Текст книги "Рыжая"

– Мамочка, пожалуйста, прости! Я больше так не буду.

Галя тоже плакала и каялась:

– Это ты меня прости, Морковка! Ты ни в чем не виновата. Это все твоя дура-мать.

Неожиданно к ним зачастил участковый по прозвищу Кошелек, один из самых неприятных типов в округе. Он не уважал водные процедуры и где бы ни появлялся, оставлял после себя гнилостный душок. Редко стригся, экономя деньги, и все чаще у каких-то троечниц-практиканток из ближайшего ПТУ. Поэтому отросшие космы приходилось приглаживать ладонью, щедро смоченной слюной. Имел большую нижнюю губу, живущую своей жизнью. Та шлепала, чавкала, волочилась по подбородку и делала его похожим на человека с синдромом Дауна.

О нем ходило множество историй. Особенно народ любил смаковать, как страж порядка попался на горячем. В один из дней мент приехал на своем припадающем на задние колеса бобике к Дому культуры, чтобы удостовериться, что никто не нарушает закон. Вышел, оправился, пощупал упорно расстегивающуюся ширинку и закурил, пожевывая необъятной губой сигарету. С ходу наметил себе жертву и затаился. У колонки выпивала молодежь, переругиваясь с местными шлюшками. Те задирались и не стесняясь обозначали цену за свои услуги. Он задержал самую красивую, и пока вел к машине, в его драндулет прокралась жена. Несчастная, вечно униженная мать троих детей. Женщина устроилась на заднем сиденье и укрылась с головой предусмотрительно брошенным одеялком, пока парочка занимала места впереди. Кошелек сразу обозначил бартер. Ты делаешь мне приятно, а я закрываю глаза на твой род деятельности. Та заупрямилась и даже брыкнула легавого ногой. Мент усилил напор, направляя голову девушки в нужное место:

– Вот идиотка! Так и быть, заплачу тебе пятерку. Ты что, не хочешь заработать? Ведь для тебя это – плевое дело.

Девушка стискивала зубы, оказывала сопротивление и всем видом давала понять, что «кина не будет». Тот уговаривал, тряс перед носом портмоне, угрожал. Наконец жена не выдержала, вылезла из засады и подняла руку, словно на уроке:

– А можно мне заработать пятерку?

Кошелек заявился в их квартиру около семи и не снимая обуви прошел на кухню. Стащил с головы шапку, напоминающую разоренное птичье гнездо и победоносно швырнул замусоленную папку на стол:

– Ну что, птичка, допрыгалась? С работы опять уволили, общественный порядок и правила социалистического общежития нарушаешь, алкоголем злоупотребляешь, и жалобы от соседей поступают регулярно, так что будем оформлять в ЛТП.

Бабушка охнула и забегала курицей-наседкой. Кинулась накрывать на стол:

– Уважаемый, давайте сперва поужинаем, а потом поговорим о делах. Ну кто решает такие серьезные вопросы на голодный желудок?

Тот облизался и пригвоздил Галю тяжелым испытующим взглядом. В один присест умял тарелку рагу, вымакал хлебом подливку и не стесняясь выпустил отрыжку. Бабушка запричитала, пытаясь поймать его руку и поцеловать, будто приходскому священнику:

– Смилуйтесь! У нее же девчонка растет. Я старая, не сегодня-завтра умру. Дед, Царство ему Небесное, почивает вечным сном. Кому ребенок будет нужен?

Тот рявкнул:

– Раньше надо было думать! Когда дралась у винно-водочного, не являлась на работу и воровала гвозди в хозмаге. Идите лучше, тетя, смотрите телевизор, а мы тут с ней потолкуем по-взрослому.

Бабушка на цыпочках, словно в доме спал младенец, вышла из кухни и хлюпнула носом. Ирка вжалась в стену и мысленно надела на себя шапку-невидимку. Кошелек мигом изменился в лице, положил свою ладонь на Галину руку и заговорил вкрадчиво:

– Я тебе сколько раз объяснял? Если не можешь расплатиться налом – расплачивайся собой. Как говорится, у кого кошелек толст, у того разговор прост. А ты упираешься, словно девушка на выданье. С тебя не убудет.

Галя гордо вскинула голову и отошла к окну, а тот потер глаза с явными признаками конъюнктивита:

– Вы посмотрите, какая прошенная! У меня такие вот где! – и показал свой огромный волосатый кулак.

Ирка, сидя за продуктовой тумбочкой, в третий раз переписывала упражнение по русскому языку, путаясь в корнях и приставках. По телевизору пели и плясали под «Вам пора, и вам пора с вентиляторным заводом заключать договора». Кошелек с особым злорадством заполнял направление в ЛТП, пачкая бумагу протекающей шариковой ручкой. Затем отложил писульку и отчеканил:

– Значит, так! На все про все – неделя. Запасайся штанами с начесом, фуфайкой и теплым бельем. Годик отдохнешь на нарах и по-другому запоешь.

Ирка отложила тетради и заголосила. Мама снисходительно улыбнулась:

– Дурочка! Чего так убиваться? Я же в санаторий еду, а не в тюрьму.

Галя даже не представляла, какой тюрьмой окажется этот санаторий.

Автобус тащился долго. Его подкидывало, бросало о колдобины и заваливало на бок. Скрипели рессоры, тормозные колодки, коробка передач и даже руль, обмотанный, видимо для красоты, синей изолентой. Галя и еще несколько трезвых и поэтому злых баб тряслись молча, уставившись в окна ненавистными взглядами. На коленях у каждой – клетчатая полипропиленовая сумка с нажитым добром.

С двух сторон тянулось жухлое поле и антрацитовое небо, на скорую руку обложенное тучами, будто старой одеяльной ватой. Воронье летало кругами. Затем несколько стай объединились в одну, создавая хаотичный орнамент. Казалось, вверх подбросили сотни тысяч горстей подсолнуховых семечек, и они исковыряли поднебесье.

Придорожные села нищенствовали. Из неказистых домов поднимался упругий сытный дым. Дети, одетые с чужого плеча, гоняли спущенный, потертый мяч. Матери периодически выглядывали из-за заборов и размахивали загрубевшими от работы руками. Пастухи курили на бревнах, пересчитывая сонных лошадей и коров. Галя заметила пять дойных и двух телят. Те стояли неподвижно, уже не чая обнаружить под ранним снегом съедобную траву. На огородах ланцетными листьями шелестела неубранная кукуруза и парочка почерневших от влаги теплиц. Оборванная во многих местах пленка с трудом ворочалась на ветру, и ее движения напоминали языки, укушенные пчелами.

Печка в салоне не работала, и тяжелый осенний воздух оседал на поручнях и вязаных шапках из дешевого акрила. Водитель равнодушно курил, сплевывая в приоткрытое окно, а подъехав к высокому забору, не церемонясь дал по тормозам и присвистнул:

– Ну что, тети, приехали. Добро пожаловать домой.

Женщины загудели. Ухватились за сумки.

У бетонных стен торчали лысые березы и шныряли собаки, высоко задирая хвосты. Толстозадые охранницы в черных мужских бушлатах неспешно прохаживались по периметру, но, завидев вновь прибывших, чуть оживились. Немногочисленные родственники ждали освободившихся, вытягивая шеи и пританцовывая у проходной.

Дамы гуськом выходили из салона, разминали затекшие спины и осматривались. Последней выбиралась Галя. Водила резво схватил ее за локоть:

– А ты среди всех самая ничего. Небось впервые? Смотри, могу помочь кое в чем. Я здесь часто бываю, а иметь на свободе своего человека – это тебе не хухры-мухры.

Галя оттолкнула его руку и спрыгнула на землю. Хлебнула казенного воздуха и с жадностью облизала сухие губы. Зверски хотелось выпить.

После прохождения обязательного двухнедельного карантина к Гале подошла женщина в черной толстовке, джинсах и махровых носках, с трудом засунутых в резиновые шлепанцы. Утерла губы с прилипшей подсолнуховой шелухой, не стесняясь улыбнулась, продемонстрировав полупустой рот, и протянула для пожатия руку без указательного пальца:

– Ну что, добро пожаловать на зону. Что смотришь? Умник, придумавший ЛТП, особо не заморачивался и фантазию не проявлял. Просто взял и скопировал уклад не столь отдаленных мест. Просто сидишь здесь не за преступление, а за пьянство. Поэтому чтобы стать своей, должна выучить Тору[6]6
  Тора – крим., жарг., свод блатных понятий.


[Закрыть] назубок.

Тебя уже накачали противоотечным раствором? Или так, обошлось витаминками? Какой втюхали диагноз? Вторую степень? Нормально. Не переживай, на этом лечение заканчивается и начинается трудотерапия. Определят либо на швейную фабрику, либо копать свеклу. Арбать с лопатой не советую. Многие с виду здоровые бабы не выдерживают, а ты, как вижу, женщина интеллигентная, не приученная таскать мешки. Ты как, шить умеешь, или, как большинство, даже в глаза не видела швейную машинку?

Галя кивнула, удивляясь как можно не уметь шить и вязать, а Клава сплюнула, пометив землю густым желтоватым комком:

– Тогда все в порядке, будешь под присмотром. По поводу «беленькой» – бросать не советую. Я тут уже второй раз, веришь, всякого насмотрелась. Сколько баб пытались резко завязать и заимели эпилепсию. Так что мой тебе совет: употребляй потихоньку, чтобы не сесть на кочергу[7]7
  Сесть на кочергу – крим., жарг., уйти в запой.


[Закрыть]. У меня все схвачено. Чекушку можно достать во многих местах либо за деньги, либо за натуру. Играть на флейте[8]8
  Играть на флейте – крим., жарг., оказывать интимные услуги: оральный секс.


[Закрыть] не советую, ибо и сама не заметишь, как пойдешь по рукам. Станешь продаваться за сигареты, одежду, чай. А деньги здесь никто в глаза не видел. Все забирает государство на содержание детей.

Галя неожиданно всхлипнула, и из глаз выкатилась две слезы, размером с фундук. Клава обнадеживающе похлопала ее по плечу:

– Ты чего? Не бзди. Если у тебя водится аккордеон музыки[9]9
  Аккордеон музыки – крим., жарг., плитка чая.


[Закрыть] и лед[10]10
  Лед – крим., жарг., сахар-рафинад.


[Закрыть], будет все ништяк. Значит, так, слушай сюда. Видишь вон ту с афишей[11]11
  Афиша – крим., жарг., полное лицо.


[Закрыть] и глазами навыкате? Это Рыба. Она самая вменяемая. Справа от нее – Каркуша. Лишний раз на глаза попадаться не стоит. Истеричка еще та. Самая толстая – Ручник. Тормоз, другими словами. Вроде неплохой бабец, но если глаз положит – беда. Не отвертишься.

Вновь прибывшая вспыхнула. Клавдия снисходительно приобняла ее за плечи:

– Я тебя прошу! Знаешь, чего здесь больше всего не хватает? Мужика. Можно, конечно, «рукодельничать» или найти бареху[12]12
  Бареха – крим., жарг., женщина, постоянно готовая к половому акту.


[Закрыть], главное, чтобы розочка потом не расцвела[13]13
  Расцвела розочка – крим., жарг., заразиться сифилисом.


[Закрыть]. А то здесь барабанных палочек[14]14
  Барабанная палочка – крим., жарг., женщина, имеющая венерическое заболевание.


[Закрыть] предостаточно. Так что подумай хорошенько. Я чистая и не обижу. Ты только ничего и ни у кого не бери: ни яблоко, ни мягкую игрушку, ни шоколад. У нас здесь существует неписанное правило: если взяла – значит, будь добра на ухаживания ответь.

Всю следующую неделю Клавдия наблюдала за Галей на расстоянии. Близко не подходила, боясь спугнуть. Затем как-то подсела за завтраком и откашлялась. Было заметно, что уделила своему внешнему виду в два раза больше времени. Аккуратно причесанная, со старательно нарисованными стрелками, выползшими на виски. Галя обреченно смотрела в железную миску и ковырялась в переваренной гречневой каше. Клава достала из кармана мятый шоколадный батончик и положила рядом с тарелкой:

– Не кисни. Привыкнешь. Многие сюда возвращаются по пять-шесть раз. Вон, видишь Росомаху, неопрятную бабу в фуфайке? Она вообще отличилась. Побила все рекорды. Мотает шестнадцатую ходку. Поэтому мой тебе совет: не препятствуй моим ухаживаниям. Чтобы ты понимала, «мужья» здесь ходят за своими «женами» получше, чем на свободе. Буквально по пятам. Оберегают, поддерживают, достают сладости. Ни один мужик в миру не опекает так свою женщину, как здесь кобёл[15]15
  Кобёл – крим., жарг., женщина, исполняющая половые функции мужчины, лесбиянка.


[Закрыть]. Если бы ты знала, сколько я повидала разбитых сердец! Бывало, добьется, соблазнит, а на утро нос воротит и на глазах у всех обхаживает другую. Брошенки чуть руки на себя не накладывают. Я не такая. Я верная. Я за тебя любого придушу.

Бабушку назначили опекуном, и у них с Иркой началась тихая мирная жизнь. Царствовал ноябрь, вечера удлинились в разы, и девочка неожиданно пристрастилась к чтению. Записалась сразу в две библиотеки и таскала домой толстые книги о любви: «Следопыт», «Зверобой», «Дикая собака Динго, «Только для девочек». Забиралась с ногами в кресло и проваливалась совсем в другой мир. Особенно обожала роман «Два капитана». Представляла, что она – Катя Татаринова из провинциального города Энска, а ее отец возглавил полярную экспедицию по Северному морскому пути и потом пропал без вести.

Учитывая внучкино увлечение, бабушка купила у букиниста книженцию в персиковой обложке о том, как подросткам вести хозяйство. В ней оказались рецепты приготовления оладий, растрепух, зимнего и летнего ералаша. Советы, как правильно мыть мясорубку, солить зелень петрушки и укропа, варить кашу из сухарей и толченой гречневой крупы. Выкройки фартуков, прихваток, продуктовых сумок и ночных рубашек. Сама баба Шура готовить не любила. Так, на скорую руку сочиняла макароны по-флотски или бутерброд с тертой картошкой и лишь по большим праздникам делала свое знаменитое «Лебединое озеро», колдуя над желе, напоминающем тяжелую воду. Определяла его на плоскую хрустальную тарелку и принималась за выпечку пустых заварных. Рисовала шейки в виде арифметических двоек. Ирка радовалась, облизывалась и всякий раз сокрушалась: «Вот было бы здорово, если бы попробовала мама!»

Она терпеливо ее ждала. Считала дни с помощью перекидного календаря, висящего на длинном кухонном гвозде. В нем печатались рецепты народной медицины, капустных салатов и мудреные шахматные этюды. Красовались черно-белые картинки с непонятными подписями типа «Химическое училище комбината «Дусло» в городе Шаля». Фиксировалось время восхода и заката, день Луны и недели. По нему бабушка квасила капусту и высаживала лук. Календарь потихоньку худел, зияя нитками. Ирка радовалась подобным изменениям и никому не разрешала вырывать страницы. Каждое утро летела к стене, дергала на себя вчерашний день и объявляла: «Вот, осталось совсем ничего: зима, весна и лето».

Девочка писала маме каждый день. Галя исправно отвечала, повествуя о своем нехитром быте. О производственной гимнастике с пятью упражнениями типа ножниц, приседаний, наклонов туловища и головы. О дворняжке, прижившейся у первого цеха. Они ее подкармливали куриными косточками и учили выть. Высылала бумажные ромашки или ландыши, так как на территории работал цех по производству искусственных цветов, в котором трудились туберкулезные. Им за смену положено сдать полторы тысячи бутонов. Утвержденные расценки – полкопейки за бутон, вот и посчитай, колокольчик, сколько бедняжки зарабатывают в месяц.

Ирка делилась с мамой подробностями каждого прожитого без нее дня. Учитель рисования по прозвищу Карандаш похвалил ее супницу, расписанную хохломой, и даже забрал работу на выставку. У бабушки на этой неделе трижды болело сердце. На завтрак ели молочный суп. На уроке математики учили дроби. Отопление еще не включили.

Зима медленно забиралась в поселок. Заходила осторожно, разминаясь тонким ледком и скудным снегом, больше напоминающим рассыпчатую пудру. Затем придавливала морозами, будто до упора давила на педаль газа. В результате воздух превращался в тончайшее стекло. Одно неверное движение – и останутся порезы на щеках и ладонях.

Галя потихоньку привыкала. Обживалась. Знакомилась с контингентом. Клава не отходила ни на шаг. В любой конфликтной ситуации возникала будто из-под земли и быстро закрывала рот обидчицам. Затем присаживалась, вздыхала и учила уму-разуму:

– Хоть тебя здесь и не лечат, (смешно сказать, на триста баб один нарколог) но и ни при каких обстоятельствах не отпустят домой. И бежать нельзя. Это расценивается как преступление, могут втюхать срок. Десятидневный отпуск – в самых крайних случаях: стихийное бедствие или не дай бог кто помер. А проситься помочь копать картошку или по семейным обстоятельствам – даже не подходи. Не пытайся гнать беса[16]16
  Гнать беса – крим., жарг., симулировать психическое заболевание.


[Закрыть], не пройдет. И вообще, запомни, что у тебя болит, то у другого не свербит.

Вечерами женщины собирались вместе. Заваривали чай, делили плитку шоколада, вели задушевные беседы. Хвастались снимками детей. Мужей. Любовников. Живых и мертвых. Солировала, как правило, Клавдия. У нее единственной было высшее образование и большой словарный запас:

– Девочки, вот давайте по-честному. Если разобраться, то пьют все. Только одним ничего, а на других государство отыгрывается. Мы с вами попали под раздачу. Оказались «девочками для битья». Возьмите Шолохова, Фадеева и Есенина. Все они лакали по-черному. Тиходонщик всю жизнь пил вино, как воду, и ничего – получил Нобелевскую премию. Есенин валялся под заборами, а потом писал:

 
Сыпь, гармоника. Сыпь, моя частая.
Пей, выдра, пей.
Мне бы лучше вон ту, сисястую, —
Она глупей.
 

Женщины слушали, раскрыв рты. Некоторые не сводили с Клавдии влюбленных глаз. Пытались кокетничать, флиртовать, но та была верна Галине. Все больше входила в раж, распускала хвост и сыпала байками, стараясь говорить литературно, без жаргона:

– Я родилась и выросла в деревне. Ничего особенного: средняя школа, кирпичный завод, совхоз, два магазина. Один – хлебный, другой – «Промтовары». Куда ни плюнь – всюду заросли облепихи. Непонятно, откуда она взялась и с какого перепугу. В 1973 году у нас снимали фильм «Как закалялась сталь», так я вам скажу – всякого насмотрелась. Артисты пили, как черти, а потом спали, где придется, прямо в реквизитных шинелях. В них же – в сортир, в баню, в кадр.

Съемочную группу разместили в детском саду, и рядом с беседкой постоянно толкались люди. Без устали обсуждали режиссера в добротном тулупе и красавицу Сайко, игравшую Тоню Туманову. Бабы достали нарядные платки и бегали смотреть на Конкина и Степанкова. Шептались и глупо хихикали, прячась за тяжелыми соснами. Актеры с пафосом прохаживались вдоль узкоколейки, курили папиросы и с неподдельным интересом поглядывали на раскрасневшихся сконфузившихся теток.

Массовку собирали из рабочих сахарного завода, обещая за день целых три рубля. Люди толпами валили на съемочную площадку. Все хотели стоять на пригорке и смотреть на выезжающий из леса поезд.

По вечерам артисты собирались в чайной. Употребляли все, что горело, закусывая салатом из тюльки с грубо нарезанным луком. Некоторые и вовсе отличались – выпивали стакан водки и запивали его кружкой пива. Затем прямо в шинелях и буденовках отправлялись на танцы. Гуляли с местными Забавами Путятишнами[17]17
  Забава Путятишна – крим., жарг., веселая девушка.


[Закрыть], а потом те услужливо таскали на площадку борщи, закутанные в пуховые платки, и пироги с рыжиками. К помощнику оператора тайком бегала моя соседка Маруська и целовалась с ним, прячась за тяжелой артиллерией. Соблюдала осторожность, так как была замужем и очень боялась мужа Ивана по прозвищу Намаханый. Тот избил двух статистов, и бедолаги еще долго выплевывали расшатанные зубы.

Ближе к весне съемки закончились, и артисты засобирались в город. С ними, оставив свои семьи, уехали две самые тихие бабы, на которых невозможно было подумать, а еще несколько лежали в постелях, мучаясь токсикозом. Затем родились дети, и их прозвали «корчагинцами». Вернулись заблудившиеся жены, и село зажило своей привычной, немного скучной жизнью. Только до сих пор у нас считается, что актеры – самые несерьезные люди, перекати-поле, короче говоря. Так что, девочки, нет никакой справедливости. Что ворам с рук сходит, за то воришек бьют. Алкоголиков снимают в кино, а мы, рядовые труженицы, вынуждены пахать на государство бесплатно и отвечать за каждый бокал «Солнцедара».

Затем доставала чекушку, разливала содержимое в чашки и с грустью смотрела в окно:

– Тихо-то как! Ни ветра, ни птичьего плача, ни кобелиного воя. Грех, девчата, в такой вечер не выпить. Ну, давайте по маленькой.

Письма шли исправно. Бабе Шуре – короткие, скупые, язвительные, мол, привет, все в ажуре. Доехали, расселились. В бараке свежо и живут пятьдесят человек. Кровати двухэтажные. Есть самая главная, другими словами, смотрящая. Она решает все возникающие вопросы:

Нас тут около трехсот. Как правило, простые работяги, хотя есть парочка с высшим образованием. Все цивилизованно. Общежитие, санчасть, молельная комната, магазин, актовый зал с телевизором. Ты спрашиваешь, что передать? Особо ничего не нужно. Несколько блоков сигарет «Астра», чай, зеркальце (мое на днях разбилось) и мыло. Иначе можно подхватить такую заразу, что не найдешь названия ни в одном медицинском справочнике. Все начинается с чесотки, а заканчивается гниением заживо.

Баба Шура кряхтела, откладывала вспоротый ножницами конверт и сперва читала про себя. Некоторые абзацы вслух. Ирка все это время ерзала на табурете, заглядывала через плечо и переспрашивала:

– Ну что там? Что мама пишет?

Затем доставала из заначки двадцать пять копеек – ровно на пачку любимых сигарет и бережливо клала на край стола. Бабуля вздыхала:

– Ей это лечение, как мертвому припарка.

Потом тащила из Иркиных черновиков двойные листы и сочиняла ответ, в котором просила взяться за ум, так как она не вечная. Указывала цены на лук и яйца. Жаловалась, что ковровая дорожка (каких-то три метра) – тридцать два рубля и сорок копеек. Что с отоплением беда, и приходится ходить в валенках. Исчез с прилавков сахар, появились талоны. Видела на днях твою Ларису Ивановну. Такая же худая, злая, зубастая. Тащила за руку мальчонку, Иркиного ровесника: «Представляешь, она со мной даже не поздоровалась, хотя столкнулись нос к носу. Говорят, развелась с мужем, так как тот обрюхатил ее подругу, и теперь ненавидит весь мир. Ну, бог ей судья. Кто что заслужил, то и получил».

Ирке приходили письма другие. Теплые, трогательные, живые. Девочка носила их в кармане школьной формы и перечитывала на каждой перемене:

Здравствуй, мой колокольчик!

У меня все хорошо. Кормят замечательно, даже кукурузной кашей, сваренной на сгущенном молоке. Работаю я на швейной фабрике. Всюду машинки, разноцветные лоскутки, из которых в самый раз строчить одеяла. Одновременно трудятся двести двадцать швей, и гул стоит, как в преисподней. Шьем много полезных вещей: одежду для охотников, ночные сорочки, халаты. Я стала передовиком производства, делаю полтора плана в день. Окна в цеху большие-пребольшие. Каждый день наблюдаю воробьиные стычки и солнце, которое уже ни капельки не греет. Вчера, к примеру, улетали журавли, выстроившись острым взволнованным клином. Они что-то на лету выкрикивали, пока не уменьшились до размера макового зерна. По вечерам у нас свободное время, поэтому вяжу тебе уже третью пару ажурных колготок.

Напиши о себе. Как дела в школе? С какими оценками закончила первую четверть?

Ты у меня самая замечательная девочка.

Очень скучаю.

Люблю.

Мама.

Приветствую, баба Шура.

У меня все чин-чинарем. Живем, шьем, трудимся на благо ЛТП, чуток выпиваем, всего по ампуле[18]18
  Ампула – крим., жарг., бутылка.


[Закрыть] в день. А как без этого? Охраняют нас, словно преступниц, хотя чего греха таить – большая половина – ранее судимы, некоторые даже за убийство. Кого тут только нет: и лазутчицы[19]19
  Лазутчица – крим., жарг., магазинная воровка.


[Закрыть], и дачницы[20]20
  Дачница – крим., жарг., дачная воровка.


[Закрыть], и рыночницы[21]21
  Рыночница – крим., жарг., рыночная воровка.


[Закрыть]. Поэтому держат нас за высоким забором и водят строем в сортир. Вот только лягушек[22]22
  Лягушка – крим., жарг., беременная женщина.


[Закрыть] жалко. Вчера одна разрешилась от бремени прямо в столовой после тарелки кулеша.

Подъем в шесть. Дальше заправка постелей и уборка тумбочек. Не дай бог забыть на ней расческу или песенник – выговор. Затем завтрак и в швейный цех. После основной работы убираем врачебные огороды и квартиры. Я главврачу сделала двери и окна в новый дом. Он доволен, как кот, и рассчитался двумя бутылками «Монастырской избы». Сейчас плотничаю обеденный стол на двенадцать персон, потом возьмусь за лестницу. Чтобы ты понимала, деньги здесь не в ходу. За все рассчитываются горючим, так что жди домой оздоровившейся и веселой. Была тут у нас Настенька – божий одуванчик. Абсолютная трезвенница. Ее муж-придурок захотел сбагрить надоевшую жену с рук, так как у того появилась новая мадам, и определил ее в ЛТП. Спасибо, хоть не в сумасшедший дом. Дал на лапу участковому, а потом и главному. И что ты думаешь? Настенька за полгода так втянулась, что перепьет кого угодно.

Мое почтение, бабуля.

Вторую неделю шьем постельное белье. Миленькое такое, в цветочек. Отмеряем ткань прямо на заплеванном полу и зарабатываем девять копеек с простыни. Зато когда приезжают из города с проверками, начальница цеха ловко меняет расценки. Оказывается, за простыню полагается целых сорок. Чувствуешь разницу? Вообще-то у нас авралы часто. Только дирекция получит срочный заказ – труба. На работу гонят с четырех утра, и приходится ишачить по пятнадцать часов кряду.

В цеху – дубак. Работаем в телогрейках. У большинства – хронический бронхит. У некоторых – залеченный туберкулез. Освобождение от работы при температуре от 39.0 градусов. Когда губы слипнутся от жара и начнутся судороги, вот тогда можно не наматывать нитку на шпульку и не поднимать лапку. Раньше – даже не подходи.

Передачу получила. Спасибо. Яблоки отдала Мильке. Ее здесь не очень жалуют. Она ранее сидела за убийство. Имела двоих детей и встречалась с приезжим трактористом. Любила его до беспамятства, покуда тот не объявил, что не прочь жениться, если бы не ее выводок. Она, недолго думая, повела мелюзгу на речку топить. Мальчика утопила, а девочка вырвалась и убежала. Милька отсидела 6 лет и теперь занимается полезными работами. Мать ей передает лишь краску для бровей да галетное печенье.

Здравствуй, мое солнышко!

У нас очень похолодало, и зарядили дожди. Ветер сбивает с ног, и на работу приходится нестись галопом. Мне-то еще ничего, а вот копающим свеклу и собирающим капусту не позавидуешь.

Со вчерашнего дня шьем поварские колпаки. Смешные такие, похожие на поповские шапки. А еще я записалась в художественную самодеятельность и теперь пою в хоре. К Новому году готовим праздничный концерт. Собираюсь исполнить любимую всеми «Голуби летят над нашей зоной». Слова пишу ниже. Выучи наизусть. Как вернусь, споем вместе.

Все чаще в маминых письмах рука теряла твердость и уходила в сторону мертвой петлей. Некоторых слов было не разобрать, и Ирка догадывалась, что та продолжает пить. От этого хотелось плакать и бежать, не видя дороги. Ее надежды рушились, поэтому уповала исключительно на Бога. На того, кто видит всех и имеет безразмерное, полное милосердия сердце. Стала упрашивать бабушку ее окрестить, но та все отмахивалась. Оправдывалась занятостью, всеобщим семейным неверием, плохим самочувствием, только девочка не отставала, пригрозив, что отправится в храм одна.

Тот день Ирка запомнила на всю жизнь. И как долго шли пыльной, распятой ветром улицей, так как денег на автобус не оказалось. И как бабушку останавливали бывшие сослуживцы со словами: «Это уже Галкина такая вымахала? Каланча! Вот время летит!» И как бежала расхристанная женщина и кричала вслед какому-то мужчине: «Борька, куда же ты? Я ведь тебя люблю!»

В храме пахло тающим воском, маслом, людьми. Кто-то молился перед иконостасом, а потом целовал Иисусу стопы, а у святых – десницу. Кто-то перекрестившись касался правой рукой земли. Женщина в черном платке сотворяла «метания», затем опустилась ниц и прижалась лбом к затоптанной домотканой дорожке. Иконы бликовали, и Ирке казалось, что они одобрительно ей подмигивают, поэтому первым делом попросила слипшимися губами за маму. На клиросе пели, и одна песня плавно перетекала в другую. Врата еще были закрытыми, и немилосердно хотелось пить.

Крестил ее старенький батюшка по имени Иоанн, тугой на одно ухо. Он постоянно поворачивался ухом здоровым и казалось, что служит исключительно левой стороной. После таинства пригласил на праздничный обед, и не евшая с самого утра Ирка за обе щеки уплетала гороховую кашу, архиерейские котлеты и овсяный кисель. Затем сыто икнула, прислонилась к бабушкиному плечу и уснула прямо за столом.

Привет, моя Морковка!

Поздравляю тебя с наступающим Новым годом и желаю, чтобы ты всегда была здоровенькой и веселой.

У меня все замечательно. Вчера наряжали комнату снежинками, и как оказалось, еще только две женщины умеют их вырезать. Пришлось учить и ажурным, и шестиконечным. А помнишь, как мы перед праздником делали цепочные гирлянды и пекли пряники в виде елок? Ты тогда еще воровала тесто и наминала его, прячась под столом.

На территории началось строительство церкви. Собираются ее освятить в честь иконы «Неупиваемая чаша». Буду ходить в храм только с одной целью – поставить свечечки за тебя.

Высылаю две теплые шапочки, варежки и шарфик. Носи с удовольствием. Слушайся бабушку.

Аллюр[23]23
  Аллюр – крим., жарг., здравствуй, привет.


[Закрыть]!

У меня все чин-чинарем. Тружусь и настраиваюсь на здоровый образ жизни. Здесь считается, что чем больше работаешь, тем меньше времени и сил остается на мысль о стакане. Наивные. После их унизительных проверок выпить сам бог велел. Иногда нас раздевают донага и заставляют приседать. Боятся, наверное, что отберем у государства катушку ниток, наперсток или сантиметровую ленту.

Тут все живут по понятиям. Бабы женятся друг на дружке в прямом смысле. Сперва идут ухаживания. Тетки, возомнившие себя мужиками, коротко стригутся, щеголяют в мужских семейных трусах и ходят вразвалочку, будто между ног – банан[24]24
  Банан – жарг., мужской половой член.


[Закрыть]. Задаривают подарками, а потом завешивают койки простынями на манер купе, и такое творят! Стоны, сетки ходуном. А бывает так вмажут, что могут исполнить ансамбль сосулек[25]25
  Ансамбль сосулек – крим., жарг., группа женщин, занимающихся оральным сексом.


[Закрыть]. Сексом здесь занимаются без стеснения. Ведь собаки у дороги тоже не прячутся, делая свои дела. Тогда почему люди должны? Вот некоторые бабы и спариваются на виду у всех. А какие здесь сцены ревности! Стоит «жене» с кем-то заговорить, за нож хватаются. Бьют окна и осколками режут лица.

Кстати, тут за мной ухаживает Клава. Так что, может, вернусь не одна.

Как ни крути, мы изгои. Никому не нужные – ни государству, ни своим семьям. Многим бабам просто некуда деться. Ни работы, ни собственного угла. Они выходят на свободу, крутятся как могут, а потом опять по накатанной. Пьют, воруют, бакланят[26]26
  Бакланить – крим., жарг., дебоширить, хулиганить.


[Закрыть]. Поэтому приходится закаляться и сбиваться в стаи. Справа от меня – койка Зинки-акробатки. Все грабежи совершала через форточку. Гибче змеи, зараза. Ей все завидуют. Представляешь, дочку у нее отобрали еще крохой. И шести месяцев не исполнилось. Растили ее дед с бабкой. Зинка то сидела, то лечилась трудом в ЛТП. К ребенку ни ногой. И вот малая подросла, выучилась на медсестру и стала наведываться к мамке. То мармелад ей привезет, то орехов, то деньжат подбросит. Поэтому верю, что никто не настроит Ирку против меня. Доченька вырастет хорошим человеком и не оставит мамку в беде.