эта просьба. Хорошо-то, хорошо, но впереди ночь, кто его знает, что у неё на уме? Но и отпустить человека, который, можно сказать просит тебя о помощи, я тоже не смогла.

– Остаться, конечно, можно. А дальше что? Что ты дальше будешь делать?

            Видя, в каком сейчас состоянии Мария, я все-таки разрешила ей остаться у меня на ночь. Стало жаль её и обидно за испорченную жизнь молодой женщины.

– Ну, ладно, пошли спать. Только смотри, ночью не придуши меня. А то, цепкая такая! А этот старый развратник, пусть трепещет. Я не успокоюсь, пока не прищучу его. Всё равно придумаю, как подпортить его репутацию. Придумал прикрытие – целитель душ. Долго меня помнить будет.

            Я пошла, делать ужин, надеясь, что после ванны Маша немного успокоится и поест. После чая с бутербродами собрав все Людмилины документы в коробку, я забрала их с собой наверх, в свою комнату. До утра надо переварить всю полученную информацию и не мешало, подумать о дальнейшей судьбе Марии. Вернее, как можно будет ей помочь, если она решится начать новую жизнь, без своего благодетеля Никанора.

Глава 11

Утром я заглянула в гостевую комнату. Маша крепко спала, сладко улыбаясь во сне.

– Она чуть младше моего сына и на немного старше дочери, в жизни ничего не видела, любви не познала, счастья материнства не испытала. Как ей помочь? Да и нуждается ли она в моей помощи?

– Доброе утро Маргарита Сергеевна, – за кофейный столик села посвежевшая и повеселевшая Маша, – запахи такие вкусные, так кофе захотелось!

            Видя, как она накинулась на омлет с зеленью, я придвинула поближе к ней тарелку с тостом. Моя Дашка любит готовый тост смазать небольшим кусочком сливочного масла и сразу положить на него тонкий кусочек сыра. На ещё горячем тосте сыр становится мягким и аппетитным. По утрам она может схрустеть несколько таких кусочков с одной чашкой кофе. А я бы могла часами наблюдать, как она ест.

– Ой, у меня нелепый вид? Заспанная? Я такая обжора, особенно после нервной встряски, – засмущалась Маша.

– Что ты, что ты! Засмотрелась на тебя, дочку вспомнила. Вроде только недавно гостили, а уже скучаю.

            Маша, вдруг, погрустнела от моих слов. Во взгляде потускнел огонёк сиюминутного счастья.

– Что такое, Машенька?

– Вы мне мою бабушку сейчас напомнили. Она на меня всегда так смотрела, лучший кусочек подкладывала, – её глаза наполнились слезами.

– Она жива?

– Нет, вскоре после мамы умерла, – грустно ответила она.

– Помяни добрым словом. Вот, возьми – я отломала от куска чёрного хлеба маленький ломтик и, присыпав его солью, протянула Маше, – с утра пить вредно, помяни хлебушком с солью бабушку. Маш, прости, а случайно Влад твой к бабушке не приезжал после смерти мамы? Водочку палёную не привозил? А то может и её того…?

– Нет, нет… Правда он ни причём.

            Мария побледнела. Взяла небольшой мякиш чёрного хлеба, и стала нервно катать его по столу, делая из него шарик. Потом тихо прошептала, – знаете, это я маму убила. А Влад… Он меня вытащил, можно сказать, из тюрьмы. Но вы не подумайте, не хотела… я оборонялась. Не знаю, как так вышло. Случайно.

– А ну-ка, расскажи, – я положила ладонь на холодную руку Марии.

– Понимаете, мама уже и на работу устроилась. Последние дни радостная ходила, совсем не пила, а в этот день вернулась домой раньше обычного и… ну…, вы понимаете? Увидела нас вместе. Мать с Владом сначала долго ругались, потом Влад ушёл. А мама выпила целый стакан водки. Потом слово, за слово. В общем, она на меня с ножом кинулась. Я оборонялась, просила её не трогать меня, кричала, что зачем она меня от бабушки увезла, а она ничего не понимала, я её толкнула. А она и ударилась не сильно. Но видно, головой о косяк. Потом смотрю, у неё из горла пена пошла, задёргалась. И умерла сразу, – Маша опустила голову и зашмыгала носом.

– Успокойся, не плачь. Мария, почему ты сама к бабушке не уехала? Не маленькая вроде. Четырнадцать лет. Паспорт в кармане. В голове-то что-то уже должно было иметься? Ладно, опустим, не будем травмировать до конца твою израненную душу, – всё-таки съязвила я, но вовремя спохватилась, – ты, кажется, упомянула, что мать пить бросила?

– Да, а в этот день сильно напилась.

– Она пришла уже пьяной?

– Нет…вроде, она пошла на кухню, и я видела, как она там целый стакан сразу выпила.

– Она, что с собой водку принесла?

– Да, нет! Я об этом тоже не раз думала. Откуда бутылка с водкой взялась. Точно помню, потому, что пока они ругались, я на кухню убежала и всё почему-то на пакет смотрела, знаете, такой прозрачный в универсамах дают.

– Что в нём лежало?

– Хлеб, молоко, пачка сахара, чай и колбаса варёная. Точно бутылки не было.

– Значит заначила где-то, а потом достала.

– Нет, на кухне негде. Стол на ножках, небольшой. Нет, кухня крохотная. Всего три метра, там каждый уголок виден.

– Пьющие люди так припрячут, что будешь смотреть и не увидишь. Бутылка откуда-то взялась? А потом, почему пена у матери пошла? Ты читала заключение о смерти?

– Там написано, что она отравилась водкой! Но это заключение Влад купил, дал медэксперту взятку, большие деньги. А на самом деле она умерла от закрытой черепно-мозговой травмы.

– Это он тебе так сказал? Ну, ладно, ты тогда была девочкой дурной, несмышленой, что такой и осталась? Пена пошла, так написано? Точно отравление! Ничего твой упырь не платил, я думаю. Не за что платить было. Он гад, сам так подстроил и «игры» с тобой и приход мамаши, и водку, отравленную подложил. Ясно всё как белый день! А ты понять не можешь? Или не хочешь? Или так вжилась в роль жертвы, что и расставаться с этой ролью не хочется? Смотрю на тебя, с виду вроде ничего, а в голове одни опилки. А мамашу твою он всё-таки отравил.

– Не может быть…, – прошептала Маша.

– Чего не может быть? Жизнь свою ты сама искалечила. А всё потому, что тебе нравится этот образ жизни! Да чего там, пять минут брезгливости, зато всегда при деньгах, сыта, довольна, живёшь в своё удовольствие! С другой стороны, каждому своё!

– Ну что вы говорите? – Маша соскочила со стула и в запале быстро заходила по комнате, – я его хитрые глазки видеть не могу. Он до меня дотрагивается, а ко мне тошнота подступает! Он за мной следит постоянно, денег не даёт, а этот дебил – охранник его Артём, до туалета меня сопровождает. По Москве, я как в наручниках хожу, шаг вправо, шаг влево, считается побег!

– Кстати, я смотрю он такой лощеный, Никанор твой. Машина дорогая дом вы отгрохали, дворец целый. Это что прибыль у салона такая большая?

– Прибыль есть. Но откуда основной доход поступает, я не знаю. Где он берёт и за что получает? Знаю только, что несколько раз в неделю он с Артёмом и Ваней куда-то уезжает, куда не знаю. Для меня самой это загадка. Думаю, у него какой-то тайный от всех бизнес имеется.

– И тебе не интересно, что это за бизнес и откуда он деньги берёт?

– Нет. Я рада, что хотя бы несколько дней в неделю, пусть взаперти, под присмотром, но без него нахожусь, – Маша разрыдалась в голос.

– Да не плачь ты, сама виновата. Знай, из любого положения есть два выхода: наверх и вниз. Карабкаться наверх конечно очень тяжело, о жизненные ситуации и проблемы можно лоб разбить, в кровь сердце разодрать. А лететь вниз камушком легко. Ощущение полёта будоражит кровь, завлекает лёгкостью падения. Но насмерть разбиться можно. И разбиваются. Всё не реви, лучше скажи, этот Тёма – дебил, охранник Никанора?

– А чего это дебил сразу? Да, охранник! Телохранитель! – мы с Машей вздрогнули одновременно, услышав грубый хриплый мужской голос.

            Я с испугом, повернулась к входной двери и обомлела. Облокотившись спиной о подоконник окна, замок которого я вчера успешно вывернула, стоял, дубина под два метра ростом с лицом… Маша в определении была права.

– Так что Маша, это я дебил – охранник? – опасно ласково проговорил он, приближаясь к нам.

            Пока мы стояли застывшие с выпученными глазами, этот верзила спокойно подошёл к девчонке и своей широченной пятернёй схватил её за шею.

– Ты же придурок шею ей свернёшь! – крикнула я. Лучше бы я промолчала!

            Этот Тёма, посмотрел на меня так! От его взгляда, у меня мороз побежал по коже. Потом верзила медленно отпустил Машку, которая была уже вся синяя и задыхалась от его крепких объятий и, пуская в мою сторону гневные полные огненной ненависти стрелы из глаз, стал приближаться ко мне.

            Я дала задний ход. Встала с торца нашего длинного стола и, пододвинув своё кресло к себе, загородилась им от злобного людоеда. Моего тяжеленного кресла, которое он с лёгкостью откинул, ему показалось мало. Я резво побежала вокруг стола. Старая дура!!!

            Погнавшись за мной, он зацепился за кресло Олега и пошатнул рядом стоящую изящную низкую деревянную подставку, которую мы делали на заказ специально для вазы, подаренной мне Олегом на пятидесятилетие. Необычайно изящная перламутровая ваза Кисловодского фарфорового завода размером метр десять сантиметров в высоту и в обхвате сантиметров пятьдесят была моей гордостью. Я резко остановилась и, облокотившись на стол двумя руками, громко приказала:

– Вазу держи, гавнюк!!! – Он, глянув на меня округлившимися от моей наглости глазами, обнял двумя руками чуть не свалившуюся на пол вазу.

– Предупреждаю! – грозно продолжала я, – разобьёшь вазу, получишь пожизненный срок! – Видно мой грозный вид и угроза, прозвучавшая с металлом в голосе, напугали его до смерти, потому что, вазу он аккуратно поставил на место, смачно выругавшись в мой адрес. Но тут, же решив, что лучше получить пожизненный срок, но отомстить мне за оскорбление, он поднял её вверх с желанием грохнуть ею об меня. Я руками схватилась за сердце, но умереть не успела, так как прозвучал страшный грохот, от которого этот верзила упал на пол, весь обсыпанный драгоценными осколками производства Кисловодского завода.

            Немного придя в себя, тихо подкрадываясь, я подошла к почему-то валяющемуся Тёме, и увидела рядом с его головой, свой универсальный булыжник, который всегда служил мне правдой и честью в хозяйственных делах.

– Ну вот, опять камушек пригодился, – сказала я, оборачиваясь в ту сторону, с которой прилетел мой камушек-помощник, – ты чего в детстве метанием дисков занималась? – Устало спросила я Машу, стоящую как суслик на пригорке, трясущуюся от страха, со сложенными на груди руками, – точно суслик! Вторую вещь мне разгрохала, – сказала я, садясь на стул спиной к потерпевшему и лицом к Маше.

– Нн-е-е-т! – я пролепетала она, трясущимися губами и такой же трясущейся рукой показала в сторону появившемуся шороху за моей спиной. Я повернулась и увидела нагнувшуюся фигуру с растопыренными руками-граблями, которая медленно шла в наступление головой вперёд, словно прося меня добавить ему ещё пару ударов.

– Ну что же тебе не лежится, охламон! – я встала, оглядываясь, чем бы ещё его приложить. Но видя, что времени на размышления у меня уже нет, и что сейчас погибну под обломками дебиловатого мужичка, я с невероятной болью в сердце, но с силой в руках, долбанула его моей любимой статуэткой. Если быть точнее, фарфоровой композицией, занимавшей некоторую часть стола. Внушительных размеров чудная фарфоровая открытая беседка со сценкой чаепития под сенью розовых кустов, раскололась на несколько частей на голове неудачливого охранника.

– Маргарита Сергеевна… – только и смогла произнести Маша, видно уже поняв, чего для меня стоил этот шаг.

– Жизнь, дороже увлечения, – устало успокоила её я, приземлившись без сознания рядом с нападавшим на нас охранником.

Глава 12

Очнувшись, я обнаружила себя лежащей на кушетке. Перед моим лицом завис мужчина, это был врач скорой помощи.

– Вот и прекрасно, очнулись? – спросил он меня. Рядом стояли всё ещё перепуганная Маша и откуда-то взявшийся улыбающийся Вадим Петрович.

– Генерал, а вы что здесь делаете? – растерянно спросила я его, пытаясь привстать с мягкого ложа.

– Как что? Позвонили, сообщили, что убийство, я услышал ваш адрес и вот примчался с опергруппой.

– Убийство? Это не она! – показала я рукой на Машу, пытаясь доказать её непричастность, – это я его композицией «За чаем»!

– Чем, чем? – ошеломлённо, переспросил полковник.

– Фарфоровой композицией…– я не успела объяснить, какой композицией, как услышала чей-то приглушённый бас:

– Ага, сначала булыжником приласкали! Ничего себе композиция!

            Мне стало понятно, что это ожил недобитый нами Артём. От обиды за зря разбитый фарфор я соскочила с кушетки.

– Ах ты, паразит чёртов, ты ещё живой?! Ну, урод, ты мне за вазу ответишь! – я подскочила к сидевшему в наручниках с перебинтованной головой Артёму и стала лупить его по широченным плечам.

– Да, уберите от меня сумасшедшую, – только и смог вымолвить раненный.

– Ну, ну, Маргарита Сергеевна, успокойтесь! Разберёмся, – пытался утихомирить меня Вадим Петрович.

– Вы, осторожней, не надо сейчас резких движений, у вас давление высокое, – остановил мой пыл врач скорой помощи.