Текст книги "Сварожий круг"

Двери резко захлопнулись и металлический голос отчеканил: «Осторожно, двери закрываются, следующая станция «Царицыно»». – «Мне выходить, – спохватилась Зина и вскочила, хотя двери только закрылись, и ехать сидя, можно было еще минуты три. – В Царицыно так красиво… пруды, лебеди… Детский дом находится на улице Лебедянской… Как ее примет Лизонька? Может, надо сладостей купить? Игрушку? Куплю! У метро наверняка что-то есть…»

Подходя к дому, похожему на здание школы, она замедлила шаги, но быстро взяла себя в руки и вошла. Внутри было светло и чисто, везде развешаны детские рисунки, на самом видном месте фотографии отличников и грамоты за различные достижения… Седая с собранными в пучок волосами вахтерша подняла голову и посмотрела на Зинаиду.

– Вам к кому? – спросила она дружелюбно.

– К директору… Мне назначено…

– А, к Сергею Ивановичу! Предупреждал… Идемте, он вас ждет. – Она резво поднялась со стула и засеменила по коридору. – Хорошо, что вы пришли. У детей как раз сейчас концерт. Можно тихо зайти посмотреть. Волнуетесь? – она неожиданно обернулась и улыбнулась. – Все будет хорошо, уж поверьте! Я-то знаю!

– Спасибо! – улыбнулась в ответ Зина. И поняла, что беспокойство действительно куда-то ушло, на душе стало легко и спокойно.

– Сергей Иванович, к вам пришли! – вахтерша открыла дверь в кабинет и подтолкнула Зинаиду вперед.

– Заходите! – Сергей Иванович оказался приятным мужчиной лет пятидесяти, в очках тонкой оправы. Умные серые глаза внимательно вглядывались в женщину. – Я прочитал ваши документы и нахожу, что вы вполне подходите для того, чтобы стать мамой одного из наших воспитанников. Хотите увидеть Лизоньку?

– Очень…

– Она – наша гордость. Ей уже пять лет, знает алфавит и цифры, любит рисовать, делать различные поделки. Девочка очень ласковая и добрая. Пойдемте, проведу на концерт, сами все увидите.

Дети скромно примостились на стульчиках, положив ручки на коленки, смотрели выступления артистов, таких же, как они воспитанников. На первом ряду сидела и Лизонька, восхищенно открыв рот и заворожено уставившись на происходящее. Каштановые волосы собраны в маленькие, торчащие в стороны хвостики, фигурка щупленькая, одинокая…

– Лизонька… – прошептала Зина.

– Да, это она. Нравится? – спросил Сергей Иванович.

– Очень. Когда я смогу ее забрать?

– Не торопитесь, – усмехнулся директор, – придется потерпеть. Будет еще куча формальностей, суд… Для начала просто познакомьтесь, поговорите…

Зина смотрела на детишек, и ее сердце разрывалось от жалости – она вспоминала и свое детство. Правда, сейчас совсем не то, что раньше, к тому же детский дом в столице резко отличается от провинциальных, но главное тут одно – всем детям нужна мама. Как же так? Кто будет радоваться хорошим оценкам и достижениям, утешать, если болит живот или разбита коленка? Много-много разных вещей, которые обязательно нужно делать с родителями, а не с одним воспитателем на целый коллектив… И они держатся и верят, что обязательно найдут семью, и папа с мамой заберут их домой… Этим грезила когда-то и я… Пусть моя мечта не сбылась, но зато теперь я могу осуществить ее для кого-то другого… Это же как принц с алыми парусами… Стоит только купить в лавке алый шелк и сшить из него самый прекрасный, единственно нужный парус. Все чудеса зависят от нас самих… Ну… может и не все… но это точно зависит.

После концерта Зина подошла к Лизоньке, присела на корточки и сказала:

– Привет. Давай знакомиться. Я знаю, ты Лиза…

Девочка наклонила голову в сторону, посмотрела на нее и почти неслышно прошептала, с отчаянной надеждой в голосе:

– Мама?

Руны

Катя сидела за столом и смотрела на угасавший за окном день. Солнце уже бросало на землю постепенно угасающие прощальные лучи, и розовая полоска неба, похожая на поле буйно цветущих люпинов, постепенно становилась шире, местами расцвечиваясь в фиолетовые или багровые полутона. Горьковатый запах лесных июльских трав проникал в форточку, расползался по дому, стлался по полу, впитываясь в деревянные стены, половики, скатерти… Распечатанное письмо лежало на столе. Катя до боли закусила нижнюю губу, стараясь не расплакаться, потому что понимала, стоит только начать, и потом остановиться невозможно… Надо что-то решать… А как? Как можно решить? Это немыслимо! Валентин пишет, что скоро приедет в Москву, чтобы жениться на Кате и увезти ее с собой в Америку, потому что подписал следующий контракт. Не спросив ее! Она что, не имеет права голоса?! Взял и решил самостоятельно! А если она не хочет? Она же совершенно не знает английского! Да и папа с мамой уже старенькие, их навещать надо… Иван один-одинешенек… Кто за ним присмотрит, накормит, заштопает рубашку?.. Носится со своим поселением, вкалывает, иногда поесть забывает! Худые плечики Кати поникли, она совсем ссутулилась и наклонилась над письмом. Долго сдерживаемые злые слезы все же закапали на бумагу.

– И кто это здесь сырость разводит? – весело поинтересовался вошедший Иван. – Что случилось?

– Почитай. – подвинула в сторону брата листочки письма Катерина.

– Гм… Конечно, не слишком приятно, но катастрофы тут никакой не вижу. Катюх, ты что? Валентин приезжает, жениться хочет – радоваться должна, ты столько этого ждала!

– Я… не хочу в Америку! Я боюсь!

– Давай разберемся. Во-первых, это не на всю жизнь, а только на год, может быть на два, сами решите. Во-вторых, ты там никогда не бывала, вдруг тебе понравится? В-третьих, ты будешь там не одна, а с мужчиной, которого любишь больше жизни. Я понимаю, если бы он тебе написал, что нашел другую! Так нет же, специально приезжает, за тобой, чтобы жениться! Эх ты нюня, разнюня!

– А как же папа с мамой?

– А что папа с мамой? Они живы-здоровы. Будет нужно, я к ним съезжу, помогу или сюда перевезу, если захотят.

– А что я там буду делать?

– Тоже мне, проблема! Работа для всех находится, было бы желание. Кашеварить станешь на всю бригаду или кур, гусей, уток кормить, коров пасти…

– Он без меня все решил, не спросил даже, хочу ли я! Его мое мнение совершенно не интересует! Не поеду! – Катя упрямо сжала губы и сверкнула глазами. – Я здесь останусь!

– Когда он приезжает? Надо бы встретить. Заплутает.

– Когда-когда… завтра. Письмо долго шло.

– Номер рейса есть?

– В конце посмотри, на последнем листочке.

– Надо встать пораньше, ехать далеко.

– Не поеду.

– Эй! Это твой суженый или чей? Хватит характер показывать!

– Иван, я серьезно говорю, не поеду. И замуж за него не пойду. Я хочу жить здесь, в России. Точка.

– Для начала поговори с ним.

– О чем? О том, что он просто соизволил поставить меня в известность о своем решении? Глупая гусыня сидит тут, ждет его дни и ночи, так значит можно себя вести как угодно? А потом он еще любовницу себе заведет. Почему бы и нет?

– Катерина! Не перегибай!

– Что Катерина?! Не дождется! Найду себе другого и выйду замуж. То писал, что тоскует и там все чужое, а теперь ему понравилось! Либо пусть остается здесь, либо пусть катится в Америку, но без меня. У меня тоже характер есть!

– И еще какой! Ладно, встречу завтра твоего Валентина и привезу сюда, а там разберетесь.

– Как хочешь.

– Иди-ка ты спать… В таком настроении ни до чего хорошего точно не додумаешься.

– Да, Вань, пойду, пожалуй… Спокойной ночи!

– Спокойной ночи, Катя!

Иван смотрел сестре вслед и думал о том, что надо как-то убедить ее в том, что Валентин не хотел ее расстроить, скорее просто по всегдашней мужской привычке, взял и принял решение, которое надо было принимать. Письма идут долго, телефонов в их поселении нет, а номер мобильного они как-то не догадались ему послать… Это хорошо, что Катя не поедет в аэропорт. Им с Валентином надо поговорить по-мужски. Упрямая сестра ляпнет сгоряча что-нибудь едкое, потом сама же будет жалеть, а поезд тю-тю… Знаем, как это бывает… Спешка хороша только при ловле блох, в серьезных делах надо быть осмотрительным.

Иван рассеянно посмотрел вокруг, дотронулся до сестриной работы, лежавшей на массивном крепко сколоченном табурете – умелица Катя вышивала ему новую рубаху. Любит она это дело. И рукава, и ворот старинной русской вышивкой украсила, с машинной строчкой не сравнить, да и как можно – тут душа вложена, фантазия, а там – типовой рисунок, грубый, однообразный… Можно на продажу такие делать. А еще полотенца, сарафаны, носовые платки, скатерти… Приезжающие туристы с охотой сувенирами обзаводятся, для них это все в диковинку. До чего дожили! Исконно русские обереги, рубашки вышитые, лапти – экзотикой считаются. Совсем культуру свою утратили! То на Запад глядим: мыльные сериалы и порножурналы в России культивируем, то на Восток ориентируемся: карате, йога, буддизм, тантра и прочее…

Иван глянул в окно. Пока он размышлял, уже наступили сумерки. Небо заволокло тяжелыми свинцовыми тучами и сквозь рваные прорехи болезненно и страшно светила огромная оранжевая луна. Темные силуэты деревьев болезненно дрогли от налетевшего ветра, зябко кутаясь в кудрявые одежды листьев. Иван слышал, как они шептали ему свои тайны, словно хотели поведать что-то важное и сокровенное. Так и не поняв их советов, Иван закрыл форточку – если поднимется ураган, разбудит ночью или стекло разобьется… Хорошо, если завтра распогодится – иначе как самолет приземлится? Посадят еще где-нибудь, как тогда искать Валентина? Впрочем, надо решать проблемы по мере их поступления. Скоро приедет Оксана, вот что главное. Вообще-то, он запрещал себе об этом думать, чтобы не спугнуть хрупкое счастье. Специально загружал себя делами, находил кучу важных мелочей и старательно в них вникал. День ото дня. Потому что стоило ему дать себе отдых, как перед глазами вставало ее лицо, глаза опушенные неправдоподобно длинными ресницами, выразительный изгиб бровей и рот, созданный специально для поцелуев… Ивану хотелось тут же сорваться в Москву и похитить укравшую его покой девушку… После праздника, проводив Оксану и Маришку до автобусной остановки и помахав им на прощание рукой, он неожиданно вспомнил, что забыл спросить ее номер мобильного и не оставил свой. Иначе как головотяпством это назвать было нельзя, и теперь оставалось только ждать, когда она приедет к нему. Если бы не страх оказаться смешным, он обязательно бы вычеркивал каждый прожитый день в календаре и смотрел на все уменьшающиеся квадратики чисел, квадратики до ее приезда… Как назло, она ему больше не снилась. Он вообще перестал помнить свои сны, словно проводил ночь в пустом и темном безвоздушном пространстве иномирья. Еще чуть-чуть… сколько там еще осталось? День? Два? Три. Она приедет через три дня.

– Катюша, мы приехали! – открывая дверь, позвал Иван и пропустил гостя в дом. – Проходи, располагайся.

Подхватив яркие заграничные чемоданы Валентина с багажными наклейками аэропорта, Иван прошел в горницу и остолбенел. Перед ним стояла Людмила и улыбалась. Иван поставил чемоданы и сухо поинтересовался, – Что ты здесь делаешь?

– Здравствуй, Иван. Здравствуйте, – обратилась Людмила к гостю. – Нас не представили. Я жена этого русского медведя, Мила.

– Очень приятно, – улыбнулся тот.

– Ты хотела сказать, бывшая жена, – процедил Иван.

– Почему же? Мы до сих пор не разведены, так что пока самая, что ни на есть настоящая.

– Валентин, – обратился Иван к гостю, – думаю, Катя тебя ждет в своей комнате. Вам лучше с ней сначала наедине поговорить, да?

– Да, спасибо, – подтвердил Валентин и стал подниматься наверх по лестнице, ничуть не смущаясь тем, что его так невежливо вытурили на второй этаж. Ему было не этого. Валентин так болезненно хотел увидеть Катю, что остальной мир существовал для него весьма условно и зыбко. Напряженности между супругами он попросту не заметил.

– Итак, чем обязан? – снова спросил Людмилу Иван.

– Я много думала о нас двоих… Я ошибалась… Мне так плохо и одиноко без тебя, ты себе не представляешь! Ночами я плакала в подушку и поняла, что не имею права потерять тебя… И вот, бросила работу и приехала… Пусть будет деревня, поселение… как ты хочешь…

– Мила, между нами все кончено. Ты забыла, что наговорила в прошлый приезд?

– Ах, Иван, мало ли что может наболтать женщина! Во мне говорила обида! Ты так мало уделял мне внимания, я думала, что ты совсем не любишь меня и так страдала…

– А с чего ты теперь взяла, что я люблю тебя?

– Мне так показалось…

– Я хорошо тебя знаю, дорогая, поэтому хватит играть со мной в игры, просто скажи мне все как есть и не плети чушь. Этого будет достаточно. Ты что-то натворила?

– Ну, хорошо! Ничего я не натворила. Арсентий Федорович, хозяин дома, где я работала, подбивал ко мне клинья, пел, что давно не любит свою жену и хочет с ней расстаться… Я ему поверила, как последняя кретинка… А потом она застукала нас в спальне. Меня уволили. Теперь доволен?

– Теперь мне более или менее все понятно. Что собираешься делать?

– Буду искать новую работу. Но я безумно устала, нервы на пределе. Хотела попроситься к тебе пожить на несколько дней, прежде чем вернусь в Москву.

– Мне это совершенно некстати. Приехал Валентин, жених Кати…

– Я вас не стесню, обещаю.

– Ко мне скоро тоже приедут…

– И кто же?

– Тебя это совершенно не касается.

– Ага, значит, нашел себе какую-нибудь дурочку, которая согласилась с тобой тут жить в любви и согласии?

– Мила, придержи свой ехидный язык, если надеешься остаться здесь хотя бы на одну ночь.

– Извини, – сбавила обороты Людмила, – я не со зла, просто такая манера выражаться. Иван, тут такая проблема… Понимаешь… мне некуда идти – я беременна, и аборт делать уже поздно. Если ты меня выгонишь, только бомжевать останется… Кто меня на работу возьмет в таком интересном положении? Но я уверена, стоит Арсентию узнать правду, он заберет меня и устроит с комфортом! Ты… можешь на время меня приютить? Ненадолго. А твоей девушке я ничего не скажу. Можешь представить меня двоюродной сестрой, если хочешь…

– Мила, не могу сказать, что я безмерно тебе рад, но выгнать – не выгоню. Живи. Только будь добра, относись с уважением к тем людям, с которыми находишься под одной крышей.

– Обещаю. И буду твоей сестре помогать по хозяйству. Коров доить не умею, но приготовить что-то или посуду помыть могу. Я не буду тебе в тягость. – Мила покорно опустила глаза вниз и смущенно зарделась. – Вообще-то, я совсем не злая, и не стерва… Так получилось… Я тебе никогда не рассказывала, да что уж теперь… расскажу… Только давай завтра? У меня такой трудный день был, с ног валюсь, и спину ломит. Беременным, знаешь, как трудно приходится? Ребеночек же из мамы все витамины и минералы берет… А я в последнее время все на нервах… Не ела ничего… Так, с трудом в себя что-то запихивала машинально, чтобы не сдохнуть…

– Конечно, Мила, конечно, – засуетился Иван. – Я совсем растерялся… У нас на втором этаже свободна чудесная мансарда. Тебе понравится. Где твоя сумка? Давай отнесу. Только с удобствами тут не очень. Не успели мы еще как следует обустроиться. Перетерпишь как-нибудь. Катя тебе поможет воды нагреть.

– Ты ее не трогай сегодня. Обойдусь. Завтра все. Дай только лицо умою, и можно мне чаю?

– Сейчас приготовлю. – Иван отправился на кухню и не заметил, каким ненавидящим взглядом сверлила его спину бывшая жена. Ее ухоженные тонкие пальцы побелели от напряжения – она слишком сильно вцепилась ими в край стола. На безымянном пальце левой руки сиял неправдоподобно огромный желтый бриллиант.

Утром все вышли в гостиную мрачные. Катерина расставляла тарелки и чашки и раскладывала приборы с невозмутимым и застывшим как у мраморной статуи лицом. Иван настороженно приглядывался к сестре и Валентину, с не меньшим беспокойством коротко взглянул на Людмилу и тут же отвел взгляд – смотреть на нее было неприятно. Прихлебывая чай и ощущая давящую тишину, он не выдержал и спросил:

– Какие планы, Валентин?

– Поеду, съезжу к родителям, в Оскол. Соскучился, да и они истомились. Потом полечу в Америку. Катя со мной ехать не желает.

– Понятно. Кать, а ты домой не хочешь съездить? Вот с Валей бы и поехали. Папу с мамой навестишь…

– Я к ним в августе собираюсь на недельку. Сейчас и тут дел по горло, не люблю планы менять.

– Иван, я боюсь заблудиться, проводишь меня до остановки? Что тянуть? Поеду. Поезд как раз около полуночи отходит, часов в одиннадцать… Успею. Чемоданы я не разбирал, только подарки вам оставил. Потом посмотришь, там как раз семена разные…

– Провожу. А за семена отдельное спасибо!

– Я бы тоже прошлась. – вмешалась в разговор Людмила. – Можно с вами?

– Пойдем. – нехотя разрешил Иван и поднялся. – Давай выйдем, Мила, покажу тебе кое-что…

Они вышли на крыльцо. Невдалеке на пригорке чумазые ребятишки азартно охотились за бабочками и кузнечиками, шумной стайкой перебегая с места на место. Сквозь огромное, пышное как пуховая перина облако на землю проливались солнечные лучи. В доме тихо. Хлопнула дверь и на пороге появился Валентин с чемоданами.

– Я готов. Пошли?

– Пошли… Давай помогу. – Иван перехватил один из чемоданов.

– Вернешься за ней?

– Как сама захочет, неволить не буду. Коли любит – поедет, а на нет и суда нет, сам знаешь. Времена нынче не те, чтобы силком под венец тащить.

– Катя любит тебя, она обиделась, что, не спросив ее, сам решил насчет контракта.

– Ты же догадываешься, Иван, как письма идут! Телефона вашего у меня не было, только адрес. Телеграмму я не сообразил послать, да и ответа ждать можно месяц, а вопрос срочный был. Я же для нас обоих стараюсь. Хочу и ее, и родителей на старости лет обеспечить. Я за это время на сторону ни разу не посмотрел. Думаешь легко здоровому мужику без бабы? А она как дите малое капризничает. Давно повзрослеть пора. Может, ты ее вразумишь?

– Попробую. Запиши мой телефон и позванивай. У тебя обратный билет когда?

– Через месяц.

– Время есть… Ладно, ты давай-ка туда и сразу обратно. У родителей сидючи точно ничего не изменишь.

– Я позвоню. Спасибо, Иван! До свидания, Людмила! – Валентин взгромоздился в автобус и уже из-за мутного от грязи стекла прощально взмахнул рукой.

Сказочная лесная тропинка вилась и вилась, обходя стороной мохнатые разлапистые ели, тонконогие как подростки березки, могучие в три обхвата дубы, выставившие уродливые узловатые корни наружу, словно пытаясь перебраться на новое более освещенное место; тропинка обегала стлавшиеся по земле кусты черники, подмигивающие из-под резных листочков крупные сочные ягодины земляники, манящие наклониться за ней, чтобы раздавив, ощутить на языке неповторимый блаженный вкус детства.

Иван молча шел рядом с Людмилой и ругал себя за слабодушие, за то, что не смог отказать бывшей жене в пристанище, а теперь непонятно, как себя вести – ведь послезавтра приедет Оксана. Людмила искоса поглядывала на мужа, читая мучительные сомнения его души, отражавшиеся на лице. Какой он все-таки простачок, с ума можно сойти, словно реликтовый зверь, доисторический мамонт, случайно оказавшийся не в том месте и времени. Ладно, справиться с таким будет проще простого. Хорошо бы конечно охмурить этого Валентина, женить на себе и уехать с ним в Америку, только пока непонятно, как его зацепить. Умотал, словно побитая собачонка, в Старый Оскол, будет теперь сидеть там и ждать, когда Катенька соизволит принять решение. А Людмила со своей внешностью и умом до сих пор в заднице – по-другому эту Сварожь и не назовешь. Надо будет стащить у Ивана телефон этого американского фермера и уговорить его вернуться, дескать, решать подобные вопросы надо на месте, вдруг невестушка передумает… А там, по ходу, можно и переиграть… Сладкая лесть, дрожащие губки и запунцовевшие от смущения щеки могут многое… «Ах, женщина должна идти за возлюбленным хоть на край света, тем более, когда это настоящий мужчина, сильный, уверенный в себе…», – подобных изречений Мила могла выдать немало, вводя в заблуждение уверенных в своей неотразимости самцов. Кстати, новую подружку Ивана тоже не мешает выпереть отсюда как можно быстрее, лишние свидетели ей ни к чему, да и потом, Ванечку-дурачка тоже не стоит сбрасывать со счетов. Судя по всему, в этом поселении налаживается весьма неплохой бизнес. Кто бы мог подумать! К ним уже сюда экскурсии ездят! Сувенирный ларек открыли, амулетами, оберегами и разной славянской утварью торговать стали… Того и гляди гостиницу откроют для богатеньких туристов, пресытившихся поездками по экзотическим странам и мечтающих о новых впечатлениях. Тут как можно быстрее суетиться придется. Скоро до Иванушки допрет, что Мила не беременна и тогда придется уматывать, а к этому она не готова. В Москве ей появляться нельзя, наверняка ищут. И дернул же черт взять это кольцо! Словно дурману в голову кто нагнал, бесы рукой Милиной водили, когда полезла она в шкатулку Алевтины… От ярости, что удачная схема, придуманная ею, провалилась, Мила обезумела и вот, пожалуйста… Если бы не это кольцо, можно было бы написать Арсентию о предполагаемом ребенке, а там, глядишь, в качестве отступного заимела бы себе квартирку… Ведь ей же удалось подкараулить его в подпитии и сыграть сцену соблазнения невинной провинциальной девушки хозяином жизни… Сколько сил пришлось приложить! Сколько нервов потратить! И только она знает, что на самом-то деле ничего и не было: у этого пьяного борова проклятая елда отказалась вставать напрочь! А теперь наверняка многочисленные мордовороты ищут Оксану по всем вокзалам, рынкам и подворотням, по всем бюро и фирмам найма прислуги… Надо быть предельно осторожной, чтобы не попасться. И еще надо решить: то ли попытаться как-то подкинуть злосчастную вещицу кому-то еще, так чтобы потом Мила оказалась чиста аки агнец, то ли благоразумнее и прибыльнее продать еще скупщикам краденого за бесценок… Второй вариант прибыльнее, но только на первый взгляд… Лучше использовать первый – безопаснее потом ходить по улицам, не придется опасаться того, что за такое вполне могут и изувечить, так сказать, на память, чтобы не повадно было…

– Ванечка, – обратилась она к мужу. – Ванечка, я хотела вчера тебе кое-что рассказать… – Он взглянул на нее исподлобья и промолчал. – Я тебя раньше во многое не посвящала… Слишком больно было… И вспоминать трудно, тем более, когда любовь в глаза ярким солнцем брызжет… Но теперь хочу, чтобы ты знал, почему все так с нами случилось.

– Что случилось, то случилось, содеянного не исправить. Может не стоит, Мила?

– Стоит, Ваня, мне надо душу очистить… Я в детстве росла в очень обеспеченной семье. Единственный ребенок, любимый, балованный, ни в чем не знающий отказа… Отец работал главным инженером на Стойленском горно-обогатительном комбинате, где руду добывают. Там заплаты всегда были не маленькие. Квартира трехкомнатная в центре города, дача, машина… Мама не работала, отец не позволял, хотел, чтобы единственную доченьку воспитывала, да за домом присматривала. Так и жили… А потом он другую встретил. Встречался с ней какое-то время, пока она двух сыновей ему не родила, близнецов. Тогда к ним и ушел, а мы с мамой ему не нужны оказались совершенно. Первое время алименты платил, потом перестал. Она ходила к нему, умоляла одуматься или хоть изредка дочь навещать – он ни в какую. «Мало, – сказал, – ты на моей шее сидела, бездельница! Иди работай, а на меня не рассчитывай. Скажи спасибо, что квартиру оставил. Будешь выступать, отсужу половину, разменяем на две однушки и скатертью дорога». Я тогда рядом с ней стояла, своими ушами все слышала. Мне лет восемь было, только во второй класс пошла. Глянул на нас, как на пустое место, и ушел. Маме пришлось на работу устраиваться. А кому она нужна без образования? Замуж в семнадцать лет вышла, всех знаний, что кулинарное училище закончила. Хорошо знакомые поварихой пристроили в кабак привокзальный. Я туда после школы поесть прибегала, дома-то шаром покати, в холодильнике мышь повесилась… Я к такому непривычная оказалась, раньше что ни попрошу – все купят, любые игрушки, книжки, платьица, а после их развода в одних и тех же вещичках ходила. Зарплата у матери копеечная, чаевых она не получала, не официантка же… Мама сначала еще держалась, а потом плюнула на себя, за внешностью следить перестала, с мужиками похабными заигрывала… Как я их всех ненавидела! И отца, и этих самцов поганых, вонючих, с которыми она перемигивалась! Когда подросла, перестала туда заходить, мамины ухажеры все норовили под юбку залезть. Зажимали в углу и давай лапать, а изо рта перегаром разит, щетиной трехдневной по щекам шкрябали, слюнявили… Я, когда с тобой познакомилась, все поверить не могла, что такие как ты бывают на свете, боялась, что проснусь, а это все сон. Я может от тебя и ушла, чтобы ты потом меня сам не бросил. Не подумай, я не оправдываюсь, не прошу, чтобы обратно принял, просто хочу, чтобы знал…

– Почему ты мне раньше не рассказывала?

– Боялась. Думала: узнаешь – бросишь. Такая грязь… А ты чистый, светлый, семья у тебя нормальная, хорошая. Зачем тебе такая жена?

– Это ты зря. Я тебя саму полюбил. Дети не виноваты, они не выбирают у каких родителей появиться.

– Это я сейчас понимаю, Ванечка. Прости меня. – Оксана заплакала.

Иван остановился, обнял жену и поцеловал в лоб. Поглаживая заскорузлой ладонью по волосам, шептал:

– Ну, по'лно, по'лно! Все будет хорошо. Я тебя не гоню, живи, сколько хочешь. Родишь ребеночка, он тебя любить будет, а ты его. Мужа найдешь хорошего.

– Ваня, я только сейчас поняла, что другого мне надо! Не могу без тебя, лучше утоплюсь!

– Прекрати! Жизни себя лишать – большой грех, к тому же невинное дитя во чреве. Все пройдет, наладится. Вот увидишь.

– Ты меня простил?

– Простил.

– Может, попробуем все сначала? Заново? Мы же еще не развелись… Вдруг это знак какой, Ваня?

– Не знаю, Мила. Ничего не могу тебе сказать. Я жалость к тебе чувствую, сострадание, а любовь… Любви, Мила уже нет. Умные люди говорят – дважды в одну и ту же реку не войдешь.

– Так и река уже не та, и мы изменились… Может в другую надо входить, но вместе, рука об руку, Ваня?

– Я, Мила, сейчас другую руку в ладони держу, уж извини.

– Любишь ее?

– Люблю.

– А она тебя?

– Думаю, да.

– Не уверен?

– Жизнь покажет.

– Хочешь рискнуть? Ты ее не знаешь, чужая душа потемки…

– Я, оказывается, и тебя не знаю, Мила, а мы сколько лет вместе прожили… Тут гарантии нет…

Дома Катерина ходила чернее тучи. Заморозилась, застыла, словно снежная королева в ледяном царстве. Иван и подступиться к ней не знал как – отвечала нехотя, на вопросы только «да» или «нет», а то просто глазами поведет в сторону и ушмыгнет как домовенок, только что была – и будто ветром сдуло. Поход к ней Людмила нашла как ни странно. Разговорила, вытянула подробности, а потом прислушаться заставила. Долго они шептались, почти до утра расстаться не могли, все тайны друг другу поверяли, вернее, поверяла Катя, а Мила байки сказывала про свое несчастное детство и любовь вековечную, открытую только что на лесной тропке… Катенька душа добрая, пожалела, обещала помочь, поспособствовать, может Иван и одумается? Да и сама призналась, что погорячилась зря, самолюбие женское взыграло некстати. Может и впрямь, позвать Валентина обратно, а там глядишь, и придумается, как жить дальше? На том и порешили. Обнялись крепко, как сестры или лучшие подружки, расцеловались и пошли спать.

Наутро Иван только головой качал от удивления, слушая сестренку, молящую его подумать о своем браке и поговорить с Валентином, сказать ему, что ждет его Катя в Сварожи.

– Ты Ванечка, подумай! Вы же не один год вместе. Совершила Мила ошибку, с кем не бывает, все мы грешны. Главное, она поняла, что не права! И потом – любит она тебя!

– Катенька, душа моя непорочная, ты слишком плохо знаешь людей! Не забывай: Мила меня бросила потому, что на горизонте нарисовался богатый кавалер, потенциальный муж или любовник, а когда не сложилось – сюда прибежала, да еще беременная. Заметь, не от меня! А выгнали ее потому, что она хотела чужого мужа к рукам прибрать. Нравится тебе такая история?

– Тут сложнее все, пойми! Она так боялась тебя потерять, что не выдержала и ушла. Ей проще там, где сердце не задействовано, чтобы потом душу не убили, как у мамы ее…

– Не знаю, Катя, что-то тут не так… Чувствую… В общем, не наседай на меня. Ко мне завтра Оксана приедет. И прошу, никаких интриг за моей спиной. Я серьезно, Катя! Речь идет о моем счастье. А что любовь Мила профукала – не моя вина.

– Хорошо, Иван, не буду я не в свое дело лезть. Ты Валентину позвонишь?

– Позвоню. Я в соседнее село с Тимофеем. Там, говорят, корову продают. Надо бы глянуть.

– Поезжай. Мы с Милой пойдем землянику собирать. Потом посушим, варенья наварим.

– Давайте. Это ты хорошо придумала.

Широкими шагами ринулся Иван к Тимофею, затаптывая большими ногами сомнения, словно можно их как мушку под ноги бросить и всей ступней в пыль вбить. Громоздились они в его голове, радоваться мешали… О судьбах человеческих речь идет, не погремушкой мальцы балуются. А как тут решишь? И так нехорошо выходит и этак не лучше. Иван вспоминал Оксану, и на душе сразу теплело, губы расплывались в улыбке, а хмурая складочка у бровей разглаживалась и исчезала. Устал он, сегодня ночь в дурмане провел: сон не сон, полудрема, полуявь, не понять толком. И пакостные видения какие-то были… то Морена[13]13
  Мара – могучая и грозная богиня зимы и ночи, дочь Чернобога от Лады, сестра Живы и Лели.
  Имена Мары – Море, Мор, Маря, Маруха, Мора, Марена, Морена, Морана, Марана, Маржана, Маржена, Морриган, Морригу, Моргана и т. д. и т. п., связанные по первоначальному этимологическому сходству или по вторичному звуковому уподоблению.


[Закрыть] привидится, усмехается, глядит очами черными, страшными, одобрительно головой кивает, радуется… то злые хорты – волки-оборотни на луну выли и возле капища пойманного оленя, еще живого трепещущего поедали, разрывая на части…

Как бы беды какой не случилось… Да еще эта оранжевая тревожная луна перед приездом Валентина все из головы не шла – не зря, видно, привела Людмилу на порог не в добрый час.